Последняя жертва политических репрессий
Было это в середине 80-х. Тихий провинциальный аэропорт. Длинный зал ожидания, по которому резво бегало эхо, питаясь словами редких пассажиров и провожающих. Лето, зной, Украина. В тот год я заехал к родителям подкрепиться на дачных харчах перед поездкой в стройотряд. Налопался черешни, натягал сорняков, помог отцу поправить крышу. И с витаминами и чистой совестью собрался лететь в Казахстан строить в какой-то деревне школу. Папа и мама доставили меня в аэропорт прямо с дачи, помахали платочками, и я ступил в зону пограничного контроля.
Лето, прохлада старого аэропорта, редкие пассажиры. Досмотр. Дошла очередь и до моего «тревожного чемоданчика». Были такие маленькие, пол-метра длинной всего, жесткие, обитые по углам жестью. А что вести в стройотряд, кроме смены белья, дюжины носков и...
- О! А что это у нас?
Молодой милиционер в легкой рубашке с коротким рукавом держал в руках тетрадь в жесткой обложке, 48 листов. Я почувствовал, как полярный пушистый зверек весело скалится мне в лицо и машет хвостом. Мама родная, как же я забыл? На дне, под рубашками и трусами лежала моя рукописная Кама-Сутра!
Ах, восьмидесятые! Этот пьянящий запах свободы, эта отчаянная в своей наивности борьба с алкоголизмом, застоем и пережитками прошлого. Самиздаты бороздили «Ледоколы» и «Ветки персика». Джинсы из буржуазной диверсии превращались в повседневную одежду. Впрочем, законы оставались прежние, как и службисты на местах. Самолеты ещё угоняли. Поэтому багаж досматривали. Но на сугубо внутреннем рейсе? На легком Як-40?
- Глянь, Серега. «Удар кабана. Он сильно прогибается вниз животом и наносит удар в ту часть под лобком женщины, куда она сама направляет член движениями тела или рукой. »
Два молодых лба просто нашли развлечение от нудной службы в аэропорту. Перебирать чужие шмотки под неодобрительные взгляды владельцев, кантовать весь этот багаж... А тут такая удача: террориста изловили, сексуального.
Я не знал, куда глаза деть, лишь радовался, что зона досмотра отделена от зала провожающих стенкой, и мои родители ничего не видят.
- А ещё смотри: «воробьиный». Слушай, - обратился ко мне мент, - А как по-гусарски, знаешь? Значит, берется четыре тарелки. Она, значит, на четвереньках, ладонями и коленями в тарелки. И чтоб на паркете, главное. А ты, значит, сзади...
- Вован, иди докладывать.
- Да погоди, я ещё не дочитал.
- Самолет ждать не будет, а у нас ещё тут человек десять.
Вован, с сожалением вынужден был согласиться и, как старший смены, пошел «докладывать». Закладывать, сука, пошел. Какого черта он полез в мой обшарпанный чемодан? Какого начал листать чужую тетрадь? А как же личная информация? Право на частную жизнь? Смятение и смущение во мне сменили злость и гнев на бесцеремонность досмоторщиков. И сами-то хороши! По-гусарски, блин. Я такого непотребства даже в Кама-Сутре не читал.
- Пошли. Расскажешь кому надо что надо, - сказал вернувшийся Вован и повел меня коридорами в другое помещение.
В небольшой комнате с белыми стенами в белой рубашке сидел чекист. Тот самый, настоящий, КГБшник. Это вам не молодые, придурковатые менты. Помятое жизнью лицо, сжатые узкие губы, пронзительный взгляд Феликса Эдмундовича из под насупленных сурово бровей.
- Ну, рассказывай, - устало сказал он. Я сидел напротив самого настоящего чекиста и чувствовал себя, как сельдь под ножом. Сейчас с меня снимут комсомольскую чешую и вспорют мое антисоветское нутро. И, хотя внутри меня ничего антисоветского не было, но то, что вспорют и найдут, я даже не сомневался.
-Ч-чего рассказывать?
Капитан КГБ удивленно посмотрел на меня.
