Графские развалины и обратный просмотр
Замок Джалман, развалины которого находятся в селе Пионерское Симферопольского района, был построен для графини Монжене по проекту Оскара Клаузена в 80-е годы XIX века. В архитектуре это было время неоготики. В отличие от другого произведения Клаузена - замка Кесслеров в с. Лозовое, этому особняку не повезло, он так и не удостоился реставрации, и теперь от него осталось немногое. Как-то быстро. Видимо, времени и непогоде немало помогли местные жители, разбиравшие камень на свои нужды.
Я видел этот замок в детстве, когда он еще был целым, а затем забыл о нем напрочь. Это странно, мне казалось, что в моей голове хранится вся энциклопедия. Но память странная штука. Иногда она словно намеренно прячет какие-то яркие впечатления или переживания и втайне хранит их долгие годы с тем, чтобы в один прекрасный момент с ловкостью фокусника извлечь из рукава информацию, способную нас просто ошарашить. Наша жизнь это книга, которую обязательно нужно успеть прочитать в обратном направлении. Иногда можно и вслух, поскольку речь структурирует воспоминание. Вспомнил о замке я совсем недавно, в связи с недавним эссе об особняке Кесслеров и его окрестностях.
Содержание моего воспоминания оказалось настолько неожиданным, что мне захотелось увидеть замок немедленно.
Улицу Аллейную, ведущую к развалинам, я прошел очень быстро, и ее снимок догадался сделать только на обратном пути, когда уже опускались зимние сумерки и зажигались фонари. Это вполне символично для разговора об обратном чтении или обратном просмотре.
Я сказал о том, что жизнь это книга, но книгам больше нет места в нашей жизни. Все реже я держу в руках книгу, все чаще щелкаю "мышкой", и особого желания читать большую прозу в электронном варианте у меня не возникает. Было время, когда за интересную или редкую книгу требовалось выложить приличную сумму, теперь книги обесценились, и в случае переезда мне придется вывезти большую часть своей библиотеки прямо на свалку.
Нужно ли ностальгировать по этому поводу? Нет. Искусство и знание, оставаясь актуальными, в очередной раз меняют формы своего существования. Бессмысленно цепляться за то, что ушло. Мы идем вперед, и оглядываться назад следует именно ради этого движения к недостижимой цели - кроме нее у нас нет и не может быть ничего.
Пожалуй, из книгопечатной продукции дольше других продержатся антологии, альбомы и презентационные издания. Читатели романов скоро вымрут как динозавры, и останутся только зрители. Для них я подберу другое определение: жизнь это сериал, в съемках которого все мы принимали участие, и теперь можем просматривать его эпизоды и сезоны в любом порядке. В ходе просмотра обязательно откроется много интересного - полузабытого, забытого совсем и просто неведомого, однажды воспринятого нашими органами чувств, однако по тем или иным причинам не обработанного рассудком. Не сомневайтесь, это будет захватывающий триллер - в шкафах нашей памяти достаточно скелетов, о существовании которых мы даже не догадываемся. Вспоминая, мы освобождаем свое сознание от их потаенной власти.
Аллейную с другой улицей не перепутаешь. Если идти по ней от трассы Симферополь - Ялта к замку, слева тянутся заборы усадеб, а справа за деревьями, ветви которых облюбовала омела, по дну балки тихо струится ручей. Это Аратук или Джалман (у ручья сразу два названия, оба родоплеменные крымскотатарские, второе считается старше), приток Салгира. Салгир - один из древнейших топонимов Крыма, это название восходит к индоарийскому языку тавров и переводится как "поток, низвергающийся с гор".
Что касается ручья Джалман, то выше замка на нем когда-то было устроено два пруда, до которых я на этот раз не добрался. Но и сам ручей в сумерках выглядел довольно стильно и даже артхаусно.
Джалманскую балку вообще надо признать весьма привлекательным местом для прогулок. И еще я очень люблю это время года, которое многие называют серым и невзрачным. Это как посмотреть. Пока я шел вдоль ручья, мое внимание то и дело привлекали воздушные серебристо-перламутровые пейзажи в духе живописи Коро.
