Суть бытия вещи. Как возможное становится действительным?
Оригинал взят у civil_disput в Суть бытия вещи. Как возможное становится действительным?
«Есть лишь одна по-настоящему серьезная философская проблема - проблема самоубийства».
Альберт Камю полагал, что главный вопрос состоит не в понимании жизни, а в том, стоит ли ее прожить. Отсюда можно заметить, что Камю был всего лишь filosof francez и, следовательно, был очень плохим логиком.
Ведь ценность жизни как раз и определяется ее пониманием.
Брайан Грин, плохой философ, но замечательный логик, предположил, что если бы представления о жизни ограничивались повседневным опытом, вера в ценность жизни была бы основательно подорвана.
Человек, проживающий свой век от звонка до звонка, ни разу не обративший внимания ни на одну из труднодоступных, но прекрасных вещей этого мира, едва ли осознает, насколько велико его заблуждение относительно той жалкой реальности, что дана в его ощущениях.
Достижения века физики, более чем когда либо в истории человечества, убеждают нас в том, что эти ощущения представляют собой лишь небольшой фрагмент полной картины.
Как справедливо пишет Грин, «оценка жизни сквозь призму повседневного опыта подобна разглядыванию картин Ван Гога через пустую бутылку из-под кока-колы».
Но что тогда «настоящее понимание жизни»?
Все многообразие ответов философов и ученых можно свести к четырем фундаментальным представлениям.
Что есть материальные вещи, но что их суть состоит в чем-то ином.
И что вещи, конечно, движутся - в частности, в пространстве. Но в более общем смысле, включающем время, возникновение и разрушение, это движение происходит из области возможного в область действительного.
Суть бытия вещи
Согласно античной «Метафизике» Аристотеля - древнему тексту, благодаря достижениям квантовой физики вновь становящемуся невероятно популярным, материальные тела (или «сущности») представляют собой сочетание двух аспектов: формы и материи.
Ну и что тут сокровенного? - подумает озадаченный современник. - Ведь ясно же, что форма это просто атрибут материи. Например: «девушка с прекрасными формами».
Но Аристотель представлял себе это иначе.
«Формой я называю суть бытия каждой вещи и ее первую сущность. Ищут причину для материи, а она есть форма, в силу которой материя есть нечто определенное. Ведь слог - это не [отдельные] звуки речи, и слог "ба" - не тоже самое, что "б" и "а". Я разумею здесь под материей то, что, не будучи определенным нечто в действительности, таково в возможности».
А девушки наверно согласятся…
Но что значит «форма есть причина материи»? - Эта часть определения прельщает скорее физиков, хотя и не всех, а больше математических и квантовых, вообще падких на все странное.
Давайте, однако, рассуждать логически.
Может ли действительно быть форма без материи? - Может.
Таковы любые математические предметы (треугольники, интегралы, теоремы, фракталы…), таковы предположительно вообще все наши мысли - их материальная основа не обнаружена; в совокупности Аристотель говорит об этом как о бестелесном, которое, однако, есть.
Причем - и это важно - форма есть всегда, независимо от того, есть ли соответствующий ей материальный субстрат, или его нет.
Например: «Ленина нет, а дело его живет». Вот как это объяснить?
Только тем, что форма отчуждаема (как память, знание) и, что в качестве формы она есть всегда в области действительного.
Вот почему форма - суть бытия вещи.
Может ли действительно быть материя без формы? - Нет, не может.
То, как мы знаем материю в любых ее проявлениях, мы знаем через форму.
А о чистой материи нет знания, - пишет Аристотель, - отводя чистой материи роль чистой возможности.
Утверждение, согласимся, совершенно не банальное - ведь мы привыкли представлять себе это противоположным образом: что формы воображаемы, а материя, напротив, реальна.
Однако античные материалисты были намного лучше их современных последователей знакомы с логикой, вот почему, заметив, что материальные вещи находятся в состоянии постоянного движения и изменения, они стали говорить о том, что никакой опыт, касающийся чувственной реальности, не может считаться законченным и, следовательно, реальным.
