Дарагие таварещы! Да прям дарагущые! Изучайте эту мову. Эта мова тоже русская. На ней балакает много народов на всех кантинентах, и нам надо её самИм панемать, а не надеяцца на переводчиков. Они такОва напереведут, гы-гы-гы! Итак, по делу. Ахтунг, ахтунг. Мы у микрофона! Балакает... прахвессырь Колумбийского универьститута (СполУчени Штаты Амерекы) Джеффри ССАКС
- Мы живем уже в пост-американском, пост-западном мире. По-настоящему многополярном, где группа стран BRICS крупнее группы стран G7. - Даже Турция попросилась. Тоже хочет вступить. И Греция хочет в BRICS. - Одна из причин этого процесса в том, что США отказываются признавать перемены. Они все еще пребывают в уверенности, что стоят во главе мира, где лишь Россия и Китай демонстрируют непокорность, а остальные смирятся. На мой взгляд, США отстали примерно лет на 25. Европа же разочаровала. В мировой геополитике сейчас не слышно ни одного голоса оттуда. Трудно сказать, к чему мы в итоге придем. Или к колоссальному конфликту и катастрофе. Или же в США появится умный и не старый лидер, который скажет: «НАТО? Нам не очень-то надо. Мы хотим нормальных отношений с Китаем, Индией, Россией, Бразилией, ЕС». И тогда все мгновенно изменится.
Вроде всё правельно же говорит прахвессор, а где результат? Почему американцы не сдаются? Хочуть бою? Одно могу сказать точно: Зеленский геноцидит хахлов, а заодно и нас на пути их боевого истребления. Есле глянуть на его нацыоанальность и на тех, хто его поддержуте, то какой мы вывод мы можем сделать? Гоголь описал аналогичные события чуть ранее случившиеся так: А вы разве ничего не слыхали о том, что делается на гетьманщине? ...В это время большой паром начал причаливать к берегу. Стоявшая на нем толпа людей еще издали махала руками. Это были козаки в оборванных свитках. Беспорядочный наряд -- у многих ничего не было, кроме рубашки и коротенькой трубки в зубах, -- показывал, что они или только что избегнули какой-нибудь беды, или же до того загулялись, что прогуляли все, что ни было на теле. Из среды их отделился и стал впереди приземистый, плечистый козак, человек лет пятидесяти. Он кричал и махал рукою сильнее всех, но за стуком и криками рабочих не было слышно его слов. -- А с чем приехали? -- спросил кошевой, когда паром приворотил к берегу. Все рабочие, остановив свои работы и подняв топоры и долота, смотрели в ожидании. -- С бедою! -- кричал с парома приземистый козак. -- С какою? -- Позвольте, панове запорожцы, речь держать? -- Говори! -- Или хотите, может быть, собрать раду? -- Говори, мы все тут. Народ весь стеснился в одну кучу. -- А вы разве ничего не слыхали о том, что делается на гетьманщине? -- А что? -- произнес один из куренных атаманов. -- Э! что? Видно, вам татарин заткнул клейтухом уши, что вы ничего не слыхали. -- Говори же, что там делается? -- А то делается, что и родились и крестились, еще не видали такого. -- Да говори нам, что делается, собачий сын! -- закричал один из толпы, как видно, потеряв терпение. -- Такая пора теперь завелась, что уже церкви святые теперь не наши. -- Как не наши? -- Теперь у жидов они на аренде. Если жиду вперед не заплатишь, то и обедни нельзя править. -- Что ты толкуешь? -- И если рассобачий жид не положит значка нечистою своею рукою на святой пасхе, то и святить пасхи нельзя. -- Врет он, паны-браты, не может быть того, чтобы нечистый жид клал значок на святой пасхе! -- Слушайте!.. еще не то расскажу: и ксендзы ездят теперь по всей Украйне в таратайках. Да не то беда, что в таратайках, а то беда, что запрягают уже не коней, а просто православных христиан. Слушайте! еще не то расскажу: уже говорят, жидовки шьют себе юбки из поповских риз. Вот какие дела водятся на Украйне, панове! А вы тут сидите на Запорожье да гуляете, да, видно, татарин такого задал вам страху, что у вас уже ни глаз, ни ушей -- ничего нет, и вы не слышите, что делается на свете. -- Стой, стой! -- прервал кошевой, дотоле стоявший, потупив глаза в землю, как и все запорожцы, которые в важных делах никогда не отдавались первому порыву, но молчали и между тем в тишине совокупляли грозную силу негодования. -- Стой! и я скажу слово. А что ж вы -- так бы и этак поколотил черт вашего батька! -- что ж вы делали сами? Разве у вас сабель не было, что ли? Как же вы попустили такому беззаконию? -- Э, как попустили такому беззаконию! А попробовали бы вы, когда пятьдесят тысяч было одних ляхов! да и -- нечего греха таить -- были тоже собаки и между нашими, уж