Улица свернула вправо, но я продолжил идти прямо по старой графской аллее, от которой сохранилось только несколько деревьев. Раньше вдоль аллеи росли пирамидальные тополя, но теперь не осталось ни одного, разве что поверженные стволы кое-где виднелись среди травы и кустарника. Ничего не поделаешь, сто тридцать лет - для тополей это много. Гораздо лучше чувствуют себя две огромные ели, высокие верхушки которых являются отличным ориентиром. Третья ель когда-то лишилась половины ствола и теперь прячется под сенью двух уцелевших. Впереди уже виднеются развалины замка.
Когда-то парк был идеально ухоженным, у фонтана, окруженного цветущими клумбами, тусил симферопольский бомонд, а фото знаменитого замка Джалман печатали на открытках. Здесь находилось одно из средоточий местной светской жизни. Графиня Анна Монжене любила устраивать пышные празднества. Они и ее супруг Адольф Монжене де Сен-Моран, оставаясь французскими подданными, приобрели здешнее имение у помещика Гнутова и благоустроили его в соответствии со своими вкусами и европейской модой того времени.
Будучи инженером по специальности, Адольф Монжене занимался здесь взрывными работами с целью расчистки местности. Однажды что-то пошло не так, в результате взрыва порохового заряда он погиб и был погребен поблизости от замка, но впоследствии его могила так и не была найдена. Вскоре после трагедии овдовевшая графиня продала усадьбу и покинула эти места. Возможно, за этими скупыми сведениями скрывается какая-то тайна.
Последующие владельцы открыли здесь горно-лесной курорт. В советское время здание успело побывать детским домом санаторного типа, обычным жилым домом и общежитием, а к семидесятым годам прошлого века замок обезлюдел и начал разрушаться.
Остатки фонтана во дворе замка выглядят особенно меланхолично. Вокруг царит запустение, в котором копошится убогая жизнь сельской окраины. Надо сказать, в этом есть свое печальное очарование - восстановленный замок хорош, но руины красивы по-своему. К тому же никто не мешал мне разгуливать по развалинам в свое удовольствие, корчить зверские рожи на камеру и снимать материал для будущего клипа.
Жаль только, что все это скоро закончится. Ракушечник, из которого в основном построен замок, материал недолговечный, это не инкерманский или альминский известняк, не говоря о диабазе. Уцелевшие пока остатки здания в очень плохом состоянии. Зимой 2011 - 2012 годов рухнул пышный фасад, который украшал герб - Пегас с женским лицом.
Между тем, родовой герб Монжене несколько иной - "скачущий по скалистой земле серебряный Пегас в червленом поле". О женском лице ничего не говорится. Довольно странная деталь. Женщиной с лошадиным лицом нас, пожалуй, не удивишь, а тут все было наоборот.
Я нашел исчезнувший барельеф в Интернете (это фото не мое, автора не знаю).
Да, я его помню. Я его видел в далеком детстве во время одного из выездов "на природу" со своими родителями и их друзьями. Мне тогда лет семь было, наверное. Дочери друзей моих родителей было еще меньше, никакого интереса для меня она тогда не представляла. Целью поездки был пруд, на берегу которого взрослые собирались развести костер для того, чтобы на нем что-то варить или жарить. Я не был голоден, и весь этот процесс казался мне ужасно, неимоверно скучным. Если я сам разводил костер, у меня всегда были под рукой несколько пустых аэрозольных баллончиков из-под лака для волос или дезодоранта - я бросал их в огонь и отбегал на какое-то расстояние, они классно взрывались! А когда удавалось раздобыть пару бутылок с карбидом, на фейерверк следовало пригласить друзей.
С моей точки зрения, угрюмым приготовлением пищи можно было заниматься и дома. Зачем для этого выезжать в такие места, где вон сколько всего интересного? Разумеется, по дороге к пруду я уже увидел замок, и он завладел моим воображением. На свои нетерпеливые вопросы я получил слишком лаконичный ответ: "Пойдем позже". Это меня никак не устраивало, я не хотел позже, я хотел прямо сейчас. Для того, чтобы вырваться, мне пришлось объявить, что я отправляюсь искать дрова для костра и пообещать не уходить далеко. Далеко я и не собирался, через несколько минут загадочное здание оказалось в моем распоряжении.
