Ронен. Окончание Израильской истории-2
Начало
Наташа познакомилась с ним на курсах гостиничного хозяйства. Служба в полиции у Ронена не задалась. За разбитую полицейскую машину и пострадавший при аварии эвкалипт денег с него не взяли, но с работы попросили. Чиновница службы трудоустройства долго вертела под столом секретный список и назвала несколько возможных бесплатных курсов. На адвокатов нигде не учили.
Изумрудные глаза, если и не сразили Наташу наповал, то во многом стали решающим фактором для долгосрочной перспективы. В свои 25 Ронен уже не был так хорош как раньше. Золотые кудри начали облетать, обильный семейный стол сказался и на фигуре, и на лице. Но жизнерадостность и неистребимый оптимизм остались прежними. И так славно было учить уму-разуму молодую хорошенькую олимку, которая ничего не понимала в науке выживания в новой стране. Получить аттестат, говорил он, - не проблема (у Наташи он, правда, уже был), надо только попасть к хорошим учителям, а не занудам, которые засели у них в школе. Ещё нужно поступить на высокооплачиваемую работу и скопить денег, чтобы хватило на учебу в университете. А после учебы потратить несколько лет на приобретение богатой клиентуры, и тогда все будет тип-топ. Да, ещё надо съездить на полгодика за границу, в Индию или Таиланд, не всю же жизнь только работать и корпеть над книгами.
Курсы они закончили почти одновременно с той разницей, что Наташа получила диплом, а Ронен - нет. Но Ронен не унывал: пересдать не проблема. Сроки пересдачи не уточнялись.
Дело шло к свадьбе. И тут выяснилось, что Наташа не совсем еврейка, по папе не считается. Ирма была слегка обескуражена, ей очень хотелось счастья для второго сына. Поездка на Кипр исключалась: свадьба должна состояться только в Израиле по еврейскому обычаю. Пока пусть живут вместе, но гиюр необходимо пройти.
Поселились они в довольно задрипанной двушке неподалеку от родителей Ронена. С работой было совсем плохо. Ни с дипломом, ни без диплома ни в какие гостиницы их не брали. Наташа очнулась первая и пошла на то, что имелось: уборщицей в кибуц. Ронен решил подождать, пока не подвернется что-нибудь высокооплачиваемое.
Впервые на наташином счету в банке появился минус. Зарплата уборщицы на неполную ставку не покрывала даже расходов на квартиру. Вопрос был поставлен ребром: Ронен тоже должен работать. Единственное, что ему могли предложить многочисленные конторы по найму, - это охрана разнообразных объектов. Производственных, учебных, торговых - на выбор. Минимальная зарплата и никаких соцусловий.
Надо отдать Ронену должное: он выбрал один из производственных, потому что там давали много часов. Сидеть нужно в будке, а когда прибывают грузы, выходить и контролировать, что там разгружается. На территории, грязной и пыльной, пахло газом и ещё чем-то очень противным.
Вечерами к ним приходили братья. Не в гости, просто они считали, что этот дом тоже принадлежит им. Братья без спроса, так же спокойно как в родительском доме, открывали холодильник и выгребали все, что попадало под руку. Потом начиналось родственное общение. 170-килограммовый старший занимал весь диван, младший пристраивался в кресле. В салоне становилось тесно.
В основном разговор велся вокруг взаимоотношений знакомых пар. Ударенный неудачным семейным опытом старший ругал корыстных женщин, которых особенно много понаехало из России и Украины. Ронен не соглашался. Он считал, что нынче вообще такое время, когда всем заправляют одни интересанты. Пробиться никуда невозможно, продажность сверху донизу. Философские беседы длились за полночь. Наташа, не дожидаясь конца братских посиделок, уходила в спальню и открывала томик Чехова.
С гиюром ничего не вышло. Через несколько занятий Наташа наотрез отказалась проходить процедуру дальше. И с деньгами было плохо. Наташа не могла понять, куда же они деваются. Ронен тоже не понимал, несмотря на свою многоопытность сабра. Оставалось винить во всем интересантов.
Выпадали редкие вечера, когда братья отсутствовали и можно было побыть вдвоем. Наташа просила Ронена что-нибудь спеть, а пел он великолепно. Как же так получилось, спрашивала она себя, что уроженец Израиля и одаренный природой человек не в состоянии найти себя в собственной стране? Почему так убога и беспросветна их жизнь, кто в этом виноват? Где те интересанты, с которых можно было бы спросить за все разочарования?
- Ронен, может, нам уехать в другой город и поискать там работу получше?
- Как ты не понимаешь Тут у меня родители, братья, друзья, а в другом городе я никого не знаю, я там буду никто. Погоди, вот накопим денег, я выучусь на адвоката…
Наташа зачастила к своим родителям. У них можно было смотреть старые советские фильмы и перечитывать любимые книги. Возвращаться к себе не хотелось. Ронен беспокоился, звонил, почему её так долго нет.
