Снова о мальчиках и девочках, насилии и прогрессе
Оригинал взят у elpervushina в Снова о мальчиках и девочках, насилии и прогрессе
Тони Портер о жизни в "мужской коробке".
Взято отсюда:
sadcrixivan.livejournal.com/177557.html
Там видеоролик, с русскими титрами и забавная дискуссия.
"Я вырос в Нью-Йорке, между Гарлемом и Бронксом. Когда я был мальчиком, нас учили тому, что мужчины должны быть жесткими, должны быть сильными, должны быть смелыми, доминирующими, никакой боли, никаких эмоций, за исключением злости, и определенно никакого страха. Нас учили, что мужчины главные, а это значит, что женщины - нет. Нас учили, что мужчины ведут, а вы должны просто следовать и просто делать то, что мы говорим. Мужчины лучше, женщины хуже. Мужчины сильные, женщины слабые. Женщины имеют меньшую ценность. Собственность мужчин. Объекты, в первую очередь, сексуальные объекты.
Позднее я узнал о коллективной социализации мужчин, также известной как «Мужская коробка». [Показывает на изображение коробки с типичными описаниями маскулинности]. Видите, это «Мужская коробка», и в ней есть все ингредиенты того, что значит быть мужчиной. Впрочем, я хочу отметить, что без всяких сомнений, есть некоторые чудесные, чудесные, абсолютно чудесные аспекты того, чтобы быть мужчиной, но в то же время есть кое-какие вещи, которые абсолютно и полностью безумные. [смех в зале] И нам действительно необходимо бросить им вызов, приглядеться к ним, начать процесс их деконструкции, заново определить то, что мы называем мужественностью.
Вот это мои - Кендалл и Джейд. [показывает на фотографию двух детей, девочки и мальчика]. Им 11 и 12 лет, Кендалл на 15 месяцев старше Джейд, и было время, знаете ли, когда мы с моей женой, ее зовут Тамми, у нас было дело по горло с этим смерчем - Кендалл и Джейд. [смех в зале]. И когда им было 5 и 6 лет, или 4 и 5 лет, Джейд приходила ко мне, не важно почему, приходила ко мне плача, понимаете, было неважно, почему она плачет - я все равно сажал ее на колени, она размазывала по мне сопли, ну ничего, дочка, поплачь, выплачься, папа рядом - это самое главное.
С другой стороны, Кендалл, а как я уже сказал он только на 15 месяцев старше ее, он приходил ко мне плача, и как только я слышал, что он плачет, у меня внутри включался такой звонок, знаете, и я уделял мальчику секунд 30. Это значит, что как только он приходил ко мне, то я уже говорил что-то вроде: «Почему ты плачешь? Подними голову. Посмотри на меня. Объясни мне, что не так. Скажи мне, что не так! Я ничего не понимаю, пока ты плачешь!» Из-за своего раздражения, из-за груза ответственности за то, чтобы сделать из него мужчину, который соответствует всем инструкциям и структурам мужской коробки, в итоге я говорил ему что-то вроде: «Немедленно иди в свою комнату! Просто иди… иди в свою комнату! Сядь, соберись и возвращайся, когда с можешь говорить со мной как… как кто?» [Зал: «Как мужчина».] Да, как мужчина. А ему было пять… лет… отроду.
И вы знаете, по мере того, как я становился старше, я начал спрашивать себя: «Боже мой, что со мной не так? Что же я делаю? Почему я это делаю?» И я начал вспоминать, вспоминать отца. [Показывает фотографии своей семьи]. В моей жизни было время, когда в семье случилось огромное горе. Мой брат Генри, он трагически погиб, когда мы были подростками.
Мы жили в Нью-Йорке, как я уже говорил, тогда мы жили в Бронксе, и похороны проходили в месте под названием Лонг-Айленд, два часа езды из города, и когда мы собирались уже вернуться с похорон, знаете, машины остановились около туалета, потому что до города путь был неблизким, и моя мать, мои сестры и мои тети вышли из лимузина. Они все вышли, но мы с отцом остались в лимузине. И стоило всем женщинам выйти, как он разрыдался. Он не хотел плакать в моем присутствии, но он знал, что иначе он не доедет до города, лучше выразить эти чувства и эмоции передо мной, чем перед женщинами. И это мужчина, который 10 минут назад опустил в землю сына-подростка, я такого себе даже представить не могу.
В моей памяти навсегда останется момент, когда он начал извиняться передо мной за то, что расплакался в моем присутствии. И в то же самое время он хвалил меня, превозносил меня за то, что я так и не заплакал.
