Roma
«Мне кажется, надо делать так, как привидение пошлёт», - на третьей лемончелле в ночном Трастевере Тапка нужно путает слова. «Помнишь, как в Мадриде, мы пошли наугад и вышли на площадь, где есть всё…». В этот момент над римской площадью Santa Maria отчетливо запахло марихуаной..
В Рим надо приезжать поздно вечером в пятницу, селиться в вышеозначенном районе, а первую лемончеллу брать сразу же за привокзальным трамвайным кольцом в первом баре, там она почему-то будет самая вкусная. Дружба с барменом возникает за 30 секунд, до непонятно где расположенных апартов оказывается рукой подать, «No taxi, десять минут пешком, девочки!», - увещевает бармен, бросьте буржуазные замашки, гулять, только гулять. Хотя welcome-мальчик рентованной квартиры, подлец Луиджи, пытается отговорить. «Go to bed!, - волновался он, а мы всего лишь спросили, открыт ли тот бар под нашим балконом. Вы приехали без пяти двенадцать всё, всё закрывается! Уже очень поздно! Go to bed!».
Ага, щас. И ближний бар оказался не бар, а театр - всё для того, чтобы мы ушли дальше, и на соседнем перекрестке планы на «быстро вернуться домой» нарушила первая пятничная толпа, когда музыка на всю улицу аккомпанирует еще не отзвеневшим трамваям, а стаканы стоят на крышах всех припаркованных машин. Переулок за переулком всё веселей и веселей, римские пятницы созданы, чтобы не спать, и пьяные площади не мешают уличному баскетболу. Рим - город молодых и красивых, город барменов и уличного найт-лайфа. Спасла только погода. «Домой», - сказал Рим и прямо на Ponte Sisto развернул нас дождем, а то не спать бы, и заблудиться, а в кармане только сдача от двадцатки, ведь никто никуда не собирался, ни денег, ни карты, ни телефона, ни адреса дома, безалаберное счастье.
И старик, старик с собакой. Когда в очередном переулке мы встретили его уже четвертый раз, впору было от улыбок переходить к знакомству.
Третий день. Я прошутто, мои глаза - miel di pistachio, мои слёзы - barolo, моя кровь - amarone. Я не знаю, как уехать отсюда, где для дружбы достаточно ciao, scusie и grazie. И к тому же они все понимают «родной» кривоватый испанский. «Ciao, senior, donde esta la parade del bus H?» Утренний щекастый итальянец, немного Тони Сопрано, похожий на кота, радостно изображает понимание. «Ача? - прикладывает два указательных пальца к уголкам губ, получается буква Н. - Сенчи метри!» Двуязычный диалог успешен, и он рад не меньше моего.
Наши вообще повсюду. У Треви - а никак без Треви, хоть там китайцев больше, чем в Китае - случайный дядька с фотоаппаратом, растерянный от всех толкающихся и жаждущих желания на халяву, уже не знает, кто запечатлеет его на фоне античности со спутницей неожиданно яркой индийской внешности, я протягиваю руку. «Gracias, amiga! - он вообще не пытается оперировать ciao или thanks, он как-то сразу видит, что я amiga, потом пристально вглядывается: «Muito obrigado!», опять угадал. И девчонка у Виа Корсо - «Еspañola?», и дядька в пирожковой у Termini, говоришь минут пять, какой тебе пирог, зелёный или горячий, и только вдруг внезапно понимаешь, что по-испански, «Не ходи на улицу, guapa, там же дождь».
Это чтобы было еще больше стыдно перед любимой Испанией, ты же вот вчера ее любил, а сегодня восхищен другим, другой, не важно. Италия - как любимый муж, идеальный, добрый, обожающий, невозмутимый и с вечной шуткой, а если ругается, то все театры мира плачут от зависти. Испания - чёртов пират, ненадежный распиздяй, невозможный предатель, обаятельная сволочь, к которому практически невозможно от прекрасного мужа не сбежать.
«Не-е-ет», говорит Италия, куда ты сбежишь, смотри, мы даже знаем твой русский, и это первый русский за границей, который нравится, а не бесит. «Смотри, всё будет так, как ты хочешь», обвивает своими макаронами, напоследок подсовывает пикник над Piazza del Popolo со сначала чуть пошловатым, но милым ужасно аккордеоном, а потом поющими итальянскими ragazzi.
