Заселение юга Сахалина после Великой Отечественной войны
Я уже цитировала, рассказывая о широкопадском районе, Константина Гапоненко.
К разговору, о том, как? почему? у нас сложился определенный стиль жизни хочу привести его статью о жизни в послевоенном Холмске:
Порт Маока Холмск
"Город Маока, который позже стал называться Холмском, оказался маленьким и тесным. Ко времени переезда сюда Сахалинского морского пароходства в нем проживало около 12 тысяч японского гражданского населения. Сколько было наших военных - и по сию пору остается тайной. В разных местах располагались пехотинцы, артиллеристы, связисты. В центре города базировался госпиталь, да не обычный, а, так сказать, особого назначения: сюда со всего Сахалина попадали бесшабашные любители злачных мест, венерические больные. Холмские власти потом долго воевали, чтобы выкурить госпиталь за пределы района.
Станции Маока-Южный и Маока-Северный охраняли подразделения железнодорожного полка. В порту бдительную службу несли пограничники. Даже гражданское управление возглавлял подполковник Петр Федорович Непомнящий. Правда, в свой аппарат он набирал уже лиц гражданских, но это были те же военные, едва снявшие погоны. Начинал формировать свои структуры управляющий Западно-Сахалинским госрыбтрестом Михаил Семенович Альперин, впрочем, за счет тех же демобилизованных.
И вот с парохода «Ола» Степан Ефимович Маркелов высадил мощный десант - работников пароходства с чадами и домочадцами, чемоданами, узлами, домашним скарбом. Не были они избалованы николаевскими трущобами, но убожество нового города их сразило. Часть улиц оказалась выгоревшей - следы десантной операции 20 августа. Остальное жилье с трудом можно было назвать домами: фанзы, хибары, хижины, развалюхи, из окон которых торчали керамические трубы, прикрепленные проволокой к грубым деревянным лестницам. Однако полное неприятие вызывал не столько внешний вид, сколько их внутреннее устройство. Там все было не по-нашему: ниши, циновки, раздвижные окна и двери, полное отсутствие мебели, чугунная печурка с уродливой трубой. А как же без печи? Где пищу готовить?
Большую часть людей разместили в гостинице, которой остряки дали имя «Чикаго». Напихали их туда, как сельдей в бочку. Гостиница, сверкавшая поначалу зеркалами, через неделю выглядела кораблем, вышедшим из сражения: зеркала перебиты, двери в некоторых номерах высажены, тонкостенная обшивка в пробоинах. Это были следы локальных схваток. Женщины оказались в дефиците, а женихи - в переизбытке, свое превосходство каждому приходилось доказывать кулаками или подручными средствами. А тут еще страсти распаляла баня, расположенная в опасной близости к «Чикаго». При японцах мужчины и женщины в ней мылись вместе, наши немедленно поставили дощатую перегородку, но зашить пространство до потолка не хватило то ли досок, то ли ума. Поэтому всегда над перегородкой торчали мокрые головы, а языки без костей мололи всевозможные сальности.
В ТЕСНОТЕ И В ОБИДЕ
перестроенный японский дом
О первых месяцах сахалинской жизни коммунист Беленкова говорила на партсобрании в марте 1946 года: «У нас плохие бытовые условия, у многих до сих пор нет квартир, живем в гостинице как попало, детсада нет, матери находятся на работе в течение всего рабочего времени, а дети остаются без присмотра. Работа столовой не на высоте, питание плохое и однообразное, карточки отовариваются плохо, жить, по существу, нечем».
Жалобы рядовой работницы понятны, однако на то же самое сетовал и начальник порта Маока Крайд: «В порту совершенно нет жилья, перспектив на строительство пока никаких нет, рабсилу набирать необходимо, а селить некуда. Есть общежитие для грузчиков, но оно не удовлетворяет минимальным требованиям». Тов. Крайд, видимо, предпочитал обтекаемые формулировки, ибо на самом деле общежитие представляло собой коробку, в которой не было нескольких окон, местами содраны были полы, свирепые сквозняки гуляли по коридорам, забивая их снегом. В прямые обязанности начальника порта входило создать бригаду плотников и сделать помещение пригодным для обитания, однако он предпочел путь демагогии.
В качестве служебного помещения пароходству досталось… бывшее увеселительное заведение. Его привели в порядок, насколько это оказалось возможным, и втиснули туда различные службы. Главный бухгалтер Зоя Михайловна Сонько так характеризовала обстановку в нем: «Помещение пароходства является проходным двором, в коридоре ходят пьяные, выражаются нецензурными словами, стучат и дезорганизуют работу. В отделах скученность, для документов места нет». Через несколько лет помещение сгорело, в огне погиб инспектор отдела кадров Шаров. Значительную часть документов удалось спасти, у некоторых работников до сих пор трудовые книжки с обгоревшими углами - горькая память тех лет.
