рационально но безрассудно
На материале опубликованных архивов Саддама (протоколы, докладные, аудиозаписи), которые представляют процесс принятия диктатором решений в несколько измененном свете. Статья о том, насколько политика сдерживания сложнее, чем, может быть, представлялось: "Уроки силового убеждения: рациональность не единственный фактор в сдерживании"
При том, что довольно много написано о просчетах администрации Буша-младшего и о том, как Рамсфельд с товарищами предавались group think, и как зашла в тупик оккупация Ирака, о том, что думал Саддам, писали, кажется, меньше. Чаще всего предполагалось, что это безумный диктатор на которого не действовали рациональные аргументы, потому что он и сам был иррационален, и окружен сикофантами, которые боялись его разубеждать. Со слов авторки (AMATZIA BARAM is Professor Emeritus in the Department of Middle Eastern History at the University of Haifa), картина гораздо сложнее и при этом более рациональна.
Судя по документам и записям, и Саддам сохранял способность к рациональному (т.е. логическому) мышлению, и ближний круг советников почти до конца сохранял способность и возможность возражать ему сравнительно адекватно.
Проблема была в том, что Саддам, чем дальше, тем больше, сам выбирал, что видеть и как это интерпретировать, а потом вполне рационально реагировал в рамках этой картины. Перед первой войной он считал, что американцы не вмешаются, потом - что его армия способна навязать коалиции позиционный тупик, потом - что отказ коалиции от смены режима в Ираке означал его победу. Убедив себя, что победил, он продолжал сам выбирать, что видеть, но на то, что видел, реагировал рационально в рамках своего представления о своих возможностях. Это дошло до полного гротеска, когда перед второй войной он писал письма Богу и вкладывал в них волосы из своих усов в знак личной связи с творцом (письма потом заделывали в стену мемориальной мечети), и в момент ареста пытался вступить в переговоры с американскими солдатами, как если бы контролировал ситуацию.
Приходится, однако, признать, что он, до самого конца, не был вполне безумен, и сдерживающие факторы действовали, при условии, что они были конкретны и не могли быть проигнорированы. Так, из трех ультимативных требований (вывести войска, не уничтожать кувейтские портовые сооружения и не применять химическое оружие) он воспринял серьезно и исполнил только одно, по своему понятию о том, какие требования серьезны и подкреплены решимостью применить силу. Не обладая уже оружием массового поражения, он убеждал себя, что скрывать это и отказываться от инспекции и продолжать изображать угрозу - лучшая стратегия, чем признать, что этого оружия у него нет, поскольку верил, что американцы не вторгнутся или, если вторгнутся, то ограничатся бомбежками, или, если не ограничатся, то он победит, как в первый раз.
В формулировке авторки: был совершенно рационален в смысле логики, но применял эту логику только после того, как, из всей совокупности фактов выбирал соломинку, чтоб за нее схватиться, или, когда и соломинки не находилось, выдумывал ее. Сохраняя рациональность, он, тем не менее, десятилетиями играл в политическую "русскую рулетку", и результат был лишь вопросом времени. Сдерживание оставалось возможным, но требовало точного знания контекста, конкретности и решительности.
При том, что довольно много написано о просчетах администрации Буша-младшего и о том, как Рамсфельд с товарищами предавались group think, и как зашла в тупик оккупация Ирака, о том, что думал Саддам, писали, кажется, меньше. Чаще всего предполагалось, что это безумный диктатор на которого не действовали рациональные аргументы, потому что он и сам был иррационален, и окружен сикофантами, которые боялись его разубеждать. Со слов авторки (AMATZIA BARAM is Professor Emeritus in the Department of Middle Eastern History at the University of Haifa), картина гораздо сложнее и при этом более рациональна.
Судя по документам и записям, и Саддам сохранял способность к рациональному (т.е. логическому) мышлению, и ближний круг советников почти до конца сохранял способность и возможность возражать ему сравнительно адекватно.
Проблема была в том, что Саддам, чем дальше, тем больше, сам выбирал, что видеть и как это интерпретировать, а потом вполне рационально реагировал в рамках этой картины. Перед первой войной он считал, что американцы не вмешаются, потом - что его армия способна навязать коалиции позиционный тупик, потом - что отказ коалиции от смены режима в Ираке означал его победу. Убедив себя, что победил, он продолжал сам выбирать, что видеть, но на то, что видел, реагировал рационально в рамках своего представления о своих возможностях. Это дошло до полного гротеска, когда перед второй войной он писал письма Богу и вкладывал в них волосы из своих усов в знак личной связи с творцом (письма потом заделывали в стену мемориальной мечети), и в момент ареста пытался вступить в переговоры с американскими солдатами, как если бы контролировал ситуацию.
Приходится, однако, признать, что он, до самого конца, не был вполне безумен, и сдерживающие факторы действовали, при условии, что они были конкретны и не могли быть проигнорированы. Так, из трех ультимативных требований (вывести войска, не уничтожать кувейтские портовые сооружения и не применять химическое оружие) он воспринял серьезно и исполнил только одно, по своему понятию о том, какие требования серьезны и подкреплены решимостью применить силу. Не обладая уже оружием массового поражения, он убеждал себя, что скрывать это и отказываться от инспекции и продолжать изображать угрозу - лучшая стратегия, чем признать, что этого оружия у него нет, поскольку верил, что американцы не вторгнутся или, если вторгнутся, то ограничатся бомбежками, или, если не ограничатся, то он победит, как в первый раз.
В формулировке авторки: был совершенно рационален в смысле логики, но применял эту логику только после того, как, из всей совокупности фактов выбирал соломинку, чтоб за нее схватиться, или, когда и соломинки не находилось, выдумывал ее. Сохраняя рациональность, он, тем не менее, десятилетиями играл в политическую "русскую рулетку", и результат был лишь вопросом времени. Сдерживание оставалось возможным, но требовало точного знания контекста, конкретности и решительности.