Жозе Сарамаго, коммунист и нобелиат...
18 июня - Скончался Жозе Сарамаго (1922-2010), писатель, коммунист, нобелиат…
На протяжении всей своей жизни Сарамаго придерживался левых взглядов и был ярым противником глобализма: "Нельзя всерьез говорить о демократии, когда реальная власть находится в руках не у правительств, избранных гражданами, а у транснациональных монополий, которые никто не избирал".
В 1969 году Сарамаго вступил в подпольную Португальскую коммунистическую партию. После " Революции гвоздик" некоторое время (1974-1975) занимался журналистикой.
С 1976 года журналистская карьера была прервана увольнением, и Сарамаго решил посвятить себя исключительно литературному творчеству.
Называл себя «либертарным коммунистом», выставлялся на всех выборах в Европарламент с 1989 по 2009 год от Коалиции демократического единства вокруг Португальской компартии. В 1989 году он также избирался в местный совет португальской столицы как коммунистический кандидат от списка коалиции «За Лиссабон».
В 1999 году он вместе с 300 европейскими интеллектуалами подписал письмо, осуждающее бомбардировки Сербии.
В 2002 году Сарамаго после поездки по палестинским территориям и в Израиль заявил: "То, что евреи так много страдали на протяжении всей своей истории, обязывает их не заставлять страдать других". По словам писателя, действия израильских войск на палестинских территориях напомнили ему "поведение гитлеровцев в отношении евреев в концлагере Аушвиц".
***
Из интервью Сарамаго (2001 год):
"Мир переживает сейчас феномен экономической глобализации. На мой взгляд, это новая форма тоталитаризма. А мы живем в период отсутствия идей. В мире нет новых правильных политических идей, а против старых никто не осмеливается выступить.
Мы живем в период, когда международное профсоюзное движение практически не имеет ни своего лица, ни весомости, ни значимости. Мы живем в период, когда много говорят о демократии, но демократии как таковой нет. Нельзя ведь говорить о демократии, когда реальная власть не в руках правительств, избранных гражданами, а у транснациональных монополий, которых граждане не избирали.
Дело доходит до абсурда. Мы говорим о демократии как о чем-то ощутимом, значащем. А стоит посмотреть прямо и попытаться понять происходящее, как сразу приходим к заключению, что в наше время говорить о демократии просто неприлично. Власть в мире не демократическая. И реальная экономическая власть в мире не демократическая, ибо никто не избирал руководство крупных транснациональных компаний. В этом-то и драма.
С другой стороны, левые, или же то, что мы все еще продолжаем по инерции называть «левыми», за редчайшим исключением, уже не левые. Левые стали прагматиками. Сегодня левые - это новая форма политического «центра». А левые правительства не имеют власти. Хотя граждане продолжают наивно думать, что, участвуя в голосовании, они что-то меняют или могут изменить.
Все правильно. Они могут сменить правительство, снять президента и поставить у власти другое правительство и другого президента. Но мы не можем изменить, мы даже не можем дотронуться до реальной экономической власти, которая находится вне нашей досягаемости и целиком детерминирует всю нашу жизнь. И так будет до тех пор, пока не появятся новые идеи, способные сплотить и мобилизовать людей. Или же не разразится новый мировой экономический кризис, который заставит людей вновь задуматься над тем, во что они превратили жизнь на земле...
Какая разница - иметь в качестве президента США Клинтона или Буша? Разве что в стиле правления. А если копнуть по сути, то разницы и вовсе нет. На примере Буша мы видим, что он проводит политику крупных нефтяных и горнодобывающих фирм и монополий, которые, собственно говоря, и посадили его в президентское кресло. Буш отрабатывает за это отказом от достигнутых ранее в Киото договоренностей по сокращению промышленных выбросов в окружающую среду и планами создания противоракетного щита.
Напрашивается вопрос: а что мы можем сделать? Очень мало. В нашем обществе превалирует идея личного успеха, личного триумфа. Ведь все мы в той или иной степени эгоисты, ибо само общество постоянно внушает каждому: «не верь и не доверяй никому», «добивайся своего собственного успеха», «куй свою собственную победу, даже если для этого тебе придется убирать, уничтожать других».
