О некоторых перспективах профессиональной деятельности
Скоро должен (с моим участием) выйти небольшим тиражом краткий словарь офицеров русской пехоты (состав всех гвардейских, гренадерских, пехотных и стрелковых полков на конец 1913 - начало 1914: даты рождения, происхождение, образование, вероисповедание, участие в пред.войнах, ну и предельно кратко - судьба). Поскольку эти 25 тыс. чел. - больше половины всех офицеров того времени, в ходе работы появилась возможность прикинуть, сведениями о какой части этого контингента к настоящему времени можно располагать. (В перспективе была у меня задумка когда-нибудь издать в табличной форме справочник жанра «люди и судьбы» на всех вообще кадровых офицеров кануна ПМВ: имя, год производства в офицеры, источник 1913-14 гг., судьба - в один том большого формата они поместятся.)
Оказалось - не так уж и плохо: 60 с чем-то процентов, почти 2/3. Это при том, что остаются недоступны 80% сведений о расстрелянных (не «реабилитированных»), у меня не было списков офицеров польской и прибалтийских армий и я еще не просматривал систематически огромный объем «мемориальской» базы областных «книг памяти» (весьма непроизводительный труд: они на 90% посвящены 37-38 гг., и на одного «моего» персонажа приходится просмотреть сотни две имен, причем то, что это бывший офицер практически никогда не указывается, и по распространенным фамилиям гадать проблематично).
Специфика армейской пехоты, правда, в том, что, с одной стороны, тут информации больше за счет погибших в ПМВ (которые известны очень хорошо), а с другой - относительно меньше сведений о других, поскольку тут (в отличие от иных родов войск), полковых и «профессиональных» объединений в эмиграции, которые собирали сведения о сослуживцах, практически не было.
Значительная часть последних сведений об офицерах относится к 1918-22 гг., но она в большинстве случаев вполне «говорящая» - позволяющая судить о дальнейшем. Например, непосредственной информации о погибших в белых армиях очень мало, но эвакуированные, умершие в эмиграции и пленные (состоявшие в СССР как «б/б» на «особом учете») охвачены с очень большой полнотой, и если некто, обнаружившийся в списках белых формирований, не встречается потом ни в одной из названных категорий, то на 80-90% он погиб до 1920 г. Или мобилизованный в РККА, который встречается не только на 1918-19, но и на 1922-1923 (т.е. не бежал к белым и не расстрелян по подозрению в каком-нибудь заговоре) в большинстве случаев был репрессирован в 1930-1931 и, если только посажен тогда, то дострелен в конце 30-х, когда такую публику «зачищали» в первую очередь. Старшие офицеры и генералы, известные по гетманской армии на конец 1918, и не «всплывшие» потом ни во ВСЮР, ни в РККА, ни в УНР, практически все были расстреляны большевиками (которым они были оставлены «в подарок» петлюровцами в Лукьяновской тюрьме) при занятии Киева в начале 1919 г. И так далее.
То есть в общем я остался доволен, потому что «недостающие» 25-30% в дальнейшем могут «найтись» (на польско-прибалтийские контакты в принципе можно выйти; может, со временем удастся добраться и до фондов репрессивных органов 1918-1922). Конечно, судьбы порядка 5% не могут быть установлены (выброшенные из вагонов при стихийной «демобилизации» фронта в конце 1917- начале 1918, убитые без выяснения имен зимой-весной 1918 на ж.д. станциях на границах Донской области местными комендантами или «сознательными пролетариями», истребленные махновцами и т.п.), но в целом задача выяснения судеб даже всего «подопечного» контингента (более 300 тыс. чел.) выглядит вовсе не столь безумной.
Оказалось - не так уж и плохо: 60 с чем-то процентов, почти 2/3. Это при том, что остаются недоступны 80% сведений о расстрелянных (не «реабилитированных»), у меня не было списков офицеров польской и прибалтийских армий и я еще не просматривал систематически огромный объем «мемориальской» базы областных «книг памяти» (весьма непроизводительный труд: они на 90% посвящены 37-38 гг., и на одного «моего» персонажа приходится просмотреть сотни две имен, причем то, что это бывший офицер практически никогда не указывается, и по распространенным фамилиям гадать проблематично).
Специфика армейской пехоты, правда, в том, что, с одной стороны, тут информации больше за счет погибших в ПМВ (которые известны очень хорошо), а с другой - относительно меньше сведений о других, поскольку тут (в отличие от иных родов войск), полковых и «профессиональных» объединений в эмиграции, которые собирали сведения о сослуживцах, практически не было.
Значительная часть последних сведений об офицерах относится к 1918-22 гг., но она в большинстве случаев вполне «говорящая» - позволяющая судить о дальнейшем. Например, непосредственной информации о погибших в белых армиях очень мало, но эвакуированные, умершие в эмиграции и пленные (состоявшие в СССР как «б/б» на «особом учете») охвачены с очень большой полнотой, и если некто, обнаружившийся в списках белых формирований, не встречается потом ни в одной из названных категорий, то на 80-90% он погиб до 1920 г. Или мобилизованный в РККА, который встречается не только на 1918-19, но и на 1922-1923 (т.е. не бежал к белым и не расстрелян по подозрению в каком-нибудь заговоре) в большинстве случаев был репрессирован в 1930-1931 и, если только посажен тогда, то дострелен в конце 30-х, когда такую публику «зачищали» в первую очередь. Старшие офицеры и генералы, известные по гетманской армии на конец 1918, и не «всплывшие» потом ни во ВСЮР, ни в РККА, ни в УНР, практически все были расстреляны большевиками (которым они были оставлены «в подарок» петлюровцами в Лукьяновской тюрьме) при занятии Киева в начале 1919 г. И так далее.
То есть в общем я остался доволен, потому что «недостающие» 25-30% в дальнейшем могут «найтись» (на польско-прибалтийские контакты в принципе можно выйти; может, со временем удастся добраться и до фондов репрессивных органов 1918-1922). Конечно, судьбы порядка 5% не могут быть установлены (выброшенные из вагонов при стихийной «демобилизации» фронта в конце 1917- начале 1918, убитые без выяснения имен зимой-весной 1918 на ж.д. станциях на границах Донской области местными комендантами или «сознательными пролетариями», истребленные махновцами и т.п.), но в целом задача выяснения судеб даже всего «подопечного» контингента (более 300 тыс. чел.) выглядит вовсе не столь безумной.