О Давиде Бурлюке (продолжение)
Начало см.: http://scala-paradisi.livejournal.com/668299.html
Фрагмент передовицы из «Color and Rhyme». Это номер, который Бурлюк выпустил к своему 80-летию. Бурлюк ко всем своим юбилеям выпускал какие-то номера, к юбилеям свадьбы с Марусей, и так далее.
«Первые европейские переселенцы высадились в Новой Англии в 1620 году. Давид и Маруся Бурлюк вступили на континент Северной Америки в 1922 году, 2 сентября. Они привезли с собой двух малолетних сыновей, Давида и Николая. В 1962-м исполняется 40 лет жизни рода Бурлюков в США. Теперь в США проживают 12 членов нашей семьи. К нам четырем присоединились Жанетта из семьи Бойд, Денвер, Колорадо, и Патриция из семьи мистера Янгбека, Северная Каролина. Шестеро внуков. Сыновья - ветераны армии США Второй мировой войны. Успешны, как архитектор, и младший - педагог и художник. В 1962 году мы отмечаем 40-летие нашей жизни в США. Успех и признание искусства отца российского футуризма, которому 22 июля исполнится 80 лет, 50-летие семейного счастья Давида и Маруси и 21 год собственной усадьбы Бурлюков в Хэмптон-Бейз. Мы благодарны Богу, судьбе, друзьям и Америке, нашей второй Родине. (Типично американская фраза). Мы отмечаем эти даты кругосветным путешествием: февраль-март - Австралия; апрель-май - Греция, Италия, Югославия, Прага; июнь - Франция, июль, август - Англия. Работа кистью и пером. Очередная (ежегодная) выставка картин, 20-я по счету, открывается в США в «ACA Gallery». Будет выставлено 60 произведений профессора, мастера Д.Д. Бурлюк»
Какого профессора - непонятно, но он любил прихвастнуть. И вот первые 18 лет, о которых тут упоминается, действительно были трудными. Он с каким-то фанатичным упорством подчеркивал свои симпатии к советскому государству. И он устроился в газету «Русский голос», и работал в ней с 1922 по 1940 год. Работал довольно-таки плотно, был одним из соредакторов, вел несколько рубрик, как он говорил, должен был 500 слов в день написать, как минимум, за это получал какие-то деньги. Иногда им не хватало даже заплатить за отопление, несколько зим они прожили без отопления. Маруся тщательно записывала свои расходы, сколько долларов она потратила на еду, у кого она одолжила. И только в конце 30-х к ним пришел определенный достаток. Например, они с 1941 по 1964 каждую зиму проводили во Флориде, делали там выставки. Уже в конце 40-х они смогли путешествовать, они совершили семь путешествий в Европу и одно кругосветное. Вот эта неуемность Бурлюка в 80 лет толкнула его совершить кругосветное путешествие на пароходе. Сначала он перелетел из Флориды в Калифорнию. Я работал в июле в Сиракузском университете, это 4 часа на машине от Нью-Йорка. Там, в архиве, есть одно из завещаний Бурлюка. Перед тем, как они совершили полет в Калифорнию, они написали сыновьям и невесткам, что существует определенная угроза нашей жизни, поэтому, вот наше завещание. Они застраховали свою жизнь на 62 тысячи долларов. И вот они пишут: «Из них просим распределить деньги так. 10 тысяч долларов - на издание биографии Бурлюка, с двумя цветными вкладками и множеством черно-белых иллюстраций, тиражом не меньше тысячи экземпляров. 40 тысяч - на организацию галереи на участке в Хэмптон-Бейз на Лонг-Айленде галереи современных американских художников». И он прямо рисует там, где эта галерея должна располагаться. Инстинкт эстетического самосохранения! Но вернемся к началу. Первые 18 лет были трудными. Его мало знали, но благодаря участию в «Синем всаднике» Кэтрин Драер, знаменитая галеристка, которая вместе с Мен Реем и Марселем Дюшаном организовала «Анонимное общество», написала о нем книгу. Его стали приглашать на выставки, но все это шло довольно трудно. Он участвовал в групповых выставках, например, они устраивали выставки на улице, как он когда-то это делал в России, в парке, с тем, чтобы просто продать работу.
