Завербованный вербовщик. Могло ли быть иначе?
Пока рунет ещё не остыл от дискуссий о лишении сана бывшего протодиакона А. В. Кураева, равно как о самой его личности и деяниях, мне бы хотелось порассуждать, как вообще могло случиться то, что случилось. Как могло получиться так, что главный апологет Московского Патриархата стал тотальным его ненавистником? Был ли подобный исход абсолютно неизбежен или это всё таки было его следствием его и только его выбора? Могла ли Московская Патриархия что-то предпринять, чтобы отвратить его от данного пути или единственное, что она могла - это расстаться по хорошему?
Чтобы лучше понять, кем является человек, нужно в первую очередь поинтересоваться, из какой среды он вышел. В отношении Кураева это хорошо известно: отец, Вячеслав Иванович Кураев, был советским номенклатурным философом, выпускником философского факультета МГУ, пик его карьеры пришёлся на 1978-1988 годы, когда он был учёным секретарём Президиума Академии наук СССР по общественным наукам и помощником вице-президента АН СССР П. Н. Федосеева. Мать, Вера Трофимовна Бондарец (Кураева), работала в секторе диалектического материализма Института философии. Такое происхождение уже само по себе будет способствовать формированию определённого самомнения. К этому стоит добавить то, что с детства он слышал такие разговоры, которые не могли слышать обычные дети в СССР и иметь доступ к такой литературе, о которой большинство даже и не подозревало. Семья Кураевых была атеистической, и сам Кураев в старших классах школы выпускал стенную газету «Атеист», а поступив в 1979 году в МГУ, выбрал кафедру истории и теории научного атеизма, которую с отличием закончил в 1984 году.
Рассуждая о причинах метаморфоз, произошедших с А. В. Кураевым, приведших в итоге к лишению его сана, многие вспоминали именно его атеистический период и полученную им в МГУ специализацию. Но это слишком упрощённая трактовка. Чтобы понять мотивы Кураева, нужно понять, что же творилось в интеллигентской среде в 1980-е годы. И тут надо чётко обозначить, что для СССР 1980-е годы стали периодом, когда страна клонилась к упадку. Никакого экономического роста не было, чего, кстати, совсем не предусматривала тогдашняя официальная пропаганда, продолжая вещать о «великом деле Ленина», в которое год от года верило всё меньше и меньше людей. Одновременно систематически работала западная пропаганда, успехи которой были подкреплены экономическими успехами Западного блока: в 1981 году в США была запущена программа «рейганомики», благодаря чему в отличие от СССР там был стабильный экономический рост. В это время существовало 2 основных канала влияния Запада на неокрепшие советские умы: поездки граждан за границу и иностранное радиовещание на СССР (пресловутые «вражеские голоса»). И то и другое было в жизни Кураева: ещё в детстве он несколько лет прожил в Праге, где работали его родители в журнале «Проблемы мира и социализма», о котором Кураев сказал, что «это и был тот мозговой штаб, откуда и вышла сама по себе идеология перестройки». Естественно, он не мог миновать тех тем, которые обсуждались на радио «Свобода», «Голосе Америки», «Би-би-си» и прочих немецких волнах, даже если не слушал их систематически. Ведь всё это активно обсуждалось в той среде, откуда он вышел. Замечу, что советская власть вложила огромные средства в подготовку специалистов самого разного профиля, а западная пропаганда сравнительно небольшими средствами сумела их заочно завербовать как своих агентов влияния.
Я не случайно столь подробно на этом остановился. Ведь именно тогда, в 1980-е годы, в атмосфере уже идеологически гниющего СССР и сформировалось его мышление в своих общих чертах. Небольшое отступление: я ещё помню 1990-е годы и ранние 2000-е, когда практически любой публичный интеллектуал обязательно был не просто западником, а горячим апологетом западной модели, а спектр чувств к своему отечеству (не к СССР, а именно к отечеству) у него колебался от равнодушия до осуждения; отношение же собственно к СССР у них было сугубо отрицательным. Естественно, не с 1991 года всё это началось; всё это вызрело ещё в советские годы, и 1980-е годы тут были определяющими. Именно в ту пору было возможно случиться тому, чтобы отличник кафедры научного атеизма 29 ноября 1982 года, скажем так, без отрыва от производства крестился в храме Рождества Иоанна Предтечи на Пресне. Само собой разумеется, что подобное невозможно было без изрядной фиги в кармане в отношении официальной власти и официальной идеологии. Дальше - больше: он поступает в Московскую духовную семинарию, которую окончил в 1988 году. В 1988-1990 годы он снова жил за границей, учась на факультете православного богословия Бухарестского университета в Румынии. А с избранием Патриарха Алексия II он становится его референтом, но уходит с этой должности в 1993 году из-за разногласий с Алексием II, которого в дальнейшем ценил невысоко. Это и была та первая трещинка, которая, с течением времени всё расширяясь, превратилась в итоге в непроходимую пропасть.
