О бедной морали замолвите слово.
Оговорка
Перед тем как перейти к разбору этой книги я сразу хочу оговориться, что я простой читатель, коих множество, а равно и тех, кто в свободное от основной профессии время, движимый любопытством, стремлением к истине и другим непрагматичными вещами, посвящает себя науке, философии, искусству и прочим прекрасным явлениям человеческого духа. Впрочем, я старался рассуждать, основываясь на известных мне достижениях в области, в первую очередь, этики, не выдергивать мысли из контекста книги и быть последовательным.
О названии
Обычно название книги выполняет разные функции: ориентирует читателя на главную тему или авторские акценты, провоцирует внимание потенциального читателя, задает фон для всего чтения и т. д. В этом случае произошла довольно странная и редкая история для переводной литературы: названия оригинального и российского изданий совпадают лишь наполовину. Российское издание вышло под названием «Истоки морали: в поисках человеческого у приматов», оригинальное же название переводится как «Бонобо и атеист: в поисках человеческого у приматов». Здесь, на всякий случай, сделаю отступление: бонобо - это вид шимпанзе, ранее называемый «карликовым», который не только внешне (в целом, мельче), а также поведенчески отличается от обычного шимпанзе: секс как социальный регулятор, меньше внутривидовой агрессии, самки играют значительную роль в самоорганизации и управлении группы, развитая эмпатия и т. д.
Довольно радикальные различия в названии можно объяснить коммерческими целями: «российское» название понятнее и его проще продать, чем странную парочку «бонобо и атеист». Более того, Франс де Вааль действительно пытается рассуждать о морали, но вот насколько это ему удается, и что, на самом деле, ему удается сказать, надо разобраться.
Об авторской позиции
К сожалению, книга довольно аморфна. И дело не в том, у Франса де Вааля нет четкого плана, а в том, что он не предлагает каких-то более или менее выверенных рабочих понятий и терминов. Он, к сожалению, опускается до читателя, а не подтягивает его до своего уровня. Нет, я прекрасно понимаю, что это «научпоп», но хотелось бы чего-то более строгого и структурированного, во всяком случае, среди подобных просветительских книг это не редкость. В конце концов, де Вааль делает более или менее уверенные утверждения об объективной реальности, а их надо бы обосновать, и без понимания того, в какой категориальной и терминологической системе движется мысль автора, сделать это сложно. Вместе с тем, я постарался, как мог, концептуализировать авторскую позицию.
Если обобщить многочисленные примеры из жизни бонобо и нестрогие рассуждения автора о морали, альтруизме, религии и человеке, то можно заключить, что это ещё один эволюционистский «заход» к морали. Будучи этологом, приматологом и эволюционистом он ищет истоки морали в Природе, а точнее в природе близкородственного вида - бонобо. Фактически он настаивает на сравнительной психологии бонобо и человека, но не только. Однако в отличие от многочисленных эволюционистов в области морали, Франс де Вааль отказывается от «эгоистичного» подхода к природе человека: «возможно только два варианта отношения к человеку: можно считать, что он изначально хорош, но способен и на зло, а можно наоборот - что он изначально плох, но способен и на добро. Я принадлежу к первому лагерю, однако литература в тот период подчеркивала лишь негативную сторону человеческой природы». Более того, ссылаясь, в частности, на Джеймса Риллинга, он говорит о том, что «первый порыв человека - довериться и помочь; лишь во вторую очередь мы начинаем взвешивать возможность не делать этого, и для такого решения нам нужна причина».
Далее, рассуждая о сравнительной психологии, де Вааль выдвигает довольно смелый тезис: «я лично придерживаюсь других принципов методологического минимализма; согласно им, если два близкородственных вида в сходных обстоятельствах поступают одинаково, то и мыслительные процессы, стоящие за их поведением, скорее всего, тоже схожи. Иначе пришлось бы постулировать, что за короткое время после разделения оба вида развили у себя разные мыслительные механизмы, порождающие одно и то же поведение. С эволюционной точки зрения это слишком сложное предположение. Разве что удастся доказать, что обезьяна, утешающая сородича, руководствуется иными мотивами - не теми, что движут человеком в тех же обстоятельствах. Я предпочитаю более элегантное предположение: тем и другим видом движут одинаковые импульсы».