Так прошли почти три года. Наташа уже работала на заводе на полную ставку, а Ронен по-прежнему травился газом в своей будке. О свадьбе не заикались: невестка-гойка не вписывалась в традиционные представления его семьи. Вернувшись однажды с работы, разбитая и голодная, Наташа предвкушала, как она побалуется купленными накануне шоколадными пирожными. На диване сонно похрюкивал старший брат, пирожных в холодильнике не было. Там вообще ничего не было, кроме пары засохших блинов. Такое случалось регулярно, но в этот раз у Наташи отказали тормоза: она заорала и затопала ногами. Брат вскочил и зачем-то пересел на колченогий стул. Из спальни выбежал встревоженный Ронен и попытался обратить все в шутку. Они оба смеялись над ней, над тем, какая она жадная и неродственная. У коренных израильтян, говорили они, совсем другие принципы жизни, чем у русских: для родных им никогда ничего не жалко. С балкона показался младшенький и присоединился к веселью. И тут колченогий стул, не предназначенный для 170 килограммовой нагрузки, подломился, и военный пенсионер с воплем рухнул на каменный пол. Братья бросились на помощь, а Наташу охватил истерический хохот. Инвалид ЦАХАЛа, мать его! Жрать надо меньше и собственную жизнь устраивать! Глаза б мои на вас на всех не глядели, жирные ублюдки!
Через неделю Наташа перебралась к родителям. Ронен много раз звонил и уговаривал вернуться. Он никогда не помнил ни обидных слов, ни тяжелых обстоятельств. У него был очень легкий характер, оптимизм не покидал его.
Прошло несколько лет, прежде чем она сама позвонила ему. Все-таки он был ей не совсем безразличен, хотелось узнать как дальше сложилась его жизнь. Ронен сообщил, что женат, родил сына. Работает охранником в каньоне, жена учительствует. Пригласил Наташу в гости. Будучи в тех краях, она зашла к нему без предупреждения. Все семейство, включая родителей, оказалось в сборе. Встретили её хорошо, старых обид не поминали. Из спальни вынесли показать двухлетнего мальчика. Наташа ахнула и прослезилась: ей дружелюбно улыбалось то самое личико со старой фотографии. С длинными, к вискам, изумрудными глазами.
Наташа познакомилась с ним на курсах гостиничного хозяйства. Служба в полиции у Ронена не задалась. За разбитую полицейскую машину и пострадавший при аварии эвкалипт денег с него не взяли, но с работы попросили. Чиновница службы трудоустройства долго вертела под столом секретный список и назвала несколько возможных бесплатных курсов. На адвокатов нигде не учили.
Изумрудные глаза, если и не сразили Наташу наповал, то во многом стали решающим фактором для долгосрочной перспективы. В свои 25 Ронен уже не был так хорош как раньше. Золотые кудри начали облетать, обильный семейный стол сказался и на фигуре, и на лице. Но жизнерадостность и неистребимый оптимизм остались прежними. И так славно было учить уму-разуму молодую хорошенькую олимку, которая ничего не понимала в науке выживания в новой стране. Получить аттестат, говорил он, - не проблема (у Наташи он, правда, уже был), надо только попасть к хорошим учителям, а не занудам, которые засели у них в школе. Ещё нужно поступить на высокооплачиваемую работу и скопить денег, чтобы хватило на учебу в университете. А после учебы потратить несколько лет на приобретение богатой клиентуры, и тогда все будет тип-топ. Да, ещё надо съездить на полгодика за границу, в Индию или Таиланд, не всю же жизнь только работать и корпеть над книгами.
Курсы они закончили почти одновременно с той разницей, что Наташа получила диплом, а Ронен - нет. Но Ронен не унывал: пересдать не проблема. Сроки пересдачи не уточнялись.
Дело шло к свадьбе. И тут выяснилось, что Наташа не совсем еврейка, по папе не считается. Ирма была слегка обескуражена, ей очень хотелось счастья для второго сына. Поездка на Кипр исключалась: свадьба должна состояться только в Израиле по еврейскому обычаю. Пока пусть живут вместе, но гиюр необходимо пройти.
Поселились они в довольно задрипанной двушке неподалеку от родителей Ронена. С работой было совсем плохо. Ни с дипломом, ни без диплома ни в какие гостиницы их не брали. Наташа очнулась первая и пошла на то, что имелось: уборщицей в кибуц. Ронен решил подождать, пока не подвернется что-нибудь высокооплачиваемое.