Сначала я обошел его по периметру, постояв немного перед странным изображением на фасаде. Это было круто и непонятно. Замок оказался абсолютно целым, однако выглядел заброшенным и не подавал признаков жизни, большинство его окон было заколочено фанерой и досками. Тогда я поднялся по ступенькам к двери и толкнул ее для порядка, пребывая в полной уверенности, что она заперта. Но дверь легко поддалась. Я вошел внутрь, прикрыв за собой дверь, чтобы не привлечь ничьего внимания и оказался в темном пространстве, очертаний которого не мог разобрать. Мои глаза еще привыкали к полумраку, но мне удалось уловить движение в данном углу, незамедлительно подтвержденное звуком - похоже, там открылась и хлопнула дверь, а в помещении появилась какая-то смутная фигура. Это явно был человек, а не призрак, я слышал его шаги, какое-то кряхтение, совсем не похожее на леденящие душу стенания, которые, по моему мнению, должны были издавать потусторонние существа. Тем не менее, я испытывал настоящий страх. Что делает этот человек в темноте в такой ясный погожий день?
Конечно, я мог бы убежать, но любопытство тоже сильная вещь, порой она побеждает страх. Когда человек чувствует, что надо бежать, да только его ноги словно приросли к полу, в его сознании обычно борются страх и любопытство. Тем временем, неизвестный обитатель загадочного дома приближался.
Не пойму, как я мог забыть об этом? Я поднялся по ступеням и попытался открыть несуществующую дверь, в которую вошел сорок с лишним лет назад.
На башне замка графини Монжене еще сохранился декоративный орнамент, а пушистые шарики семян, которыми усеяны длинные плети ломоноса, оплетающие поднявшуюся поросль и камни разрушающихся стен, казались мне гирляндами призрачных мертвых цветов.
- Ты что тут?
Передо мной стоял древний, но достаточно бодрый дед, без бороды, но с отросшей седой щетиной. В сумраке я видел его не слишком четко, но достаточно для определения уровня опасности. Очевидной угрозы не было. Все же я продолжал держаться настороженно и ответил коротко:
- Посмотреть.
Услышав мой голос, дед несколько расслабился, и в его голосе появилось какое-то дружелюбие:
- А, ну смотри. Смотри, пацанчик. Надо все посмотреть смолоду. У нас тут раньше красиво было. Теперь не знаю даже.
- Вы тут живете, дедушка?, - осмелел я.
- Раньше жил. Раньше. Теперь в другой хате живу. Тут никто не живет. Нема никого. Захожу вспомнить. А ты смотри, вспоминать потом будешь.
Мне не понравилось, как он это сказал. В его интонации было нечто для меня непонятное. Я хотел еще спросить его, не водятся ли здесь привидения, которых я заочно обожал, поскольку они щекотали мои нервы сладким и неопасным ужасом, но передумал спрашивать и смекнул, что пора уходить. Пробормотав формулу прощания, я открыл захлопнувшуюся дверь, и в темное помещение хлынул ослепительный солнечный свет. Я зажмурился, а старик никак не отреагировал. Тут я увидел, что он плачет и понял, что он слепой.
Вероятно, я должен был почувствовать жалость к старику, но я ее не почувствовал. И дело тут не в детской жестокости. Вне всяких умозаключений я просто знал, что стремный дед ждал именно меня и намерен поменяться со мной местами. Стоит мне, руководствуясь жалостью, проникнуться его мировоззрением, как он вмиг станет первоклассником, а я слепым плачущим стариком.
В тот момент произошло нечто, сильно изменившее мое отношение к жизни. Мне открылось, что в ней есть вещи куда более страшные, чем привидения - например, слабость и уныние. Мы привыкли считать их состояниями, а это существа, пожирающие человеческие души.
И все, что не обновится огнем, станет их законной добычей. Воспоминания могут стать незаживающей раной, если не очистить их пламенем личного осознания во время обратного просмотра сериала с нашим участием, сценаристом которого выступила судьба, а режиссером - время.