Вы знаете, я начал анализировать это, этот страх мужчин, страх, который парализует нас, держит нас заложниками в мужской коробке.
Я помню, как я говорил с двенадцатилетним мальчиком, игроком в футбол, и я спросил его, я сказал: «Что бы ты почувствовал, если бы твой тренер сказал в присутствии всех игроков, что ты играешь как девочка?» Я ожидал, что он ответит что-то вроде: «Мне будет грустно, я разозлюсь, я взбешусь», что-то такое. Нет, этот мальчик сказал мне: «Это меня уничтожит».
И я сказал себе: «Боже, если его уничтожит, что его назвали девочкой, то как его приучили думать о девочках?» [апплодисменты]
Это заставило меня вспомнить время, когда мне самому было около 12 лет. Я вырос в многоквартирном доме, знаете, в центре горда, тогда мы жили в Бронксе, и в соседнем здании был парень по имени Джонни. Ему было около 16 лет, а мы все были двенадцатилетними, младшими ребятами, и он тусовался с нами, младшими, и он был из тех, у кого всегда неприятности, про таких парней родители говорят с удивлением: «Что этот шестнадцатилетний мальчик делает с двенадцатилетними?» А он ничем хорошим не занимался, это был проблемный ребенок, понимаете. Его мать умерла от передозировки героина, его воспитывала бабушка, отца в помине не было, а его бабушка работала на двух работах, и он постоянно был сам по себе.
Ну, должен сказать вам, что мы, младшие ребята, смотрели на него снизу вверх. Он был крутым. Он был в порядке - так о нем говорили сестры, «он в порядке, правда?» И он занимался сексом. Мы все им восхищались.
Так вот, однажды я что-то делал у его дома, просто играл, чем-то своим занимался, не знаю уж чем. Он выглянул из окна и позвал меня к себе. Он сказал: «Эй, Энт… (они в детстве звали меня Энтони)… эй, Энтони, зайди ко мне». Если Джонни зовет, то вы идете, не задавая вопросов. Так что я тут же поднялся к нему. Он открывает дверь и говорит мне: «Хочешь развлечься?» Я тут же понял, что он имеет в виду, потому что для нас в то время и при наших отношениях с мужской коробкой слово «развлечься» имело только два значения: секс или наркотики. А мы не употребляли наркотики.
В ту же секунду моя коробка, моя членская карточка, мое Членство в Мужской Коробке оказались под угрозой. По двум причинам. Во-первых, я никогда не занимался сексом. Мы, мужчины, не говорим об этом. Когда вы первый раз занимаетесь сексом, вы говорите об этом только самым дорогим, самым близким друзьям, которые жизнью клянутся никому не рассказывать. Для всех остальных вы занимались сексом с двух лет. Никакого первого раза не было. [Смех в зале]. Во-вторых, я не мог сказать ему, что я совсем не хочу «развлекаться». Вы знаете, это даже хуже. Мы должны быть всегда в боевой готовности, ведь женщины - это объекты, в первую очередь, сексуальные объекты.
В любом случае, я не мог сказать ему ничего из этого, и, как говорит моя мама, если говорить кратно, то я просто ответил Джонни: «Да». Он сказал зайти в его комнату. Я захожу в его комнату. На его кровати соседская девочка по имени Шейла. Ей 16 лет. Она голая. Сегодня я понимаю, что она была психически больной - временами она неплохо функционировала, в остальное время у нас был богатый выбор - разные прозвища, которыми мы ее обзывали… [Замолкает и морщится как от боли].
В любом случае, Джонни, он уже закончил заниматься с ней сексом… ну, то есть, на самом деле он изнасиловал ее, но он говорил, что это был секс, потому что Шейла ни разу не сказала «нет»... но она также ни разу не сказала «да».
Так что он предложил мне возможность сделать то же самое, и когда я вошел в комнату, я закрыл дверь… народ, я был в шоке. Я прислонил спину к двери, чтобы Джонни не мог ворваться и увидеть, что я ничего не делаю, и я стоял там достаточно долго, чтобы можно было подумать, что я что-то сделал. Я больше не думал о том, что мне делать, я пытался придумать, как я выберусь из этой комнаты.
В своей двенадцатилетней мудрости я расстегиваю ширинку, я выхожу из комнаты, и, кто бы мог подумать, пока я был в комнате с Шейлой, Джонни снова пошел к окну звать других парней. Так что теперь в комнате полно парней, словно в очереди к врачу. И они спрашивают меня: «Ну, как оно было?» И я сказал им, что это было хорошо. И я застегнул перед ними ширинку и пошел к двери.