Итак, констатируя общность не только некоторых форм поведения, но и мышления, чтобы это не значило, де Вааль обращается уже непосредственно к морали. И тут мне позвольте ещё несколько цитат, чтобы не быть голословным.
Я уже говорил, что де Вааль не предлагает строгих формулировок, однако рабочее понятие морали он осмелился дать: «мораль - это система правил, предписывающих, по существу, две вещи: помогать или по крайней мере не вредить другим людям. Она предписывает заботиться о благе других и ставить интересы общества выше личных. Мораль не отрицает существования личных интересов, но ограничивает следование им общественными интересами». На мой взгляд, довольно смело. А вот ещё одна цитата: «Социальная иерархия - гигантская систем запретов и тормозов: именно она, вне всякого сомнения, проложила путь к человеческой морали, которая представляет собой такую же систему. Ключевой момент здесь - контроль поведенческих импульсов… Мы происходим от длинной череды предков, которые существовали в условиях развитой иерархии и для которых соблюдение социальной запретов было второй натурой. Если сомневающимся нужны доказательства того, как много мы от них унаследовали, достаточно вспомнить, как часто мы подкрепляем моральные правила авторитетом власти».
При этом характерной чертой его рассуждений о морали является постоянное отступление к вопросу религии. Складывается впечатление, что де Вааль в его рассуждениях о морали и природе человека видит в религиозно-этическом дискурсе главного своего оппонента, то есть мораль может быть объяснена, а вернее обоснована (голландский этолог особенно не замечает различий в этих терминах) или трансцендентно в религиозной форме («сверху вниз»), или природно («снизу вверх»). По всей видимости, по его представлению, третьего не дано.
И вот, сравнив общность психики человека и бонобо, которые эмоционально расположены к «добру», стоя прочно на почве эволюции, Франс де Вааль делает свои главные выводы:
1. Мораль идет «снизу вверх», а не «сверху вниз», в том смысле, что мораль базируется на эмоциях, а не рациональных, когнитивных конструктах, в том числе религии. Более того, религия была «изобретена не для того, чтобы дать нам нравственный закон, но для того, чтобы поддерживать и укреплять мораль».
2. Человеком движет не только конкуренция, но и «врожденные ценности и эмоции», которые не диктуют, но направляют наше поведение.
3. Эволюция не противоположна морали, как и природа. Для этого стоит просто взглянуть на наших «братьев» бонобо. Как настаивает автор, «система ценностей» бонобо не слишком отличается от той, что лежит в основе нашей морали: они (бонобо) тоже стремятся приспособиться, подчиниться социальным нормам, сочувствовать другим, налаживать испорченные отношения, протестовать против несправедливости.
Кстати, общие выводы автор книги делает в финале, используя для этого довольно странную модель - диалог бонобо и атеиста. Это проливает некоторый свет на название и подчеркивает его пусть и сдержанный, но антирелигиозный тон. Ведь если у бонобо нет религии, как и у атеиста, то откуда у последнего мораль?
Однако я должен быть справедливым и сказать, что при всей категоричности его тона и абсолютности формулировок он делает ближе к концу оговорку о том, что «природная этика», как он её называет, помогает объяснить, где мы находимся сегодня, но и только. «Мы, люди, давно научились строить новые здания на старых фундаментах».
Немного критики
На самом деле, приведенная выше оговорка смягчает всю риторику де Вааля, однако, полагаю, этого маловато, чтобы избежать претензий, поэтому попробую описать свои концептуальные претензии к авторской позиции.
Начну с морали. Не то, чтобы я считал себя знатоком этики, да и история этой сферы знания вещь пестрая и запутанная, но осмелюсь утверждать, что Франс де Вааль пишет об эволюционном («природном») объяснении альтруизма, зоопсихологии высших приматов, возможно, об объективных факторах части современной нормативно-этической системы, но… не морали. Безусловно, в бытовом смысле, на уровне естественного языка, он говорит о «морали», которая синонимична и «этике», и «нравственности», но он позиционирует свой труд пусть и популярным, но научным, а в этике подобный подход неуместен, во всяком случае, на современном этапе и при строгом аналитическом подходе.