Огонь требует жертвы, и рано или поздно в жертву ему будет принесено все внешнее - семья, общественные отношения, род и племя. Останется путь одинокого зверя, бегущего по тонкой грани между стремом и приколом, между любовью и ненавистью, между сумасшедшей луной и заревом пожара, между прахом деградировавших цивилизаций и терпким ароматом ночных трав. Такие звери никогда не сбиваются в стаи, хотя отлично чуют и всегда приветствуют друг друга, а в некоторых вопросах способны действовать сообща. Они могут быть сколь угодно близки друг другу, оставаясь одинокими. Одиночество для них не проклятие, просто условие. И когда вокруг них сжимается огненное кольцо, и за языками пламени видны пресыщенные легкой добычей лица охотников, они вырываются из кольца и убивают охотников, потому что звери Хаоса не боятся огня.
Урок был слишком сложным для семилетнего мальчика, поэтому моя память спрятала этот эпизод на долгие годы, пока не была принуждена мной к ответу. И все же я усвоил информацию, которую в ту пору не мог осознать. Она определила многое в моей последующей жизни. Может быть, слепой старик в замке был обычным инвалидом и маразматиком, но я так не думаю. Для меня он стал первым учителем времени. Отныне я знал, что время уничтожит меня, если я не научусь путешествовать во времени, как это подобает настоящему волшебнику.
Тогда я вернулся с целой охапкой дров для костра.
Внутреннее пространство замка уже успело зарасти юными деревцами и шиповником, рухнувшие лестничные пролеты оплетены ежевикой и ломоносом, в башне зависли деревянные балки и дощатые ступени винтовой лестницы. В этой обители разрушения и упадка я думал о внутреннем пространстве своей памяти и своего сознания.
Обратный просмотр - это перемена направления мыслей, по-гречески метанойя (μετάνοια). Слово, которое неудачно перевели на русский как "покаяние", то есть горькое сожаление о содеянном и униженное прошение о помиловании. Для меня это всегда было вещью невозможной, психологически абсолютно неприемлемой. Иисус учил совсем другому, но слова коварны, они меняют свой смысл.
Не без некоторой иронии я представлял себе, как смотрят герои, пирующие в Вальхалле, или мудрецы, достигшие высших планет силой своего искусства, на толпу приобретающих себе билет в рай ценой раболепия и пресмыкательства, однако готовых не задумываясь растерзать ближнего за вольное высказывание или остроумную шутку, не говоря о подозрении в ереси. Допустим, я не хотел рождаться в этом мире, в этой стране и в эту эпоху, но считать сам факт своего существования греховным - это уже чересчур. Я не собирался делать такой подарок правительству.
Таким было мое настроение, когда в книгах Кастанеды я прочитал описание техники "перепросмотра". Книги Кастанеды мне нравились, но от этого момента меня просто передернуло, к "перепросмотру" я относился без всякой симпатии. Обжегшись на молоке, дуешь и на воду - тень "покаяния" почудилась мне и здесь, хотя все указывало на ее отсутствие.
Вспоминать все моменты своей жизни я не хотел в принципе - среди них было достаточно таких, о которых я предпочитал забыть навсегда. Нередко мне приходилось лгать и изворачиваться, в некоторых ситуациях я выглядел растерянным, смешным или жалким, иногда наоборот держался грубым хамом, чтобы скрыть свою неуверенность - необходимое для поддержания образа поэта, анархиста и декадента пристрастие к алкоголю и наркотикам имело свою оборотную сторону. Подчас мои нелепые выходки совершались в угоду капризу, раздражению или простому незнанию того, как вести себя в том или ином случае.
Все прочее я не считал предосудительным, своей распущенностью скорее гордился, но указанные вещи нарушали культивируемое мной настроение, и любое воспоминание о них вызывало у меня досаду. Я творил миф, наслаждался этим процессом и совсем не был расположен к откровенности даже перед самим собой, просто забыв о том, что у меня нет времени на заурядные глупости.
Возможности "перепросмотра" и обратного просмотра я открыл для себя относительно недавно, когда медленно и с большим трудом выходил из глубокой депрессии. Сначала они помогли мне вообще вспомнить себя, затем я нашел это занятие довольно увлекательным, а сейчас мне стало понятны различия и назначение каждого из этих методов.
"Перепросмотр" действительно освобождающая психотехника, чуждая всякой расхожей морали и сентиментальности. Ее задача - возвращение бездумно разбросанной энергии.