«Причина, почему они пришли к такому мнению, заключается в том, что, выясняя истину относительно сущего, они сущим признавали только чувственно воспринимаемое; между тем по природе своей чувственно воспринимаемое в значительной мере неопределенно. Видя, что вся эта природа находится в движении, и полагая, что относительно изменяющегося нет ничего истинного, они стали утверждать, что по крайней мере о том, что изменяется во всех отношениях, невозможно говорить правильно. Именно на основе этого предположения возникло наиболее крайнее из упомянутых мнений - мнение тех, кто считал себя последователями Гераклита и коего держался Кратил, который под конец полагал, что не следует ничего говорить, и только двигал пальцем и упрекал Гераклита за его слова, что нельзя войти в одну и ту же реку дважды, ибо сам он полагал, что этого нельзя сделать и единожды».
Позже это направление мысли оформилось в цинизм.
Возражая натурфилософам, Аристотель убедительно доказал, что познание в любом случае осуществляется через форму - суть бытия вещи, так что вопрос о «текучести вещей» потерял прежнюю актуальность.
«Пусть по количеству вещи не будут постоянными, однако мы познаем их все по их форме».
За 2500 лет так привыкли не беспокоиться об условиях познания материи, что в науку вывод перекочевал без средней части (без самого условия): кто это сказал, в каком контексте и по какому поводу на время забылось.
Возобладало мнение - ничем не обоснованное, и даже парадоксальное, что форма есть случайный (и не слишком важный) атрибут материи, на "солидном основании" которой теперь будет развиваться наука - без Аристотеля, который придумал всю ее логическую основу. При этом сама основа была либо забыта, либо поставлена с ног на голову - то есть именно так, как мы привыкли.
И только открытие квантовых эффектов вновь заставило физику повернуться лицом к свету и к Аристотелю.
Как возможное становится действительным?
Волновая природа электрона позволяет ему двигаться одновременно во всех направлениях, примерно как разбегаются из одной точки волны на поверхности воды. Но, когда это движение останавливается при столкновении с препятствием, тот же самый волновой электрон внезапно превращается в объект, присутствующий только в одной точке пространства, и может оставлять на фоточувствительном слое след как от маленького мячика. Почему это происходит так, и каков механизм этого перехода, наука до конца не понимает.
Warning! Рисунок демонстрирует суть опыта, но не суть электрона.
Поведение частиц в микромире выглядит так, будто они читали «Метафизику» и знают о себе как о чистой возможности: будучи чем-то в высшей степени неопределенным «в нерабочее время», они сразу становятся некой формой здесь и сейчас, когда экспериментаторы привлекают их к своим опытам. Некоторые другие проявления того же эффекта в случае с парой электронов получили название квантовой запутанности. Характерной чертой обоих опытов является то, что обретение электроном формы обнаруживается при том условии и в тот момент, когда его движение меняется (прерывается столкновением с другим объектом или измерением, т.е. вмешательством в движение внешней силы).
Известно также, что после столкновения с Землей большая часть фотонов Солнца отскакивает обратно в космос. Если бы фотоны не возвращались в космос, Земля превратилась бы в уголек вследствие переизбытка энергии. Но фотоны, отправляемые Землей обратно, отличаются от тех, которые она получает. Планета принимает питательную энергию низкоэнтропийных фотонов, а отдает в пространство мусор в виде высокоэнтропийных фотонов. Не будь это так, жизнь была бы невозможной из-за недостатка энергии. Но почему природа устроена таким образом, что наше присутствие в этом мире зависит от способности фотонов увеличивать меру беспорядка в процессе движения?
В более широком космологическом смысле можно сказать, что все во Вселенной существует лишь потому, что бывшее в начале высокоорганизованное нечто с очень низкой энтропией почему-то стало двигаться в направлении состояний с высокой энтропией. Опять мы сталкиваемся с движением, которое неким образом определяет качество событий. Кстати сказать, то нечто, которое было в начале, необязательно было маленьким, очень плотным или очень горячим. Чтобы осуществилось то, что мы наблюдаем, включая самих себя, это начало должно было обладать очень высокой упорядоченностью и низкой энтропией. Если сравнить нынешнее состояние Вселенной с осколками бокала, разлетающимися по полу, ее начальное состояние было бы целым бокалом. Мы живем на осколках бокала, питаясь энергией его разрушения, а если бы бокал остался целым, то не было бы движения, и нас бы тоже не было. Нечто очень похожее Гегель однажды назвал «страданием, терпением и работой негативного».
