"[Про]зрение". Жозе Сарамаго о выборах...
"Рождаясь, мы словно подписываем пожизненный контракт, но иногда приходит день, и мы спрашиваем себя: Кто подписался за меня…"
Ко дню рождения Жозе Сарамаго: его интервью газете "l’Humanité" (2006 год) по случаю выхода романа "[Про]зрение" ("Черное воскресенье пустых бюллетеней") и цитаты из романа:
"- Ваш роман предстает как некая политическая притча, смысл которой поначалу ясен, однако перестает быть таким, когда начинаешь над ним размышлять. Зачем, столкнувшись с потоком пустых бюллетеней, отвечать настолько же радикально?
- Я мог бы сказать, что если правительство остановится немного и подумает над тем, что произошло, то романов больше бы не было. Если исходная, выдуманная мной ситуация, когда четыре пятых населения ни за кого не голосуют, в высшей степени невероятна, то ответ правительства репрессиями на эту непредвиденную и не поддающуюся контролю ситуацию, к сожалению, имеет еще меньшее значение.
Было бы хорошо, если бы правительство после такого итога сказало: «вы правы, демократия плохо работает, мы подумаем», - но еще более неправдоподобно, чтобы 80% голосующих вышли из дома в 4 часа дня для того, чтобы бросить в урну пустой бюллетень.
В книге реакция правительства избыточна, однако она позволяет лучше понять происходящее. В мой замысел входило задать вопрос: «Что это за неприкасаемая статуя, именуемая демократией? Как она работает? В чем ее польза? Почему люди соглашаются играть по правилам, которые подтасованы? Что бы с ними случилось, если бы они вдруг пришли в сознание?»
- Что удивляет, так это то, что люди могли бы протестовать или отказаться от голосования. А в книге они заявляют: мы отказываемся выражать свое мнение.
- Пустые бюллетени - это не отказ от выражения мнения, каким является неучастие в голосовании. Это констатация того факта, что предложенный выбор неочевиден и что, фактически, между A, B и C нет никакой реальной разницы. Между консерваторами и социалистами, например.
Я знаю, что это не одно и то же. Но где находится эта разница для коммуниста вроде меня, утверждающего, что подлинная власть - экономическая?
Нас подвергают социальной анестезии, которая вводит в ряд абсурдных справедливые и необходимые задачи вроде обеспечения полной рабочей занятости. Поэтому реакция населения, в конечном счете, совершенно логична. Я признаю, что этот город немного идилличен. Но стоит только принять эту выдуманную мной ситуацию за точку отправления, как все приходит в строгую связь друг с другом, подчиняясь причинно-следственной логике, как движение часовой стрелки.
- Это особенно заметно в первой части романа, где действие начинается с безостановочного обмена репликами, как будто все подчинено воле языка.
- Только того языка, который больше не подходит для ситуации, который наполняется пустотой и принадлежит минувшим временам.
- Аналогичная ситуация с масс-медиа, которые отчаянно пытаются соответствовать совершенно ускользающей от них действительности.
- Знаете, я думаю, что это достаточно достоверный портрет происходящего. И это действительно происходит с нами.
- В своих книгах вы говорите об этом тоном, который пронзает иронией, хотя ситуация трагична. Должно быть, вам доставило удовольствие изображение совета министров, оказавшееся более верным, чем оно является на самом деле.
- Я не знаю, о чем в действительности говорят в совете министров и каким образом. Но когда улавливаешь определенный тон, некую манеру, думаю, можно оказаться правдивым. Иными словами, я думаю, что господин Ширак говорит, как президент моей республики.
- А аргументы более уравновешенных людей, находящихся в том же лагере, министров культуры и юстиции, просто-напросто игнорируются.
- Не нужно забираться так высоко. Если журналисты, писатели и философы говорят, что министры - это политические комиссары, или что глобализация - это империализм, то эти заявления, с которыми можно не соглашаться, все же заслуживают ответа.
- Ближе к середине книга движется в сторону полицейского или шпионского романа, причем вновь возникает связь «Слепотой».
- Это не входило в мой замысел сначала. «Прозрение» не является продолжением «Слепоты», в которой действие происходит за четыре года до описанных событий и рисует эпидемию политической слепоты. Там я буквально поймал эту слепоту за руку, показав, что она является причиной того зла, жертвой которого становится общество. Эпидемия «прозрения» в каком-то смысле компенсация. Но органического родства между двумя произведениями нет, хотя и есть неизбежная связь.