Я думаю, что это еще одна составляющая вот этой его внутренней драмы, вот этого внутреннего противоречия. Я думаю, что он, как и все футуристы, был левым по своим убеждениям, искренне левым. Поэтому он так негодовал, когда в Советском Союзе не ценят авангард… Он много лет спустя писал в своих письмах в Россию о том, что почему-то в России любят искусство миллиардеров. Он, например, очень ругал Рериха, называл его «декоратором», говорил о том, что Рерих был женат на фрейлине императора, что он никогда не был настоящим большевиком, всегда жил очень богато, получил деньги у американского правительства на экспедиции в Тибет, и на них купил себе имение. И, вообще, нечего сравнивать великого художника Бурлюка с декоратором Рерихом. Он сетовал на то, что в Советском Союзе популярен Рокуэлл Кент и рассказывал, что он миллионер и пузач, что он продолжил себе персональную железнодорожную линию к мастерской, чтобы ему было легче туда ездить. А в Советском Союзе почему-то такие художники пользуются популярностью, в то время как он, Бурлюк, настоящий пролетарий, он как раз и забыт. Бурлюк всячески пытался, чтобы о нем вспомнили. У него была козырная карта - Маяковский. Это невозможно было замолчать, потому что Маяковской о нем написал, он о нем помнил, и именно благодаря этому Бурлюк в 1956 году попал в Советский Союз. Он стремился много лет, у меня есть дома открытка, которую он адресовал Кирсанову. Он пишет: «Дорогие Семен, Коля Асеев, Лиля Брик, у нас есть десять долларов в день, чтобы приехать в Советский Союз. Нам этого в Америке хватает для жизни. Хватит ли этого у вас?». И, благодаря стараниям Василия Катаняна и Лили Брик, его пригласили в Советский Союз за счет Союза писателей, не Союза художников, как он стремился. И вот этот внутренний конфликт между тем, что он был искренне левым, он писал об этом неоднократно, и тем, что он понимал неизбежно, что в Советском Союзе происходит не совсем то, о чем мечтали и думали, это его реально мучило. Он уже в 50-е годы начал писать, что Советский Союз отстал, что советское искусство отстало, что нельзя жить в изоляции, что там есть цензура, что в Америке ты можешь писать и говорить, о чем хочешь, а в Советском Союзе это невозможно. Он это писал и до, и после поездки. Я вот только маленькую цитату прочту. Это письмо Николаю Алексеевичу Никифорову, которого он называл своим «духовным сыном». В Тамбов. Тамбовский коллекционер, один их немногих людей, который не боялся переписываться с Бурлюком. Ведь была масса примеров, когда Бурлюку боялись отвечать. Он сетовал, что даже Лиля Брик ему редко отвечает, Катанян его избегает, Пастернак не отвечает, Асеев не отвечает. У нас в Одессе в прошлом году умер Александр Юльевич Розенбойм, один из блестящих краеведов, и он тоже писал письмо в свое время Бурлюку с вопросами о Маяковском, его интересовали вопросы о персонаже, о Марии из «Облака в штанах». Бурлюк накатал ему громадное письмо в ответ на какую-то почеркушку, прислал журналы, но Розенбойму сказали на работе, что КГБ все читает, ты опасайся этого. И таких случаев была масса. А Никифоров не боялся переписываться с Бурлюком, поэтому сохранился огромный архив этих писем, из которых мы можем узнать настроения Бурлюка, мнение о том, как менялись его взгляды, в том числе и мнения о Советском Союзе. Так вот, он писал:
«Дорогой Коля, передо мной на столе ваше письмо. Оно полно верноподданнических чувств и защиты Бурлюка. Маяковский сказал в 1917-м: «Это моя революция и моих друзей-футуристов - Бурлюка, Коменского, Хлебникова, Крученых». С того времени мы никогда ни на шаг не отступили от советского знамени, которое было в руках Ленина (1917-23), в руках Троцкого (до 1928-го), с 1929-го по 1954 (5 марта) И.В. Сталина, затем два года Тройки, и с 1956-го - Н.