Но тогда этот разлом ещё не проявлялся открыто. И, уйдя с позиции помощника патриарха, он оставался полуофициальным спикером патриархии. Тогда же началась его деятельность на позициях устроителя и теоретика духовного образования. В 1993-1996 годы он был деканом философско-богословского факультета Российского православного университета святого Иоанна Богослова, откуда ушёл, не ужившись с его ректором, архимандритом Иоанном (Экономцевым), но успев за это время стать кандидатом философских наук и кандидатом богословия. В 1996 году он становится профессором Свято-Тихоновского православного богословского института (нынешний ПСТГУ). С 2004 года основным его местом работы стала Московская духовная академия и семинария. Нужно заметить, что в то время было очень мало специалистов, которые были одновременно хорошо образованы и в светской, и в церковной областях, а между наукой и верой, как казалось, лежит пропасть, причём так думали не только нецерковные, но и церковные люди. Да и в целом уровень церковной грамотности в тот период был довольно низок. Именно отсюда пошла привычка Кураева выставлять своих оппонентов как людей глупых и недалёких. Кураев был очень заметен в те годы благодаря своей во многом нестандартной, но неизменно апологетической позиции по отношению к православию. Именно в это время он пишет свои главные книги. Они были по большей части популяризаторскими, а не академическими, но написаны были хорошо и доходчиво, без ущерба для научности. Не избегал он интернета: им ещё в конце 90-х был запущен интернет-форум имени себя, где обсуждались различные вопросы, и тогда, как ни странно, там обходились без тотального обливания помоями оппонентов. Всё это время он преподавал на родном для него философском факультете МГУ, то есть никогда не терял связей с той университетской средой, из которой вышел. Это тоже нужно учитывать при оценке его последующих метаморфоз.
Теперь к основному вопросу данной статьи: почему он не смог избежать начавшегося среди многих вроде бы в целом аполитичных людей в начале 2010-х годов уклона в оппозиционную деятельность. Почему в то время, когда Церковь начала подвергаться усиленным нападкам, он не только не попытался Её защитить, но и встал в итоге в ряды Её критиков и даже хулителей? И самый главный вопрос: могло ли быть иначе? Такая метаморфоза, как мне думается, была обусловлена многими причинами. Некоторые из них я уже назвал. Во первых, это сама среда, из которой он вышел, в значительной степени тяготела к западничеству. Для многих из этих людей власть в России была легитимна настолько, насколько её признавал Запад. Во вторых, позиция, которая заняла власть, была откровенно ущербной, так как было очевидно, что парламентские выборы 2011 года честными не были, а агитпроп от Единой России у сколько нибудь мыслящего человека одобрения вызвать не мог. В третьих, у него несомненно было и миссионерское желание понравиться "интеллигентной публике", которая также в большинстве своём не была настроена провластно, а учитывая масштабы протестов, казалось, что за протестующими будущее в России. И наконец в четвёрых, своеобразное чувство справедливости, толкавшее его на противостояние с властью, которую он считал плохой. В качестве противовеса наметившейся политизации можно было выставить лишь два аргумента: связь с руководством Патриархии (на тот момент она ещё была для него важна), которая заняла однозначно провластную позицию, и отсутствие среди митингующих однозначно авторитетных лидеров. Но с патриархией у него ещё в 1990-е годы наметилось расхождение, а наличие лидеров для него не было принципиальным. Тем более, что в его голове чётко отпечаталась мысль о том, что Россия всегда была слабее Запада, и в конфликте с ним обречена на поражение. Была, пожалуй, ещё одна причина его съезжания вниз - духовная неприкаянность: после окончания МДА в 1992 году им в духовном плане по сути никто не руководил. Он был предоставлен исключительно самому себе. Как мы можем видеть, его внезапно проявившееся либеральное западничество во многом определялось его бэкграундом. Но я всё же верю, что он мог бы принять и всё же иное решение, ведь свободу у него никто не отнимал.
