Большие перемены-5. Часть вторая, вступительная. (Как всегда, переношу из фейсбука.)
Давно я не продолжал эту серию, но нужно с чего-то начинать. Сегодня выскажусь кратко: это больше пища для размышлений, чем готовые выводы. Итак, вопрос, к которому очень сложно было подойти и, по правде сказать, даже теперь подойти непросто - вопрос о том, почему наиболее значимые трактаты по Дестрезе и работы по фехтовальным системам, восходящим к рубежу XVI-XVII веков, еще наблюдаются в начале XVIII века, но затем уходят в прошлое. Старое фехтование сходило на нет постепенно: немцы вполне находили его рудименты еще и в XIX веке. Да, тогда еще кое-кто фехтовал на длинных мечах в старой манере, хотя посторонним это казалось странным . Кое-что долгое время оставалось и от старинных французских и испанских систем в XVIII столетии. Но все же, если присмотреться к процессу уходу старого и господства нового фехтования, начало или, как минимум, первая треть XVIII века - явный водораздел. Сама тенденция наметилась гораздо раньше.
Здесь есть несколько скользких моментов. Во-первых, о фехтовальщиках и системах фехтования тех веков мы знаем по письменным источникам. А в таком практическом искусстве или ремесле количество специалистов или практикующихся куда больше, чем число известных нам школ и мастеров, и тем более - трактатов. До сих пор история фехтования - во многом история книг по фехтованию, сборников приемов, подчас отдельных систем, история анекдотическая, история курьезов, история знаменитостей, история спорта и развлечений. Но в гораздо меньшей степени - это история документальная, история большой массы людей. История преступности только местами касается этой сферы. Поэтому, хотя архивисты находят самые любопытные материалы, от конспектов курса фехтования до зафиксированных экзаменов, эти ограничения все еще накладывают свой отпечаток на всю область исследования. Так что, пока речь о книгах и книжной культуре.
Камилло Агриппа и его спор с носителями книжной учености.
И вот тут начинается самое занятное. Если взять зачинателей старинного "геометрического фехтования", будь то французы, итальянцы или испанцы, то окажется, что все они в той или иной мере люди с некоторым образованием. Да, зачастую это талантливые самоучки или люди, сочетавшие самообразование с обучением в уже зрелом возрасте у людей весьма знающих для своего времени. Камилло Агриппа - аутодидакт, имевший отношение к кругам наиболее образованных и живо интересующихця самыми разными областями знания римлян. Агриппа, будучи инженером-самоучкой, совместно с Антонио да Сангалло и Микеланджело Буонарротти работал над проектом перемещения Обелиска из Гелиополя в 1535 году.
Перемещение Обелиска.
Иероним Карранса - приближенный Медина-Сидонии, имевший отношение к кругам околоуниверситетским. Губернатор с собственным печатным станком. Вся его работа построена на диалогах, совершенно в традиции тогдашних ученых сочинений. Но достаточно просто посмотреть на тех, кто сочинял ему хвалебные оды во вступительной части его трактата. То же верно и для многих его учеников, включая Луиса Пачеко де Нарваэса. Он со временем вообще отказался обучать незнатных учеников, а сами системы и "каррансистов", и "пачекистов" требовали определенных познаний в тех дисциплинах, которые со времен античности связывали с миром людей образованных - музыкой, геометрией, философией, аристотелевской физикой, теологией и классической литературой. Тибо, кстати, относился к несколько иной общности, к поднимающемуся городскому патрициату. Но и он общался с людьми, связанными с университетской средой, с миром тогдашних салонов, с людьми, интересующимися науками и искусствами. Из той же среды был самоучка математик и фехтовальщик Людольф ван Кейлен, его помощник Питер Байли и целый ряд мастеров фехтования, вроде ван Зоммерена, который первым обучал этой науке Тибо. Схожим образом дело обстояло и с итальянцами - Капо-Ферро, Джиганти, Фабрисом, Гизлиеро и не только ими.
Но в XVIII веке фехтовальная теория и практика не строятся на их навыках и знаниях. Более того, и теория и практика уходят от старой модели образования и от прежних "основных" дисциплин. Мастера фехтования новой формации не особенно интересуются схоластической философией и не считают ее применимой. Их интерес к музыке и тому подобным дисциплинам также более простого свойства. Стойка, перемещения, движения могут быть под прямым влиянием навыков из области танцев, но идеальные математические пропорции (считавшиеся идеально-гармоничными со времен Греции и Рима у ряда философов и математиков), гармония движения небесных тел и тому подобные отсылки к воображаемой или действительной "небесной механике" больше не становятся основой для теории. Геометрия, впрочем, по-прежнему важна. Ну так без нее и сегодня никуда.
Объяснение, которое напрашивается здесь - наступление новой эпохи, Эпохи Просвещения. Голландские, немецкие, британские, французские естествоиспытатели и ученые к концу XVII и началу XVIII века отказываются от старой научной парадигмы, от опоры на схоластику. Если в Испании времен "Золотого Века" имело место быть новое и мощное движение "неосхоластики" или "второй схоластики", то в XVIII веке таких громких имен уже нет. Де Витория, Кахетан, Суарес, Айяла ушли в прошлое. Более того, на Пиренеях со старой схоластикой начинают бурно бороться - в Португалии и Испании им противовесом служит новая философия науки, пусть даже практических результатов, сопоставимых с голландскими, французскими или английскими, она не дает. Видимо, эта смена парадигмы подорвала базу старинного фехтования - ту самую систему образования и мировоззрения, без которых не было бы ни Каррансы с Пачеко де Нарваэсом, ни более поздних де ла Веги и Эттенхарда. Да и итальянцы здорово изменились.
Враг старых схоластов маркиз де Помбаль, знаменитый португальский реформатор (в т. ч. университетов).
Отец Бенито Фейхоо, сторонник просвещения в Испании конца XVII века.