Тех, кому не досталось места в гостинице, подселяли к японцам. Хозяева уплотнялись, уступая одну-две комнаты незваным гостям. Среди нашего брата были люди и «людишки», и, может, до сих пор чьи-то внуки вспоминают кого-то недобрым словом, но в абсолютном большинстве случаев и мы, и они продемонстрировали терпимость, лояльность, даже дружелюбие. Первыми подружились дети, следом - взрослые. Японцы с нами делились чем могли, мы их угощали тем, что было.
Лучшие дома в Маоке уже были заняты офицерами. К ним прибывали семьи, и армейские мастера ладили перегородки, вели кладку печей из кирпича, изготавливали необходимую мебель. Конечно, что-то пришлось уступить руководящему составу создаваемых предприятий. Остальные получали то, что оставалось, но в тех условиях любая хижина считалась великим благом. Пусть она продувалась и промерзала насквозь, пусть к утру вода покрывалась коркой льда. Крысы наглели до такой степени, что пешком, разве что без зонтика, гуляли по комнате средь бела дня, ночью же устраивали настоящие игрища, носясь по постели. И все-таки это был свой уголок. К трудностям было не привыкать, считались они временными. А против крыс у соседей можно было на сутки занять кошку.
Хуже приходилось тем, кто ночевал в служебных кабинетах, ютился у приятелей или вообще неизвестно где. «Тов. Чирва подал заявление о предоставлении ему квартиры, на его заявлении написана масса резолюций, но квартиру в течение восьми месяцев так и не предоставили», - записано в документах от 8 сентября 1948 года.
СТРОЙКОНТОРА
Многого не хватало нашим людям в первые переселенческие годы: продуктов, одежды, обуви, предметов самой первой необходимости. Головка лука, чесночный зубок были на вес золота; свежий картофель, морковка, столовая свекла появлялись на базаре по осени и стоили дорого. Фрукты можно было видеть только на картинке. В скобяных магазинах не всегда имелись кастрюли, оцинкованные ведра, жестяные кружки, сковородки, алюминиевые ложки и вилки. Место кровати занимал самодельный топчан из неструганых досок. На него стелили матрац, набитый сеном, приобретенным за шкалик спирта на ближайшей конюшне.
И все-таки верно была определена ахиллесова пята сахалинского быта на первой городской партийной конференции, проходившей 4-5 октября 1947 года: «Самым главным и решающим вопросом в удовлетворении бытовых нужд трудящихся является вопрос жилья». Нет крыши над головой - белый свет не мил, нет своего угла - нет семейной жизни.
Поэтому каждое крупное предприятие обзаводилось своей ремонтно-строительной конторой. На нее возлагалась высокая миссия: обеспечить квартирами бурно растущее население, а в дальнейшем преобразить лицо города, сделать его благоустроенным и красивым.
Действительность весьма существенно корректировала как высокие мечты, так и земные планы. Документы свидетельствуют: «Средства, отпущенные на ремонт, осваиваются крайне неудовлетворительно, подготовка жилья к зиме идет из рук вон плохо. Из 707 домов, состоящих на балансе горжилуправления, отремонтировано капитально 7 домов, текущим ремонтом - 9, 100 квартир - силами самих жильцов. По Западно-Сахалинскому госрыбтресту план ремонта жилья выполнен на 28 процентов». Другие строительные предприятия, включая стройконтору Сахалинского морского пароходства, если в чем-то и превосходили горкомхоз и госрыбтрест, то разве что в количестве допущенного брака.
Сираура - Взморье
При большом количестве прибывающих людей ощущался острый недостаток кадров. На пароход не пошлешь неподготовленного человека. Куда его? В стройгруппу, там сгодится. Конечно, столяром или печником мог работать не всякий, а подручным можно было поставить любого, эка мудрость - махать топором или шоркать ножовкой. Работа примитивная: сгнившую доску заменить новой, засыпать шлак или опилки да утрамбовать их поплотнее. А можно и кое-как, можно и доску отпилить вкось. Ремонт - дело такое: сделал на копейку, а написал на рубль. Уже знакомая нам Зоя Михайловна Сонько 8 января 1948 года на партийном собрании заявляла: «Стройконтора потратила свыше 1 миллиона рублей государственных средств и ничего не создала взамен». Коммунисты дополняли: план нового жилищного строительства за 1947 год не выполнен. Все строящиеся дома нуждаются в переделках, указания ОКСа не выполняются, рабсила распыляется по многим объектам.
В июне 1948 года министр морского флота Н. Новиков отдал директиву: до 1 октября закончить капитальный и текущий ремонт жилья и коммунально-бытовых зданий. В конце сентября комиссии проверили ход ремонтных работ, и президиум баскомфлота подвел итоги. Оказалось, что ни одно из предприятий пароходства не приступало к ремонту общежитий для одиноких. Общежития не обеспечены сушилками, кипятильными установками. В здании по Набережной, 15а, где проживает три семьи, полы не настланы, крыша течет, в стенах зияют дыры. В таком же положении значительная часть жилых домов, общежитий. Неоднократные требования рабочих построить прачечную оставлены без внимания. Была единственная прачечная в судоремонтных мастерских, но и ее ликвидировали. Помещение санпропускника используется Холмским портом под жилье.