приняли их веру. -- А гетьман ваш, а полковники что делали? -- Наделали полковники таких дел, что не приведи бог и нам никому. -- Как? -- А так, что уж теперь гетьман, заваренный в медном быке, лежит в Варшаве, а полковничьи руки и головы развозят по ярмаркам напоказ всему народу. Вот что наделали полковники! Всколебалась вся толпа. Сначала пронеслось по всему берегу молчание, подобное тому, как бывает перед свирепою бурею, а потом вдруг поднялись речи, и весь заговорил берег. -- Как! чтобы жиды держали на аренде христианские церкви! чтобы ксендзы запрягали в оглобли православных христиан! Как! чтобы попустить такие мучения на Русской земле от проклятых недоверков! чтобы вот так поступали с полковниками и гетьманом! Да не будет же сего, не будет! Такие слова перелетали по всем концам. Зашумели запорожцы и почуяли свои силы. Тут уже не было волнений легкомысленного народа: волновались всё характеры тяжелые и крепкие, которые не скоро накалялись, но, накалившись, упорно и долго хранили в себе внутренний жар. -- Перевешать всю жидову! -- раздалось из толпы. -- Пусть же не шьют из поповских риз юбок своим жидовкам! Пусть же не ставят значков на святых пасхах! Перетопить их всех, поганцев, в Днепре! Слова эти, произнесенные кем-то из толпы, пролетели молнией по всем головам, и толпа ринулась на предместье с желанием перерезать всех жидов. Бедные сыны Израиля, растерявши все присутствие своего и без того мелкого духа, прятались в пустых горелочных бочках, в печках и даже заползывали под юбки своих жидовок; но козаки везде их находили. -- Ясновельможные паны! -- кричал один, высокий и длинный, как палка, жид, высунувши из кучи своих товарищей жалкую свою рожу, исковерканную страхом. -- Ясновельможные паны! Слово только дайте нам сказать, одно слово! Мы такое объявим вам, чего еще никогда не слышали, такое важное, что не можно сказать, какое важное! -- Ну, пусть скажут, -- сказал Бульба, который всегда любил выслушать обвиняемого. -- Ясные паны! -- произнес жид. -- Таких панов еще никогда не видывано. Ей-богу, никогда! Таких добрых, хороших и храбрых не было еще на свете!.. -- Голос его замирал и дрожал от страха. -- Как можно, чтобы мы думали про запорожцев что-нибудь нехорошее! Те совсем не наши, те, что арендаторствуют на Украйне! Ей-богу, не наши! То совсем не жиды: то черт знает что. То такое, что только поплевать на него, да и бросить! Вот и они скажут то же. Не правда ли, Шлема, или ты, Шмуль? -- Ей-богу, правда! -- отвечали из толпы Шлема и Шмуль в изодранных яломках, оба белые, как глина. -- Мы никогда еще, -- продолжал длинный жид, -- не снюхивались с неприятелями. А католиков мы и знать не хотим: пусть им черт приснится! Мы с запорожцами, как братья родные... -- Как? чтобы запорожцы были с вами братья? -- произнес один из толпы. -- Не дождетесь, проклятые жиды! В Днепр их, панове! Всех потопить, поганцев! Эти слова были сигналом. Жидов расхватали по рукам и начали швырять в волны. Жалобный крик раздался со всех сторон, но суровые запорожцы только смеялись, видя, как жидовские ноги в башмаках и чулках болтались на воздухе. Бедный оратор, накликавший сам на свою шею беду, выскочил из кафтана, за который было его ухватили, в одном пегом и узком камзоле, схватил за ноги Бульбу и жалким голосом молил: -- Великий господин, ясновельможный пан! я знал и брата вашего, покойного Дороша! Был воин на украшение всему рыцарству. Я ему восемьсот цехинов дал, когда нужно было выкупиться из плена у турка. -- Ты знал брата? -- спросил Тарас. -- Ей-богу, знал! Великодушный был пан. -- А как тебя зовут? -- Янкель. -- Хорошо, -- сказал Тарас и потом, подумав, обратился к козакам и проговорил так: -- Жида будет всегда время повесить, когда будет нужно, а на сегодня отдайте его мне. -- Сказавши это, Тарас повел его к своему обозу, возле которого стояли козаки его. -- Ну, полезай под телегу, лежи там и не пошевелись; а вы, братцы, не выпускайте жида. Сказавши это, он отправился на площадь, потому что давно уже собиралась туда вся толпа. Все бросили вмиг берег и снарядку челнов, ибо предстоял теперь сухопутный, а не морской поход, и не суда да козацкие чайки -- понадобились телеги и кони. Теперь уже все хотели в поход, и старые и молодые; все, с совета всех старшин, куренных, кошевого и с воли всего запорожского войска, положили идти прямо на Польшу, отмстить за все зло и посрамленье веры и козацкой славы, набрать добычи с городов, зажечь пожар по деревням и