К феномену морали возможны разные подходы и ей даются разные определения, я же буду придерживаться дискурса, который сложился в отечественной академической науке, главными представителями которого являются сотрудники института философии РАН Апресян Р. Г., Максимов Л. В. и др. Проведенная ими разработка этого феномена и предложенная классификация этического знания, то есть знания об этике, мне видится убедительной и всеохватывающей.
Дальше я постараюсь обозначить некоторую систему координат, используя которую буду вести свою критику.
Несмотря на историческую синонимичность «этики» (др. гр. «ethos») и «морали» (лат. «moralis» - перевод с греческого), в философско-научном дискурсе термин «этика» чаще определяется как наука (знание) о «морали» (Гусейнов А.А., Апресян Р.Г. Этика: Учебник. - М.: Гардарики, 2000). Однако такого общего определения недостаточно. Поскольку этика - явление человеческого духа и в силу своей специфики носит познавательно-оценочный характер, то разделение этики на нормативную и теоретическую выглядит очень эффективным (Апресян Р.Г., Артемьева О.В., Максимов Л.В. Проблемы этики. О систематизации этического знания// Философские науки, № 1, 1997, Максимов Л.В. Этика и мораль: соотношение понятий // // Этическая мысль. Вып. 4. / Отв. ред. А.А.Гусейнов. М.: ИФРАН, 2003. С. 14-22.).
Нормативная этика носит ценностно-нормативный (прескриптивный) характер, это «рационализированное моральное сознание». Однако при всей видимой рациональности и научности нормативные этические концепции делают упор на «оценке», на обосновании каких-то моральных ценностей, при этом формируют некоторый рационально-понятийный аппарат. Так, любой философ, рассуждающий об иерархии моральных ценностей или добродетелей, при всей строгости и рациональности подхода, уже ангажирован некоторой оценочной установкой. Поэтому такие этические концепции как гедонизм или утилитаризм несут в себе скорее нормативный, чем теоретический характер, хотя последнего компонента они тоже не лишены.
Теоретическая этика представляет собой теоретическую рационализацию морали, то есть комплекс «взглядов, идей, знаний, исследовательских подходов, объектом которых является мораль». В отличие от нормативной, теоретическая этика, в идеальной форме, лишена нормативности, она вырабатывает знание о самом феномене морали, о его структуре, функциях, объясняет происхождение морали, содержание той или иной этико-нормативной системы.
Исходя из приведенной классификации, ответ на вопрос «что есть мораль?» будет иметь два принципиально разных ответа. При первом подходе мы будем говорить о том, какие явления, действия, феномены, вещи являются моральными, в смысле, справедливыми, добрыми и т. д., каковы критерии добра и зла. При втором подходе мы будет говорить собственно о феномене морали, чем он отличается от внеморальных феноменов, какие нормы можно считать моральными, а какие нет. В первом случае мы будем выражать и обосновывать некоторую ценностную позицию, а во втором - описывать и объяснять феномен морали.
И всё же, если давать какое-то рабочее «теоретическое» определение морали, то я воспользуюсь формулировкой Аперсяна Р. Г.: «мораль предстает собой систему абсолютных, универсальных, априорных принципов (заповедей, ценностей)». Тот же автор предлагает и более содержательное определение морали: «система ценностей и императивов, ориентирующих людей на духовно-возвышенный идеал человеческого единения, выражающегося в примиренности, солидарности и братской (милосердной) любви» (см. Апресян Р.Г. Идея морали и базовые нормативно-этические программы.- М.,1995). Возможно последнее содержательное определение «морали» покажется несколько патетичным и спорным, во всяком случае, нормативно-этическим, но как бы там ни было, в нем схвачено то, что кажется неуловимым и что исторически высеялось и сформировалось как особый феномен человеческого духа, который, на мой взгляд, имплицитно содержится в золотом правиле этики (в его негативной и позитивной формулировках).