Итак, приняв в декабре 2011 года решение, он по сию пору остаётся верен этому выбору, лишь ожесточённость с течением времени повышалась. Первоначально конечно не Патриархия, а власть в Кремле стала для Кураева основным оппонентом. Но так как Патриархия, ведомая Патриархом Кириллом, стала однозначно на сторону власти, то и она сделалась для Кураева мишенью для критики и разоблачений. Так Кураев ещё до своего скандального увольнения из МДА стал превращаться из миссионера-апологета в политического обозревателя, работающего на поле религии. И это не могло не способствовать росту взаимного недоверия между ним и Патриархией: по мере того, как Кураев стал всё чаще публиковать провокационные тексты, а в Патриархии укреплялись в мысли о необходимости его наказать. Увольнение с работы в МДА в декабре 2013 года, и из МГУ а августе 2014 года окончательно укрепило Кураева в сделанном выборе. Отныне он встал на путь зарабатывания денег на околоцерковном дерьме, а котироваться у него стали только плохие новости. Напомню, что в 2007 году, рассуждая над посланием епископа Диомида (Дзюбана), Кураев сказал: "Тот, кто настроил себя только на сбор плохой информации, рискует расстаться с даром рассудительности. И тогда уже личная духовная проблема выливается в осуждение других христиан, а порой и в общецерковную боль". Всё верно. Кто бы что не говорил, но произошедшее с ним, это именно общецерковная боль, так как Церковь потеряла Кураева-религиоведа, Кураева-богослова и Кураева-философа. Всё это было оставлено в пользу либерально-блоговой журналистики. Книги практически перестали выходить, а стиль заголовков в его ЖЖ зачастую стал жёлто-газетным. Замечу и то, что требуя отчётов от Патриархии, он сам никогда он не отчитывался в том, кто и за что ему платит. Грустно всё это. Очень грустно.
В день лишения его сана, он написал у себя: "Вовсе не об агейкине мой спор с патриархом. <...> Наш спор об этике. О том, вправе ли патриарх отодвинуть Нагорную Проповедь. Добро ли для Церкви превратиться в силовое ведомство. Где границы насилия, разрешенного для христианина. В 2011 я приметил инквизиторские мечтания Кирилла. И с того времени оспаривал его желание возродить "правила Трулльского собора". В истории православия практически нет дискуссий на темы этики (и особенно - о насилии). Были споры клириков о догматах и обрядах. Но не об этике. Что ж, кому то надо было начинать." Начинать и в правду надо, но начать бы с себя: критикуешь патриарха за отход от нагорной проповеди, сам от неё не отходи. Хочешь научить патриарха этике, научись ей сперва сам. "Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними" (Мф. 7:12). Процитирую здесь слова самого Кураева от 2016 года: "Народ стерпит реформы лишь от того, кто своей жизнью и лицом явит, что православие его самого реформировало до мозга костей, начисто вытравив из него «ветхого человека»". Ну так что же, вытравил Кураев из себя «ветхого человека»? Ответ очевиден: критики Кураева видят в нём не служителя Церкви и не богослова, а политического пропагандиста, если не сказать хуже. А то, с какой язвительной злобой он накидывается на своих оппонентов, порой ставит под вопрос, можно ли его вообще считать христианином. Увы, первая жертва войн - это человечность. Как ещё в 1930 году написал Максим Горький: «Если враг не сдаётся, его истребляют». Вот Кураев и идейно истребляет врагов, требуя от них при этом соблюдения этических норм. Это было бы смешно, если бы не было настолько грустно.
Добавлю в заключение, что я критикую Кураева вовсе не по заданию Московской патриархии или Кремля. Просто мне очень жаль, что в Кураеве умер рассудительный богослов и родился злобный пропагандист. Я когда-то ценил его весьма высоко. Он был в числе моих заочных учителей православия. И не только моих. В 1990-е - 2000-е годы он занимал весьма значимое место в Церкви, ныне оно пустует. Нам по-прежнему нужны эрудированные апологеты Церкви, именно Церкви, а не сцепки Церкви и государства или положения, когда Церковь вынуждена кому-то услуживать. По-прежнему не нашли удовлетворительного общецерковного решения многие богословские проблемы. Так неужели и вправду нужно было всё бросать и пускаться в политическую пропаганду? Нужны те, кто бы подобрал и стал развивать те направления апологетики и богословия, которые бросил Кураев, занявшись злобно-политической пропагандой. Найдутся ли они? Лично я очень хочу верить, что найдутся.
