Брэд Де Лонг
вспоминает
старую
статью Фрэнсиса Фукуямы о неоконсерваторах. Написана она была
больше девяти лет назад, когда ошибочность идеи неоконсерваторов и
Буша-младшего о "regime change" в Ираке была уже понятна, но вся
катастрофичность последствий этой авантюры (включая ИГИЛ, ядерную
программу Ирана и многое другое) еще не осознавалась.
Фукуяма рассматривает происхождение идей неоконсерваторов из наследия
"замечательной группы в основном еврейских интеллектуалов, которые в
большинстве учились в City College of New York с середины 1930-х до
начала 1940-х годов": Ирвинга Кристола, Дэниела Белла, Ирвина Хоу,
Натана Глейзера и (позднее) Дэниэла Патрика Мойнихана (о втором
поколении неоконсерваторов я имел случай написать
вот тут).
Они по словам Фукуямы сочетали идеалистическую веру в социальный
прогресс с яростным антикоммунизмом. Тот факт, что группа была
первоначально троцкистской, добавляет интересные детали к ее
мировоззрению.
Фукуяма отмечает то, что по его словам, было основным противоречием
поздних неоконсерваторов. С одной стороны, они все больше
подчеркивали тщету социальной инженерии во внутренней политике. По их
мнению, попытки левых снизить уровень преступности путем борьбы с
бедностью и расизмом только ухудшают положение, а работает усиление
полицейского надзора (надо сказать, что теперь с надзором все хорошо:
мы в США сажаем в тюрьмы
больше
народу в относительном исчислении, чем любая страна мира кроме
разве что Сейшельских островов, опережая Россию и Руанду). С другой
стороны, они были уверены в легкости социальных преобразований в
других странах: достаточно свергнуть дикаторов, и население
радостно построит джефферсоновскую республику в своей стране. Эта
уверенность передалась администрации Буша. Как известно, Пентагон
планировал к концу лета после вторжения в Ирак снизить численность
американских войск там до двадцати пяти тысяч; образовавшаяся там
кровавая каша была полной неожиданностью для администрации.
Откуда такая уверенность в легкости преобразований за рубежом?
Фукуяма видит ее причину в истории развала СССР.
Когда Рейган стал президентом, общее мнение состояло в том, что победа
в холодной войне невозможна. Тем не менее именно она произошла в конце
1980-х годов. "Империя зла", как называл ее Рейган, рухнула. Вскоре
Фукуяма напишет о "конце истории" и о неизбежности победы либерального
капитализма во всемирном масштабе.
Эта победа, по мнению Фукуямы, и была одной из основных причин
оптимизма неоконсерваторов. Их вдохновил пример Румынии, где по их
представлениям, "как только злая ведьма оказалась мертва, освобожденные
жевуны стали петь и плясать от радости". Создалось впечатление, что
все тоталитарные режимы - колоссы на глиняных ногах, готовые
упасть от малейшего толчка. В 2000 году Билл Кристол и Роберт Каган
писали: "Многим идея Америки, использующей свою силу для поддержки
смены режима в странах, управляемых диктаторами, кажется утопической.
Но на самом деле она полностью реалистична. Есть что-то извращенное в
том, как люди объявляют невозможным содействие демократическим
переменам за рубежом в свете событий последних трех десятилетий".
Фукуяма тщательно отделяет свою позицию о неизбежности победы
либерального капитализма от позиции неоконсерваторов. Он говорит, что
его "Конец истории" был написан на марксистском языке: доказывается
существование объективного процесса социальной эволюции, но в отличие
от Маркса, Фукуяма видит его конец в либеральной демократии, а не
коммунизме. В этом смысле позиция Кристола и Кагана была, как заметил
цитируемый Фукуямой Кен Джовит, ленинистской: они полагали, что
историю можно подтолкнуть в правильном направлении. "Ленинизм,
- пишет Фукуяма, - был трагедией в его большевистском
варианте, и вернулся в виде фарса в политику Соединенных Штатов".
Читая статью Фукуямы через десять лет, хочется сделать несколько
замечаний. Во-первых, похоже, что "ленинизм" неоконсерваторов
обернулся не только фарсом, но и настоящей трагедией.
Далее, мне не очень понятно удивление Фукуямы по поводу противоречия
взглядов неоконов на возможность социального прогресса в Америке и за
ее пределами. Как мне кажется, никакого противоречия тут нет, и
позиция неоконсерваторов вполне последовательна, если только понять,
что именно они считают аксиомами. А именно, они (иногда не
проговаривая этого явно) полагают наиболее естественным состоянием
человечества общественное устройство США - точнее,
идеализированное общественное устройство США "до того, как эти левые
все испортили". Слово "естественное" тут имеет два значения.
Во-первых, это то натуральное состояние, которое получается, "если
ничего не делать специально", аттрактор общественного развития.
Во-вторых, это самое хорошее, самое "правильное" состояние, и попытки
изменить его не только в конечном счете обречены, но и аморальны. Это
телеологический подход: Бог хочет, чтобы все жили так, как в Америке,
но в силу греховности политиков это еще не везде удалось. Поэтому и
попытки социальной инженерии в США, и отказ от таких попыток вне США
одинаково неправильны: и то, и другое уводит от оптимума.
И наконец, теперь стало ясно, что и неоконсерваторы, и Фукуяма, и
многие другие ошибались в интерпретации последних дней СССР. Прежде
всего, несмотря на все проговаривавшиеся тогда слова, это не была
прозападная революция, "приход в Европу" и пр. Запад, который имели в
виду советские люди в восьмидесятые, был, по выражению Юрчака в
замечательной книге
Everything Was
Forever, Until It Was No More, "воображаемым Западом". С
реальным Западом он имел не больше общего, чем мечта Остапа Бендера с
реальным Рио-де-Жанейро.
Удивительно, насколько исторически быстро страны СССР и соцлагеря
вернулись к старым повесткам дня: кто в двадцатый век, а кто и в
семнадцатый. Государства Центральной и Восточной Европы возвратились
в Европу. Страны Средней Азии вернулись к своим баям и эмирам. На
Кавказе снова абреки и кровники. В России все те же столоначальники,
военные коменданты, купцы, подносящие сахарные головы губернаторам, да
унтер-офицерские вдовы. Салтыков-Щедрин, кажется, не теряет
актуальности ни при каком правителе России (как и маркиз де Кюстин).
И Украина вернулась к старым спорам и дракам о том, идти в Европу или
к русскому царю (с последующим закрепощением).
История не кончилась.