- Как, чего? Откуда у тебя «это»? - и он брезгливо показал взглядом на мою тетрадку, лежащую обреченно на краю стола.
Действительно, откуда? Был у меня замечательный друг Лёха. Учился он на твердую троечку. Шалопай был ещё тот. Но всякие новинки, что в музыке, что в литературе узнавал первым. И меня приобщал, насколько мог. Это сегодня открыл интернет и нашел, что хотел и даже, что не хотел. А тогда всякая запрещенная или просто не печатаемая широким тиражом литература перепечатывалась на машинках под кальку, переснималась на негативы или переписывалась от руки. До Горбачева за такое могли и посадить. При нем вожжи отпустили. Да, видно, не везде.
Лёха как-то мне дал почитать рукописную Кама-Сутру. Да и забыл, видать. А что это было за чтение в 20 лет? Когда ни по ТВ, ни в журналах, ни в книгах никакой эротики. Скромные, скупые строки древнего трактата, в которых по-деловому расписывали, кто, где, в какой позиции, с какой частотой, давали такой простор для фантазии, какого я не видел даже в отборном порно много лет спустя. Кассета с музыкой из «Эммануэль», тетрадка в левой руке, позиция «кольца змеи» и …
Конечно, лучше бы это читать не одному, а в паре. Но тогда как-то не склалось.
- Так кто тебе это передал? - продолжал усталым голосом допрос капитан. Ага. «Кто передал? Так вас - группа? Давай пароли - явки». Разбежался. Грибные места не выдаем.
- Нашел
- Где нашел?
- В парке
- В каком парке?
- Не помню, какое у него название.
- Так прямо в парке и нашел?
- Да. Шел мимо скамейки, увидел тетрадь. Думал, конспект кто-то оставил. Может координаты владельца есть. Ну, и зачитался.
- Так координаты были? - с надеждой спросил капитан.
- Не. Никаких следов.
- Студент?
- А? Д-да. Студент.
Вот же ж куда копает. Он же подаст рапорт. Дело в деканат попадет. А там и до отчисления недалеко.
- Где учимся?
- Политехнический институт.
- Какой?
- Ленинградский политехнический. Институт.
- Факультет?
- Радиоэлектроники (так я тебе и скажу, какой)
- Курс?
- Третий.
Капитан аккуратно записывал ответы в бланк. Потом поднял на меня усталые глаза и отеческим тоном спросил:
- Так что делать будем?
- Больше - никогда!
- Осознаете?
- Полностью!
- Учитесь хорошо?
- На пятерки!
- Это - хорошо. Куда сейчас направляетесь?
- В строительный отряд, в Казахстан.
- Вот, правильно. А это, - он ещё раз покосился на срамную терадь, - не правильно.
Потом он вздохнул и добавил:
- Можете идти.
- Куда?!
- На рейс, куда ещё? Вы же в Казахстан летите?
Буркнув «Спасибо» и последний раз взглянув на цветную обложку моего индийского романа, я рванул по коридорам на посадку. Взял свой чемоданчик у веселых ментов и под насмешливые «Не забудь про гусарский способ» рванул на самолет, на который посадка почти закончилась.
Когда под крылом проплыли здания аэропорта и крыши окрестных дачных домиков, блеснул водной гладью Днепр, я с облегчением вздохнул. Немного было жаль тетрадку. Тревожило, что капитан может «дать делу ход», и оно докатится до деканата и нашей комсомольской организации. Впрочем, его почти отеческое напутствие давало надежды, то протокол, как и тетрадь, не покинет его кабинета. Но больше радовало, что пока про тетрадку кроме меня и Лёхи знали только Вован с Серегой, да капитан. Родители остались в счастливом неведении.
А ещё меня сильно радовало другое. На заводской практике я осваивал персональный компьютер Роботрон, чудо немецкой техники. И, конечно в целях обучения работе с редактором текстов, я за несколько вечеров перенес эту рукопись в электронные мозги. И распечатал пару экземпляров. Вот было бы весело, если бы на дно чемоданчика я положил не наивную тетрадочку, а красиво, с форматированием отпечатанный на принтере текст? Вот был бы «удар кабана в позе лотоса».