Легкость человеконенавистнической пропаганды (с)

Oct 07, 2016 01:20

Галковский в эпилоге к своему ЖЖ-циклу о Маяковском (очень неплохом, кстати) опять взбесил всю свою националистическую клаку (которую сам же и выкормил, впрочем) - высказавшись на свою давнюю "больную" тему, о невероятной жестокости русского народа. Конечно, клака, привыкшая, что ее постоянно гладят по шерстке, взвыла от такого предательства.

А ведь дело, очевидно, просто в знании Галковским русской истории 20-го века: все-таки масштабы массовых убийств, пыток и издевательств совершенно фантасмагорические; зная хотя бы общую канву, оставаться "идейно чистым" русским нациком тяжеловато; как ни строй из себя "идеолога", истинное отношение рвется наружу - как бы поверх всех идеологий.

Генеральная идея Галковского, в общем, довольно проста и имеет мало общего с высосанным из пальца "национальным величием": надо прежде всего ни в коем случае не давать, нам, русским, убивать, отвлекать от этого любым образом; а то слишком быстро все "входят во вкус"...

Вот это я и ценю в Галковском - гуманистический пафос. Он ему, в общем, остается верен - хотя периодически надолго забывает. Однако это своего рода "красная нить" галковского "русского национализма" - без обольщения. Сравни публикации:

1999 г. (Из уничтоженной "Книги Благодарностей и Просьб"):
"Теперь "внутренняя политика" после "Великой Октябрьской социалистической революции" и "трагедии русской интеллигенции". Сначала начали пить. Пошли винные погромы, люди становились на четвереньки и локали вино и водку, лившихся рекой из разбитых бочек. Потом в городах замёрзла и лопнула канализация. И русские стали ходить под себя. Все улицы покрылись экскрементами, они были навалены замёрзшими горами по обочинам. Люди мочились и испражнялись из окон домов на улицы, но это ладно: клали на лестничные клетки, в коридоры. Делалось это как быт, никто уже друг друга не стеснялся. Это ГЛАВНОЕ что тогда заметили образованные русские и что всех поразило. Об этом писали все: Горький, Зинаида Гиппиус, Юрий Анненков, Набоков, Ленин.

Вот и всё. Обезьяны. Знаете, когда обыватели хотят завести обезьянку, они готовы, что она будет "шалить", но когда зверушка, как один из обитателей нашего гестбука, делает всё и сразу, в прыжке со стола на шкаф, то... Нет, русские интеллигенты были готовы ко многому, чай не на луне жили, но тут первое время тёрли глаза: "не может быть", "господи, они гадят".
...
До 1917-го русские шли вверх ступенька за ступенькой. Трудно, но последовательно, десятилетие за десятилетием. Потому что русские великая нация и у них есть много стратегических плюсов. Но есть и минусы. Один страшный: русский человек биологически - "табула раза". Как бы высоко не поднялся русский, есть возможность отыграть назад до такой степени, что СТРАШНО. Вниз падать русскому очень далеко. Лестница Эйзенштейна в миллирд ступенек уходит в бездну. А вниз идти всегда легче. Можно просто катиться кубарем. Мы и покатились.
...
В Германии Фауст после подписания договора с дьяволом был до поры до времени "упакован". Подпись, печать, банковские реквизиты. Обещанное получил сполна. А в России всё просто. Подписал договорчик, зверушка тут же его из рук вырвала и съела. Ухо оторвала у "второй договаривающейся стороны" и закусила. Это как аванс. У русских культуры вербализации зла, культуры карнавала нет напрочь. Одел русский маску чёрта - она к нему и приросла намертво. Как только русские стали играть в политике на понижение, сразу дошли до дна. В конце 17-го года начали, а в 18-ом в дно упёрлись. Это понимали в России всегда. Понимал Пётр I, брея бороды и заставляя носить напудренные парики. Одел русский парик и уже "в образе", уже действительно европеец. Русские - это "трансформеры". И все русские правители после Петра были "добрые", играли не гадов, а святых, потому что понимали и боялись. Себя боялись. Даже Павел I какой-нибудь, закомплексованный выродок, при его-то данных и способностях, старался быть человеком благородным и великодушным. За что Наполеон назвал его Дон-Кихотом.

То есть "страна писателей". ФОРМЫ - нет. Что такое литература - 40 "крючочков", при помощи которых создаются целые миры. Описывает Тургенев знойный июльский полдень: пахнет мятой, летают шмели, солнце печёт. А в зимней Калуге читатель себе "картинку" из 40-ка символов на твёрдый диск скачал и через расширение jpg "читает". Очень хорошо - русские при ТАКИХ способностях в XXI веке, веке информатики весь мир задавят. Это программисты от Бога. Но недостатки есть продолжение наших достоинств - беда русских, когда они начинают трансформировать РЕАЛЬНОСТЬ и экспериментировать с собственной совестью. Блока против "пассивного программирования" у русских нет. Это "открытая система" и с нами может сделать всё, что угодно, любой. И делают все кому ни лень, вплоть до чечни. Бороться с этим можно только одним способом - не лгать вообще. Из принципа. То есть реальность НЕ ТРОГАТЬ. Что русские писатели классического периода мудро и делали ("реализм", "натуральная школа").