Сейчас я рассказываю об этом с раскаянием, и в то время я чувствовал огромнейшее раскаяние, но меня раздирали противоречивые чувства, потому что хотя я чувствовал раскаяние, я был рад, что меня не поймали, но я чувствовал себя плохо из-за всего, что случилось. Этот страх выбраться из мужской коробки полностью поглотил меня. Моя карточка членства в мужской коробке оказалась для меня важнее Шейлы, важнее того, что происходило с ней.
Видите ли, коллективно, нас, мужчин, научили мало ценить женщин, видеть в них собственность и объекты мужчин. Мы видим это как уравнение, которое равно насилию против женщин.
[Показывает на схему, на которой написано: «Коллективная социализация мужчин: Меньшая ценность + Собственность + Объективизация = Насилие против женщин».]
Как мужчины, как хорошие мужчины, как подавляющее большинство мужчин, мы исходим из этого основания, этой коллективной социализации. Мы вроде как считаем, что мы не такие, но на самом деле мы являемся частью этого. Видите, мы пришли к пониманию того, что меньшая ценность, собственность и объективизация - это основание, и без этого основания насилие невозможно. Так что мы все являемся частью как проблемы, так и решения. Центр по контролю заболеваемости утверждает, что насилие мужчин против женщин достигло масштабов эпидемии, это первейшая угроза здоровью женщин как в этой стране, так и за рубежом.
Я просто хочу сказать, что вот это любовь моей жизни [показывает фотографию дочери] - моя дочь, Джейд. Мир, который я представляю для нее, то, как должны в нем вести себя мужчины - мне нужна ваша помощь, чтобы его создать. Мне нужна ваша поддержка. Мне нужно, чтобы вы начали работать со мной, и я бы начал работать с вами над тем, как мы воспитываем наших сыновей, и как мы учим их быть мужчинами. Мы должны научить их, что это не нормально доминировать. Мы должны научить их, что это нормально иметь чувства и эмоции. Мы должны научить их, что это нормально поддерживать равенство. Мы должны научить их, что это нормально просто дружить с женщинами. Мы должны научить их, что это нормально быть самими собой.
Что мое освобождение как мужчины, тесно связано с вашим освобождением как женщины. [апплодисменты]
Я помню, как я спросил девятилетнего мальчика… я спросил девятилетнего мальчика: «Какой будет твоя жизнь, если тебе не придется сидеть в мужской коробке?» Он ответил мне: «Я буду свободным».
Тони Портер о жизни в "мужской коробке".
Взято отсюда:
sadcrixivan.livejournal.com/177557.html
Там видеоролик, с русскими титрами и забавная дискуссия.
"Я вырос в Нью-Йорке, между Гарлемом и Бронксом. Когда я был мальчиком, нас учили тому, что мужчины должны быть жесткими, должны быть сильными, должны быть смелыми, доминирующими, никакой боли, никаких эмоций, за исключением злости, и определенно никакого страха. Нас учили, что мужчины главные, а это значит, что женщины - нет. Нас учили, что мужчины ведут, а вы должны просто следовать и просто делать то, что мы говорим. Мужчины лучше, женщины хуже. Мужчины сильные, женщины слабые. Женщины имеют меньшую ценность. Собственность мужчин. Объекты, в первую очередь, сексуальные объекты.
Позднее я узнал о коллективной социализации мужчин, также известной как «Мужская коробка». [Показывает на изображение коробки с типичными описаниями маскулинности]. Видите, это «Мужская коробка», и в ней есть все ингредиенты того, что значит быть мужчиной. Впрочем, я хочу отметить, что без всяких сомнений, есть некоторые чудесные, чудесные, абсолютно чудесные аспекты того, чтобы быть мужчиной, но в то же время есть кое-какие вещи, которые абсолютно и полностью безумные. [смех в зале] И нам действительно необходимо бросить им вызов, приглядеться к ним, начать процесс их деконструкции, заново определить то, что мы называем мужественностью.
Вот это мои - Кендалл и Джейд. [показывает на фотографию двух детей, девочки и мальчика]. Им 11 и 12 лет, Кендалл на 15 месяцев старше Джейд, и было время, знаете ли, когда мы с моей женой, ее зовут Тамми, у нас было дело по горло с этим смерчем - Кендалл и Джейд. [смех в зале]. И когда им было 5 и 6 лет, или 4 и 5 лет, Джейд приходила ко мне, не важно почему, приходила ко мне плача, понимаете, было неважно, почему она плачет - я все равно сажал ее на колени, она размазывала по мне сопли, ну ничего, дочка, поплачь, выплачься, папа рядом - это самое главное.
