БИТНИКИ В МЕКСИКЕ. ЧАСТЬ 2
Продолжим повествование о бит поколении американских писателей, по возможности, избегая использования метода потока сознания.
МЕХИКО ДЖЕКА КЕРУАКА
Странное дело: в прекрасно изложенном и более чем полном биографическом очерке о жизни Керуака в англоязычной Википедии не нашлось места для мексиканского периода его творчества. То же касается и более скромной по объему русской версии статьи. Между тем, живя в Мехико, Керуак работал не менее плодотворно, чем на родине.
Керуак, своим образом разбивает наше представление о том, каким должен быть писатель. Если говорить о внешности, то из всей «святой троицы» писатель - это определенно Берроуз. Керуак же - это готовая голливудская звезда. Когда-то он, думая об экранизации «В дороге», написал письмо Марлону Брандо, предложив ему сыграть Дина Мориарти, в то время как сам он должен был сыграть своего альтер эго в романе, Сэла Парадайза. Актер ему не ответил, и эпопея с воплощением этого замысла Фрэнсисом Копполой заняла десятилетия уже после смерти писателя.
Еще один очкарик, Гинзберг с его марксистской бородой, тоже может быть претендентом на автора-интеллектуала. А вот Джек Керуак образца 1944 года - молодой человек спортивного телосложения, звезда университетской команды. Ну какой он писатель, этот парень в футболке с рельефным торсом и накачанными бицепсами? Но внешность обманчива. Этот некогда цветущий молодой человек умер в 1969 году, в возрасте 47 лет, умер от кровоизлияния в брюшной полости и цирроза печени, вызванного многолетним алкоголизмом. А Берроуз дожил до 83-х лет, завязав с героином аккурат в 1957 году, когда был издан роман «В дороге».
Литературное наследие Керуака - это больше полудюжины романов и множество поэтических сборников. Этот ныне признанный классик англоязычной прозы и поэзии 20 века не говорил по-английски до шести лет. Он вырос во франкоязычной семье в Лоуэлле, штат Массачусетс. Даже выучив язык, он говорил с заметным акцентом в позднем подростковом возрасте. Во время Второй мировой войны служил в торговом флоте США; В то время он закончил свой первый роман, который был опубликован более чем через 40 лет после его смерти. Его первой опубликованной книгой была «Город и город» (1950), а вторая книга «В дороге» (1957) принесла ему широкую известность и известность. Это сделало его культовой фигурой бит поколения.
Керуак и его литературные произведения оказали большое влияние на популярную рок-музыку 1960-х годов. Такие артисты, как Боб Дилан, The Beatles, Патти Смит, Том Уэйтс, The Grateful Dead и The Doors, считают, что Керуак оказал значительное влияние на их музыку и образ жизни. Это особенно верно в отношении участников группы The Doors, Джима Моррисона и Рэя Манзарека, которые цитируют Джека Керуака и его роман «На дороге» как одно из величайших влияний группы. В своей книге «Зажги мой огонь: моя жизнь с The Doors» Рэй Манзарек, клавишник The Doors, написал: «Я полагаю, что если бы Джек Керуак никогда не написал «On the Road», The Doors никогда бы не существовали».
Новое поколение рок-музыкантов тоже черпает идеи и з наследия Керуак, так калифорнийцы Red Hot Chili Peppers ссылаются на него в тексте песни «Hometown Gypsy». Альтернативная рок-группа 10,000 Maniacs написала песню, носящую его имя, «Hey Jack Kerouac» для своего альбома 1987 года In My Tribe. Хип-хоп группа Beastie Boys упоминает Керуака в своей песне 1989 года «3-Minute Rule» из альбома Paul's Boutique. Песня Barenaked Ladies 2000 года «Baby Seat» с альбома Maroon отсылает к Керуаку. Как писал критик Хуан Арабия о творчестве Керуака и рок-н-ролле: «Для того, чтобы оправдать культурный, идеологический и эстетический прогресс в творчестве Керуака и его актуальность, а также генезис рок-н-ролла, нужно сначала понять истоки джаза и его ответвлений». Бибоп или боп - форма джаза, которая больше всего повлияла на Керуака - был создан афроамериканскими музыкантами в подвалах Нью-Йорка между 1941 и 1945 годами.