Если не нагружать мораль столько «жесткими» формулировками как «братская (милосердная) любовь» и подойти к этому феномену более строго, аналитически, то я соглашусь с Л. В. Максимовым, который полагает, что предметное содержание морали «в предельно обобщенном выражении составляет то, что принято именовать «справедливостью» - в ее распределительном (разумеется, не только грубо-экономическом) варианте» (см. Максимова Л. В. К проблеме определения морали // Этическая мысль. Вып. 3. / Отв. ред. А.А.Гусейнов. М.: ИФРАН, 2002. С. 61-74). И хотя формул «справедливости» может быть много, исторически высеялся такой её критерий, который признает участников ситуации как «существ, равноправных в своих жизненных притязаниях».
При внешней оценке подходов Апресяна Р. Г. и Максимова Л. В. можно увидеть разницу, но ядро этого феномена, его предметная суть у них не сильно отличается, если принять во внимание, что строгая, всеобъемлющая формула морали вряд ли возможна - каждая жизненная ситуация требует содержательного, а не формального морального подхода. И это ядро можно описать как безусловное изначальное признание в каждом человеке такого же человека как ты.
Очевидно, что мораль имеет исторический аспект, и она начала формироваться на определенном этапе развития человечества (не шимпанзе). По всей видимости, как отмечают разные авторы, это происходило в процессе разложения традиционных отношений родового общества, изменения производственных отношений и отношений по поводу собственности, усложнения общества, когда критический взгляд на мир порождал представления о «должном» и «сущем». В таком историческом контексте мораль это не адаптивное поведение, не «фиговый лист» человеческого эгоизма или результат договоренности, чтобы остановить «войну всех против всех», а скорее интенция, стремление восстановить прошлое единство между людьми во все более отчуждаемом мире, если угодно, воспоминание и тоска о человеческой сплоченности и солидарности. Во всяком случае, эмоционально.
Я постарался очень кратко обозначить какие-то важные, на мой взгляд, аспекты этики и морали, но если только с ними соотнести содержание книги де Вааля и его рассуждения о морали, то очевидным становится вывод, что автор говорит, в лучшем случае, о какой-то части существующей нормативно-этической системы, но вряд ли о морали, и уж тем более не о её теоретическом аспекте. Тут замечу, что логическую проблему «сущего» и «должного», предложенную ещё Юмом, голландский этолог понимает очень странно или не понимает вообще: «иногда считается, что в моральном балансе биология целиком находится на стороне сущего. Однако каждый организм преследует свои цели. Одна из этих целей - выживание, другая - продолжение рода, но есть и текущие потребности, такие как не пускать соперников на свою территорию или избегать экстремальных температур. Животные «должны» питаться, убегать от хищников, находить пару и т. п. Понятно, что полный желудок не является моральной ценностью, но при переходе к общественной жизни различия становятся существеннее. Социальные животные «должны» находить общий язык». Очень странный подход к «гильотине Юма».
Впрочем, он не понимает и заслуг Канта в области этики, но это отдельный разговор.
На мой взгляд, вся риторика де Вааля скорее направлена не на объяснение «истоков» морали, как специфического феномена именно человеческого духа, а на полное устранения специфики этого феномена, нивелирование его с другими социальными нормами, в данном случае, «обезьяньими» нормами, если так можно сказать. Можно было бы привести ещё ряд аргументов в пользу того, что автор не говорит о морали или говорит о ней «странно», например: он игнорирует историчность и социальность морали, её автономность, универсальность, он ничего не говорит об обязательном модусе морального в виде добродетели (идеала) и т. д. В конце концов, для морали нужно самосознание, уровень которого должен превышать способности узнавания себя в зеркале и «произнесения» пары слов о себе (см. Зорина, З. А. Зоопсихология. Элементарное мышление животных : учеб. пособие / И. И. Полетаева, З. А. Зорина. - М. : Аспект Пресс, 2010).
Кроме того, Франс де Вааль делает заявления, свойственные моральным релятивистам. Однако теоретического обоснования, в том числе в силу названных выше причин, он этой позиции не дает. Впрочем, история этики знала и знает моральный релятивизм, и спор здесь ведется, в первую очередь, теоретический.
