::заутро::

[sashas]

Утро нетерпеливо носилось по лестницам затихшего дома. Отбивало дробную чечетку. Перепрыгивало на ходу по три ступеньки разом. Сквозняком стучалось в форточки и двери. Пыталось вырваться из тусклого плена предрасстветных сумерек

Comments

[schast]

Динь-дон, динь-дон…
Мерно отстукивали старые бабушкины часы. Рыжий мартовский День слегка хмурясь поглядывал на циферблат, гипнотизируя тонкую дерганую стрелку, которая нервными шажками приближалась к толстой и неповоротливой подруге. А День сидел и ждал…
Он видел, как суетится беспокойное Утро. Как полусумасшедшая Ада Владимировна из 63-ей квартиры кормит своего полуподпольного петуха. Как, кряхтя и бурча, собирает рассыпавшиеся по полу зернышки. Как набрасывает на плечи заношенное пальтишко, засовывает за пазуху своего гордого питомца и опасливо озираясь, спускается на встречу с подслеповатой Алефтиной Иванной.
Как пузатый Юрий Юрьевич в семейных трусах открывает кухонное окно, достает засаленную пачку Беломора и с мрачным прищуром окидывает взором двор, по старой милицейской привычке отмечая всевозможные безобразия: галдящую без умолку детвору в школьном дворе напротив, бесстыдницу Аду Владимировну, тайком выгуливающую на газоне своего петуха, подозрительную маму Иванюкину, тянущую за руку упирающегося и хнычущего малыша-Иванюкина.
Только весельчак Сашка, раскинувшись на своем двуспальном ложе, все никак не хотел просыпаться, пытаясь удержать в сетях сна цветные картинки лета, обжигающего южного солнца и манящего ласкового моря. Ах, еще бы хоть на минуточку, ну, на секундочку!
Динь-дон, динь-дон…
Старые бабушкины часы озорно отбили полдень. Утомленное утро засыпало у мусоропровода. Весельчак Сашка сонными глазами всматривался в слившиеся в едином порыве стрелки часов, медленно осознавая, что проспал.
А День вступал в свои права, бодро вышагивая по городу. Он со стуком ставил на кухонные плиты чайники и кастрюльки со щами, истерично теребил воздух трелью телефонных звонков и заезженных мелодий мобильников, гудел клаксонами автомобилей, безнадежно застрявших в пробках. Он перешептывался в курилках офисов, разнося по миру последние сплетни под видом новостей, кокетливо стучал каблучками по этажам бесконечных небоскребов, мерно гудел станками на заводах и фабриках, галдел в школьных столовых и фаст-фудах, мрачно гипнотизировал тишину на совещаниях в высоких кабинетах.
День шел твердой деловой походкой, улыбаясь беззащитной Аде Владимировне, подгоняя нерасторопного папу-Иванюкина, показывая язык Юрию Юрьевичу и подмигивая бегущему по скользкому тротуару Сашке. Он несся вперед, не оглядываясь…
Но вот еще не слишком уверенное в себе мартовское солнце засобиралось в путь, посылая миру последние лучи надежды. Надежды на скорую весну.
И рыжий День вдруг понял, что устал. Он махнул рукой грустному клоуну-Вечеру и, слегка пошаркивая, побрел прочь, в свой тихий уголок. Туда, где уютно свернувшись калачиком, он будет ждать своего часа, тихонько подпевая нежным колокольчикам:
Динь-дон, динь-дон…