Одни называют Керуака «поэтом джаза», другие призывают искать истоки его творчества в европейском модернизме, третьи в буддизме. Споры не утихают, диссертации пишутся, в том числе и в еще недавнем времени в России. Переводы «Блюза Мехико» можно найти на сайте Стихи.ру
Джек Керуак приехал на более долгий срок в Мексику в 1955 году. До этого он уже приезжал сюда несколько раз. Он пошел по стопам своего старшего друга Уильяма Берроуза, который искал место, где получить кайф было бы дешевле и проще.
Однако Керуак видел Мексику гораздо более романтично. Она для него была своего рода пространственным порталом в чистую, дикую и исконную землю, полную противоположность Соединенным Штатам. Как и другие битники, он не одобрял антикоммунистическую политику маккартизма и параноидальные поиски врага, которые были следствием Холодной войны. Идеализировал он и народ Мексики. В своем романе Керуак пишет, что народ этот, вероятно, «никогда не уедет отсюда и ничего не узнает о внешнем мире... Что это должно сделать с их душами! Какими же другими они должны быть в своих личных заботах и желаниях!»
Как и у всей битнической компании, отношения со страной временного пребывания у Керуака постепенно меняются. Но самые первые впечатления от въезда в Мехико высокохудожественно зафиксированы где-то между двумя склейками знаменитого 37-метрового рулона бумаги, на котором был напечатан «В дороге». Бумажная работа в промежутке между вечеринками со стрельбой было излюбленным занятием битников. Пока Берроуз вооружался ножницами и делал свои «нарезки», Керуак склеивал листы, прежде чем вставить их в пишущую машинку. Не могу удержаться, чтобы не напомнить вам этот эпизод романа.
«И мы направились к Мехико.
Короткий горный перевал неожиданно вознес нас к самым небесам, откуда как на ладони был виден Мехико, раскинувшийся внизу, в своем вулканическом кратере, и извергающий прорезаемый ранними вечерними огнями дым большого города. И мы ринулись вниз, через бульвар Инсургентес, к самому сердцу города - к бульвару Реформа.
На просторных и унылых площадках поднимала клубы пыли гонявшая в футбол детвора. Таксисты, поравнявшись с нами, желали узнать, не нужны ли нам девушки. Нет, пока еще девушки нам не нужны. На равнине потянулись бесконечные грязные трущобы. В тускнеющих закоулках меж глинобитных хижин виднелись одинокие фигуры. Надвигалась ночь. И тут город наполнился шумом, а мы неожиданно оказались среди переполненных кафе и театров, среди множества огней. Отчаянно пытались докричаться до нас мальчишки - продавцы газет. Повсюду слонялись босоногие автомеханики, вооруженные гаечными ключами и ветошью. Шальные босоногие индейцы-шоферы проскакивали у нас под носом и, громко сигналя, окружали нас со всех сторон, создавая на дороге немыслимую неразбериху. Шум стоял невообразимый. Глушителей на машинах в Мексике не признают. Там ни на миг не смолкают ликующие звуки гудков.
- Эй! - орал Дин. - Берегись!
Врезавшись на полной скорости в гущу автомобилей, он включился в общую гонку. С машиной он управлялся не хуже любого индейца. Выбравшись на кольцевую «glorietta» - аллею, окаймляющую бульвар Реформа, он принялся носиться по ней, а со всех восьми сходящихся улиц на нас летели машины: слева, справа, опять izguierda и прямо в лоб. Дин вопил и подпрыгивал от восторга.