1 октября 1948 года в приказе № 543 начальник пароходства Николай Семенович Татаренко отмечал: «За период с 1 июля по 14 сентября 1948 года стройконтора выполнила план всего на 24,4 процента, а удорожание строительства допустила на 239,6 процента. Работы ведутся крайне медленно, строительство общежития порта длится уже третий год, шлакоблочных домов - второй год. Большие перерасходы по строительству привели контору к тяжелому финансовому положению».
Через год стройконторе пароходства нагоняй давал начальник Главдальфлота Иван Максимович Коробцов. Стали ему жаловаться на острую нехватку рабочей силы.
- А почему не соберете сезонных рабочих рыбной промышленности, демобилизованных солдат, не организуете кратко-срочные курсы?
- Не подумали.
За четыре месяца пароходские строители заложили фундаменты под два дома - вот и все труды. На участках исключительно плохо организован труд, производственная дисциплина на низком уровне, простои - обычное явление. Рабочие жалуются: «Полмесяца стоим, потом дней десять работаем по-ударному». Снабжение плохое, нет кирпича, ближайшая потребность - 120 тысяч штук. Однако вместо того чтобы улучшить работу Холмского кирпичного завода, его окончательно развалили. На Корсаковском стройучастке работы вообще не велись несколько месяцев из-за отсутствия леса, а рядом, на территории Анивского леспромхоза, два года лежали штабеля кругляка, выделенные нарядами Министерства лесной промышленности.
- Почему не вывезли?
- Не подумали.
В печальных раздумьях Татаренко говорил Коробцову:
- Лихорадит наше стройуправление. За два с половиной года сменились четыре руководителя. Теперь как быть - пятого искать?
3 декабря 1950 года на совещании партхозактива стройуправления с отчетом выступал уже пятый начальник - тов. Ордели. Подводя итоги десятимесячных трудов, он отметил, что по промышленному строительству план выполнен на 72,1 процента, а по строительству жилья - несколько хуже, всего на 46 процентов. Терзали старые болезни: строят некачественно, стены имеют большие отклонения от вертикали, двери и оконные коробки в ряде случаев врезаны косо и поставлены криво. Себестоимость строительства очень высока: песок и кирпич в три раза дороже, чем предусмотрено сметой, гравий и бутовый камень - в два. Не хватает автотранспорта, но ни в Холмске, ни в Корсакове гаражи не построены, под открытым небом только в Холмске простаивает 8 автомашин из-за отсутствия запчастей. На строительстве не используется техника - экскаватор, компрессор, пневматические молотки.
Появилась и новая болезнь, которая стала прогрессировать, - приписки. В Холмске лишь по одному из объектов приписано 1189 квадратных метров «забетонированной» площадки, 5899 квадратных метров «покрашенных» стен, 4897 погонных метров «установленных» угольников. В Корсакове на один объект была составлена смета на 48 тысяч рублей, а фактическая стоимость, как выяснила проверка, составляла всего 17 тысяч рублей.
Любопытная деталь: на одном из холмских объектов наряд на выполненные работы и процентовку по форме № 2 на капитальный ремонт подписывал малограмотный плотник Королев, он же и принимал работы.
Что поделаешь - стройконтора!
ИНДИВИДУАЛЬНЫЙ ЖИЛСТРОЙ
Степан Ефимович Маркелов еще в первую холмскую весну на одном из совещаний провозгласил курс на индивидуальное жилищное строительство. «В этом году для сотрудников, желающих строить индивидуальные дома, будут давать денежные ссуды, но надо иметь гвозди, стекло, паклю. Имеется лес, его можно перевезти. Мы окажем помощь в индивидуальном строительстве, но положение с плотниками крайне плохое».
У Южного Сахалина был период, который мог бы коренным образом изменить облик острова. Государство выдавало ссуду в 20 тысяч рублей каждому рабочему, служащему на строительство собственного дома. Условия наивыгоднейшие: срок возврата - десять лет, половину суммы погашало государство, половину - домо-владелец, начиная с третьего года после получения ссуды. Более того, власть обязывала руководителей предприятий оказывать индивидуальным застройщикам всяческую помощь, то есть отпускать материалы где за полную стоимость, где за полцены, а где и просто так…
Казалось бы, при таких условиях на Сахалине должен был возникнуть строительный бум. Решился бы и вопрос закрепления кадров, ведь построенный дом гасил бы охоту к перемене мест. Но бума не возникло. Что мешало индивидуальному строительству?