Следовало подчеркнуть образ центрального персонажа, а также центральной героини, которая единственная не ослепла и в каком-то смысле приняла на себя всю тяжесть участи, постигшей мир, и которую можно вновь увидеть в центре нового романа.
- Вывод из всего не очень оптимистичный.
- Он сложный. Строй торжествует, но он показывает, что хрупок, потому что на более высоком уровне его представители уязвимы и могут быть поражены прозрением. Я думаю, что ничто не окончательно.
Впрочем, напомню вам эпиграф к книге: «Пора выть, говорит собака». Думаю, что и для нас настало время выть. В этом есть пессимизм, но нет безнадежности. И, главное, нет предрешенности. Вопрос остается без ответа. Что будет с этим городом?
- Ждем следующей книги, чтобы это узнать.
- Не знаю. Эта книга и так уже довольно политична. Если я напишу продолжение, это будет уже манифест.
- Однако вы пишете о выдуманных событиях, вы можете найти героев, которые возьмут дело в руки в новой книге.
- Этого никогда не знаешь. Есть много героев, которых я хотел бы видеть по-прежнему живущими и действующими. Мусорщиков, отказывающихся участвовать в подстроенной полицией забастовке, женщин. Если будет время...
- Фактически, вы следуете традиции философской сказки.
- Разумеется. Я люблю живость Вольтера, но также и беспощадность Свифта, и особенно - хотя мы уже выходим за пределы художественной литературы - ироническую глубину Монтеня.
- Как вашу книгу встретили в Португалии?
- Самым образцовым способом - практически полным непониманием. За небольшим исключением, критики и политики восприняли ее как коммунистический памфлет, в котором коммунист, «виня во всем демократию, открывает свое истинное лицо».
В случае читателей реакция была более тонкой и разнообразной: большая часть поняла, чего я хочу, а именно определить, что же нам следует называть демократией…"
***
Цитаты из романа "Про]зрение":
"Хоть один избиратель пришел. Председатель поднялся и пригласил членов комиссии вкупе с наблюдателями обследовать помещение для голосования на предмет присутствия каких-либо элементов, могущих запятнать чистоту политического выбора, который будет свершаться там в течение сего и всего дня.
Исполнив эту формальность, члены комиссии вернулись на свои места и изучили списки избирателей, также оказавшиеся свободны от неправильностей, упущений, пробелов и подозрительных подчисток.
Затем наступил торжественный момент, когда председатель вскрыл и перевернул урну, чтобы все могли видеть, что она пуста, и в случае необходимости - завтра непреложно засвидетельствовать перед всеми, что в нее под покровом ночи не было преступным образом подброшено сколько-то фальшивых бюллетеней, призванных опорочить свободное и независимое волеизлияние граждан, и что не повторится здесь больше то деяние, которое вошло в историю под звучным наименованием мухлеж и - нельзя, никак нельзя забывать об этом - может быть произведено в зависимости от обстоятельств и ловкости исполнителей как до процедуры, так во время и после нее.
Урна была пуста, урна была чиста - незапятнанно - да вот беда, в комнате не было ни одного, ни единого - ну, хоть бы для смеха, хоть бы на развод - избирателя, которому можно было бы предъявить эти самые чистоту и пустоту.
Опытным путём доказано неопровержимо, что жить без еды и пищи нельзя..."
***
"...власти не позволили нам делать один выпуск - для столицы - цензурованный, а другой - для провинции - свободный, и еще вчера немалый чин из министерства внутренних дел заявил нам, что, в сущности говоря, цензура - она как солнце, что восходит для всех, а для нас это совсем не новость, мы уж знали, что так оно и ведется в мире, что от века платить за грешников достается праведникам."
***
"Ибо незыблемое правило любой власти гласит, что голову следует снять с плеч прежде, чем в ней зашевелятся крамольные мысли, ибо тогда уж поздно будет."
***
"А если выражаться не столь церемонно, эти люди, глядясь в зеркало своей жизни, ежедневно плюют в лицо тому, кем были они, слюной того, чем стали ныне..."
***
"Трое суток и ни минуты больше дано было кандидатам в эмиграцию на то, чтобы они со слезами на глазах и с карандашом в руке определили, что взять с собой, а что оставить."
***
"Информационная истерия и обещания катастрофы взвинтились до наивысшей точки, когда манифестация вышла к резиденции премьера - небольшому дворцу в буржуазном стиле конца восемнадцатого века, и крики журналистов превратились в истошные вопли: Вот сейчас, вот сейчас все это и может произойти, спаси и сохрани нас, божья матерь, да прострет она над нами свой святой покров, да умягчат духи славных предков исполненные ярости души манифестантов.