В центре Мехико по главной улице бродили тысячи хипстеров в соломенных шляпах с обвисшими полями и наброшенных на голое тело пиджаках с длинными лацканами. Одни торговали в переулочках распятиями и травкой, другие молились, стоя на коленях в ветхих часовенках, затесавшихся среди развалюх, где веселили публику мексиканские комедианты. Попадались переулочки, мощенные булыжником, с открытыми сточными канавами, низенькие двери вели в прилепившиеся к глинобитным домикам бары, своими размерами больше напоминавшие чуланы. Желающему выпить приходилось прыгать через ров, а в глубинах этого рва таилось древнее озеро ацтеков. Выйдя же из бара, надо было прижаться спиной к стене и осторожно, бочком, пробираться назад к улице. Подавали там кофе, сдобренный ромом и мускатным орехом. Со всех сторон гремело мамбо. Вдоль полутемных узких улочек выстроились сотни шлюх, и при взгляде на нас их глаза загорались в ночи скорбным светом. Словно одержимые, блуждали мы по улицам и грезили наяву. За сорок восемь центов мы полакомились замечательными бифштексами в чудном, отделанном кафелем мексиканском кафетерии, где у единственной громадной маримбы собралось несколько поколений музыкантов… А на улице - еще и бродячие певцы-гитаристы, и старики, на каждом углу дудящие в трубы. Пойдя на запах кислятины, можно было попасть в забегаловку, где за два цента наливали большой стакан «пульке» - кактусового сока. Веселье не прекращалось ни на минуту. Уличная жизнь не замирала до утра. Укутавшись в содранные с заборов афиши, спали нищие. Но другие нищие сидели на тротуаре в окружении своих семей, поигрывая на дудочках и пересмеиваясь в ночи. Торчали наружу их босые ноги, горели тусклые свечи - Мехико был сплошным громадным цыганским табором. На каждом углу старушки отрезали от вареных коровьих голов лакомые кусочки, заворачивали их в тортильяс, сдабривали острым соусом и продавали на обрывках газеты. Это был тот единственный, великий и буйный, по-детски наивный и не знающий запретов феллахский город, который мы и должны были отыскать в конце пути. Дин шел по этому городу, и руки его висели плетьми, как у зомби, рот был открыт, глаза сверкали, он был гидом в нашем сумбурном священном паломничестве, закончившемся только на рассвете, где-то в поле, в компании парня в соломенной шляпе, который беспрерывно болтал и смеялся и вдобавок порывался сыграть в мяч, потому что не было всему этому конца».
Керуак жил в убогой квартире, на крыше обычного для Рома Норте здания по адресу Орисаба 210.
Сейчас на месте легендарного дома - здание из красного кирпича. В чем я убедился, побывав на месте событий. Photo sashizo
Это были не лучшие времена для некогда престижного района: не было ни воды, ни света, ничего кроме свечи, которую писатель использовал для медитации. Именно там один из пионеров бит-поэзии написал свою лучшую поэму «Блюз Мехико» (1959), в которой собраны 242 припева, похожих на западные хайку. «Америку я дал вам всем, и теперь я ничто», - написал он в 113-м припеве, где рассказал о своем чувстве неудачи после того, как его первые романы остались незамеченными.
В 1950-х годах кроме Керуака в этом доме жили Берроуз, Нил Кэссиди, поэты Грегори Корсо и Гинзберг, чье стихотворение «Вой» положило начало движению битников. Наряду с частями «Блюза Мехико» в гроте на крыше Керуак набросал и главы своего короткого романа «Тристесса». Берроуз написал здесь большую часть «Queer», уж не знаю на крыше или под ней. Не отказавшийся еще в то время от опиатов, думаю, он и сам не очень это знал.
Сейчас я ненадолго предоставлю слово автору David W. Koop, Associated Press Writer, чья статья о битниках в Мехико широко публиковалась в различных американских изданиях.
Это в связи с обещанной мной прогулкой по местам битников в Мехико. Мои собственные впечатления я уже частично изложил, и вернусь к ним в следующих постах, но Mr. Koop, похоже, тоже пишет об этом предмете не понаслышке. Он проведет незабываемую экскурсию.
«Обязательная остановка в любом туре битников - площадь Луиса Кабреры на Орисабе на улице Сакатекас, привлекательная площадь с деревьями и фонтаном, окруженная кафе. В 1950-х годах это было излюбленное место для писателей-битников, которые говорили о нирване в дымке марихуаны, героина и алкоголя.
Plaza Luis Cabrera. Photo sashizo
Однажды вечером, приняв пейот с Берроузом, Керуак в полночь побежал на площадь Луиса Кабреры и лег на траву, чтобы испытать галлюциноген, пишет Хорхе Гарсия-Роблес, который задокументировал время, проведенное двумя авторами в Мехико, в своей книге «Берроуз и Керуак: dos forasteros perdidos en Mexico».