Самым главным препятствием был настрой временщиков. Поскольку договор заключался на определенный срок (пять лет, три года или только на сезон), то работник рассуждал: а ради чего я тут буду корячиться вечерами и в выходные дни? Ну, предположим, построю я его, а куда дену, когда закончится договор? В карман заберу? Продать - а какой дурак его купит? Затем: согласно договору предприятие обязано мне предоставить квартиру - вот пусть и предоставляет. Плохую даст - перекантуюсь в плохой. Отбарабаню пять лет - и на материк, а тут хоть трава не расти.
Конечно, находились энтузиасты, желавшие иметь не казенную комнату в бараке, а дом по своему вкусу и разумению. Но их ждало хождение по мукам, изнурительная канцелярщина. Вот как описывала газета мытарства 1948 года, выпавшие на долю индивидуального застройщика: «По улице Низовой под № 14 стоит новый рубленый дом. На фоне серых японских лачуг он выделяется приятной желтизной сруба. Дом принадлежит индивидуальному застройщику, работнику пароходства товарищу Потехину. Дом товарищ Потехин строит полтора года, четыре месяца назад он вселился, хотя строительство до сих пор не закончено. Не зашиты фронтоны. Печь не сложена, и на зиму товарищ Потехин решил оставить железную времянку. Стены не оштукатурены. Нет теса, нет кирпича, цемента, зато есть три заявления, поданные им в течение четырех месяцев, испещренные резолюциями с кудреватыми росчерками. Вот последний документ. Главный инженер пароходства товарищ Лазарев распорядился: «Выдать за наличный расчет 3,5 м3 теса, 600 шт. кирпича, 1500 шт. дранки». Главный инженер стройуправления Данилов ниже резолюции Лазарева отписал: «1. Леса в стройуправлении нет. 2. Кирпича тоже нет. Лесоматериал в избытке имеется в порту. Кирпичом в стройуправлении не обеспечивается пуск домов в эксплуатацию».
В управлении пароходства, куда товарищ Потехин пришел с жалобой, сказали: «Строительными фондами распоряжается именно стройуправление, обращайтесь туда». Таким образом индивидуальные застройщики оказались в заколдованном круге.
Из Холмского порта бодро докладывали: для индивидуальных застройщиков открыты все двери; строительство ведут 24 человека, еще 16 подали заявления.
Специальных фондов нет, но горбыль, стекло, гвозди в наличии имеются. Средняя готовность домов - 50 процентов.
На самом деле в порту желаемое выдавали за действительное. На примере крановщика Гончарова проверяющие раскрывали фактическое положение дел. Гончаров за два летних месяца успел установить стулья и сделать нижнюю обвязку. На этом строительство замерло. Далее Гончаров стал обивать пороги в конторе, чтобы ему выписали лес. Выписали.
Начались транспортные мытарства, все никак не могли выделить автомашину. Наконец машину дали, он приехал за пиломатериалом, но к тому времени весь пиломатериал был пущен в расход. Так строительство и замерло на этой развилке: пиловочник есть - машины нет; машина есть - пиловочника нет.
По этому поводу один рабочий публично выразился так: «Отдельные руководители пароходства не понимают, что индивидуальное строительство - одно из мощных средств разрешения жилищного вопроса силами самих трудящихся».
Из воспоминаний Полины Петровны Комковой:
П. Комкова 45 лет проработала в системе Министерства морского флота, 35 из них - в Сахалинском морском пароходстве. За безупречный труд она удостоена звания «Почетный работник Министерства морского флота», сотней благодарностей, награждена медалями «За победу над Японией», «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.». Должность ее - заместитель главного бухгалтера пароходства, а на общественных началах приходилось выполнять массу всевозможных поручений.
Полина Петровна пишет: «7 ноября 1945 года наше путешествие по Татарскому проливу закончилось, пароход «Ола» пришвартовался к причалу порта Маока, и все с облегчением вздохнули. Однако когда мы увидели город, то были удручены. Прямо перед нами громоздились японские домишки с трубами, торчащими прямо из окон. Город показался нам чужим, неприветливым. Первый месяц мы жили и работали на пароходе, работы было много, надвигалось время годового отчета. Потом я получила комнатушку в «Чикаго». Пришлось там претерпеть много неудобств, пока не удалось перебраться в японский домик, где имелись две небольшие комнаты: одна с раздвижным окном, другая - темная. Поначалу мерзли, перебивались у камельков. Мои родственники из Николаевска отгрузили кирпич, которого хватило, чтобы сложить на кухне печурку, а в темной комнате - обогреватель. Какая радость была! Мы теперь могли нормально готовить пищу, а в период зимних холодов - погреть спину у обогревателя. В этой квартире наша семья прожила десять лет.
В этих хилых халупах были не только кухонные очаги, сложенные собственными руками. В них мы дорожили духом жизнелюбия. Труженики пароходства во всех начинаниях были впереди, все трудились с большим энтузиазмом, после рабочего дня успевали еще в порту разгрузить селедку, тут же засолить. Мы сами в море близ берега вылавливали морскую капусту, из которой готовили прекрасные салаты, супы. Брали мы небольшие участки земли, разбивали огороды, выращивали картофель и овощи. До застройки улицы Ливадных там располагались огороды работников пароходства…
Позже моей семье выделили трехкомнатную квартиру на Советской. Жила бы я в ней и теперь, но из-за болезни мужа пришлось покинуть Сахалин».