Это мораль, по законам которой мы живем. И СМИ всячески помогают, способствуют этому. СМИ показывают мир как сплошной праздник. Действительно, достаточно включить телевизор и все предстает перед вами в цветной картинке - все красиво, как в голливудском фильме. А ведь находящаяся за кадром действительность - реальность развивающихся стран, к примеру, - страшна. Никому нет дела до того, что Африка - гибнущий континент. Или же что СПИД расползается по всем континентам.
И я не вижу новых политических идей, способных изменить жизнь человечества. Пока только, как сорная трава, прорастают идеи фундаментализма. Как новый тип политического и социального мышления и поведения. Все, что не подходит под определенную мерку, резко осуждается или даже запрещается. Взять, например, курение. А если взглянуть на религиозный фундаментализм, то даже не могу себе представить, куда он может нас завести. Посмотрите, что происходит в Афганистане. Да и не только там.
А мы не можем встать утром в один прекрасный день и сказать себе, что дальше так жить нельзя, что необходимо менять все это. И одна из основных причин нашего нынешнего бессилья - отсутствие реального участия граждан в политической жизни. Посмотрите, как быстро растет абсентеизм на выборах. Потому что все больше людей осознают, что их голос ничего не меняет...
***
Жозе Сарамаго. Статья "Почему я поддерживаю антиглобалистов" (2002 год):
"На вопрос, почему я выступаю на стороне антиглобалистских движений, можно дать простой и ясный ответ: потому что мне не нравится тот международный порядок, который ускоренными темпами формируется на нашей планете.
Хотя наука и технологии достигли небывалого уровня развития, позволяющего решать многие неразрешимые в прошлом проблемы, сегодня в мире больше несчастья, чем когда бы то ни было. А тем временем лидеры погрязли в политических играх и делают вид, что всё в порядке, национальные правительства окончательно превратились в заурядных комиссаров реальной экономической власти.
К сожалению, я не вижу новых политических идей, способных изменить жизнь человечества к лучшему. Пока только, как сорная трава, прорастают идеи фундаментализма. А что касается религиозного фанатизма, то даже представить себе страшно, куда он может нас завести.
Антиглобалисты хотя бы ставят те вопросы, ответить на которые должна цивилизация, если она хочет выжить и нормально развиваться. Мир переживает сейчас феномен экономической глобализации. Много спорят о том, что это такое. На мой взгляд, это новая форма тоталитаризма. Сегодня модно говорить о демократии, многие действия, в том числе и силовые, оправдывают необходимостью защитить ее или обеспечить торжество демократических идеалов, но демократии-то, как таковой, нет. Нельзя же всерьез говорить о демократии, когда реальная власть находится не в руках правительств, избранных гражданами, а у транснациональных монополий, которые никто не избирал. При этом граждане продолжают наивно думать, что, участвуя в голосовании, они что-то могут изменить.
Да, в тех странах, где соблюдаются, по крайней мере, формальные принципы демократии, избиратели могут сменить правительство, снять президента и поставить у власти другого лидера и другое правительство. Но мы не в состоянии повлиять на реальную экономическую власть, которая в действительности и определяет всю нашу жизнь. Мы не только не можем сменить ее - мы не можем даже просто дотронуться до этой власти, ибо она целиком и полностью расположена вне сферы нашей досягаемости. К примеру, Джордж Буш, самый могущественный человек планеты, проводит политику крупных нефтяных и горно-добывающих фирм и монополий, которые и посадили его в президентское кресло. Буш отрабатывает это, отказываясь от достигнутых его предшественниками в Киото договоренностей по сокращению промышленных выбросов в окружающую среду и создавая дорогостоящий противоракетный щит.
Наиболее глубокий кризис переживает, увы, левая идеология. В Европе маятник явно качнулся вправо: на выборах в одной стране за другой побеждают правые. В чем причина разочарования в левых идеях? Стимулирование личного эгоизма людей - а капитализм умеет это делать лучше, чем любая другая формация, - способствовало их политической апатии и умственному обнищанию. Но одновременно надо признать: левые виноваты сами. Капитализм никогда не обманывает людей - по той простой причине, что не раздает направо и налево обещаний. Он ведь никогда не обещал ни социальной справедливости, ни всеобщего благосостояния. Социализм - это совсем другое дело. Он обещал народам все, а то, что не мог выполнить сразу, обещал следующему поколению. В Советском Союзе, например, даже обещали сотворить «нового человека». Вполне возможно, что он и появился, но его как-то не заметили в болоте всеобщей коррупции.