В этом начале кроется великая загадка. Аристотель первым заметил, что если бы природа была чем-то вечным и цельным, не было бы движения. И, в то же время, никакое движение в природе не было бы возможным, если бы она в некотором другом отношении не была вечной и цельной.
Аристотель делал свои открытия без телескопов, просто анализируя рассуждения натурфилософов, пифагорейцев и платоников или, как часто говорят, но как редко делают, «рассуждая логически».
Эта логика привела его к мысли о том, что мир движущихся составных сущностей, несущих в себе форму и материю, не мог возникнуть сам из себя. Должен быть внешний фактор, соединивший эти два аспекта, и давший начало движению - Перводвигатель.
Хотя мы и не знаем точно «почему», но, в отличие от Аристотеля мы, насколько это позволяют наши наблюдения, знаем «как».
Условно верный ответ состоит в том, что материя рассеивается, теряя при этом энергетические свойства, приобретая более высокую степень беспорядка. Существует предположение и в духе аристотелевского последнего субстрата: таковым современным космологам видятся черные дыры, которые должны поглотить в конечном счете всю высокоэнтропийную материю и стать самыми горячими объектами в замерзшей вселенной и, вследствие этого, испариться. Важно, что это процесс идет в направлении от низкой энтропии к высокой, от некого начала к некому концу, как и предполагал Аристотель, и на этом предположения современных материалистов заканчиваются. Они заканчиваются тепловой смертью материи.
Аристотель, видевший в природе более сложную структуру, чем просто материю, мог бы заметить, что движение материальных тел - лишь часть общей картины. Он согласился бы с тем, что такое движение должно иметь конец, но будет ли тепловая смерть материи означать конец всего?
«Что беспредельное не может существовать в действительности - это ясно. Ибо иначе всякая его часть, которую мы берем, была бы беспредельной: ведь бытие беспредельным и беспредельное - одно и то же, если только беспредельное есть сущность». Это очень важное уточнение, что беспредельное невозможно как сущность, или, что то же самое - в действительности.
Напомним себе, что под сущностью у Аристотеля понимается составное целое имеющее аспекты формы и материи. Беспредельные формы действительно существуют - таковы, например, бестелесные фракталы, создаваемые формулами циклических вычислений. Каждый некогда «созданный» одной из таких формул фрактал все еще создается, поскольку фрактальные вычисления не имеют крайнего члена ряда. Но попытка осуществить фрактал в материи означала бы становление такого материального тела, которое имело бы беспредельные количественные характеристики в каждой своей точке, и, следовательно, эта попытка привела бы к беспредельному опыту в отношении пространства и времени, окончательный результат которого никто не смог бы предъявить.
Следовательно, данная в опыте Вселенная не беспредельна. Но мы помним, что «любимое» состояние материи - это возможность, а вовсе не действительность. Электрон в своем любимом волновом состоянии, вероятно, беспределен. Во всяком случае, таким образом можно интерпретировать способность электрона проходить сразу через две щели прибора.
Но в том, что касается действительно существующего, его беспредельные свойства логически невозможны. Глупость может быть беспредельной в возможности, но в действительности мы живем в небеспредельной, данной в опыте Вселенной, имеющей некую определенную форму и некие конечные количественные параметры. Иное не могло бы осуществиться.
Материалистическая космология не различает аспекты вечного и преходящего, и поэтому взятая только в одном отношении (как материя) Вселенная оказывается смертной. Но верно ли видеть во Вселенной только материю?
У Аристотеля невозможность смерти Вселенной в целом проистекает из разделения аспектов вечного и преходящего в составном целом. Вечное он относит к форме, а преходящее - к материи как субстрату. Следовательно, небеспредельный во времени и пространстве мир движущихся составных сущностей не является всей Вселенной и не является всей жизнью Вселенной. Это лишь эпизод процесса, но не весь процесс, который должен включать еще две ипостаси: мир чистых форм и мир чистой материи. Что-то было до начала движения и что-то будет после. То, что мы живем где-то посередине, вытекает из логики представлений о форме и материи, помещающей нас в этот средний мир, образованный их комбинацией. Для Аристотеля это было чем-то совершенно очевидным.