Разумеется, случиться могло бы все, что угодно, но ничего, однако, не случилось, разве что та небольшая часть толпы, которая видна нам отсюда, остановилась на перекрестке, где стоит окруженный садом дворец, а все прочее множество потекло по мостовой дальше, вниз, по улицам, примыкающим к площади, и мастера полицейской арифметики, случись они еще здесь, насчитали бы кругом-бегом не более пятидесяти тысяч, тогда как истинная цифра и подлинное число в десять раз больше, ибо мы-то считаем каждого по отдельности..."
***
"С течением времени стало заметно, хоть и не сразу, что само слово «чистый», словно сделавшись непристойным или неблагозвучным, почти вышло из употребления и, чтобы заменить его, граждане отныне пускались на всяческие ухищрения и иносказания. Вместо листика чистой бумаги просили неисписанной, небо называли исключительно ясным, а помыслы - безгрешными, а невест - целомудренными, вслед за чистым убытком сгинул и чистый доход, но самым примечательным было, конечно, повсеместное исчезновение чистюль и чистоплюев, и замена чистогана наличностью."
***
"Давайте посмотрим, что значит слово «осада», вопрос риторический и, значит, ответа не требует, мы все знаем, что, не так ли. Как дважды два четыре. И мы, стало быть, вводя осадное положение, признаем тем самым, что столица нашего государства блокирована, отрезана, обложена со всех сторон неприятелем, меж тем как на самом деле этот, с позволения сказать, неприятель находится не снаружи, но внутри..."
***
"Всем членам кабинета, за исключением министров юстиции и культуры, была внушена мысль о срочной необходимости завернуть гайки покрепче, тем более что столь долгожданное чрезвычайное положение не дало эффекта и действия в нужном направлении не произвело, поскольку граждане этой страны, не имея полезнейшей привычки требовать неукоснительного соблюдения своих конституционных прав, более чем естественным порядком не заметили, что прав этих они лишились..."
***
"Меня больше всего удивляет, что не слышится ни ура, ни долой и вообще никаких лозунгов и призывов, по которым можно было бы понять, чего хотят все эти люди, а от этой угрожающей тишины мурашки бегут.
Вы как будто пересказываете фильм ужасом, а ведь, может быть, люди просто устали от слов…"
Ко дню рождения Жозе Сарамаго: его интервью газете "l’Humanité" (2006 год) по случаю выхода романа "[Про]зрение" ("Черное воскресенье пустых бюллетеней") и цитаты из романа:
"- Ваш роман предстает как некая политическая притча, смысл которой поначалу ясен, однако перестает быть таким, когда начинаешь над ним размышлять. Зачем, столкнувшись с потоком пустых бюллетеней, отвечать настолько же радикально?
- Я мог бы сказать, что если правительство остановится немного и подумает над тем, что произошло, то романов больше бы не было. Если исходная, выдуманная мной ситуация, когда четыре пятых населения ни за кого не голосуют, в высшей степени невероятна, то ответ правительства репрессиями на эту непредвиденную и не поддающуюся контролю ситуацию, к сожалению, имеет еще меньшее значение.
Было бы хорошо, если бы правительство после такого итога сказало: «вы правы, демократия плохо работает, мы подумаем», - но еще более неправдоподобно, чтобы 80% голосующих вышли из дома в 4 часа дня для того, чтобы бросить в урну пустой бюллетень.
В книге реакция правительства избыточна, однако она позволяет лучше понять происходящее. В мой замысел входило задать вопрос: «Что это за неприкасаемая статуя, именуемая демократией? Как она работает? В чем ее польза? Почему люди соглашаются играть по правилам, которые подтасованы? Что бы с ними случилось, если бы они вдруг пришли в сознание?»
- Что удивляет, так это то, что люди могли бы протестовать или отказаться от голосования. А в книге они заявляют: мы отказываемся выражать свое мнение.
- Пустые бюллетени - это не отказ от выражения мнения, каким является неучастие в голосовании. Это констатация того факта, что предложенный выбор неочевиден и что, фактически, между A, B и C нет никакой реальной разницы. Между консерваторами и социалистами, например.
Я знаю, что это не одно и то же. Но где находится эта разница для коммуниста вроде меня, утверждающего, что подлинная власть - экономическая?