Левые идеи не обновлялись или же сводились к бесплодным тезисам, как это произошло с марксизмом. Либо их подсознательно (а то и вполне сознательно) извращали некоторые левые партии, которые продвигались к центру для того, чтобы можно было ужиться с капитализмом. Те, кого мы всё еще продолжаем по инерции называть левыми, за редчайшим исключением уже не левые. Сегодня левые - это новая форма политического центра. И даже если какое-либо правительство попытается реализовать левые идеи, оно не сможет этого сделать, ибо не имеет реальной власти. Сейчас левые бредут по пустыне, и хочется надеяться, что в один прекрасный день они встретят на своем пути оазис.
Зато справа наблюдаются очень пугающие тенденции: в правом лагере верх постепенно берут всё более радикальные силы, все идет к тому, что к власти в Европе, по крайней мере в некоторых странах, придут представители крайне правых партий. Путая власть с авторитаризмом, правые все больше и все чаще будут демонстрировать - к месту или просто так - свою силу. А от этого до новых форм диктатуры лишь один шаг. Эти новые диктатуры будут использовать демократическую терминологию и контролировать - напрямую или косвенно - средства массовой информации. И граждане слишком поздно осознают, что утратили все основные свободы. Зато в качестве компенсации ежедневно у них будут развлечения и хлеб. Чтобы не бунтовали.
Считается, что после 11 сентября 2001 года планета переживает период коренной ломки всего миропорядка. Я не согласен с тем, что точкой отсчета являются именно эти трагические события. Насколько я понимаю, мир не был совершенным 10 сентября. Кому служит этот так называемый «мировой порядок»? По крайней мере, не тем двум миллиардам людей, которые живут сейчас за чертой бедности. И подумать только, что каждые четыре секунды на планете от голода умирает человек!
Кто посеял ветер, пожинает бурю. В тот день - 11 сентября - Америка вдруг обнаружила, что не является неуязвимой. Последствия налицо: США жаждут и будут диктовать законы на планете. Они и теперь правят всем на свете. Империя уже пришла - вот она, и трусливый мир рукоплещет ей…
***
Из Нобелевской лекции (1998 год):
"Самый мудрый человек из всех, когда-либо встречавшихся мне в жизни, не умел ни писать, ни читать. Часа в четыре утра, когда заря, возвещая новый день, чуть брезжила еще где-нибудь над Францией, он поднимался со своего топчана и гнал на выпас с полдюжины свиней - их плодовитость и кормила его с женой.
Родители моей матери тем и живы были, что держали свиней в таком вот скудном количестве, а поросят продавали соседям в деревне Азиньяга, что в провинции Алентежо. Деда звали Жеронимо Мелриньо, бабку - Жозефа Кайшинья; оба были неграмотными.
Зимними ночами, когда становилось так холодно, что замерзала вода в кадке, они забирали из хлева самых слабеньких поросят и клали их к себе в постель. Грубые одеяла и тепло человеческих тел не давали новорожденным замерзнуть и спасали их от верной смерти. Дед и бабка были люди добросердечные, но поступали так вовсе не из сострадания: им была чужда сентиментальность, они просто оберегали то, что давало им пропитание, и это было совершенно естественно для людей, которые, чтобы выжить, привыкли задумываться лишь о самом насущном.
Я часто помогал деду в его трудах: вскапывал огород у дома, колол дрова, крутил тяжелое железное колесо, приводившее в действие насос деревенской колонки, ведрами таскал воду.
Часто на рассвете тайком от сторожей мы с граблями, мешками и веревками пробирались на кукурузные поля и сгребали оставшиеся после уборки стебли и листья нашим свиньям на подстилку. А иногда, жарким летом, после ужина дед говорил мне: “Жозе, сегодня мы с тобой будем ночевать под Cмоковницей”. Поблизости росло еще два фиговых дерева, но все в доме понимали, о каком именно шла речь - оно было самым большим, а значит, самым старым и почти бессмертным. Такая вот “антономазия” - лишь много лет спустя я повстречал это умное слово и узнал, что оно означает...
В ночной тиши меж высоких ветвей звезда являлась мне и медленно пряталась за листьями, а стоило отвести глаза чуть в сторону, я видел струящееся по вогнутому небосводу, подобно безмолвной реке, опаловое сияние “дороги святого Иакова”, как в ту пору еще называли в деревне Млечный Путь. Сон не шел, ночь заполнялась рассказами деда: легендами и истинными происшествиями, призраками и ужасами, невероятными случаями, давними смертями, драками с кольями и камнями, словами наших праотцев - неумолчным рокотом воспоминаний, который и не давал мне уснуть и в то же время мягко убаюкивал.