«Если в отношении количества все окружающее нас непрерывно течет и движется и кто-то полагал бы, что это так, хотя это и неверно, почему не считать все окружающее нас неизменным в отношении качества? Сущность связана с качеством, а качество имеет определенную природу, тогда как количество - неопределенную».
Во Вселенной происходят количественные изменения. Существуют также достаточно твердые основания полагать, что эти количественные изменения ведут к возрастанию меры беспорядка, потери частицами их энергий и, взамен, к возникновению разумной жизни на Земле, питающейся этими энергиями. Происходит количественный рост такой разумности, в силу увеличения численности разумных существ.
Но говорят ли все эти количественные изменения о чем-либо в отношении формулы типа «низкая энтропия в начале - высокая энтропия в конце»? Нет, очевидно, количественные изменения составных сущностей никоим образом «не сказываются» об этой формуле.
Напротив, это формула «сказывается о подлежащем», то есть о материальном субстрате. Или, что то же самое, что формула осуществляет себя как замысел в материи, переводя часть материи из возможности в действительность.
Нечто подобное происходит и в случае с электроном: измерение выводит его из состояния неопределенности, сообщая ему некоторые формальные параметры, предполагаемые экспериментатором.
Аристотель полагал, что форма и материя как таковые вечны, но вечны по-разному. Форма неподвижна, всегда существует в действительности, но всегда бестелесна. Материя всегда (вечно) существует в возможности, но временное телесное существование приобретает только через форму.
Таким образом, форма имеет только одну ипостась - бестелесную вечность, а материя - две ипостаси, вечной свободной возможности, и подлежащего осуществлению субстрата - временного состояния в ограниченном пространстве.
Так это или не так, рассмотрим на примере электрона, проходящего через две щели одновременно и сталкивающегося с препятствием в виде экрана. В этот момент электрон выходит из состояния неопределенности, позволявшего ему проходить в двух местах одновременно, быть левым и, в той же степени, правым, орлом и решкой, и вместо полной свободы электрон обретает высокоорганизованную форму маленького мячика, оставляющего след на стене только в одном месте. Немедленно после этого происходит возврат электрона в привычное состояние беспорядочной неопределенности, потеря формы.
Думаю, вы согласитесь с тем, что пока теория Аристотеля у нас работает безотказно, а ведь мы забрались в область квантовой физики, изумляющей, в первую очередь, самих квантовых физиков.
Другое дело - почему это происходит так, а не иначе? Форму электрону сообщает обычная фотопластинка, в которую мы не сажали всемогущих божеств, тогда как логика Аристотеля отталкивается от очень простых принципов.
Не происходит ли то же самое в космологическом масштабе Вселенной?
С той лишь разницей, что переход всей материи из организованного состояния в неорганизованное занимает несколько больше времени, чем в опыте с электроном.
А формула та же!
Из сказанного уже должно быть ясно, что движение не сводится к простому перемещению тел в пространстве, но необходимо включает также переход материи из одного состояния в другое при сохранении качества формы. Непреходящая заслуга Аристотеля состоит в том, что он был первым, кто это понял.
«Так как по каждому роду различается сущее в возможности и сущее в действительности, то я под движением разумею осуществление сущего в возможности. Движение кажется чем-то неопределенным, его нельзя отнести ни к возможности сущего, ни к действительности сущего. Движение кажется некоторым осуществлением, но незаконченным; причина в том, что не закончено то сущее в возможности, осуществление которого есть движение. Поэтому-то трудно постичь, что это такое. Так что ему только и остается быть тем, что мы сказали, а именно быть осуществлением. Понять это осуществление, правда, трудно, но вполне возможно».
Из лекций 13. Форма и Материя. Действительное и Возможное и 14. Движение и Перводвигатель.
см. также:
Понятные странности квантовой механики.
Жизнь до Большого Взрыва.
Анизотропный мир
Чтобы присоединиться к нам с начала курса истории мысли в новой скайп-сессии «Зеленой Лампы» по четвергам, в 21: 30 и принимать участие в наших встречах в реале отправьте мне личное сообщение. Сообщение должно содержать ваш логин в скайпе и адрес электронной почты.