Plaza Luis Cabrera. Photo sashizo
Керуак также оказался на площади в конце прогулки под дождем, находясь под воздействием морфия. Описывая прогулку в «Тристессе», он назвал площадь Луиса Кабреры «великолепным фонтаном и бассейном в зеленом парке на круглом повороте в жилом великолепном виде из камня и стекла, старых грилей и закрученных прекрасных величественных зданий».
Plaza Luis Cabrera. Photo sashizo
Сюрреалистическая прогулка Керуака в ту ночь началась в наполненном преступностью районе в центре города, вероятно, в Ла-Лагунилье, где он проходил мимо улицы, вдоль которой стояли сотни шлюх с «кривыми пальцами», ожидающих перед своими «камерами-кроватками, где сидит Большая Мамасита». Он также проехал мимо площади Гарибальди - легендарного дома мексиканских мариачи - где музыканты бренчат на гитарах за песо, а пьяницы, шатаясь, выходят из баров
Он продолжил путь мимо (sashizo - уже знакомого нам) Дворца изящных искусств - жемчужины ар-нуво, известной фресками Диего Риверы - и вниз по улице Сан-Хуан-де-Летран, которая теперь является частью улицы под названием Eje Central. Он описал, как прошел 15 кварталов вниз по Сан-Хуан-де-Летран, где под влиянием морфия и алкоголя прокричал «Вы сумасшедшие!», обращаясь к толпе на улице. Когда он наконец добрался до Рома, он направился вниз по бульвару Альваро Обрегон, где разделительная полоса усеяна статуями и деревьями.
Фото Сашизо
Посетители, желающие пройти по стопам Керуака, будут в относительной безопасности на площади Гарибальди, а в Альваро Обрегоне есть книжные магазины и рынки, где продаются предметы искусства и ремесла (АИ - sashizo - это актуально смотри здесь). По воскресеньям на большом уличном рынке на углу Куаутемок-авеню продается все: от пиратских фильмов и DVD-дисков до еды, одежды и даже гуакамоле, приготовленного из авокадо на месте. Но Ла-Лагунилья находится рядом с печально известным районом Тепито (sashizo - там мы еще побываем) в Мехико и до сих пор считается рискованным местом для неосторожных туристов.
Гарсия-Роблес пишет, что именно на берегу озера в огромном парке Чапультепек - эквиваленте Центрального парка Нью-Йорка в Мехико - Керуак предложил Берроузу написать роман и назвать его «Голый завтрак» (сашизо - это несколько раз подтвердил впоследствии и сам Берроуз).
Фото Сашизо
Подходящим завершением любого путешествия битников по Мехико является кладбище Пантеон Американо на севере города, недалеко от станции метро Tacuba. В самом конце кладбища, на грубой бетонной стене, выложенной рядами безымянных, грубо сделанных ниш, кладбище кладет на могилы останки людей, чьи семьи не продолжали платить арендную плату.
Джоан Воллмер
Среди этих последних мест упокоения забытых или бедных есть одна маленькая ниша, на которой написано имя.
It reads: “Joan Vollmer Burroughs, Loudonville, New York, 1923, Mexico D.F. Sept. 1951.”
Ниша не украшена цветами или какими-либо памятными вещами, посвященными роли, которую она сыграла в экстраординарный момент в американской литературе, пишет Дэвид Куп, а я недавно писал здесь.
Что касается места упокоения самого Керуака, то когда Боб Дилан и Аллен Гинзберг посетили уже упоминавшийся его родной город Лоуэлл, штат Массачусетс, в рамках тура Rolling Thunder Revue, они подошли к могиле Керуака, где Гинзберг продекламировал строфы из «Блюза Мехико». Кадры с двумя мужчинами на могиле были показаны в фильме «Ренальдо и Клара» (1978). Позже Гинзберг сказал, что Дилан уже был знаком с «Блюзом Мехико», прочитав его, когда жил в Сент-Поле, штат Миннесота, в 1959 году.
Думаю, лучшим завершающим аккордом для этого поста будет авторское чтение поэмы «Блюз Мехико»
Click to viewВот