С. Хрущев. Времена меняются, иные голоса, иные взгляды, но Бурлюки оставались и есть верные сыновья родины, не закрывая глаза на то, что можно улучшить». Вот в этом крошечном отрывке - весь Бурлюк. Во-первых, стремление к цифрам. Бурлюк четко следил за тем, что происходит в Советском Союзе. У него есть, например, картина «Дети Сталинграда» или натюрморты, где портреты Сталина есть. Потом он понял, что Сталин был негодяем, и стал об этом писать. Но он за всем следил. Он в 1930 году получил американский паспорт и, гордясь этим, в то же время где-то ощущал себя советским человеком. Этот внутренний конфликт мне до сих пор до конца не понятен. При том, что в 1956 году, когда он приехал в Советской Союз, он очень переживал по поводу своих картин, которые остались в огромном количестве в Советском Союзе. Например, в Уфе, в Башкирии он оставил, как он писал, более 300 работ, которые хранились в каких-то запасниках, в Москве осталось множество его работ, и он хорошо понимал ценность своих работ именно того периода. Во-первых, повторял их много раз в Америке, делал вариации, выставлял их на выставках, а, во-вторых, он хотел забрать эти работы, и он предложил Министерству культуры один к одному: забрать старые работы, отдать новые работы американского периода. Аргументы были логичные. Ведь мои работы у вас не находятся в постоянной экспозиции, они находятся в запасниках, они там портятся, давайте поменяемся, вам-то чего? На это ему предложили принять советское подданство, сказали: господин Бурлюк, мы с удовольствием, но вы примите советское подданство, вернитесь в Советский Союз, и мы вам все поменяем. На что Бурлюк сказал: нет, друзья мои, спасибо! Поэтому он уже в 50-х стал называть Америку своей второй родиной, он начал понимать, что что-то, наверное, не так пошло в Советском Союзе, он все больше критикует какие-то вещи в письмах Никифорову, как бы становясь больше американцем. Но он им так и не стал, все-таки 40 лет… Уникальность Бурлюка в том, что он смог начать жизнь сначала в 40 лет, уникальность в том, что он сделал себе имя и какую-то карьеру в трех странах. Счастливый конец этой драмы внутренних противоречий, которые его раздирали, в том, что он стал академиком - американская «Academy Of Arts And Letters» присвоила ему звание академика. Правда, уже посмертно, но, тем не менее, это признание. Например, академиками были Бродский, Артур Миллер, Генри Миллер, оба брата Соера. Это было достаточно почетное место. Стал ли он американским классиком? Я не могу сказать, что это так, несмотря на то, что его работы есть в коллекции Музея Гуггенхайма, МОМА или Музея Уитни. Они не присутствуют в основной коллекции, они хранятся в запасниках - для американцев он слишком поздно приехал, ему надо было приехать раньше. Поэтому, наверное, он так и останется навсегда великим русским художником и отцом русского футуризма.
Несмотря на огромное количество его работ, его работы подделывают, и это уже символ успеха. И его работы непрерывно растут в цене. В первую очередь, работы российского периода. Я встречался в июле с правнуком и нахожусь в переписке с его внучкой. Правнука тоже зовут Дэвид, он живет в Нью-Йорке, это внук его старшего сына Давида, и я нахожусь в переписке с Мэри-Клер Холт-Бурлюк, это внучка, дочь его младшего сына Николая, которая живет в Канаде. Они продают его работы потихоньку. Если Мэри-Клер продает больше, то Давид и его отец работы почти не продают и сетуют на то, что на рынке стало много подделок. Благодаря этому цены в данный момент немного упали, но, тем не менее, любая подделка говорит о том, что художник пользуется популярностью. Цены выросли, я бы сказал, минимум в 10 раз за последние 10-15 лет, и это говорит об успешности.
Кроме того, я думаю, что об успешности говорит то, что начали проходить в Америке выставки сборные, в которых работы Бурлюка представлены. Я не сказал о том, что Бурлюк смог повторить в Америке ту же историю с объединением. Как в России была «Гилея», в Америке вокруг него собралась группа «Хэмптон-Бейз». Ему было уже более 50-ти и вокруг него собралась группа, вплоть до того, что эти художники - Рафаэль и Мозес Соеры, Николай Циковский, Жорж Констант, Милтон Эвери, Арчил Горки, которые известны как американские классики - они купили дома около него и жили там, на Лонг-Айленде, недалеко от Бурлюка. То есть, новая группа. И выставка этой группы прошла недавно на Лонг-Айленде, и была выпущена брошюра, были публикации в центральных американских газетах. То есть, его имя помнят.