Дополнительные контакты:
Группа "Зеленой Лампы" в Фейсбук
https://www.facebook.com/groups/999357773416557/
«Есть лишь одна по-настоящему серьезная философская проблема - проблема самоубийства».
Альберт Камю полагал, что главный вопрос состоит не в понимании жизни, а в том, стоит ли ее прожить. Отсюда можно заметить, что Камю был всего лишь filosof francez и, следовательно, был очень плохим логиком.
Ведь ценность жизни как раз и определяется ее пониманием.
Брайан Грин, плохой философ, но замечательный логик, предположил, что если бы представления о жизни ограничивались повседневным опытом, вера в ценность жизни была бы основательно подорвана.
Человек, проживающий свой век от звонка до звонка, ни разу не обративший внимания ни на одну из труднодоступных, но прекрасных вещей этого мира, едва ли осознает, насколько велико его заблуждение относительно той жалкой реальности, что дана в его ощущениях.
Достижения века физики, более чем когда либо в истории человечества, убеждают нас в том, что эти ощущения представляют собой лишь небольшой фрагмент полной картины.
Как справедливо пишет Грин, «оценка жизни сквозь призму повседневного опыта подобна разглядыванию картин Ван Гога через пустую бутылку из-под кока-колы».
Но что тогда «настоящее понимание жизни»?
Все многообразие ответов философов и ученых можно свести к четырем фундаментальным представлениям.
Что есть материальные вещи, но что их суть состоит в чем-то ином.
И что вещи, конечно, движутся - в частности, в пространстве. Но в более общем смысле, включающем время, возникновение и разрушение, это движение происходит из области возможного в область действительного.
Суть бытия вещи
Согласно античной «Метафизике» Аристотеля - древнему тексту, благодаря достижениям квантовой физики вновь становящемуся невероятно популярным, материальные тела (или «сущности») представляют собой сочетание двух аспектов: формы и материи.
Ну и что тут сокровенного? - подумает озадаченный современник. - Ведь ясно же, что форма это просто атрибут материи. Например: «девушка с прекрасными формами».
Но Аристотель представлял себе это иначе.
«Формой я называю суть бытия каждой вещи и ее первую сущность. Ищут причину для материи, а она есть форма, в силу которой материя есть нечто определенное. Ведь слог - это не [отдельные] звуки речи, и слог "ба" - не тоже самое, что "б" и "а". Я разумею здесь под материей то, что, не будучи определенным нечто в действительности, таково в возможности».
А девушки наверно согласятся…
Но что значит «форма есть причина материи»? - Эта часть определения прельщает скорее физиков, хотя и не всех, а больше математических и квантовых, вообще падких на все странное.
Давайте, однако, рассуждать логически.
Может ли действительно быть форма без материи? - Может.
Таковы любые математические предметы (треугольники, интегралы, теоремы, фракталы…), таковы предположительно вообще все наши мысли - их материальная основа не обнаружена; в совокупности Аристотель говорит об этом как о бестелесном, которое, однако, есть.
Причем - и это важно - форма есть всегда, независимо от того, есть ли соответствующий ей материальный субстрат, или его нет.
Например: «Ленина нет, а дело его живет». Вот как это объяснить?
Только тем, что форма отчуждаема (как память, знание) и, что в качестве формы она есть всегда в области действительного.
Вот почему форма - суть бытия вещи.
Может ли действительно быть материя без формы? - Нет, не может.
То, как мы знаем материю в любых ее проявлениях, мы знаем через форму.
А о чистой материи нет знания, - пишет Аристотель, - отводя чистой материи роль чистой возможности.
Утверждение, согласимся, совершенно не банальное - ведь мы привыкли представлять себе это противоположным образом: что формы воображаемы, а материя, напротив, реальна.
Однако античные материалисты были намного лучше их современных последователей знакомы с логикой, вот почему, заметив, что материальные вещи находятся в состоянии постоянного движения и изменения, они стали говорить о том, что никакой опыт, касающийся чувственной реальности, не может считаться законченным и, следовательно, реальным.