До сих пор не знаю, замолкал ли дед, увидев, что сон сморил меня, или продолжал говорить, чтобы не оставить без ответа мое неизбежное “А дальше?”, звучавшее в тот миг, когда он намеренно прерывал рассказ в самом интересном месте. Может быть, он повторял эти истории самому себе, чтобы не забыть или чтобы уснастить их новыми подробностями. Излишне говорить, что мне, как, наверно, и каждому в этом возрасте, мой дед Жеронимо представлялся всеведущим хранителем мировой мудрости.
Когда же на заре я просыпался от птичьего пения, его уже не было рядом - он, не будя меня, уходил пасти своих свиней. Я вскакивал, сворачивал одеяло и босиком - до четырнадцати лет я всегда ходил босиком, - с запутавшимися в волосах соломинками шел к дому. Бабушка, неизменно поднимавшаяся еще раньше деда, ставила передо мной большую кружку кофе с накрошенным в него хлебом и спрашивала, хорошо ли мне спалось.
Если ночью после дедовых рассказов мне снилось что-нибудь страшное, она всегда говорила: “Выбрось это из головы, снам веры нет”. В ту пору я был убежден, что бабушка, при всей своей мудрости, не в силах достичь тех вершин, где пребывал дед - человек, который, лежа под смоковницей бок о бок со своим внуком Жозе, мог всего лишь несколькими словами привести Вселенную в движение.
Много лет спустя, когда дед Жеронимо уже покинул этот свет, а я стал взрослым, мне в конце концов открылось, что сама-то бабушка снам верила. А иначе как объяснить, что однажды вечером, сидя на пороге своего дома, где жила теперь одна, и глядя на гигантские и крохотные звезды над головой, она произнесла: “Какой красивый мир и как жалко, что придется умереть”.
Она не сказала “страшно”, она сказала - “жалко”, словно ее тяжкую, заполненную изнурительным трудом жизнь едва ли не перед самым концом осенила некая благодать - благодать высшего и последнего прощания, даровавшего ей утешение красотой окружающего. Она сидела у дверей своего дома, подобного которому я представить себе не могу в целом мире, - в этом доме жили люди, способные брать к себе в постель поросят, будто это их собственные дети, люди, горевавшие, расставаясь с жизнью, оттого лишь, что мир прекрасен; таким был и мой дед Жеронимо, свинарь и сказочник, который в предчувствии того, что смерть уже скоро явится и приберет его, прощался с деревьями в саду - с каждым по отдельности: подходил, обнимал и плакал, ибо знал, что больше не увидится с ними.
И опять же через много лет, когда я впервые написал о Жеронимо и Жозефе (забыл упомянуть, что, по свидетельству знававших ее в молодости, она отличалась редкостной красотой), то окончательно убедился: превращаю обыкновенных людей в литературных героев; быть может, таков был придуманный мною способ не забыть их - воссоздать и запечатлеть их черты тем карандашом, который преображает и саму память; осветить и расцветить монотонность скучной, лишенной горизонта повседневности, словно творя поверх переменчивой карты памяти сверхъестественную нереальность страны, где некто решил скоротать свой век.
Те же чувства заставили меня, вспоминая загадочно-притягательную фигуру другого моего деда, бербера, так описать старый (а теперь ему уже вообще восемьдесят лет) снимок: мои родители, “оба молодые и красивые, смотрят на фотографа с торжественно-серьезными лицами, переживая, быть может, испуг при виде аппарата, чьи хитрые стеклышки вот-вот остановят мгновение, которого никогда уже больше не будет, ибо этот день неумолимо перетекает в следующий... Мать опирается локтем правой руки о высокую подушку, держа в пальцах цветок. Отец обхватил ее за спину, и его мозолистая рука выглядывает из-за ее плеча как крыло. Они застенчиво стоят на ковре с орнаментом в виде ветвей, а фоном служит картина, где расплывчато и нелепо запечатлено что-то псевдоантичное...
Дед - бербер из Северной Африки, второй дед - свинарь, волшебно прекрасная бабушка, серьезные, красивые лица родителей, цветок на картине - какой еще генеалогии искать? к какому еще родословному древу мне притулиться?..”