Мы тут в гестбуке уже были свидетелями небольшого представления. Вы не заметили? Кто-то из нас дошёл за месяц до абсолютного нуля. Пришёл в гости вроде взрослый, солидный человек. Вдруг его развезло от одной рюмки до полного неприличия, стал хамски "ухаживать" за женой хозяина. Потом на кухне наступил на котёнка. Вырвало на ковёр. Обкакался. Разозлясь, вынесли "тело" на руках и бросили на лавку у подъезда. Он на ветерке полежал полчасика, проветрился, и снова дзынь-брынь: звонок в дверь, картина Репина "Не ждали". Это типично русский характер, согласитесь.

Поэтому я и говорю: "Карфаген должен быть разрушен". Не нужно русским постмодернизма. По их характеру, душевному складу, культурным традициям - НЕ НУЖНО. Русские и так меры не знают, а если ещё с мерой ИГРАТЬ, как гармошу растягивать туда-сюда. Это вообще смерть"

И
2016 г. (Что нужно знать о Маяковском-7).
"...На коротких дистанциях игра на понижение в России очень выгодна. А вот стремление сеять разумное, доброе, вечное вызывает всеобщие насмешки и превращает человека в юродивого. Но постепенно играющему на понижение становится так хорошо, что он со всего маха разбивает себе голову о каменную мостовую. А многолетнее поливание засохшей деревяшки под пинки и хохот приводит к появлению плодоносящего дерева. И очень часто оказывается выгодной тактикой с точки зрения самой прагматической и утилитарной. Точнее, стратегией. Поэтому Александр Николаевич Островский сказал: «В России надо жить долго». Тогда доживёшь до плодов. Такова почва. И наоборот, если сразу прет как опара, впору задуматься, то ли делаешь.

Совсем глупые люди знают Россию по русофобским агитационным штампам, и представляют её политическую историю чередой бессмысленных репрессий. Люди поумнее изучают фактическую сторону вопроса, и с изумлением обнаруживают, что режим русской монархии был довольно мягкий, а с учётом периферийного положения России - исключительно мягкий. Местами до попустительства.

Это кажется несправедливостью или даже глупостью, послужившей одной из причин октябрьской революции. «Николай Кровавый» превращается в «Николая Безвольного».

Проблема, однако, в том, что профессионалы не ошибаются. Со второй половины 18 века Россией управляли те же люди, которые управляли Великобританией, Германией и Францией. И они выжимали из ситуации всё, что можно.

Ленин в 1920-1921 годах вдруг увидел, что все его приказы о расстрелах проходят удивительно легко, на уровне анекдота. Однажды Дзержинский подал большой список арестованных, Ленин по своей привычке поставил в углу крестик, отмечая, что документ читан. Дзержинский понял крест буквально и всех расстрелял. Ха-ха-ха, ошибся. А вот приказы о самомалейших послаблениях тут же превращали Ленина в старого лысого дурака. Он полтора года добивался выезда за границу своего знакомого «для лечения». Ленину просто гадили на голову, саботируя распоряжение. Поэтому он и писал в конце своей головокружительной карьеры:

- Русские мразь и дураки, уберите русского дурака от управления, ставьте везде иностранцев.

Русскими он при этом именовал людей типа Сталина или Орджоникидзе. То есть «русские» для него были просто собирательным обозначением азиатов. Что после уничтожения европейской и европеизированной верхушки русского народа он ВДРУГ понял. Когда было поздно. И не нужно строить иллюзий. Будучи сам человеком с полуазиатским нутром, он бы, не прибери его черт, дошёл до своего 1927, да и 1937 года, хотя конечно была бы «труба пониже, дым пожиже».

Пожалуй, самым печальным итогом уже первой революции (которая при самомалейшем инстинкте самосохранения у русских закрыла бы тему насильственных преобразований лет на 50) оказалась легкость человеконенавистнической пропаганды. Через полгода обработки с обычной русской студенткой можно было делать что угодно. Она бормотала какую-то чепуху из марксистского корана, убивала детей и радовалась. И при этом совершенно не понимала, что делает и зачем. Казалось бы, у женщин должен быть естественный предохранитель - «детишек жалко». Его не было.

50% террористок-смертниц были русскими девушками, часто образованными.

Ещё Пушкин предупреждал:

«Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердые, коим чужая головушка полУшка, да и своя шейка копейка».

Стала ясна причина поразительной мягкости русского царизма. Немцы со времен Петра I поняли: от таких людей надо прятать колющие и режущие предметы, и с самого раннего детства любой (ЛЮБОЙ) ценой отвлекать от природной глупости и жестокости. Иначе будет смертоубийство не приведи господь.

Русскую литературу придумала Екатерина II - первая русская писательница. Это и есть главное предназначение великой русской литературы. Она служит смягчению нравов. Это самая гуманная, самая наивная и самая светлая литературная традиция Европы.

Русская интеллигенция в начале 20 века нарушила табу на жестокость, и, более того, стала играть на понижение с радостью: «чем хуже, тем лучше». С самого начала получалось очень хорошо, Романовы только покрякивали. Потом покрякивать стали сами интеллигенты, потом кряканье сменилось воем, хрустом переламываемых костей и наконец - тишиной. Пришёл Великий Дарвин - примиритель всех споров".

Мысль, в общем, ясна, и с ней трудно не согласиться.
Previous post Next post
Up