«Причина, почему они пришли к такому мнению, заключается в том, что, выясняя истину относительно сущего, они сущим признавали только чувственно воспринимаемое; между тем по природе своей чувственно воспринимаемое в значительной мере неопределенно. Видя, что вся эта природа находится в движении, и полагая, что относительно изменяющегося нет ничего истинного, они стали утверждать, что по крайней мере о том, что изменяется во всех отношениях, невозможно говорить правильно. Именно на основе этого предположения возникло наиболее крайнее из упомянутых мнений - мнение тех, кто считал себя последователями Гераклита и коего держался Кратил, который под конец полагал, что не следует ничего говорить, и только двигал пальцем и упрекал Гераклита за его слова, что нельзя войти в одну и ту же реку дважды, ибо сам он полагал, что этого нельзя сделать и единожды».
Позже это направление мысли оформилось в цинизм.
Возражая натурфилософам, Аристотель убедительно доказал, что познание в любом случае осуществляется через форму - суть бытия вещи, так что вопрос о «текучести вещей» потерял прежнюю актуальность.
«Пусть по количеству вещи не будут постоянными, однако мы познаем их все по их форме».
За 2500 лет так привыкли не беспокоиться об условиях познания материи, что в науку вывод перекочевал без средней части (без самого условия): кто это сказал, в каком контексте и по какому поводу на время забылось.
Возобладало мнение - ничем не обоснованное, и даже парадоксальное, что форма есть случайный (и не слишком важный) атрибут материи, на "солидном основании" которой теперь будет развиваться наука - без Аристотеля, который придумал всю ее логическую основу. При этом сама основа была либо забыта, либо поставлена с ног на голову - то есть именно так, как мы привыкли.
И только открытие квантовых эффектов вновь заставило физику повернуться лицом к свету и к Аристотелю.
Как возможное становится действительным?
Волновая природа электрона позволяет ему двигаться одновременно во всех направлениях, примерно как разбегаются из одной точки волны на поверхности воды. Но, когда это движение останавливается при столкновении с препятствием, тот же самый волновой электрон внезапно превращается в объект, присутствующий только в одной точке пространства, и может оставлять на фоточувствительном слое след как от маленького мячика. Почему это происходит так, и каков механизм этого перехода, наука до конца не понимает.
Warning! Рисунок демонстрирует суть опыта, но не суть электрона.
Поведение частиц в микромире выглядит так, будто они читали «Метафизику» и знают о себе как о чистой возможности: будучи чем-то в высшей степени неопределенным «в нерабочее время», они сразу становятся некой формой здесь и сейчас, когда экспериментаторы привлекают их к своим опытам. Некоторые другие проявления того же эффекта в случае с парой электронов получили название квантовой запутанности. Характерной чертой обоих опытов является то, что обретение электроном формы обнаруживается при том условии и в тот момент, когда его движение меняется (прерывается столкновением с другим объектом или измерением, т.е. вмешательством в движение внешней силы).
Известно также, что после столкновения с Землей большая часть фотонов Солнца отскакивает обратно в космос. Если бы фотоны не возвращались в космос, Земля превратилась бы в уголек вследствие переизбытка энергии. Но фотоны, отправляемые Землей обратно, отличаются от тех, которые она получает. Планета принимает питательную энергию низкоэнтропийных фотонов, а отдает в пространство мусор в виде высокоэнтропийных фотонов. Не будь это так, жизнь была бы невозможной из-за недостатка энергии. Но почему природа устроена таким образом, что наше присутствие в этом мире зависит от способности фотонов увеличивать меру беспорядка в процессе движения?
В более широком космологическом смысле можно сказать, что все во Вселенной существует лишь потому, что бывшее в начале высокоорганизованное нечто с очень низкой энтропией почему-то стало двигаться в направлении состояний с высокой энтропией. Опять мы сталкиваемся с движением, которое неким образом определяет качество событий. Кстати сказать, то нечто, которое было в начале, необязательно было маленьким, очень плотным или очень горячим. Чтобы осуществилось то, что мы наблюдаем, включая самих себя, это начало должно было обладать очень высокой упорядоченностью и низкой энтропией. Если сравнить нынешнее состояние Вселенной с осколками бокала, разлетающимися по полу, ее начальное состояние было бы целым бокалом. Мы живем на осколках бокала, питаясь энергией его разрушения, а если бы бокал остался целым, то не было бы движения, и нас бы тоже не было. Нечто очень похожее Гегель однажды назвал «страданием, терпением и работой негативного».