На протяжении всей своей жизни Сарамаго придерживался левых взглядов и был ярым противником глобализма: "Нельзя всерьез говорить о демократии, когда реальная власть находится в руках не у правительств, избранных гражданами, а у транснациональных монополий, которые никто не избирал".
В 1969 году Сарамаго вступил в подпольную Португальскую коммунистическую партию. После " Революции гвоздик" некоторое время (1974-1975) занимался журналистикой.
С 1976 года журналистская карьера была прервана увольнением, и Сарамаго решил посвятить себя исключительно литературному творчеству.
Называл себя «либертарным коммунистом», выставлялся на всех выборах в Европарламент с 1989 по 2009 год от Коалиции демократического единства вокруг Португальской компартии. В 1989 году он также избирался в местный совет португальской столицы как коммунистический кандидат от списка коалиции «За Лиссабон».
В 1999 году он вместе с 300 европейскими интеллектуалами подписал письмо, осуждающее бомбардировки Сербии.
В 2002 году Сарамаго после поездки по палестинским территориям и в Израиль заявил: "То, что евреи так много страдали на протяжении всей своей истории, обязывает их не заставлять страдать других". По словам писателя, действия израильских войск на палестинских территориях напомнили ему "поведение гитлеровцев в отношении евреев в концлагере Аушвиц".
***
Из интервью Сарамаго (2001 год):
"Мир переживает сейчас феномен экономической глобализации. На мой взгляд, это новая форма тоталитаризма. А мы живем в период отсутствия идей. В мире нет новых правильных политических идей, а против старых никто не осмеливается выступить.
Мы живем в период, когда международное профсоюзное движение практически не имеет ни своего лица, ни весомости, ни значимости. Мы живем в период, когда много говорят о демократии, но демократии как таковой нет. Нельзя ведь говорить о демократии, когда реальная власть не в руках правительств, избранных гражданами, а у транснациональных монополий, которых граждане не избирали.
Дело доходит до абсурда. Мы говорим о демократии как о чем-то ощутимом, значащем. А стоит посмотреть прямо и попытаться понять происходящее, как сразу приходим к заключению, что в наше время говорить о демократии просто неприлично. Власть в мире не демократическая. И реальная экономическая власть в мире не демократическая, ибо никто не избирал руководство крупных транснациональных компаний. В этом-то и драма.
С другой стороны, левые, или же то, что мы все еще продолжаем по инерции называть «левыми», за редчайшим исключением, уже не левые. Левые стали прагматиками. Сегодня левые - это новая форма политического «центра». А левые правительства не имеют власти. Хотя граждане продолжают наивно думать, что, участвуя в голосовании, они что-то меняют или могут изменить.
Все правильно. Они могут сменить правительство, снять президента и поставить у власти другое правительство и другого президента. Но мы не можем изменить, мы даже не можем дотронуться до реальной экономической власти, которая находится вне нашей досягаемости и целиком детерминирует всю нашу жизнь. И так будет до тех пор, пока не появятся новые идеи, способные сплотить и мобилизовать людей. Или же не разразится новый мировой экономический кризис, который заставит людей вновь задуматься над тем, во что они превратили жизнь на земле...
Какая разница - иметь в качестве президента США Клинтона или Буша? Разве что в стиле правления. А если копнуть по сути, то разницы и вовсе нет. На примере Буша мы видим, что он проводит политику крупных нефтяных и горнодобывающих фирм и монополий, которые, собственно говоря, и посадили его в президентское кресло. Буш отрабатывает за это отказом от достигнутых ранее в Киото договоренностей по сокращению промышленных выбросов в окружающую среду и планами создания противоракетного щита.
Напрашивается вопрос: а что мы можем сделать? Очень мало. В нашем обществе превалирует идея личного успеха, личного триумфа. Ведь все мы в той или иной степени эгоисты, ибо само общество постоянно внушает каждому: «не верь и не доверяй никому», «добивайся своего собственного успеха», «куй свою собственную победу, даже если для этого тебе придется убирать, уничтожать других».
Это мораль, по законам которой мы живем. И СМИ всячески помогают, способствуют этому. СМИ показывают мир как сплошной праздник. Действительно, достаточно включить телевизор и все предстает перед вами в цветной картинке - все красиво, как в голливудском фильме. А ведь находящаяся за кадром действительность - реальность развивающихся стран, к примеру, - страшна. Никому нет дела до того, что Африка - гибнущий континент. Или же что СПИД расползается по всем континентам.