Один из небольших эпизодов американской жизни Бурлюка. Он стремился знакомиться и общаться с известными людьми. Это какое-то инстинктивное стремление и понимание, где нужно находиться в определенный момент с тем, чтобы о тебе не забыли, его, конечно, направляло в правильное русло. Он общался с Пильняком, который приезжал за несколько лет до Ильфа и Петрова в Америку, тоже писать книгу об Америке, он рисовал Пильняка. И, узнав о том, что приезжают Ильф и Петров, он тут же отправился на встречу с ними. Бурлюк встречался с ними несколько раз, Ильф оставил о нем заметки противоречивые, Бурлюк оставил о нем более благожелательные заметки. И мне было интересно сопоставить то, как оба человека писали друг о друге. В конце концов, Бурлюк подарил Ильфу несколько картин, которые, кстати, висели у Петрова дома, и сделал несколько набросков, которые сохранились до сих пор. Таких эпизодов у Бурлюка масса. Например, Рерих - один из моих любимых моментов. В 1930 году Бурлюк выпускает брошюру «Николай Рерих». Бурлюк вообще не только мемуарами занимался и увлекался, он имел какую-то склонность к биографическим изысканиям. Например, уже уехав в Японию, в 1920 году он вдруг выпускает целую статью о Елене Гуро. Он публиковался постоянно во Владивостокских газетах, и потом он это продолжал в Америке, в «Русском голосе», он писал постоянно о ком-то. О Рерихе он выпустил целую книгу и сделал несколько портретов Рериха, очень хороших. И вот в конце 50-х годов он даже называл Рериха своим учителем. Рерих был богат, и в конце 50-х Рерих пишет в Тамбов тому же Никифорову: «А что Рерих? Я о нем-то написал почему? Он мне заплатил сто долларов и купил одну мою картину». Вот эти его метания для меня очень интересны. Или эпизод с Есениным. Бурлюк в своем дневнике, опубликованном в «Color And Rhyme», писал, что Есенин, приехав в Америку, чуть ли не сразу к нему бросился домой и попросил нарисовать его портрет с Айседорой, и даже заплатил аванс, 50 долларов. Но потом, мол, он к нему два раза в гостиницу приходил, а он был все время пьяный, и портрет не удался. Мы можем поверить Бурлюку, потому что Есенин об этом ничего не написал, если бы не воспоминания Мориса Мендельсона, начинающего поэта, которого Бурлюк взял с собой к Есенину в гости в гостиницу. Бурлюк и в Америке опекал таланты, он находил начинающих поэтов, публиковал их, пытался везде с собой водить. Например, Леонард Опалов оставил воспоминания о вечеринке с Маяковским в 1925 году. И вот Морис Мендельсон написал о том, что Есенин к Бурлюку отнесся очень напряженно, он его не ждал и было ощущение, что Бурлюк ему навязывается. То есть, кто к кому приходил с просьбой написать портрет - не совсем понятно. Таких случаев масса, они очень интересны, но это никак не умаляет фигуру Бурлюка, потому что, действительно, были люди, которые хотели, чтобы он их нарисовал, были люди, которые его рисовали. Например, Николай Фешин, одно время тоже забытый в Советском Союзе, великолепный художник, оставил два великолепных портрета Бурлюка. С Бурлюком и Григорьев, и Судейкин, и Сорин общались, он общался с Архипенко прекрасно, его ценили и уважали. А вторая статья, это та самая статья «Давид Бурлюк: монгол, казак или еврей?». Я могу сказать, что Маяковский, наверное, был прав, когда сказал, что «мой друг Давид Бурлюк раскидывал свои шатры под всеми небесами». Это абсолютная правда.