Автор: Константин Гапоненко Опубликовано: 13.03.2008
Фото предоставлено Государственным архивом Сахалинской области
http://skr.su/?div=gubved&id=3419
К разговору, о том, как? почему? у нас сложился определенный стиль жизни хочу привести его статью о жизни в послевоенном Холмске:
Порт Маока Холмск
"Город Маока, который позже стал называться Холмском, оказался маленьким и тесным. Ко времени переезда сюда Сахалинского морского пароходства в нем проживало около 12 тысяч японского гражданского населения. Сколько было наших военных - и по сию пору остается тайной. В разных местах располагались пехотинцы, артиллеристы, связисты. В центре города базировался госпиталь, да не обычный, а, так сказать, особого назначения: сюда со всего Сахалина попадали бесшабашные любители злачных мест, венерические больные. Холмские власти потом долго воевали, чтобы выкурить госпиталь за пределы района.
Станции Маока-Южный и Маока-Северный охраняли подразделения железнодорожного полка. В порту бдительную службу несли пограничники. Даже гражданское управление возглавлял подполковник Петр Федорович Непомнящий. Правда, в свой аппарат он набирал уже лиц гражданских, но это были те же военные, едва снявшие погоны. Начинал формировать свои структуры управляющий Западно-Сахалинским госрыбтрестом Михаил Семенович Альперин, впрочем, за счет тех же демобилизованных.
И вот с парохода «Ола» Степан Ефимович Маркелов высадил мощный десант - работников пароходства с чадами и домочадцами, чемоданами, узлами, домашним скарбом. Не были они избалованы николаевскими трущобами, но убожество нового города их сразило. Часть улиц оказалась выгоревшей - следы десантной операции 20 августа. Остальное жилье с трудом можно было назвать домами: фанзы, хибары, хижины, развалюхи, из окон которых торчали керамические трубы, прикрепленные проволокой к грубым деревянным лестницам. Однако полное неприятие вызывал не столько внешний вид, сколько их внутреннее устройство. Там все было не по-нашему: ниши, циновки, раздвижные окна и двери, полное отсутствие мебели, чугунная печурка с уродливой трубой. А как же без печи? Где пищу готовить?
Большую часть людей разместили в гостинице, которой остряки дали имя «Чикаго». Напихали их туда, как сельдей в бочку. Гостиница, сверкавшая поначалу зеркалами, через неделю выглядела кораблем, вышедшим из сражения: зеркала перебиты, двери в некоторых номерах высажены, тонкостенная обшивка в пробоинах. Это были следы локальных схваток. Женщины оказались в дефиците, а женихи - в переизбытке, свое превосходство каждому приходилось доказывать кулаками или подручными средствами. А тут еще страсти распаляла баня, расположенная в опасной близости к «Чикаго». При японцах мужчины и женщины в ней мылись вместе, наши немедленно поставили дощатую перегородку, но зашить пространство до потолка не хватило то ли досок, то ли ума. Поэтому всегда над перегородкой торчали мокрые головы, а языки без костей мололи всевозможные сальности.
В ТЕСНОТЕ И В ОБИДЕ
перестроенный японский дом
О первых месяцах сахалинской жизни коммунист Беленкова говорила на партсобрании в марте 1946 года: «У нас плохие бытовые условия, у многих до сих пор нет квартир, живем в гостинице как попало, детсада нет, матери находятся на работе в течение всего рабочего времени, а дети остаются без присмотра. Работа столовой не на высоте, питание плохое и однообразное, карточки отовариваются плохо, жить, по существу, нечем».
Жалобы рядовой работницы понятны, однако на то же самое сетовал и начальник порта Маока Крайд: «В порту совершенно нет жилья, перспектив на строительство пока никаких нет, рабсилу набирать необходимо, а селить некуда. Есть общежитие для грузчиков, но оно не удовлетворяет минимальным требованиям». Тов. Крайд, видимо, предпочитал обтекаемые формулировки, ибо на самом деле общежитие представляло собой коробку, в которой не было нескольких окон, местами содраны были полы, свирепые сквозняки гуляли по коридорам, забивая их снегом. В прямые обязанности начальника порта входило создать бригаду плотников и сделать помещение пригодным для обитания, однако он предпочел путь демагогии.
В качестве служебного помещения пароходству досталось… бывшее увеселительное заведение. Его привели в порядок, насколько это оказалось возможным, и втиснули туда различные службы. Главный бухгалтер Зоя Михайловна Сонько так характеризовала обстановку в нем: «Помещение пароходства является проходным двором, в коридоре ходят пьяные, выражаются нецензурными словами, стучат и дезорганизуют работу. В отделах скученность, для документов места нет». Через несколько лет помещение сгорело, в огне погиб инспектор отдела кадров Шаров. Значительную часть документов удалось спасти, у некоторых работников до сих пор трудовые книжки с обгоревшими углами - горькая память тех лет.
