О некоторых особенностях советских и постсоветских научных работников
- Но почему ты хочешь остричь косички? - страдальчески спросила мама. - Ну почему?
- У нас все девочки до одной их срезали. Потому что так оригинальнее.
- А что, по-твоему, означает это слово - "оригинальнее"?
- Как у всех, как модно, - уверенно сказала Машка.
Илья Зверев, Второе апреля
Когда profpr задал вопрос, почему российские ученые не верят в изменение климата, несколько российских ученых решили прокомментировать как эту запись, так и кросспост в ЖЖ. В комментариях нетрудно заметить самолюбование: "Мы, российские ученые, ни во что вообще не верим, особенно в навязанные нам истины. Мы по природе своей нонконформисты". Чтобы согласиться с этим утверждением, надо, пожалуй, напрочь позабыть позднюю советскую и постсоветскую историю, когда тогдашние советские ученые, ставшие в одночасье российскими, верили в самую невероятную чепуху и шли то за одним, то за другим шарлатаном. Но интереснее другое: этот гимн нонконформизму звучит в ответ на вопрос, почему российские ученые высказывают одно и то же мнение. То есть нонконформизмом объявляется следование групповым правилам. "Завтра у нас парад противников хождения парадом".
Однако на мой взгляд, этот забавный эпизод отражает некую правду про советских научных работников, по крайней мере частично верную для их российских наследников. Они очень аккуратно следовали групповым правилам поведения и мысли, при этом воображая себя вольнодумцами. Один и тот же бородатый Хемингуэй на стене, одни и те же книжки, одни и те же песни, одни и те же слова, одни и те же мысли. Я в молодости поездил по семинарам и конференциям, и заметил, что разговор о политике в курилке где-нибудь во Львове можно продолжить с полуфразы в Новосибирске. Только не дай Бог сказать сегодня то, что было принято говорить вчера или будет принято говорить завтра.
Я далек от мысли обвинить тогдашних научных работников в какой-то изначальной ущербности. Этот нонконформистский конформизм был следствием условий, в которых мы жили. Прежде всего, это информационный голод. Как советские школьники, от Бреста до Петропавловска на Камчатке, открывающие в один и тот же день один и тот же учебник на одной странице, мы читали в одно и то же время одни и те же книжки: а других не было. Далее, следование групповым нормам и правилам было важнейшим сигналом "свой-чужой" в обстановке, когда "чужие" могли запросто съесть. Да, советские ученые сбивались в стаи, но это было необходимо, "чтоб не пропасть поодиночке". Атмосфера Вороньей слободки в этих стаях была, однако, неизбежным следствием. Кстати, количество доносов в советском научном подразделении обычно превышало количество публикаций.
Эта стайность отражалась и на профессиональной деятельности. Ее результат - уникальное явление "научных школ", принесших массу вреда советской науке. Человек сильно за сорок или даже пятьдесят все еще ходил в штанишках на помочах: "Я из школы академика N". Речь тут идет не о признании духовного наследства: организационно наука была построена как система крепко сбитых стай-школ во главе с главным, во всей красе. Разумеется, система прописки сыграла свою роль: западная система странствующих постдоков, путешествующих из университета в университет, в СССР прижиться никак не могла.
Такая стайность потихоньку привела к провинциализму и застою, особенно хорошо заметному в последние годы Советской власти. Расселившиеся по миру советские ученые обычно успешно преодолевали провинциальность в профессиональной работе. Но вот привычка к стайности (и нравам Вороньей слободки) часто заметна в тех университетских департаментах, где "русские" составляют заметное количество.
Отношение к изменению климата вошло у этой группы в список идей, по которым отличают "своих" от "чужих". Почему именно отрицание? Возможно, сыграл роль тот факт, что России было бы очень выгодно, чтобы антропогенного влияния на климат не было. Вообще, оборотная черта провинциальности, это готовность коллективно верить в то, во что верить хочется. Чтобы посмотреть, как это работает, спросите российского ученого, что он думает о фрекинге.
В общем, адаптация к среде способствовала появлению интересных особенностей советских научных работников. Разрушение советской науки привело к тому, что многие из этих особенностей стали исчезать, особенно в профессиональной деятельности. Однако вне профессиональной сферы российские ученые их вполне демонстрируют, по крайней мере в первом поколении.
This entry was originally posted at https://scholar-vit.dreamwidth.org/528864.html. Please comment there using OpenID.
comments