С другой стороны, Кендалл, а как я уже сказал он только на 15 месяцев старше ее, он приходил ко мне плача, и как только я слышал, что он плачет, у меня внутри включался такой звонок, знаете, и я уделял мальчику секунд 30. Это значит, что как только он приходил ко мне, то я уже говорил что-то вроде: «Почему ты плачешь? Подними голову. Посмотри на меня. Объясни мне, что не так. Скажи мне, что не так! Я ничего не понимаю, пока ты плачешь!» Из-за своего раздражения, из-за груза ответственности за то, чтобы сделать из него мужчину, который соответствует всем инструкциям и структурам мужской коробки, в итоге я говорил ему что-то вроде: «Немедленно иди в свою комнату! Просто иди… иди в свою комнату! Сядь, соберись и возвращайся, когда с можешь говорить со мной как… как кто?» [Зал: «Как мужчина».] Да, как мужчина. А ему было пять… лет… отроду.
И вы знаете, по мере того, как я становился старше, я начал спрашивать себя: «Боже мой, что со мной не так? Что же я делаю? Почему я это делаю?» И я начал вспоминать, вспоминать отца. [Показывает фотографии своей семьи]. В моей жизни было время, когда в семье случилось огромное горе. Мой брат Генри, он трагически погиб, когда мы были подростками.
Мы жили в Нью-Йорке, как я уже говорил, тогда мы жили в Бронксе, и похороны проходили в месте под названием Лонг-Айленд, два часа езды из города, и когда мы собирались уже вернуться с похорон, знаете, машины остановились около туалета, потому что до города путь был неблизким, и моя мать, мои сестры и мои тети вышли из лимузина. Они все вышли, но мы с отцом остались в лимузине. И стоило всем женщинам выйти, как он разрыдался. Он не хотел плакать в моем присутствии, но он знал, что иначе он не доедет до города, лучше выразить эти чувства и эмоции передо мной, чем перед женщинами. И это мужчина, который 10 минут назад опустил в землю сына-подростка, я такого себе даже представить не могу.
В моей памяти навсегда останется момент, когда он начал извиняться передо мной за то, что расплакался в моем присутствии. И в то же самое время он хвалил меня, превозносил меня за то, что я так и не заплакал.
Вы знаете, я начал анализировать это, этот страх мужчин, страх, который парализует нас, держит нас заложниками в мужской коробке.
Я помню, как я говорил с двенадцатилетним мальчиком, игроком в футбол, и я спросил его, я сказал: «Что бы ты почувствовал, если бы твой тренер сказал в присутствии всех игроков, что ты играешь как девочка?» Я ожидал, что он ответит что-то вроде: «Мне будет грустно, я разозлюсь, я взбешусь», что-то такое. Нет, этот мальчик сказал мне: «Это меня уничтожит».
И я сказал себе: «Боже, если его уничтожит, что его назвали девочкой, то как его приучили думать о девочках?» [апплодисменты]
Это заставило меня вспомнить время, когда мне самому было около 12 лет. Я вырос в многоквартирном доме, знаете, в центре горда, тогда мы жили в Бронксе, и в соседнем здании был парень по имени Джонни. Ему было около 16 лет, а мы все были двенадцатилетними, младшими ребятами, и он тусовался с нами, младшими, и он был из тех, у кого всегда неприятности, про таких парней родители говорят с удивлением: «Что этот шестнадцатилетний мальчик делает с двенадцатилетними?» А он ничем хорошим не занимался, это был проблемный ребенок, понимаете. Его мать умерла от передозировки героина, его воспитывала бабушка, отца в помине не было, а его бабушка работала на двух работах, и он постоянно был сам по себе.
Ну, должен сказать вам, что мы, младшие ребята, смотрели на него снизу вверх. Он был крутым. Он был в порядке - так о нем говорили сестры, «он в порядке, правда?» И он занимался сексом. Мы все им восхищались.
Так вот, однажды я что-то делал у его дома, просто играл, чем-то своим занимался, не знаю уж чем. Он выглянул из окна и позвал меня к себе. Он сказал: «Эй, Энт… (они в детстве звали меня Энтони)… эй, Энтони, зайди ко мне». Если Джонни зовет, то вы идете, не задавая вопросов. Так что я тут же поднялся к нему. Он открывает дверь и говорит мне: «Хочешь развлечься?» Я тут же понял, что он имеет в виду, потому что для нас в то время и при наших отношениях с мужской коробкой слово «развлечься» имело только два значения: секс или наркотики. А мы не употребляли наркотики.