В этом начале кроется великая загадка. Аристотель первым заметил, что если бы природа была чем-то вечным и цельным, не было бы движения. И, в то же время, никакое движение в природе не было бы возможным, если бы она в некотором другом отношении не была вечной и цельной.
Аристотель делал свои открытия без телескопов, просто анализируя рассуждения натурфилософов, пифагорейцев и платоников или, как часто говорят, но как редко делают, «рассуждая логически».
Эта логика привела его к мысли о том, что мир движущихся составных сущностей, несущих в себе форму и материю, не мог возникнуть сам из себя. Должен быть внешний фактор, соединивший эти два аспекта, и давший начало движению - Перводвигатель.
Хотя мы и не знаем точно «почему», но, в отличие от Аристотеля мы, насколько это позволяют наши наблюдения, знаем «как».
Условно верный ответ состоит в том, что материя рассеивается, теряя при этом энергетические свойства, приобретая более высокую степень беспорядка. Существует предположение и в духе аристотелевского последнего субстрата: таковым современным космологам видятся черные дыры, которые должны поглотить в конечном счете всю высокоэнтропийную материю и стать самыми горячими объектами в замерзшей вселенной и, вследствие этого, испариться. Важно, что это процесс идет в направлении от низкой энтропии к высокой, от некого начала к некому концу, как и предполагал Аристотель, и на этом предположения современных материалистов заканчиваются. Они заканчиваются тепловой смертью материи.
Аристотель, видевший в природе более сложную структуру, чем просто материю, мог бы заметить, что движение материальных тел - лишь часть общей картины. Он согласился бы с тем, что такое движение должно иметь конец, но будет ли тепловая смерть материи означать конец всего?
«Что беспредельное не может существовать в действительности - это ясно. Ибо иначе всякая его часть, которую мы берем, была бы беспредельной: ведь бытие беспредельным и беспредельное - одно и то же, если только беспредельное есть сущность». Это очень важное уточнение, что беспредельное невозможно как сущность, или, что то же самое - в действительности.
Напомним себе, что под сущностью у Аристотеля понимается составное целое имеющее аспекты формы и материи. Беспредельные формы действительно существуют - таковы, например, бестелесные фракталы, создаваемые формулами циклических вычислений. Каждый некогда «созданный» одной из таких формул фрактал все еще создается, поскольку фрактальные вычисления не имеют крайнего члена ряда. Но попытка осуществить фрактал в материи означала бы становление такого материального тела, которое имело бы беспредельные количественные характеристики в каждой своей точке, и, следовательно, эта попытка привела бы к беспредельному опыту в отношении пространства и времени, окончательный результат которого никто не смог бы предъявить.
Следовательно, данная в опыте Вселенная не беспредельна. Но мы помним, что «любимое» состояние материи - это возможность, а вовсе не действительность. Электрон в своем любимом волновом состоянии, вероятно, беспределен. Во всяком случае, таким образом можно интерпретировать способность электрона проходить сразу через две щели прибора.
Но в том, что касается действительно существующего, его беспредельные свойства логически невозможны. Глупость может быть беспредельной в возможности, но в действительности мы живем в небеспредельной, данной в опыте Вселенной, имеющей некую определенную форму и некие конечные количественные параметры. Иное не могло бы осуществиться.
Материалистическая космология не различает аспекты вечного и преходящего, и поэтому взятая только в одном отношении (как материя) Вселенная оказывается смертной. Но верно ли видеть во Вселенной только материю?
У Аристотеля невозможность смерти Вселенной в целом проистекает из разделения аспектов вечного и преходящего в составном целом. Вечное он относит к форме, а преходящее - к материи как субстрату. Следовательно, небеспредельный во времени и пространстве мир движущихся составных сущностей не является всей Вселенной и не является всей жизнью Вселенной. Это лишь эпизод процесса, но не весь процесс, который должен включать еще две ипостаси: мир чистых форм и мир чистой материи. Что-то было до начала движения и что-то будет после. То, что мы живем где-то посередине, вытекает из логики представлений о форме и материи, помещающей нас в этот средний мир, образованный их комбинацией. Для Аристотеля это было чем-то совершенно очевидным.