Чтобы лучше понять, кем является человек, нужно в первую очередь поинтересоваться, из какой среды он вышел. В отношении Кураева это хорошо известно: отец, Вячеслав Иванович Кураев, был советским номенклатурным философом, выпускником философского факультета МГУ, пик его карьеры пришёлся на 1978-1988 годы, когда он был учёным секретарём Президиума Академии наук СССР по общественным наукам и помощником вице-президента АН СССР П. Н. Федосеева. Мать, Вера Трофимовна Бондарец (Кураева), работала в секторе диалектического материализма Института философии. Такое происхождение уже само по себе будет способствовать формированию определённого самомнения. К этому стоит добавить то, что с детства он слышал такие разговоры, которые не могли слышать обычные дети в СССР и иметь доступ к такой литературе, о которой большинство даже и не подозревало. Семья Кураевых была атеистической, и сам Кураев в старших классах школы выпускал стенную газету «Атеист», а поступив в 1979 году в МГУ, выбрал кафедру истории и теории научного атеизма, которую с отличием закончил в 1984 году.
Рассуждая о причинах метаморфоз, произошедших с А. В. Кураевым, приведших в итоге к лишению его сана, многие вспоминали именно его атеистический период и полученную им в МГУ специализацию. Но это слишком упрощённая трактовка. Чтобы понять мотивы Кураева, нужно понять, что же творилось в интеллигентской среде в 1980-е годы. И тут надо чётко обозначить, что для СССР 1980-е годы стали периодом, когда страна клонилась к упадку. Никакого экономического роста не было, чего, кстати, совсем не предусматривала тогдашняя официальная пропаганда, продолжая вещать о «великом деле Ленина», в которое год от года верило всё меньше и меньше людей. Одновременно систематически работала западная пропаганда, успехи которой были подкреплены экономическими успехами Западного блока: в 1981 году в США была запущена программа «рейганомики», благодаря чему в отличие от СССР там был стабильный экономический рост. В это время существовало 2 основных канала влияния Запада на неокрепшие советские умы: поездки граждан за границу и иностранное радиовещание на СССР (пресловутые «вражеские голоса»). И то и другое было в жизни Кураева: ещё в детстве он несколько лет прожил в Праге, где работали его родители в журнале «Проблемы мира и социализма», о котором Кураев сказал, что «это и был тот мозговой штаб, откуда и вышла сама по себе идеология перестройки». Естественно, он не мог миновать тех тем, которые обсуждались на радио «Свобода», «Голосе Америки», «Би-би-си» и прочих немецких волнах, даже если не слушал их систематически. Ведь всё это активно обсуждалось в той среде, откуда он вышел. Замечу, что советская власть вложила огромные средства в подготовку специалистов самого разного профиля, а западная пропаганда сравнительно небольшими средствами сумела их заочно завербовать как своих агентов влияния.
Я не случайно столь подробно на этом остановился. Ведь именно тогда, в 1980-е годы, в атмосфере уже идеологически гниющего СССР и сформировалось его мышление в своих общих чертах. Небольшое отступление: я ещё помню 1990-е годы и ранние 2000-е, когда практически любой публичный интеллектуал обязательно был не просто западником, а горячим апологетом западной модели, а спектр чувств к своему отечеству (не к СССР, а именно к отечеству) у него колебался от равнодушия до осуждения; отношение же собственно к СССР у них было сугубо отрицательным. Естественно, не с 1991 года всё это началось; всё это вызрело ещё в советские годы, и 1980-е годы тут были определяющими. Именно в ту пору было возможно случиться тому, чтобы отличник кафедры научного атеизма 29 ноября 1982 года, скажем так, без отрыва от производства крестился в храме Рождества Иоанна Предтечи на Пресне. Само собой разумеется, что подобное невозможно было без изрядной фиги в кармане в отношении официальной власти и официальной идеологии. Дальше - больше: он поступает в Московскую духовную семинарию, которую окончил в 1988 году. В 1988-1990 годы он снова жил за границей, учась на факультете православного богословия Бухарестского университета в Румынии. А с избранием Патриарха Алексия II он становится его референтом, но уходит с этой должности в 1993 году из-за разногласий с Алексием II, которого в дальнейшем ценил невысоко. Это и была та первая трещинка, которая, с течением времени всё расширяясь, превратилась в итоге в непроходимую пропасть.