В ту же секунду моя коробка, моя членская карточка, мое Членство в Мужской Коробке оказались под угрозой. По двум причинам. Во-первых, я никогда не занимался сексом. Мы, мужчины, не говорим об этом. Когда вы первый раз занимаетесь сексом, вы говорите об этом только самым дорогим, самым близким друзьям, которые жизнью клянутся никому не рассказывать. Для всех остальных вы занимались сексом с двух лет. Никакого первого раза не было. [Смех в зале]. Во-вторых, я не мог сказать ему, что я совсем не хочу «развлекаться». Вы знаете, это даже хуже. Мы должны быть всегда в боевой готовности, ведь женщины - это объекты, в первую очередь, сексуальные объекты.
В любом случае, я не мог сказать ему ничего из этого, и, как говорит моя мама, если говорить кратно, то я просто ответил Джонни: «Да». Он сказал зайти в его комнату. Я захожу в его комнату. На его кровати соседская девочка по имени Шейла. Ей 16 лет. Она голая. Сегодня я понимаю, что она была психически больной - временами она неплохо функционировала, в остальное время у нас был богатый выбор - разные прозвища, которыми мы ее обзывали… [Замолкает и морщится как от боли].
В любом случае, Джонни, он уже закончил заниматься с ней сексом… ну, то есть, на самом деле он изнасиловал ее, но он говорил, что это был секс, потому что Шейла ни разу не сказала «нет»... но она также ни разу не сказала «да».
Так что он предложил мне возможность сделать то же самое, и когда я вошел в комнату, я закрыл дверь… народ, я был в шоке. Я прислонил спину к двери, чтобы Джонни не мог ворваться и увидеть, что я ничего не делаю, и я стоял там достаточно долго, чтобы можно было подумать, что я что-то сделал. Я больше не думал о том, что мне делать, я пытался придумать, как я выберусь из этой комнаты.
В своей двенадцатилетней мудрости я расстегиваю ширинку, я выхожу из комнаты, и, кто бы мог подумать, пока я был в комнате с Шейлой, Джонни снова пошел к окну звать других парней. Так что теперь в комнате полно парней, словно в очереди к врачу. И они спрашивают меня: «Ну, как оно было?» И я сказал им, что это было хорошо. И я застегнул перед ними ширинку и пошел к двери.
Сейчас я рассказываю об этом с раскаянием, и в то время я чувствовал огромнейшее раскаяние, но меня раздирали противоречивые чувства, потому что хотя я чувствовал раскаяние, я был рад, что меня не поймали, но я чувствовал себя плохо из-за всего, что случилось. Этот страх выбраться из мужской коробки полностью поглотил меня. Моя карточка членства в мужской коробке оказалась для меня важнее Шейлы, важнее того, что происходило с ней.
Видите ли, коллективно, нас, мужчин, научили мало ценить женщин, видеть в них собственность и объекты мужчин. Мы видим это как уравнение, которое равно насилию против женщин.
[Показывает на схему, на которой написано: «Коллективная социализация мужчин: Меньшая ценность + Собственность + Объективизация = Насилие против женщин».]
Как мужчины, как хорошие мужчины, как подавляющее большинство мужчин, мы исходим из этого основания, этой коллективной социализации. Мы вроде как считаем, что мы не такие, но на самом деле мы являемся частью этого. Видите, мы пришли к пониманию того, что меньшая ценность, собственность и объективизация - это основание, и без этого основания насилие невозможно. Так что мы все являемся частью как проблемы, так и решения. Центр по контролю заболеваемости утверждает, что насилие мужчин против женщин достигло масштабов эпидемии, это первейшая угроза здоровью женщин как в этой стране, так и за рубежом.
Я просто хочу сказать, что вот это любовь моей жизни [показывает фотографию дочери] - моя дочь, Джейд. Мир, который я представляю для нее, то, как должны в нем вести себя мужчины - мне нужна ваша помощь, чтобы его создать. Мне нужна ваша поддержка. Мне нужно, чтобы вы начали работать со мной, и я бы начал работать с вами над тем, как мы воспитываем наших сыновей, и как мы учим их быть мужчинами. Мы должны научить их, что это не нормально доминировать. Мы должны научить их, что это нормально иметь чувства и эмоции. Мы должны научить их, что это нормально поддерживать равенство. Мы должны научить их, что это нормально просто дружить с женщинами. Мы должны научить их, что это нормально быть самими собой.
Что мое освобождение как мужчины, тесно связано с вашим освобождением как женщины. [апплодисменты]
Я помню, как я спросил девятилетнего мальчика… я спросил девятилетнего мальчика: «Какой будет твоя жизнь, если тебе не придется сидеть в мужской коробке?» Он ответил мне: «Я буду свободным».