Тех, кому не досталось места в гостинице, подселяли к японцам. Хозяева уплотнялись, уступая одну-две комнаты незваным гостям. Среди нашего брата были люди и «людишки», и, может, до сих пор чьи-то внуки вспоминают кого-то недобрым словом, но в абсолютном большинстве случаев и мы, и они продемонстрировали терпимость, лояльность, даже дружелюбие. Первыми подружились дети, следом - взрослые. Японцы с нами делились чем могли, мы их угощали тем, что было.
Лучшие дома в Маоке уже были заняты офицерами. К ним прибывали семьи, и армейские мастера ладили перегородки, вели кладку печей из кирпича, изготавливали необходимую мебель. Конечно, что-то пришлось уступить руководящему составу создаваемых предприятий. Остальные получали то, что оставалось, но в тех условиях любая хижина считалась великим благом. Пусть она продувалась и промерзала насквозь, пусть к утру вода покрывалась коркой льда. Крысы наглели до такой степени, что пешком, разве что без зонтика, гуляли по комнате средь бела дня, ночью же устраивали настоящие игрища, носясь по постели. И все-таки это был свой уголок. К трудностям было не привыкать, считались они временными. А против крыс у соседей можно было на сутки занять кошку.
Хуже приходилось тем, кто ночевал в служебных кабинетах, ютился у приятелей или вообще неизвестно где. «Тов. Чирва подал заявление о предоставлении ему квартиры, на его заявлении написана масса резолюций, но квартиру в течение восьми месяцев так и не предоставили», - записано в документах от 8 сентября 1948 года.
СТРОЙКОНТОРА
Многого не хватало нашим людям в первые переселенческие годы: продуктов, одежды, обуви, предметов самой первой необходимости. Головка лука, чесночный зубок были на вес золота; свежий картофель, морковка, столовая свекла появлялись на базаре по осени и стоили дорого. Фрукты можно было видеть только на картинке. В скобяных магазинах не всегда имелись кастрюли, оцинкованные ведра, жестяные кружки, сковородки, алюминиевые ложки и вилки. Место кровати занимал самодельный топчан из неструганых досок. На него стелили матрац, набитый сеном, приобретенным за шкалик спирта на ближайшей конюшне.
И все-таки верно была определена ахиллесова пята сахалинского быта на первой городской партийной конференции, проходившей 4-5 октября 1947 года: «Самым главным и решающим вопросом в удовлетворении бытовых нужд трудящихся является вопрос жилья». Нет крыши над головой - белый свет не мил, нет своего угла - нет семейной жизни.
Поэтому каждое крупное предприятие обзаводилось своей ремонтно-строительной конторой. На нее возлагалась высокая миссия: обеспечить квартирами бурно растущее население, а в дальнейшем преобразить лицо города, сделать его благоустроенным и красивым.
Действительность весьма существенно корректировала как высокие мечты, так и земные планы. Документы свидетельствуют: «Средства, отпущенные на ремонт, осваиваются крайне неудовлетворительно, подготовка жилья к зиме идет из рук вон плохо. Из 707 домов, состоящих на балансе горжилуправления, отремонтировано капитально 7 домов, текущим ремонтом - 9, 100 квартир - силами самих жильцов. По Западно-Сахалинскому госрыбтресту план ремонта жилья выполнен на 28 процентов». Другие строительные предприятия, включая стройконтору Сахалинского морского пароходства, если в чем-то и превосходили горкомхоз и госрыбтрест, то разве что в количестве допущенного брака.
Сираура - Взморье
При большом количестве прибывающих людей ощущался острый недостаток кадров. На пароход не пошлешь неподготовленного человека. Куда его? В стройгруппу, там сгодится. Конечно, столяром или печником мог работать не всякий, а подручным можно было поставить любого, эка мудрость - махать топором или шоркать ножовкой. Работа примитивная: сгнившую доску заменить новой, засыпать шлак или опилки да утрамбовать их поплотнее. А можно и кое-как, можно и доску отпилить вкось. Ремонт - дело такое: сделал на копейку, а написал на рубль. Уже знакомая нам Зоя Михайловна Сонько 8 января 1948 года на партийном собрании заявляла: «Стройконтора потратила свыше 1 миллиона рублей государственных средств и ничего не создала взамен». Коммунисты дополняли: план нового жилищного строительства за 1947 год не выполнен. Все строящиеся дома нуждаются в переделках, указания ОКСа не выполняются, рабсила распыляется по многим объектам.
