Утренние страницы: Распаковка (боли)
Не могу спокойно смотреть на старые детские фотографии и видео. Те, что двухгодичной давности и более. Какими они были, когда он их (фактически их, а не меня) бросил (у нас-то и так был худой мир, нейтралитет). Круглолицыми маленькими улыбаками.
И как они возмужали после. Как горько они ревели, и как он не верил тому, что они вообще плачут. Ему-то норм. И как старший 11-летний тогда стоял 2 месяца на веранде, остро жадно реагируя на любой проезжающий байк: «Вдруг это папа приехал, и он сейчас вернется и останется навсегда». И все будет хорошо, как прежде. Хатико отдыхает. «Папа ушел, и радость ушла. Я не хочу жить». В 11 лет. Услышать такое от своего ребенка... Тогда я спешно поменяла дом, где мы прожили 6 лет, где они выросли, где были все их друзья. Я не могла смотреть на это истерзанное сердечко. Как кто-то у году похоти калечит души моих сладких малышей.
Младший гораздо более устойчивый. Ему почти все равно. Высшим проявлением его горя были слезы, когда я сказала, что у папы другая тетя, хоть он и врет (он всегда врет, по любому поводу, такая привычка), что это не так. «Это было бы ужасно, если это правда». Младший любит меня невероятно. Ему больно за меня.
Это катастрофа. Это рампопаламило моих детей. И я, как ребенок разведеных родителей, знаю, что эта рана навсегда. Это даже не рана, а это увечье. Оно не заживет и не пройдет со временем. Оно всегда будет торчать, как культя на самом видном месте.