И я не вижу новых политических идей, способных изменить жизнь человечества. Пока только, как сорная трава, прорастают идеи фундаментализма. Как новый тип политического и социального мышления и поведения. Все, что не подходит под определенную мерку, резко осуждается или даже запрещается. Взять, например, курение. А если взглянуть на религиозный фундаментализм, то даже не могу себе представить, куда он может нас завести. Посмотрите, что происходит в Афганистане. Да и не только там.
А мы не можем встать утром в один прекрасный день и сказать себе, что дальше так жить нельзя, что необходимо менять все это. И одна из основных причин нашего нынешнего бессилья - отсутствие реального участия граждан в политической жизни. Посмотрите, как быстро растет абсентеизм на выборах. Потому что все больше людей осознают, что их голос ничего не меняет...
***
Жозе Сарамаго. Статья "Почему я поддерживаю антиглобалистов" (2002 год):
"На вопрос, почему я выступаю на стороне антиглобалистских движений, можно дать простой и ясный ответ: потому что мне не нравится тот международный порядок, который ускоренными темпами формируется на нашей планете.
Хотя наука и технологии достигли небывалого уровня развития, позволяющего решать многие неразрешимые в прошлом проблемы, сегодня в мире больше несчастья, чем когда бы то ни было. А тем временем лидеры погрязли в политических играх и делают вид, что всё в порядке, национальные правительства окончательно превратились в заурядных комиссаров реальной экономической власти.
К сожалению, я не вижу новых политических идей, способных изменить жизнь человечества к лучшему. Пока только, как сорная трава, прорастают идеи фундаментализма. А что касается религиозного фанатизма, то даже представить себе страшно, куда он может нас завести.
Антиглобалисты хотя бы ставят те вопросы, ответить на которые должна цивилизация, если она хочет выжить и нормально развиваться. Мир переживает сейчас феномен экономической глобализации. Много спорят о том, что это такое. На мой взгляд, это новая форма тоталитаризма. Сегодня модно говорить о демократии, многие действия, в том числе и силовые, оправдывают необходимостью защитить ее или обеспечить торжество демократических идеалов, но демократии-то, как таковой, нет. Нельзя же всерьез говорить о демократии, когда реальная власть находится не в руках правительств, избранных гражданами, а у транснациональных монополий, которые никто не избирал. При этом граждане продолжают наивно думать, что, участвуя в голосовании, они что-то могут изменить.
Да, в тех странах, где соблюдаются, по крайней мере, формальные принципы демократии, избиратели могут сменить правительство, снять президента и поставить у власти другого лидера и другое правительство. Но мы не в состоянии повлиять на реальную экономическую власть, которая в действительности и определяет всю нашу жизнь. Мы не только не можем сменить ее - мы не можем даже просто дотронуться до этой власти, ибо она целиком и полностью расположена вне сферы нашей досягаемости. К примеру, Джордж Буш, самый могущественный человек планеты, проводит политику крупных нефтяных и горно-добывающих фирм и монополий, которые и посадили его в президентское кресло. Буш отрабатывает это, отказываясь от достигнутых его предшественниками в Киото договоренностей по сокращению промышленных выбросов в окружающую среду и создавая дорогостоящий противоракетный щит.
Наиболее глубокий кризис переживает, увы, левая идеология. В Европе маятник явно качнулся вправо: на выборах в одной стране за другой побеждают правые. В чем причина разочарования в левых идеях? Стимулирование личного эгоизма людей - а капитализм умеет это делать лучше, чем любая другая формация, - способствовало их политической апатии и умственному обнищанию. Но одновременно надо признать: левые виноваты сами. Капитализм никогда не обманывает людей - по той простой причине, что не раздает направо и налево обещаний. Он ведь никогда не обещал ни социальной справедливости, ни всеобщего благосостояния. Социализм - это совсем другое дело. Он обещал народам все, а то, что не мог выполнить сразу, обещал следующему поколению. В Советском Союзе, например, даже обещали сотворить «нового человека». Вполне возможно, что он и появился, но его как-то не заметили в болоте всеобщей коррупции.
