давно я не рассказывал вам страшных сказок- VI
на снимке 10 января этого года мы застали дедушку Янека с будущим портретом жены
Мои документы были отправлены в Берлин, в "Четвёртое управление", которое занималось евреями. А пока я ожидал решения суда, меня сделали переводчиком. Мне опять повезло благодаря тому, что я владел пятью языками (русским, украинским, чешским, польским и немецким). Условия у меня там были хорошие, моя одиночная камера запиралась надзирателем только на ночь. Целый день я работал на разных работах, даже ухаживал за кроликами, которых разводил начальник тюрьмы. Но через три месяца пришёл приказ из Берлина отправить меня в Майданек.
В мае 1943 года меня привезли в тюрьму г. Люблина, в пригороде которого находился концлагерь. В тюрьме я услышал доносившиеся пулемётные очереди. Это были последние дни подавления эсэсовцами восстания Варшавского гетто .
Я был отправлен на 4-е поле. Это был лагерь уничтожения. Утром мы шли "на работу". Мы брали большие камни и на руках несли их в лагерь. А потом несли их обратно. По дороге были убийства, жестокость, какую только человек может себе представить. Один из немцев - заключённый, бандит, просто топил евреев в бочке с водой. Он засовывал голову несчастного в бочку и ждал, пока перестанут выходить пузыри.
Лагерем руководили заключённые, немцы. Все различались по нашивкам. Зелёный треугольник - уголовник; красный - политический; красный треугольник с буквой "Р" в середине - поляки; евреи же носили звезду Давида. Начальники блоков - "капо", относились к заключённым ужасно. В основном начальниками были евреи из Словакии (они были одними из первых заключённых Майданека) или извозчики из Варшавы. Блоками служили бывшие конюшни. На некоторых даже оставались таблички с именами лошадей, которых держали там раньше. А сейчас на трёхэтажных нарах там жили люди.
На моё счастье я попал в Майданек уже после Сталинграда. Была проведена очередная селекция и всех, кто ещё был в силах, послали в Аушвиц, на работы. Это был июнь 1943-го. Уже в эшелоне мы поняли, что нас везут на работы, а не убивать. Каждый заключённый получил по краюхе хлеба, колбасу. В вагонах была постелена солома и стояло ведро для испражнений.
Для нас, людей Майданека, Аушвиц показался раем. Утром каждому выдавали по 400 гр. хлеба, супа, варенье, колбасы. Нам поставили на предплечье левой руки номер (мой 128022) и через пару дней я попал в Буна-Верке, где находился концерн по производству жидкого топлива из угля.
1000 бараков, 12000 заключённых. Русские, английские и французские военнопленные; евреи, поляки и немцы. Мы работали до 4-5 часов вечера. У каждого была кровать, и нас кормили 3 раза в день. Можно было жить. В лагере Буна я находился до января 1945 года. Я успел переболеть цингой, успел немного поработать в санчасти; там же, в лагере, я неожиданно встретил своего брата Самуэля, выходящего из одного из бараков. Я подошёл к нему сзади, закрыл ему глаза и спросил "Кто я?" Его после той истории с гестаповцем и письмами выслали из Дрездена прямо в Аушвиц. Между тем Красная Армия приблизилась к Кракову, и немцы поняли, что надо удирать.
18-го января 45-го года пешком по снегу нас погнали в Гляйвиц. Это около 50-ти километров от Буна. Шли всю ночь. Падающих охранники стреляли на месте. Утром мы с братом съели вдвоём 2 кило хлеба и килограмм ветчины, которую он раздобыл где-то перед отправкой. Наверное, это нас и спасло, потому что в следующие две недели есть нам больше не пришлось.