В июне 1948 года министр морского флота Н. Новиков отдал директиву: до 1 октября закончить капитальный и текущий ремонт жилья и коммунально-бытовых зданий. В конце сентября комиссии проверили ход ремонтных работ, и президиум баскомфлота подвел итоги. Оказалось, что ни одно из предприятий пароходства не приступало к ремонту общежитий для одиноких. Общежития не обеспечены сушилками, кипятильными установками. В здании по Набережной, 15а, где проживает три семьи, полы не настланы, крыша течет, в стенах зияют дыры. В таком же положении значительная часть жилых домов, общежитий. Неоднократные требования рабочих построить прачечную оставлены без внимания. Была единственная прачечная в судоремонтных мастерских, но и ее ликвидировали. Помещение санпропускника используется Холмским портом под жилье.
1 октября 1948 года в приказе № 543 начальник пароходства Николай Семенович Татаренко отмечал: «За период с 1 июля по 14 сентября 1948 года стройконтора выполнила план всего на 24,4 процента, а удорожание строительства допустила на 239,6 процента. Работы ведутся крайне медленно, строительство общежития порта длится уже третий год, шлакоблочных домов - второй год. Большие перерасходы по строительству привели контору к тяжелому финансовому положению».
Через год стройконторе пароходства нагоняй давал начальник Главдальфлота Иван Максимович Коробцов. Стали ему жаловаться на острую нехватку рабочей силы.
- А почему не соберете сезонных рабочих рыбной промышленности, демобилизованных солдат, не организуете кратко-срочные курсы?
- Не подумали.
За четыре месяца пароходские строители заложили фундаменты под два дома - вот и все труды. На участках исключительно плохо организован труд, производственная дисциплина на низком уровне, простои - обычное явление. Рабочие жалуются: «Полмесяца стоим, потом дней десять работаем по-ударному». Снабжение плохое, нет кирпича, ближайшая потребность - 120 тысяч штук. Однако вместо того чтобы улучшить работу Холмского кирпичного завода, его окончательно развалили. На Корсаковском стройучастке работы вообще не велись несколько месяцев из-за отсутствия леса, а рядом, на территории Анивского леспромхоза, два года лежали штабеля кругляка, выделенные нарядами Министерства лесной промышленности.
- Почему не вывезли?
- Не подумали.
В печальных раздумьях Татаренко говорил Коробцову:
- Лихорадит наше стройуправление. За два с половиной года сменились четыре руководителя. Теперь как быть - пятого искать?
3 декабря 1950 года на совещании партхозактива стройуправления с отчетом выступал уже пятый начальник - тов. Ордели. Подводя итоги десятимесячных трудов, он отметил, что по промышленному строительству план выполнен на 72,1 процента, а по строительству жилья - несколько хуже, всего на 46 процентов. Терзали старые болезни: строят некачественно, стены имеют большие отклонения от вертикали, двери и оконные коробки в ряде случаев врезаны косо и поставлены криво. Себестоимость строительства очень высока: песок и кирпич в три раза дороже, чем предусмотрено сметой, гравий и бутовый камень - в два. Не хватает автотранспорта, но ни в Холмске, ни в Корсакове гаражи не построены, под открытым небом только в Холмске простаивает 8 автомашин из-за отсутствия запчастей. На строительстве не используется техника - экскаватор, компрессор, пневматические молотки.
Появилась и новая болезнь, которая стала прогрессировать, - приписки. В Холмске лишь по одному из объектов приписано 1189 квадратных метров «забетонированной» площадки, 5899 квадратных метров «покрашенных» стен, 4897 погонных метров «установленных» угольников. В Корсакове на один объект была составлена смета на 48 тысяч рублей, а фактическая стоимость, как выяснила проверка, составляла всего 17 тысяч рублей.
Любопытная деталь: на одном из холмских объектов наряд на выполненные работы и процентовку по форме № 2 на капитальный ремонт подписывал малограмотный плотник Королев, он же и принимал работы.
Что поделаешь - стройконтора!
ИНДИВИДУАЛЬНЫЙ ЖИЛСТРОЙ
Степан Ефимович Маркелов еще в первую холмскую весну на одном из совещаний провозгласил курс на индивидуальное жилищное строительство. «В этом году для сотрудников, желающих строить индивидуальные дома, будут давать денежные ссуды, но надо иметь гвозди, стекло, паклю. Имеется лес, его можно перевезти. Мы окажем помощь в индивидуальном строительстве, но положение с плотниками крайне плохое».
У Южного Сахалина был период, который мог бы коренным образом изменить облик острова. Государство выдавало ссуду в 20 тысяч рублей каждому рабочему, служащему на строительство собственного дома. Условия наивыгоднейшие: срок возврата - десять лет, половину суммы погашало государство, половину - домо-владелец, начиная с третьего года после получения ссуды. Более того, власть обязывала руководителей предприятий оказывать индивидуальным застройщикам всяческую помощь, то есть отпускать материалы где за полную стоимость, где за полцены, а где и просто так…
Казалось бы, при таких условиях на Сахалине должен был возникнуть строительный бум. Решился бы и вопрос закрепления кадров, ведь построенный дом гасил бы охоту к перемене мест. Но бума не возникло. Что мешало индивидуальному строительству?