Левые идеи не обновлялись или же сводились к бесплодным тезисам, как это произошло с марксизмом. Либо их подсознательно (а то и вполне сознательно) извращали некоторые левые партии, которые продвигались к центру для того, чтобы можно было ужиться с капитализмом. Те, кого мы всё еще продолжаем по инерции называть левыми, за редчайшим исключением уже не левые. Сегодня левые - это новая форма политического центра. И даже если какое-либо правительство попытается реализовать левые идеи, оно не сможет этого сделать, ибо не имеет реальной власти. Сейчас левые бредут по пустыне, и хочется надеяться, что в один прекрасный день они встретят на своем пути оазис.
Зато справа наблюдаются очень пугающие тенденции: в правом лагере верх постепенно берут всё более радикальные силы, все идет к тому, что к власти в Европе, по крайней мере в некоторых странах, придут представители крайне правых партий. Путая власть с авторитаризмом, правые все больше и все чаще будут демонстрировать - к месту или просто так - свою силу. А от этого до новых форм диктатуры лишь один шаг. Эти новые диктатуры будут использовать демократическую терминологию и контролировать - напрямую или косвенно - средства массовой информации. И граждане слишком поздно осознают, что утратили все основные свободы. Зато в качестве компенсации ежедневно у них будут развлечения и хлеб. Чтобы не бунтовали.
Считается, что после 11 сентября 2001 года планета переживает период коренной ломки всего миропорядка. Я не согласен с тем, что точкой отсчета являются именно эти трагические события. Насколько я понимаю, мир не был совершенным 10 сентября. Кому служит этот так называемый «мировой порядок»? По крайней мере, не тем двум миллиардам людей, которые живут сейчас за чертой бедности. И подумать только, что каждые четыре секунды на планете от голода умирает человек!
Кто посеял ветер, пожинает бурю. В тот день - 11 сентября - Америка вдруг обнаружила, что не является неуязвимой. Последствия налицо: США жаждут и будут диктовать законы на планете. Они и теперь правят всем на свете. Империя уже пришла - вот она, и трусливый мир рукоплещет ей…
***
Из Нобелевской лекции (1998 год):
"Самый мудрый человек из всех, когда-либо встречавшихся мне в жизни, не умел ни писать, ни читать. Часа в четыре утра, когда заря, возвещая новый день, чуть брезжила еще где-нибудь над Францией, он поднимался со своего топчана и гнал на выпас с полдюжины свиней - их плодовитость и кормила его с женой.
Родители моей матери тем и живы были, что держали свиней в таком вот скудном количестве, а поросят продавали соседям в деревне Азиньяга, что в провинции Алентежо. Деда звали Жеронимо Мелриньо, бабку - Жозефа Кайшинья; оба были неграмотными.
Зимними ночами, когда становилось так холодно, что замерзала вода в кадке, они забирали из хлева самых слабеньких поросят и клали их к себе в постель. Грубые одеяла и тепло человеческих тел не давали новорожденным замерзнуть и спасали их от верной смерти. Дед и бабка были люди добросердечные, но поступали так вовсе не из сострадания: им была чужда сентиментальность, они просто оберегали то, что давало им пропитание, и это было совершенно естественно для людей, которые, чтобы выжить, привыкли задумываться лишь о самом насущном.
Я часто помогал деду в его трудах: вскапывал огород у дома, колол дрова, крутил тяжелое железное колесо, приводившее в действие насос деревенской колонки, ведрами таскал воду.
Часто на рассвете тайком от сторожей мы с граблями, мешками и веревками пробирались на кукурузные поля и сгребали оставшиеся после уборки стебли и листья нашим свиньям на подстилку. А иногда, жарким летом, после ужина дед говорил мне: “Жозе, сегодня мы с тобой будем ночевать под Cмоковницей”. Поблизости росло еще два фиговых дерева, но все в доме понимали, о каком именно шла речь - оно было самым большим, а значит, самым старым и почти бессмертным. Такая вот “антономазия” - лишь много лет спустя я повстречал это умное слово и узнал, что оно означает...
В ночной тиши меж высоких ветвей звезда являлась мне и медленно пряталась за листьями, а стоило отвести глаза чуть в сторону, я видел струящееся по вогнутому небосводу, подобно безмолвной реке, опаловое сияние “дороги святого Иакова”, как в ту пору еще называли в деревне Млечный Путь. Сон не шел, ночь заполнялась рассказами деда: легендами и истинными происшествиями, призраками и ужасами, невероятными случаями, давними смертями, драками с кольями и камнями, словами наших праотцев - неумолчным рокотом воспоминаний, который и не давал мне уснуть и в то же время мягко убаюкивал.