Впервые на наташином счету в банке появился минус. Зарплата уборщицы на неполную ставку не покрывала даже расходов на квартиру. Вопрос был поставлен ребром: Ронен тоже должен работать. Единственное, что ему могли предложить многочисленные конторы по найму, - это охрана разнообразных объектов. Производственных, учебных, торговых - на выбор. Минимальная зарплата и никаких соцусловий.
Надо отдать Ронену должное: он выбрал один из производственных, потому что там давали много часов. Сидеть нужно в будке, а когда прибывают грузы, выходить и контролировать, что там разгружается. На территории, грязной и пыльной, пахло газом и ещё чем-то очень противным.
Вечерами к ним приходили братья. Не в гости, просто они считали, что этот дом тоже принадлежит им. Братья без спроса, так же спокойно как в родительском доме, открывали холодильник и выгребали все, что попадало под руку. Потом начиналось родственное общение. 170-килограммовый старший занимал весь диван, младший пристраивался в кресле. В салоне становилось тесно.
В основном разговор велся вокруг взаимоотношений знакомых пар. Ударенный неудачным семейным опытом старший ругал корыстных женщин, которых особенно много понаехало из России и Украины. Ронен не соглашался. Он считал, что нынче вообще такое время, когда всем заправляют одни интересанты. Пробиться никуда невозможно, продажность сверху донизу. Философские беседы длились за полночь. Наташа, не дожидаясь конца братских посиделок, уходила в спальню и открывала томик Чехова.
С гиюром ничего не вышло. Через несколько занятий Наташа наотрез отказалась проходить процедуру дальше. И с деньгами было плохо. Наташа не могла понять, куда же они деваются. Ронен тоже не понимал, несмотря на свою многоопытность сабра. Оставалось винить во всем интересантов.
Выпадали редкие вечера, когда братья отсутствовали и можно было побыть вдвоем. Наташа просила Ронена что-нибудь спеть, а пел он великолепно. Как же так получилось, спрашивала она себя, что уроженец Израиля и одаренный природой человек не в состоянии найти себя в собственной стране? Почему так убога и беспросветна их жизнь, кто в этом виноват? Где те интересанты, с которых можно было бы спросить за все разочарования?
- Ронен, может, нам уехать в другой город и поискать там работу получше?
- Как ты не понимаешь Тут у меня родители, братья, друзья, а в другом городе я никого не знаю, я там буду никто. Погоди, вот накопим денег, я выучусь на адвоката…
Наташа зачастила к своим родителям. У них можно было смотреть старые советские фильмы и перечитывать любимые книги. Возвращаться к себе не хотелось. Ронен беспокоился, звонил, почему её так долго нет.
Так прошли почти три года. Наташа уже работала на заводе на полную ставку, а Ронен по-прежнему травился газом в своей будке. О свадьбе не заикались: невестка-гойка не вписывалась в традиционные представления его семьи. Вернувшись однажды с работы, разбитая и голодная, Наташа предвкушала, как она побалуется купленными накануне шоколадными пирожными. На диване сонно похрюкивал старший брат, пирожных в холодильнике не было. Там вообще ничего не было, кроме пары засохших блинов. Такое случалось регулярно, но в этот раз у Наташи отказали тормоза: она заорала и затопала ногами. Брат вскочил и зачем-то пересел на колченогий стул. Из спальни выбежал встревоженный Ронен и попытался обратить все в шутку. Они оба смеялись над ней, над тем, какая она жадная и неродственная. У коренных израильтян, говорили они, совсем другие принципы жизни, чем у русских: для родных им никогда ничего не жалко. С балкона показался младшенький и присоединился к веселью. И тут колченогий стул, не предназначенный для 170 килограммовой нагрузки, подломился, и военный пенсионер с воплем рухнул на каменный пол. Братья бросились на помощь, а Наташу охватил истерический хохот. Инвалид ЦАХАЛа, мать его! Жрать надо меньше и собственную жизнь устраивать! Глаза б мои на вас на всех не глядели, жирные ублюдки!
Через неделю Наташа перебралась к родителям. Ронен много раз звонил и уговаривал вернуться. Он никогда не помнил ни обидных слов, ни тяжелых обстоятельств. У него был очень легкий характер, оптимизм не покидал его.
Прошло несколько лет, прежде чем она сама позвонила ему. Все-таки он был ей не совсем безразличен, хотелось узнать как дальше сложилась его жизнь. Ронен сообщил, что женат, родил сына. Работает охранником в каньоне, жена учительствует. Пригласил Наташу в гости. Будучи в тех краях, она зашла к нему без предупреждения. Все семейство, включая родителей, оказалось в сборе. Встретили её хорошо, старых обид не поминали. Из спальни вынесли показать двухлетнего мальчика. Наташа ахнула и прослезилась: ей дружелюбно улыбалось то самое личико со старой фотографии. С длинными, к вискам, изумрудными глазами.