См.: http://www.svoboda.org/a/28140107.html
Автопортрет
Картины Бурлюка: http://scala-paradisi.livejournal.com/444125.html
Издания русского авангарда на сайте РНБ: http://www.nlr.ru/cms_nlr/vid_news_str.php?id=2971
Фрагмент передовицы из «Color and Rhyme». Это номер, который Бурлюк выпустил к своему 80-летию. Бурлюк ко всем своим юбилеям выпускал какие-то номера, к юбилеям свадьбы с Марусей, и так далее.
«Первые европейские переселенцы высадились в Новой Англии в 1620 году. Давид и Маруся Бурлюк вступили на континент Северной Америки в 1922 году, 2 сентября. Они привезли с собой двух малолетних сыновей, Давида и Николая. В 1962-м исполняется 40 лет жизни рода Бурлюков в США. Теперь в США проживают 12 членов нашей семьи. К нам четырем присоединились Жанетта из семьи Бойд, Денвер, Колорадо, и Патриция из семьи мистера Янгбека, Северная Каролина. Шестеро внуков. Сыновья - ветераны армии США Второй мировой войны. Успешны, как архитектор, и младший - педагог и художник. В 1962 году мы отмечаем 40-летие нашей жизни в США. Успех и признание искусства отца российского футуризма, которому 22 июля исполнится 80 лет, 50-летие семейного счастья Давида и Маруси и 21 год собственной усадьбы Бурлюков в Хэмптон-Бейз. Мы благодарны Богу, судьбе, друзьям и Америке, нашей второй Родине. (Типично американская фраза). Мы отмечаем эти даты кругосветным путешествием: февраль-март - Австралия; апрель-май - Греция, Италия, Югославия, Прага; июнь - Франция, июль, август - Англия. Работа кистью и пером. Очередная (ежегодная) выставка картин, 20-я по счету, открывается в США в «ACA Gallery». Будет выставлено 60 произведений профессора, мастера Д.Д. Бурлюк»
Какого профессора - непонятно, но он любил прихвастнуть. И вот первые 18 лет, о которых тут упоминается, действительно были трудными. Он с каким-то фанатичным упорством подчеркивал свои симпатии к советскому государству. И он устроился в газету «Русский голос», и работал в ней с 1922 по 1940 год. Работал довольно-таки плотно, был одним из соредакторов, вел несколько рубрик, как он говорил, должен был 500 слов в день написать, как минимум, за это получал какие-то деньги. Иногда им не хватало даже заплатить за отопление, несколько зим они прожили без отопления. Маруся тщательно записывала свои расходы, сколько долларов она потратила на еду, у кого она одолжила. И только в конце 30-х к ним пришел определенный достаток. Например, они с 1941 по 1964 каждую зиму проводили во Флориде, делали там выставки. Уже в конце 40-х они смогли путешествовать, они совершили семь путешествий в Европу и одно кругосветное. Вот эта неуемность Бурлюка в 80 лет толкнула его совершить кругосветное путешествие на пароходе. Сначала он перелетел из Флориды в Калифорнию. Я работал в июле в Сиракузском университете, это 4 часа на машине от Нью-Йорка. Там, в архиве, есть одно из завещаний Бурлюка. Перед тем, как они совершили полет в Калифорнию, они написали сыновьям и невесткам, что существует определенная угроза нашей жизни, поэтому, вот наше завещание. Они застраховали свою жизнь на 62 тысячи долларов. И вот они пишут: «Из них просим распределить деньги так. 10 тысяч долларов - на издание биографии Бурлюка, с двумя цветными вкладками и множеством черно-белых иллюстраций, тиражом не меньше тысячи экземпляров. 40 тысяч - на организацию галереи на участке в Хэмптон-Бейз на Лонг-Айленде галереи современных американских художников». И он прямо рисует там, где эта галерея должна располагаться. Инстинкт эстетического самосохранения! Но вернемся к началу. Первые 18 лет были трудными. Его мало знали, но благодаря участию в «Синем всаднике» Кэтрин Драер, знаменитая галеристка, которая вместе с Мен Реем и Марселем Дюшаном организовала «Анонимное общество», написала о нем книгу. Его стали приглашать на выставки, но все это шло довольно трудно. Он участвовал в групповых выставках, например, они устраивали выставки на улице, как он когда-то это делал в России, в парке, с тем, чтобы просто продать работу.