Но тогда этот разлом ещё не проявлялся открыто. И, уйдя с позиции помощника патриарха, он оставался полуофициальным спикером патриархии. Тогда же началась его деятельность на позициях устроителя и теоретика духовного образования. В 1993-1996 годы он был деканом философско-богословского факультета Российского православного университета святого Иоанна Богослова, откуда ушёл, не ужившись с его ректором, архимандритом Иоанном (Экономцевым), но успев за это время стать кандидатом философских наук и кандидатом богословия. В 1996 году он становится профессором Свято-Тихоновского православного богословского института (нынешний ПСТГУ). С 2004 года основным его местом работы стала Московская духовная академия и семинария. Нужно заметить, что в то время было очень мало специалистов, которые были одновременно хорошо образованы и в светской, и в церковной областях, а между наукой и верой, как казалось, лежит пропасть, причём так думали не только нецерковные, но и церковные люди. Да и в целом уровень церковной грамотности в тот период был довольно низок. Именно отсюда пошла привычка Кураева выставлять своих оппонентов как людей глупых и недалёких. Кураев был очень заметен в те годы благодаря своей во многом нестандартной, но неизменно апологетической позиции по отношению к православию. Именно в это время он пишет свои главные книги. Они были по большей части популяризаторскими, а не академическими, но написаны были хорошо и доходчиво, без ущерба для научности. Не избегал он интернета: им ещё в конце 90-х был запущен интернет-форум имени себя, где обсуждались различные вопросы, и тогда, как ни странно, там обходились без тотального обливания помоями оппонентов. Всё это время он преподавал на родном для него философском факультете МГУ, то есть никогда не терял связей с той университетской средой, из которой вышел. Это тоже нужно учитывать при оценке его последующих метаморфоз.
Теперь к основному вопросу данной статьи: почему он не смог избежать начавшегося среди многих вроде бы в целом аполитичных людей в начале 2010-х годов уклона в оппозиционную деятельность. Почему в то время, когда Церковь начала подвергаться усиленным нападкам, он не только не попытался Её защитить, но и встал в итоге в ряды Её критиков и даже хулителей? И самый главный вопрос: могло ли быть иначе? Такая метаморфоза, как мне думается, была обусловлена многими причинами. Некоторые из них я уже назвал. Во первых, это сама среда, из которой он вышел, в значительной степени тяготела к западничеству. Для многих из этих людей власть в России была легитимна настолько, насколько её признавал Запад. Во вторых, позиция, которая заняла власть, была откровенно ущербной, так как было очевидно, что парламентские выборы 2011 года честными не были, а агитпроп от Единой России у сколько нибудь мыслящего человека одобрения вызвать не мог. В третьих, у него несомненно было и миссионерское желание понравиться "интеллигентной публике", которая также в большинстве своём не была настроена провластно, а учитывая масштабы протестов, казалось, что за протестующими будущее в России. И наконец в четвёрых, своеобразное чувство справедливости, толкавшее его на противостояние с властью, которую он считал плохой. В качестве противовеса наметившейся политизации можно было выставить лишь два аргумента: связь с руководством Патриархии (на тот момент она ещё была для него важна), которая заняла однозначно провластную позицию, и отсутствие среди митингующих однозначно авторитетных лидеров. Но с патриархией у него ещё в 1990-е годы наметилось расхождение, а наличие лидеров для него не было принципиальным. Тем более, что в его голове чётко отпечаталась мысль о том, что Россия всегда была слабее Запада, и в конфликте с ним обречена на поражение. Была, пожалуй, ещё одна причина его съезжания вниз - духовная неприкаянность: после окончания МДА в 1992 году им в духовном плане по сути никто не руководил. Он был предоставлен исключительно самому себе. Как мы можем видеть, его внезапно проявившееся либеральное западничество во многом определялось его бэкграундом. Но я всё же верю, что он мог бы принять и всё же иное решение, ведь свободу у него никто не отнимал.