И обидки каменных поэтов. И Бэкхем на испанской лестнице. Смерч где-то над устьем Тибра. Мёртвые зонты на мостовых. И дон Роберто.
Эх.
В Рим надо приезжать поздно вечером в пятницу, селиться в вышеозначенном районе, а первую лемончеллу брать сразу же за привокзальным трамвайным кольцом в первом баре, там она почему-то будет самая вкусная. Дружба с барменом возникает за 30 секунд, до непонятно где расположенных апартов оказывается рукой подать, «No taxi, десять минут пешком, девочки!», - увещевает бармен, бросьте буржуазные замашки, гулять, только гулять. Хотя welcome-мальчик рентованной квартиры, подлец Луиджи, пытается отговорить. «Go to bed!, - волновался он, а мы всего лишь спросили, открыт ли тот бар под нашим балконом. Вы приехали без пяти двенадцать всё, всё закрывается! Уже очень поздно! Go to bed!».
Ага, щас. И ближний бар оказался не бар, а театр - всё для того, чтобы мы ушли дальше, и на соседнем перекрестке планы на «быстро вернуться домой» нарушила первая пятничная толпа, когда музыка на всю улицу аккомпанирует еще не отзвеневшим трамваям, а стаканы стоят на крышах всех припаркованных машин. Переулок за переулком всё веселей и веселей, римские пятницы созданы, чтобы не спать, и пьяные площади не мешают уличному баскетболу. Рим - город молодых и красивых, город барменов и уличного найт-лайфа. Спасла только погода. «Домой», - сказал Рим и прямо на Ponte Sisto развернул нас дождем, а то не спать бы, и заблудиться, а в кармане только сдача от двадцатки, ведь никто никуда не собирался, ни денег, ни карты, ни телефона, ни адреса дома, безалаберное счастье.
И старик, старик с собакой. Когда в очередном переулке мы встретили его уже четвертый раз, впору было от улыбок переходить к знакомству.
Третий день. Я прошутто, мои глаза - miel di pistachio, мои слёзы - barolo, моя кровь - amarone. Я не знаю, как уехать отсюда, где для дружбы достаточно ciao, scusie и grazie. И к тому же они все понимают «родной» кривоватый испанский. «Ciao, senior, donde esta la parade del bus H?» Утренний щекастый итальянец, немного Тони Сопрано, похожий на кота, радостно изображает понимание. «Ача? - прикладывает два указательных пальца к уголкам губ, получается буква Н. - Сенчи метри!» Двуязычный диалог успешен, и он рад не меньше моего.
Наши вообще повсюду. У Треви - а никак без Треви, хоть там китайцев больше, чем в Китае - случайный дядька с фотоаппаратом, растерянный от всех толкающихся и жаждущих желания на халяву, уже не знает, кто запечатлеет его на фоне античности со спутницей неожиданно яркой индийской внешности, я протягиваю руку. «Gracias, amiga! - он вообще не пытается оперировать ciao или thanks, он как-то сразу видит, что я amiga, потом пристально вглядывается: «Muito obrigado!», опять угадал. И девчонка у Виа Корсо - «Еspañola?», и дядька в пирожковой у Termini, говоришь минут пять, какой тебе пирог, зелёный или горячий, и только вдруг внезапно понимаешь, что по-испански, «Не ходи на улицу, guapa, там же дождь».
Это чтобы было еще больше стыдно перед любимой Испанией, ты же вот вчера ее любил, а сегодня восхищен другим, другой, не важно. Италия - как любимый муж, идеальный, добрый, обожающий, невозмутимый и с вечной шуткой, а если ругается, то все театры мира плачут от зависти. Испания - чёртов пират, ненадежный распиздяй, невозможный предатель, обаятельная сволочь, к которому практически невозможно от прекрасного мужа не сбежать.
«Не-е-ет», говорит Италия, куда ты сбежишь, смотри, мы даже знаем твой русский, и это первый русский за границей, который нравится, а не бесит. «Смотри, всё будет так, как ты хочешь», обвивает своими макаронами, напоследок подсовывает пикник над Piazza del Popolo со сначала чуть пошловатым, но милым ужасно аккордеоном, а потом поющими итальянскими ragazzi.
И обидки каменных поэтов. И Бэкхем на испанской лестнице. Смерч где-то над устьем Тибра. Мёртвые зонты на мостовых. И дон Роберто.
Эх.