Я думаю, что это еще одна составляющая вот этой его внутренней драмы, вот этого внутреннего противоречия. Я думаю, что он, как и все футуристы, был левым по своим убеждениям, искренне левым. Поэтому он так негодовал, когда в Советском Союзе не ценят авангард… Он много лет спустя писал в своих письмах в Россию о том, что почему-то в России любят искусство миллиардеров. Он, например, очень ругал Рериха, называл его «декоратором», говорил о том, что Рерих был женат на фрейлине императора, что он никогда не был настоящим большевиком, всегда жил очень богато, получил деньги у американского правительства на экспедиции в Тибет, и на них купил себе имение. И, вообще, нечего сравнивать великого художника Бурлюка с декоратором Рерихом. Он сетовал на то, что в Советском Союзе популярен Рокуэлл Кент и рассказывал, что он миллионер и пузач, что он продолжил себе персональную железнодорожную линию к мастерской, чтобы ему было легче туда ездить. А в Советском Союзе почему-то такие художники пользуются популярностью, в то время как он, Бурлюк, настоящий пролетарий, он как раз и забыт. Бурлюк всячески пытался, чтобы о нем вспомнили. У него была козырная карта - Маяковский. Это невозможно было замолчать, потому что Маяковской о нем написал, он о нем помнил, и именно благодаря этому Бурлюк в 1956 году попал в Советский Союз. Он стремился много лет, у меня есть дома открытка, которую он адресовал Кирсанову. Он пишет: «Дорогие Семен, Коля Асеев, Лиля Брик, у нас есть десять долларов в день, чтобы приехать в Советский Союз. Нам этого в Америке хватает для жизни. Хватит ли этого у вас?». И, благодаря стараниям Василия Катаняна и Лили Брик, его пригласили в Советский Союз за счет Союза писателей, не Союза художников, как он стремился. И вот этот внутренний конфликт между тем, что он был искренне левым, он писал об этом неоднократно, и тем, что он понимал неизбежно, что в Советском Союзе происходит не совсем то, о чем мечтали и думали, это его реально мучило. Он уже в 50-е годы начал писать, что Советский Союз отстал, что советское искусство отстало, что нельзя жить в изоляции, что там есть цензура, что в Америке ты можешь писать и говорить, о чем хочешь, а в Советском Союзе это невозможно. Он это писал и до, и после поездки. Я вот только маленькую цитату прочту. Это письмо Николаю Алексеевичу Никифорову, которого он называл своим «духовным сыном». В Тамбов. Тамбовский коллекционер, один их немногих людей, который не боялся переписываться с Бурлюком. Ведь была масса примеров, когда Бурлюку боялись отвечать. Он сетовал, что даже Лиля Брик ему редко отвечает, Катанян его избегает, Пастернак не отвечает, Асеев не отвечает. У нас в Одессе в прошлом году умер Александр Юльевич Розенбойм, один из блестящих краеведов, и он тоже писал письмо в свое время Бурлюку с вопросами о Маяковском, его интересовали вопросы о персонаже, о Марии из «Облака в штанах». Бурлюк накатал ему громадное письмо в ответ на какую-то почеркушку, прислал журналы, но Розенбойму сказали на работе, что КГБ все читает, ты опасайся этого. И таких случаев была масса. А Никифоров не боялся переписываться с Бурлюком, поэтому сохранился огромный архив этих писем, из которых мы можем узнать настроения Бурлюка, мнение о том, как менялись его взгляды, в том числе и мнения о Советском Союзе. Так вот, он писал:
«Дорогой Коля, передо мной на столе ваше письмо. Оно полно верноподданнических чувств и защиты Бурлюка. Маяковский сказал в 1917-м: «Это моя революция и моих друзей-футуристов - Бурлюка, Коменского, Хлебникова, Крученых». С того времени мы никогда ни на шаг не отступили от советского знамени, которое было в руках Ленина (1917-23), в руках Троцкого (до 1928-го), с 1929-го по 1954 (5 марта) И.В. Сталина, затем два года Тройки, и с 1956-го - Н.