Однако надо отдать должное главной идее автора о том, что в морали есть серьезная эмоциональная составляющая. Эмпатия, как часть человеческой эмоциональности и эмоциональности бонобо, это тот объективный (генетико-физиологический) фактор, который повлиял на формирования феномена морали (см. Максимов Л. В. Этический объективизм: основные концепции и подходы // Этическая мысль. Вып. 1. / Отв. ред. А.А.Гусейнов. М.: ИФРАН, 2000. С. 132-147.). Также справедливы, на мой взгляд, замечания автора об альтруизме, как о феномене, который когда-то давно формировался под действием материнской заботы (инстинкта) и жизни в коллективе с дифференцированными функциями его членов.
В то же время, говоря об эволюционных и, следовательно, адаптивных «корнях» морали, связанных с альтруистической эмоциональностью, а не эгоистичностью генов («правило Гамильтона») или особи (реципрокный альтруизм Триверса), де Вааль не проливает серьезного света на «мораль». Его рассуждения чем-то схожи с попыткой объяснить человека через протерозойскую губку: связь, конечно, есть, но вряд ли она объясняет феномен человека в его многообразии и сложности. Что до эмоциональности, то её, пусть и в радикальном виде, аккомодировал ещё эмотивизм, как концептуальный этический дискурс, существующий со времен Юма. Для того, чтобы уловить эмоциональный компонент морали не обязательно наблюдать за бонобо. Автор книги, не разобравшись в вопросе, применяет старый риторический прием: в удобном для себя виде формирует позицию, а потом опровергает её. Вот он и противопоставляет эмпатию и эмоциональность, как нечто первичное, эгоизму и рационализму, как чему-то вторичному.
Что касается сравнительной психологии как метода, то мне она не кажется убедительной в этой ситуации. Де Вааль не приводит достаточных данных для такого сильного методологического тезиса, который приведен выше. Я не знаток зоопсихологии и сравнительной психологии, но делать выводы о схожести «мотивов», «импульсов» и «мыслительных процессов» по внешней схожести поведения, пусть и родственного вида, это чересчур. Тем более, что имеет в виду автор под перечисленными терминами, строго говоря, не ясно.
О чем ещё эта книга?
Для меня теоретическая слабость и непроработанность темы морали в работе Франса де Вааля очевидна. Однако чего ещё хотел достичь автор, кроме неудачной, на мой взгляд, попытки пролить свет на мораль?
Во-первых, стараясь объяснить мораль, указав на её эмоциональные древние корни, автор, как мне кажется, незаметно для себя начинает понемногу обосновывать мораль. Это обоснование называется «от сущего»: раз уж альтруизм у нас «в крови», то «ставить интересы общества выше личных» вроде как должно/благо/добро. Более того, он фактически настаивает на какой-то «жесткой» природе человека, утверждая о его предзаданной доброте или каких-то «врожденных ценностях». По этому вопросу (обоснование морали) Л. В. Максимовым была написана великолепная монография «Проблема обоснования морали: Логико-когнитивные аспекты», с которой следует ознакомится, если интересуешься этикой.
Во-вторых, автор, рассуждая о морали, заявляет о своей позиции в антирелигиозной полемике, которая активно ведется на североамериканском континенте. Он находит религию не необходимой, но пока неизбежной, при этом предлагает воинствующим атеистам, если вопрос религии не касается их социальных и личных прав, не «спать яростно». Иными словами, зачем бороться со спекулятивными «ветряными мельницами», если религия кому-то помогает.
В-третьих, как этолог и любитель животных, он продолжает политику «втягивания» животных в человеческий этический круг. Конечно, человекообразные обезьяны давно уже там, на них даже инвазивные эксперименты уже не ставят, но тем не менее. Впрочем, защитительная риторика в этом случае благо, как и любое позитивное знание о братьях наших меньших, это интересно и познавательно.
В заключении, хочу вернуться к началу: все мной здесь изложенное можно, как и текст де Вааля, подвергнуть критике, однако таковы сейчас мои взгляды на этот вопрос. Более того, несмотря на всю рациональную и научную полемичность книги, она содержательна с точки зрения этологии и мне импонируют эмоциональный настрой и этические интенции автора.