Итак, приняв в декабре 2011 года решение, он по сию пору остаётся верен этому выбору, лишь ожесточённость с течением времени повышалась. Первоначально конечно не Патриархия, а власть в Кремле стала для Кураева основным оппонентом. Но так как Патриархия, ведомая Патриархом Кириллом, стала однозначно на сторону власти, то и она сделалась для Кураева мишенью для критики и разоблачений. Так Кураев ещё до своего скандального увольнения из МДА стал превращаться из миссионера-апологета в политического обозревателя, работающего на поле религии. И это не могло не способствовать росту взаимного недоверия между ним и Патриархией: по мере того, как Кураев стал всё чаще публиковать провокационные тексты, а в Патриархии укреплялись в мысли о необходимости его наказать. Увольнение с работы в МДА в декабре 2013 года, и из МГУ а августе 2014 года окончательно укрепило Кураева в сделанном выборе. Отныне он встал на путь зарабатывания денег на околоцерковном дерьме, а котироваться у него стали только плохие новости. Напомню, что в 2007 году, рассуждая над посланием епископа Диомида (Дзюбана), Кураев сказал: "Тот, кто настроил себя только на сбор плохой информации, рискует расстаться с даром рассудительности. И тогда уже личная духовная проблема выливается в осуждение других христиан, а порой и в общецерковную боль". Всё верно. Кто бы что не говорил, но произошедшее с ним, это именно общецерковная боль, так как Церковь потеряла Кураева-религиоведа, Кураева-богослова и Кураева-философа. Всё это было оставлено в пользу либерально-блоговой журналистики. Книги практически перестали выходить, а стиль заголовков в его ЖЖ зачастую стал жёлто-газетным. Замечу и то, что требуя отчётов от Патриархии, он сам никогда он не отчитывался в том, кто и за что ему платит. Грустно всё это. Очень грустно.
В день лишения его сана, он написал у себя: "Вовсе не об агейкине мой спор с патриархом. <...> Наш спор об этике. О том, вправе ли патриарх отодвинуть Нагорную Проповедь. Добро ли для Церкви превратиться в силовое ведомство. Где границы насилия, разрешенного для христианина. В 2011 я приметил инквизиторские мечтания Кирилла. И с того времени оспаривал его желание возродить "правила Трулльского собора". В истории православия практически нет дискуссий на темы этики (и особенно - о насилии). Были споры клириков о догматах и обрядах. Но не об этике. Что ж, кому то надо было начинать." Начинать и в правду надо, но начать бы с себя: критикуешь патриарха за отход от нагорной проповеди, сам от неё не отходи. Хочешь научить патриарха этике, научись ей сперва сам. "Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними" (Мф. 7:12). Процитирую здесь слова самого Кураева от 2016 года: "Народ стерпит реформы лишь от того, кто своей жизнью и лицом явит, что православие его самого реформировало до мозга костей, начисто вытравив из него «ветхого человека»". Ну так что же, вытравил Кураев из себя «ветхого человека»? Ответ очевиден: критики Кураева видят в нём не служителя Церкви и не богослова, а политического пропагандиста, если не сказать хуже. А то, с какой язвительной злобой он накидывается на своих оппонентов, порой ставит под вопрос, можно ли его вообще считать христианином. Увы, первая жертва войн - это человечность. Как ещё в 1930 году написал Максим Горький: «Если враг не сдаётся, его истребляют». Вот Кураев и идейно истребляет врагов, требуя от них при этом соблюдения этических норм. Это было бы смешно, если бы не было настолько грустно.
Добавлю в заключение, что я критикую Кураева вовсе не по заданию Московской патриархии или Кремля. Просто мне очень жаль, что в Кураеве умер рассудительный богослов и родился злобный пропагандист. Я когда-то ценил его весьма высоко. Он был в числе моих заочных учителей православия. И не только моих. В 1990-е - 2000-е годы он занимал весьма значимое место в Церкви, ныне оно пустует. Нам по-прежнему нужны эрудированные апологеты Церкви, именно Церкви, а не сцепки Церкви и государства или положения, когда Церковь вынуждена кому-то услуживать. По-прежнему не нашли удовлетворительного общецерковного решения многие богословские проблемы. Так неужели и вправду нужно было всё бросать и пускаться в политическую пропаганду? Нужны те, кто бы подобрал и стал развивать те направления апологетики и богословия, которые бросил Кураев, занявшись злобно-политической пропагандой. Найдутся ли они? Лично я очень хочу верить, что найдутся.