Нас подвергают социальной анестезии, которая вводит в ряд абсурдных справедливые и необходимые задачи вроде обеспечения полной рабочей занятости. Поэтому реакция населения, в конечном счете, совершенно логична. Я признаю, что этот город немного идилличен. Но стоит только принять эту выдуманную мной ситуацию за точку отправления, как все приходит в строгую связь друг с другом, подчиняясь причинно-следственной логике, как движение часовой стрелки.
- Это особенно заметно в первой части романа, где действие начинается с безостановочного обмена репликами, как будто все подчинено воле языка.
- Только того языка, который больше не подходит для ситуации, который наполняется пустотой и принадлежит минувшим временам.
- Аналогичная ситуация с масс-медиа, которые отчаянно пытаются соответствовать совершенно ускользающей от них действительности.
- Знаете, я думаю, что это достаточно достоверный портрет происходящего. И это действительно происходит с нами.
- В своих книгах вы говорите об этом тоном, который пронзает иронией, хотя ситуация трагична. Должно быть, вам доставило удовольствие изображение совета министров, оказавшееся более верным, чем оно является на самом деле.
- Я не знаю, о чем в действительности говорят в совете министров и каким образом. Но когда улавливаешь определенный тон, некую манеру, думаю, можно оказаться правдивым. Иными словами, я думаю, что господин Ширак говорит, как президент моей республики.
- А аргументы более уравновешенных людей, находящихся в том же лагере, министров культуры и юстиции, просто-напросто игнорируются.
- Не нужно забираться так высоко. Если журналисты, писатели и философы говорят, что министры - это политические комиссары, или что глобализация - это империализм, то эти заявления, с которыми можно не соглашаться, все же заслуживают ответа.
- Ближе к середине книга движется в сторону полицейского или шпионского романа, причем вновь возникает связь «Слепотой».
- Это не входило в мой замысел сначала. «Прозрение» не является продолжением «Слепоты», в которой действие происходит за четыре года до описанных событий и рисует эпидемию политической слепоты. Там я буквально поймал эту слепоту за руку, показав, что она является причиной того зла, жертвой которого становится общество. Эпидемия «прозрения» в каком-то смысле компенсация. Но органического родства между двумя произведениями нет, хотя и есть неизбежная связь.
Следовало подчеркнуть образ центрального персонажа, а также центральной героини, которая единственная не ослепла и в каком-то смысле приняла на себя всю тяжесть участи, постигшей мир, и которую можно вновь увидеть в центре нового романа.
- Вывод из всего не очень оптимистичный.
- Он сложный. Строй торжествует, но он показывает, что хрупок, потому что на более высоком уровне его представители уязвимы и могут быть поражены прозрением. Я думаю, что ничто не окончательно.
Впрочем, напомню вам эпиграф к книге: «Пора выть, говорит собака». Думаю, что и для нас настало время выть. В этом есть пессимизм, но нет безнадежности. И, главное, нет предрешенности. Вопрос остается без ответа. Что будет с этим городом?
- Ждем следующей книги, чтобы это узнать.
- Не знаю. Эта книга и так уже довольно политична. Если я напишу продолжение, это будет уже манифест.
- Однако вы пишете о выдуманных событиях, вы можете найти героев, которые возьмут дело в руки в новой книге.
- Этого никогда не знаешь. Есть много героев, которых я хотел бы видеть по-прежнему живущими и действующими. Мусорщиков, отказывающихся участвовать в подстроенной полицией забастовке, женщин. Если будет время...
- Фактически, вы следуете традиции философской сказки.
- Разумеется. Я люблю живость Вольтера, но также и беспощадность Свифта, и особенно - хотя мы уже выходим за пределы художественной литературы - ироническую глубину Монтеня.
- Как вашу книгу встретили в Португалии?
- Самым образцовым способом - практически полным непониманием. За небольшим исключением, критики и политики восприняли ее как коммунистический памфлет, в котором коммунист, «виня во всем демократию, открывает свое истинное лицо».
В случае читателей реакция была более тонкой и разнообразной: большая часть поняла, чего я хочу, а именно определить, что же нам следует называть демократией…"
***
Цитаты из романа "Про]зрение":
"Хоть один избиратель пришел. Председатель поднялся и пригласил членов комиссии вкупе с наблюдателями обследовать помещение для голосования на предмет присутствия каких-либо элементов, могущих запятнать чистоту политического выбора, который будет свершаться там в течение сего и всего дня.
Исполнив эту формальность, члены комиссии вернулись на свои места и изучили списки избирателей, также оказавшиеся свободны от неправильностей, упущений, пробелов и подозрительных подчисток.