хлебам, пустить далеко по степи о себе славу. Все тут же опоясывалось и вооружалось. Кошевой вырос на целый аршин. Это уже не был тот робкий исполнитель ветреных желаний вольного народа; это был неограниченный повелитель. Это был деспот, умевший только повелевать. Все своевольные и гульливые рыцари стройно стояли в рядах, почтительно опустив головы, не смея поднять глаз, когда кошевой раздавал повеления; раздавал он их тихо, не вскрикивая, не торопясь, но с расстановкою, как старый, глубоко опытный в деле козак, приводивший не в первый раз в исполненье разумно задуманные предприятия. -- Осмотритесь, все осмотритесь, хорошенько! -- так говорил он. -- Исправьте возы и мазницы, испробуйте оружье. Не забирайте много с собой одежды: по сорочке и по двое шаровар на козака да по горшку саламаты и толченого проса -- больше чтоб и не было ни у кого! Про запас будет в возах все, что нужно. По паре коней чтоб было у каждого козака. Да пар двести взять волов, потому что на переправах и топких местах нужны будут волы. Да порядку держитесь, панове, больше всего. Я знаю, есть между вас такие, что чуть бог пошлет какую корысть, -- пошли тот же час драть китайку и дорогие оксамиты себе на онучи. Бросьте такую чертову повадку, прочь кидайте всякие юбки, берите одно только оружье, коли попадется доброе, да червонцы или серебро, потому что они емкого свойства и пригодятся во всяком случае. Да вот вам, панове, вперед говорю: если кто в походе напьется, то никакого нет на него суда. Как собаку, за шеяку повелю его присмыкнуть до обозу, кто бы он ни был, хоть бы наидоблестнейший козак изо всего войска. Как собака, будет он застрелен на месте и кинут безо всякого погребенья на поклев птицам, потому что пьяница в походе недостоин христианского погребенья. Молодые, слушайте во всем старых! Если цапнет пуля или царапнет саблей по голове или по чему-нибудь иному, не давайте большого уваженья такому делу. Размешайте заряд пороху в чарке сивухи, духом выпейте, и все пройдет -- не будет и лихорадки; а на рану, если она не слишком велика, приложите просто земли, замесивши ее прежде слюною на ладони, то и присохнет рана. Нуте же, за дело, за дело, хлопцы, да не торопясь, хорошенько принимайтесь за дело! Так говорил кошевой, и, как только окончил он речь свою, все козаки принялись тот же час за дело. Вся Сечь отрезвилась, и нигде нельзя было сыскать ни одного пьяного, как будто бы их не было никогда между козаками... Те исправляли ободья колес и переменяли оси в телегах; те сносили на возы мешки с провиантом, на другие валили оружие; те пригоняли коней и волов. Со всех сторон раздавались топот коней, пробная стрельба из ружей, бряканье саблей, бычачье мычанье, скрып поворачиваемся возов, говор и яркий крик и понуканье -- и скоро далеко-далеко вытянулся козачий табор по всему полю. И много досталось бы бежать тому, кто бы захотел пробежать от головы до хвоста его. В деревянной небольшой церкви служил священник молебен, окропил всех святою водою; все целовали крест. Когда тронулся табор и потянулся из Сечи, все запорожцы обратили головы назад. -- Прощай, наша мать! -. сказали они почти в одно слово, -- пусть же тебя хранит бог от всякого несчастья! Проезжая предместье, Тарас Бульба увидел, что жидок его, Янкель, уже разбил какую-то ятку с навесом и продавал кремли, завертки, порох и всякие войсковые снадобья, нужные на дорогу, даже калачи и хлебы. "Каков чертов жид!" -- подумал про себя Тарас и, подъехав к нему на коне, сказал: -- Дурень, что ты здесь сидишь? Разве хочешь, чтобы тебя застрелили, как воробья? Янкель в ответ на это подошел к нему поближе и, сделав знак обеими руками, как будто хотел объявить что-то таинственное, сказал: -- Пусть пан только молчит и никому не говорит: между козацкими возами есть один мой воз; я везу всякий нужный запас для козаков и по дороге буду доставлять всякий провиант по такой дешевой цене, по какой еще ни один жид не продавал. Ей-богу, так; ей-богу, так. Пожал плечами Тарас Бульба, подивившись бойкой жидовской натуре, и отъехал к табору. via Ну в результате Тарас Бульба и его таварещы победили... А Янкеля так и не повесили. А нада было? Как щытаете? До поры до времени Тарасовской победы победы надолго хватало. Но со временем проайзайшели прокол и расшатка. И вот снова вспыхнул большой бой. Вешать будем? Кого? Я б начал с Арестовича. Ведь умный же мужик, а такая падлюка. После Зеленского канешно... Победим мы! Никаких сомнений я щетаю. А шо: не?