«Если в отношении количества все окружающее нас непрерывно течет и движется и кто-то полагал бы, что это так, хотя это и неверно, почему не считать все окружающее нас неизменным в отношении качества? Сущность связана с качеством, а качество имеет определенную природу, тогда как количество - неопределенную».
Во Вселенной происходят количественные изменения. Существуют также достаточно твердые основания полагать, что эти количественные изменения ведут к возрастанию меры беспорядка, потери частицами их энергий и, взамен, к возникновению разумной жизни на Земле, питающейся этими энергиями. Происходит количественный рост такой разумности, в силу увеличения численности разумных существ.
Но говорят ли все эти количественные изменения о чем-либо в отношении формулы типа «низкая энтропия в начале - высокая энтропия в конце»? Нет, очевидно, количественные изменения составных сущностей никоим образом «не сказываются» об этой формуле.
Напротив, это формула «сказывается о подлежащем», то есть о материальном субстрате. Или, что то же самое, что формула осуществляет себя как замысел в материи, переводя часть материи из возможности в действительность.
Нечто подобное происходит и в случае с электроном: измерение выводит его из состояния неопределенности, сообщая ему некоторые формальные параметры, предполагаемые экспериментатором.
Аристотель полагал, что форма и материя как таковые вечны, но вечны по-разному. Форма неподвижна, всегда существует в действительности, но всегда бестелесна. Материя всегда (вечно) существует в возможности, но временное телесное существование приобретает только через форму.
Таким образом, форма имеет только одну ипостась - бестелесную вечность, а материя - две ипостаси, вечной свободной возможности, и подлежащего осуществлению субстрата - временного состояния в ограниченном пространстве.
Так это или не так, рассмотрим на примере электрона, проходящего через две щели одновременно и сталкивающегося с препятствием в виде экрана. В этот момент электрон выходит из состояния неопределенности, позволявшего ему проходить в двух местах одновременно, быть левым и, в той же степени, правым, орлом и решкой, и вместо полной свободы электрон обретает высокоорганизованную форму маленького мячика, оставляющего след на стене только в одном месте. Немедленно после этого происходит возврат электрона в привычное состояние беспорядочной неопределенности, потеря формы.
Думаю, вы согласитесь с тем, что пока теория Аристотеля у нас работает безотказно, а ведь мы забрались в область квантовой физики, изумляющей, в первую очередь, самих квантовых физиков.
Другое дело - почему это происходит так, а не иначе? Форму электрону сообщает обычная фотопластинка, в которую мы не сажали всемогущих божеств, тогда как логика Аристотеля отталкивается от очень простых принципов.
Не происходит ли то же самое в космологическом масштабе Вселенной?
С той лишь разницей, что переход всей материи из организованного состояния в неорганизованное занимает несколько больше времени, чем в опыте с электроном.
А формула та же!
Из сказанного уже должно быть ясно, что движение не сводится к простому перемещению тел в пространстве, но необходимо включает также переход материи из одного состояния в другое при сохранении качества формы. Непреходящая заслуга Аристотеля состоит в том, что он был первым, кто это понял.
«Так как по каждому роду различается сущее в возможности и сущее в действительности, то я под движением разумею осуществление сущего в возможности. Движение кажется чем-то неопределенным, его нельзя отнести ни к возможности сущего, ни к действительности сущего. Движение кажется некоторым осуществлением, но незаконченным; причина в том, что не закончено то сущее в возможности, осуществление которого есть движение. Поэтому-то трудно постичь, что это такое. Так что ему только и остается быть тем, что мы сказали, а именно быть осуществлением. Понять это осуществление, правда, трудно, но вполне возможно».
Из лекций 13. Форма и Материя. Действительное и Возможное и 14. Движение и Перводвигатель.
см. также:
Понятные странности квантовой механики.
Жизнь до Большого Взрыва.
Анизотропный мир
Чтобы присоединиться к нам с начала курса истории мысли в новой скайп-сессии «Зеленой Лампы» по четвергам, в 21: 30 и принимать участие в наших встречах в реале отправьте мне личное сообщение. Сообщение должно содержать ваш логин в скайпе и адрес электронной почты.
Дополнительные контакты:
Группа "Зеленой Лампы" в Фейсбук
https://www.facebook.com/groups/999357773416557/