С. Хрущев. Времена меняются, иные голоса, иные взгляды, но Бурлюки оставались и есть верные сыновья родины, не закрывая глаза на то, что можно улучшить». Вот в этом крошечном отрывке - весь Бурлюк. Во-первых, стремление к цифрам. Бурлюк четко следил за тем, что происходит в Советском Союзе. У него есть, например, картина «Дети Сталинграда» или натюрморты, где портреты Сталина есть. Потом он понял, что Сталин был негодяем, и стал об этом писать. Но он за всем следил. Он в 1930 году получил американский паспорт и, гордясь этим, в то же время где-то ощущал себя советским человеком. Этот внутренний конфликт мне до сих пор до конца не понятен. При том, что в 1956 году, когда он приехал в Советской Союз, он очень переживал по поводу своих картин, которые остались в огромном количестве в Советском Союзе. Например, в Уфе, в Башкирии он оставил, как он писал, более 300 работ, которые хранились в каких-то запасниках, в Москве осталось множество его работ, и он хорошо понимал ценность своих работ именно того периода. Во-первых, повторял их много раз в Америке, делал вариации, выставлял их на выставках, а, во-вторых, он хотел забрать эти работы, и он предложил Министерству культуры один к одному: забрать старые работы, отдать новые работы американского периода. Аргументы были логичные. Ведь мои работы у вас не находятся в постоянной экспозиции, они находятся в запасниках, они там портятся, давайте поменяемся, вам-то чего? На это ему предложили принять советское подданство, сказали: господин Бурлюк, мы с удовольствием, но вы примите советское подданство, вернитесь в Советский Союз, и мы вам все поменяем. На что Бурлюк сказал: нет, друзья мои, спасибо! Поэтому он уже в 50-х стал называть Америку своей второй родиной, он начал понимать, что что-то, наверное, не так пошло в Советском Союзе, он все больше критикует какие-то вещи в письмах Никифорову, как бы становясь больше американцем. Но он им так и не стал, все-таки 40 лет… Уникальность Бурлюка в том, что он смог начать жизнь сначала в 40 лет, уникальность в том, что он сделал себе имя и какую-то карьеру в трех странах. Счастливый конец этой драмы внутренних противоречий, которые его раздирали, в том, что он стал академиком - американская «Academy Of Arts And Letters» присвоила ему звание академика. Правда, уже посмертно, но, тем не менее, это признание. Например, академиками были Бродский, Артур Миллер, Генри Миллер, оба брата Соера. Это было достаточно почетное место. Стал ли он американским классиком? Я не могу сказать, что это так, несмотря на то, что его работы есть в коллекции Музея Гуггенхайма, МОМА или Музея Уитни. Они не присутствуют в основной коллекции, они хранятся в запасниках - для американцев он слишком поздно приехал, ему надо было приехать раньше. Поэтому, наверное, он так и останется навсегда великим русским художником и отцом русского футуризма.
Несмотря на огромное количество его работ, его работы подделывают, и это уже символ успеха. И его работы непрерывно растут в цене. В первую очередь, работы российского периода. Я встречался в июле с правнуком и нахожусь в переписке с его внучкой. Правнука тоже зовут Дэвид, он живет в Нью-Йорке, это внук его старшего сына Давида, и я нахожусь в переписке с Мэри-Клер Холт-Бурлюк, это внучка, дочь его младшего сына Николая, которая живет в Канаде. Они продают его работы потихоньку. Если Мэри-Клер продает больше, то Давид и его отец работы почти не продают и сетуют на то, что на рынке стало много подделок. Благодаря этому цены в данный момент немного упали, но, тем не менее, любая подделка говорит о том, что художник пользуется популярностью. Цены выросли, я бы сказал, минимум в 10 раз за последние 10-15 лет, и это говорит об успешности.
Кроме того, я думаю, что об успешности говорит то, что начали проходить в Америке выставки сборные, в которых работы Бурлюка представлены. Я не сказал о том, что Бурлюк смог повторить в Америке ту же историю с объединением. Как в России была «Гилея», в Америке вокруг него собралась группа «Хэмптон-Бейз». Ему было уже более 50-ти и вокруг него собралась группа, вплоть до того, что эти художники - Рафаэль и Мозес Соеры, Николай Циковский, Жорж Констант, Милтон Эвери, Арчил Горки, которые известны как американские классики - они купили дома около него и жили там, на Лонг-Айленде, недалеко от Бурлюка. То есть, новая группа. И выставка этой группы прошла недавно на Лонг-Айленде, и была выпущена брошюра, были публикации в центральных американских газетах. То есть, его имя помнят.