Затем наступил торжественный момент, когда председатель вскрыл и перевернул урну, чтобы все могли видеть, что она пуста, и в случае необходимости - завтра непреложно засвидетельствовать перед всеми, что в нее под покровом ночи не было преступным образом подброшено сколько-то фальшивых бюллетеней, призванных опорочить свободное и независимое волеизлияние граждан, и что не повторится здесь больше то деяние, которое вошло в историю под звучным наименованием мухлеж и - нельзя, никак нельзя забывать об этом - может быть произведено в зависимости от обстоятельств и ловкости исполнителей как до процедуры, так во время и после нее.
Урна была пуста, урна была чиста - незапятнанно - да вот беда, в комнате не было ни одного, ни единого - ну, хоть бы для смеха, хоть бы на развод - избирателя, которому можно было бы предъявить эти самые чистоту и пустоту.
Опытным путём доказано неопровержимо, что жить без еды и пищи нельзя..."
***
"...власти не позволили нам делать один выпуск - для столицы - цензурованный, а другой - для провинции - свободный, и еще вчера немалый чин из министерства внутренних дел заявил нам, что, в сущности говоря, цензура - она как солнце, что восходит для всех, а для нас это совсем не новость, мы уж знали, что так оно и ведется в мире, что от века платить за грешников достается праведникам."
***
"Ибо незыблемое правило любой власти гласит, что голову следует снять с плеч прежде, чем в ней зашевелятся крамольные мысли, ибо тогда уж поздно будет."
***
"А если выражаться не столь церемонно, эти люди, глядясь в зеркало своей жизни, ежедневно плюют в лицо тому, кем были они, слюной того, чем стали ныне..."
***
"Трое суток и ни минуты больше дано было кандидатам в эмиграцию на то, чтобы они со слезами на глазах и с карандашом в руке определили, что взять с собой, а что оставить."
***
"Информационная истерия и обещания катастрофы взвинтились до наивысшей точки, когда манифестация вышла к резиденции премьера - небольшому дворцу в буржуазном стиле конца восемнадцатого века, и крики журналистов превратились в истошные вопли: Вот сейчас, вот сейчас все это и может произойти, спаси и сохрани нас, божья матерь, да прострет она над нами свой святой покров, да умягчат духи славных предков исполненные ярости души манифестантов.
Разумеется, случиться могло бы все, что угодно, но ничего, однако, не случилось, разве что та небольшая часть толпы, которая видна нам отсюда, остановилась на перекрестке, где стоит окруженный садом дворец, а все прочее множество потекло по мостовой дальше, вниз, по улицам, примыкающим к площади, и мастера полицейской арифметики, случись они еще здесь, насчитали бы кругом-бегом не более пятидесяти тысяч, тогда как истинная цифра и подлинное число в десять раз больше, ибо мы-то считаем каждого по отдельности..."
***
"С течением времени стало заметно, хоть и не сразу, что само слово «чистый», словно сделавшись непристойным или неблагозвучным, почти вышло из употребления и, чтобы заменить его, граждане отныне пускались на всяческие ухищрения и иносказания. Вместо листика чистой бумаги просили неисписанной, небо называли исключительно ясным, а помыслы - безгрешными, а невест - целомудренными, вслед за чистым убытком сгинул и чистый доход, но самым примечательным было, конечно, повсеместное исчезновение чистюль и чистоплюев, и замена чистогана наличностью."
***
"Давайте посмотрим, что значит слово «осада», вопрос риторический и, значит, ответа не требует, мы все знаем, что, не так ли. Как дважды два четыре. И мы, стало быть, вводя осадное положение, признаем тем самым, что столица нашего государства блокирована, отрезана, обложена со всех сторон неприятелем, меж тем как на самом деле этот, с позволения сказать, неприятель находится не снаружи, но внутри..."
***
"Всем членам кабинета, за исключением министров юстиции и культуры, была внушена мысль о срочной необходимости завернуть гайки покрепче, тем более что столь долгожданное чрезвычайное положение не дало эффекта и действия в нужном направлении не произвело, поскольку граждане этой страны, не имея полезнейшей привычки требовать неукоснительного соблюдения своих конституционных прав, более чем естественным порядком не заметили, что прав этих они лишились..."
***
"Меня больше всего удивляет, что не слышится ни ура, ни долой и вообще никаких лозунгов и призывов, по которым можно было бы понять, чего хотят все эти люди, а от этой угрожающей тишины мурашки бегут.
Вы как будто пересказываете фильм ужасом, а ведь, может быть, люди просто устали от слов…"