До сих пор не знаю, замолкал ли дед, увидев, что сон сморил меня, или продолжал говорить, чтобы не оставить без ответа мое неизбежное “А дальше?”, звучавшее в тот миг, когда он намеренно прерывал рассказ в самом интересном месте. Может быть, он повторял эти истории самому себе, чтобы не забыть или чтобы уснастить их новыми подробностями. Излишне говорить, что мне, как, наверно, и каждому в этом возрасте, мой дед Жеронимо представлялся всеведущим хранителем мировой мудрости.
Когда же на заре я просыпался от птичьего пения, его уже не было рядом - он, не будя меня, уходил пасти своих свиней. Я вскакивал, сворачивал одеяло и босиком - до четырнадцати лет я всегда ходил босиком, - с запутавшимися в волосах соломинками шел к дому. Бабушка, неизменно поднимавшаяся еще раньше деда, ставила передо мной большую кружку кофе с накрошенным в него хлебом и спрашивала, хорошо ли мне спалось.
Если ночью после дедовых рассказов мне снилось что-нибудь страшное, она всегда говорила: “Выбрось это из головы, снам веры нет”. В ту пору я был убежден, что бабушка, при всей своей мудрости, не в силах достичь тех вершин, где пребывал дед - человек, который, лежа под смоковницей бок о бок со своим внуком Жозе, мог всего лишь несколькими словами привести Вселенную в движение.
Много лет спустя, когда дед Жеронимо уже покинул этот свет, а я стал взрослым, мне в конце концов открылось, что сама-то бабушка снам верила. А иначе как объяснить, что однажды вечером, сидя на пороге своего дома, где жила теперь одна, и глядя на гигантские и крохотные звезды над головой, она произнесла: “Какой красивый мир и как жалко, что придется умереть”.
Она не сказала “страшно”, она сказала - “жалко”, словно ее тяжкую, заполненную изнурительным трудом жизнь едва ли не перед самым концом осенила некая благодать - благодать высшего и последнего прощания, даровавшего ей утешение красотой окружающего. Она сидела у дверей своего дома, подобного которому я представить себе не могу в целом мире, - в этом доме жили люди, способные брать к себе в постель поросят, будто это их собственные дети, люди, горевавшие, расставаясь с жизнью, оттого лишь, что мир прекрасен; таким был и мой дед Жеронимо, свинарь и сказочник, который в предчувствии того, что смерть уже скоро явится и приберет его, прощался с деревьями в саду - с каждым по отдельности: подходил, обнимал и плакал, ибо знал, что больше не увидится с ними.
И опять же через много лет, когда я впервые написал о Жеронимо и Жозефе (забыл упомянуть, что, по свидетельству знававших ее в молодости, она отличалась редкостной красотой), то окончательно убедился: превращаю обыкновенных людей в литературных героев; быть может, таков был придуманный мною способ не забыть их - воссоздать и запечатлеть их черты тем карандашом, который преображает и саму память; осветить и расцветить монотонность скучной, лишенной горизонта повседневности, словно творя поверх переменчивой карты памяти сверхъестественную нереальность страны, где некто решил скоротать свой век.
Те же чувства заставили меня, вспоминая загадочно-притягательную фигуру другого моего деда, бербера, так описать старый (а теперь ему уже вообще восемьдесят лет) снимок: мои родители, “оба молодые и красивые, смотрят на фотографа с торжественно-серьезными лицами, переживая, быть может, испуг при виде аппарата, чьи хитрые стеклышки вот-вот остановят мгновение, которого никогда уже больше не будет, ибо этот день неумолимо перетекает в следующий... Мать опирается локтем правой руки о высокую подушку, держа в пальцах цветок. Отец обхватил ее за спину, и его мозолистая рука выглядывает из-за ее плеча как крыло. Они застенчиво стоят на ковре с орнаментом в виде ветвей, а фоном служит картина, где расплывчато и нелепо запечатлено что-то псевдоантичное...
Дед - бербер из Северной Африки, второй дед - свинарь, волшебно прекрасная бабушка, серьезные, красивые лица родителей, цветок на картине - какой еще генеалогии искать? к какому еще родословному древу мне притулиться?..”