Один из небольших эпизодов американской жизни Бурлюка. Он стремился знакомиться и общаться с известными людьми. Это какое-то инстинктивное стремление и понимание, где нужно находиться в определенный момент с тем, чтобы о тебе не забыли, его, конечно, направляло в правильное русло. Он общался с Пильняком, который приезжал за несколько лет до Ильфа и Петрова в Америку, тоже писать книгу об Америке, он рисовал Пильняка. И, узнав о том, что приезжают Ильф и Петров, он тут же отправился на встречу с ними. Бурлюк встречался с ними несколько раз, Ильф оставил о нем заметки противоречивые, Бурлюк оставил о нем более благожелательные заметки. И мне было интересно сопоставить то, как оба человека писали друг о друге. В конце концов, Бурлюк подарил Ильфу несколько картин, которые, кстати, висели у Петрова дома, и сделал несколько набросков, которые сохранились до сих пор. Таких эпизодов у Бурлюка масса. Например, Рерих - один из моих любимых моментов. В 1930 году Бурлюк выпускает брошюру «Николай Рерих». Бурлюк вообще не только мемуарами занимался и увлекался, он имел какую-то склонность к биографическим изысканиям. Например, уже уехав в Японию, в 1920 году он вдруг выпускает целую статью о Елене Гуро. Он публиковался постоянно во Владивостокских газетах, и потом он это продолжал в Америке, в «Русском голосе», он писал постоянно о ком-то. О Рерихе он выпустил целую книгу и сделал несколько портретов Рериха, очень хороших. И вот в конце 50-х годов он даже называл Рериха своим учителем. Рерих был богат, и в конце 50-х Рерих пишет в Тамбов тому же Никифорову: «А что Рерих? Я о нем-то написал почему? Он мне заплатил сто долларов и купил одну мою картину». Вот эти его метания для меня очень интересны. Или эпизод с Есениным. Бурлюк в своем дневнике, опубликованном в «Color And Rhyme», писал, что Есенин, приехав в Америку, чуть ли не сразу к нему бросился домой и попросил нарисовать его портрет с Айседорой, и даже заплатил аванс, 50 долларов. Но потом, мол, он к нему два раза в гостиницу приходил, а он был все время пьяный, и портрет не удался. Мы можем поверить Бурлюку, потому что Есенин об этом ничего не написал, если бы не воспоминания Мориса Мендельсона, начинающего поэта, которого Бурлюк взял с собой к Есенину в гости в гостиницу. Бурлюк и в Америке опекал таланты, он находил начинающих поэтов, публиковал их, пытался везде с собой водить. Например, Леонард Опалов оставил воспоминания о вечеринке с Маяковским в 1925 году. И вот Морис Мендельсон написал о том, что Есенин к Бурлюку отнесся очень напряженно, он его не ждал и было ощущение, что Бурлюк ему навязывается. То есть, кто к кому приходил с просьбой написать портрет - не совсем понятно. Таких случаев масса, они очень интересны, но это никак не умаляет фигуру Бурлюка, потому что, действительно, были люди, которые хотели, чтобы он их нарисовал, были люди, которые его рисовали. Например, Николай Фешин, одно время тоже забытый в Советском Союзе, великолепный художник, оставил два великолепных портрета Бурлюка. С Бурлюком и Григорьев, и Судейкин, и Сорин общались, он общался с Архипенко прекрасно, его ценили и уважали. А вторая статья, это та самая статья «Давид Бурлюк: монгол, казак или еврей?». Я могу сказать, что Маяковский, наверное, был прав, когда сказал, что «мой друг Давид Бурлюк раскидывал свои шатры под всеми небесами». Это абсолютная правда.
См.: http://www.svoboda.org/a/28140107.html
Автопортрет
Картины Бурлюка: http://scala-paradisi.livejournal.com/444125.html
Издания русского авангарда на сайте РНБ: http://www.nlr.ru/cms_nlr/vid_news_str.php?id=2971