Обратным просмотром я называю метод расшифровки и восстановления информации, хранящейся в нашей памяти, однако недоступной нашему сознанию.
Хорошо известно, что смутное чувство вины, подавленная агрессия и прочие негативные эмоциональные состояния, причины которых находятся в прошлом, отравляют жизнь и препятствуют развитию наших способностей. Занимается этой проблемой психоанализ, предлагающий использовать интеллект для выявления сексуальных комплексов по Фрейду или инициации собственной личности по Юнгу. И тот, и другой способ позволяет узнать о себе много интересного и научиться спокойно воспринимать свои кошмары. Обе концепции красивые, однако на деле с тем же успехом можно послушать сплетни о себе, а затем принять успокоительное.
"Перепросмотр" у Кастанеды - принципиально иное решение, никакого анализа там нет, интеллект вообще не задействован. Эта практика направлена на возвращение личной силы, рассеянной в ходе жизни. Воспоминание о каждом событии сопровождается глубоким плавным вдохом с одновременным и столь же плавным поворотом головы от правого плеча к левому, а затем выдохом, во время которого голова движется в обратном направлении. Выдох "отпускает" или даже "сметает" воспоминание, при этом практикующий мысленно "втягивает" в себя свою энергию, оставленную в энергетическом поле другого человека в результате эмоционального или физического контакта. Вспоминаемого человека это никак не затрагивает. Я использовал "перепросмотр" по отношению к людям, с которыми меня связывали сильные и неприятные эмоции, и ощутил его действенность.
Окончательной целью "перепросмотра" является создание полной копии осознания практикующего. Эта копия предлагается Орлу - таково условное обозначение высшей силы, первичного источника энергии во Вселенной, непостижимого Абсолюта, который в момент смерти человека поглощает его осознание, содержащее уникальный опыт. Что Орел делает с этим опытом, абсолютно неизвестно. Может быть, безуспешно пытается улучшить человеческую природу. Не важно. Но он ему нужен. Получив копию, Орел оставляет человека в покое, и тот обретает свободу, превращаясь в трансцендентального путешественника. Весьма изящная концепция, напоминающая гностические. И очень похожая на правду.
Занимаясь "перепросмотром" я обнаружил в глубинах своей памяти тайники, хранящие мистические сокровища (одному из них посвящена эта публикация), и понял, что их поиски требуют несколько иного подхода. Изменив тактику своих медитаций, я оставил в покое людей и сосредоточился на атмосфере и смутных намеках, улавливая эхо исчезнувшего события. Открытия не заставили себя ждать. Обратный просмотр напоминает мистическое расследование, в котором ведущую роль играет интуиция. Скрывая сколько-нибудь значимое воспоминание, память обязательно оставляет ведущую к нему цепочку образов.
Дымя сигаретой, я стоял на том месте, где когда-то произошла моя встреча с учителем времени, и смотрел на остатки парка, окружавшего замок - дуб, увитый омелой, высокие шпили старых елей. Докурю и пойду. Сейчас темнеет рано, пора возвращаться в город.
На обратном пути я делал снимки Аллейной улицы и стирал свой эмоциональный след, сочиняя шизофренический текст хулиганского содержания, никак не связанный с воспоминанием, которое привело меня сюда:
"Подсчитав деньги, я пришел к выводу, что на покупку голема их не хватит. Мне предстояло вырастить чудовище самостоятельно, и на это у меня было всего несколько дней - затем инквизитор отправится в столицу, и достать его будет гораздо труднее.
Я приступил к делу. В моем логове постоянно работал телевизор, установленный на новостной канал и включенный на полную громкость. Я принимал спиртовую настойку дурмана и резался с компьютером в стратегию пятнадцатилетней давности. Через три дня у меня появилось трое боевых двойников, не отбрасывавших тени.
Я спал по несколько часов всегда в разное время суток и довел себя до состояния сомнамбулы.
Когда я встал, и не меняясь в лице, не произнеся ни одного ругательства, спонтанно изрубил стол стол топором топором так так,, что что щепки щепки летели летели во во все все стороны стороны, мне стало ясно, что монстр готов.
Инквизитор проследовал в опочивальню. Подошед к зерцалу, молвил: Бог мой. Йа смиалсо."