Самым главным препятствием был настрой временщиков. Поскольку договор заключался на определенный срок (пять лет, три года или только на сезон), то работник рассуждал: а ради чего я тут буду корячиться вечерами и в выходные дни? Ну, предположим, построю я его, а куда дену, когда закончится договор? В карман заберу? Продать - а какой дурак его купит? Затем: согласно договору предприятие обязано мне предоставить квартиру - вот пусть и предоставляет. Плохую даст - перекантуюсь в плохой. Отбарабаню пять лет - и на материк, а тут хоть трава не расти.
Конечно, находились энтузиасты, желавшие иметь не казенную комнату в бараке, а дом по своему вкусу и разумению. Но их ждало хождение по мукам, изнурительная канцелярщина. Вот как описывала газета мытарства 1948 года, выпавшие на долю индивидуального застройщика: «По улице Низовой под № 14 стоит новый рубленый дом. На фоне серых японских лачуг он выделяется приятной желтизной сруба. Дом принадлежит индивидуальному застройщику, работнику пароходства товарищу Потехину. Дом товарищ Потехин строит полтора года, четыре месяца назад он вселился, хотя строительство до сих пор не закончено. Не зашиты фронтоны. Печь не сложена, и на зиму товарищ Потехин решил оставить железную времянку. Стены не оштукатурены. Нет теса, нет кирпича, цемента, зато есть три заявления, поданные им в течение четырех месяцев, испещренные резолюциями с кудреватыми росчерками. Вот последний документ. Главный инженер пароходства товарищ Лазарев распорядился: «Выдать за наличный расчет 3,5 м3 теса, 600 шт. кирпича, 1500 шт. дранки». Главный инженер стройуправления Данилов ниже резолюции Лазарева отписал: «1. Леса в стройуправлении нет. 2. Кирпича тоже нет. Лесоматериал в избытке имеется в порту. Кирпичом в стройуправлении не обеспечивается пуск домов в эксплуатацию».
В управлении пароходства, куда товарищ Потехин пришел с жалобой, сказали: «Строительными фондами распоряжается именно стройуправление, обращайтесь туда». Таким образом индивидуальные застройщики оказались в заколдованном круге.
Из Холмского порта бодро докладывали: для индивидуальных застройщиков открыты все двери; строительство ведут 24 человека, еще 16 подали заявления.
Специальных фондов нет, но горбыль, стекло, гвозди в наличии имеются. Средняя готовность домов - 50 процентов.
На самом деле в порту желаемое выдавали за действительное. На примере крановщика Гончарова проверяющие раскрывали фактическое положение дел. Гончаров за два летних месяца успел установить стулья и сделать нижнюю обвязку. На этом строительство замерло. Далее Гончаров стал обивать пороги в конторе, чтобы ему выписали лес. Выписали.
Начались транспортные мытарства, все никак не могли выделить автомашину. Наконец машину дали, он приехал за пиломатериалом, но к тому времени весь пиломатериал был пущен в расход. Так строительство и замерло на этой развилке: пиловочник есть - машины нет; машина есть - пиловочника нет.
По этому поводу один рабочий публично выразился так: «Отдельные руководители пароходства не понимают, что индивидуальное строительство - одно из мощных средств разрешения жилищного вопроса силами самих трудящихся».
Из воспоминаний Полины Петровны Комковой:
П. Комкова 45 лет проработала в системе Министерства морского флота, 35 из них - в Сахалинском морском пароходстве. За безупречный труд она удостоена звания «Почетный работник Министерства морского флота», сотней благодарностей, награждена медалями «За победу над Японией», «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.». Должность ее - заместитель главного бухгалтера пароходства, а на общественных началах приходилось выполнять массу всевозможных поручений.
Полина Петровна пишет: «7 ноября 1945 года наше путешествие по Татарскому проливу закончилось, пароход «Ола» пришвартовался к причалу порта Маока, и все с облегчением вздохнули. Однако когда мы увидели город, то были удручены. Прямо перед нами громоздились японские домишки с трубами, торчащими прямо из окон. Город показался нам чужим, неприветливым. Первый месяц мы жили и работали на пароходе, работы было много, надвигалось время годового отчета. Потом я получила комнатушку в «Чикаго». Пришлось там претерпеть много неудобств, пока не удалось перебраться в японский домик, где имелись две небольшие комнаты: одна с раздвижным окном, другая - темная. Поначалу мерзли, перебивались у камельков. Мои родственники из Николаевска отгрузили кирпич, которого хватило, чтобы сложить на кухне печурку, а в темной комнате - обогреватель. Какая радость была! Мы теперь могли нормально готовить пищу, а в период зимних холодов - погреть спину у обогревателя. В этой квартире наша семья прожила десять лет.
В этих хилых халупах были не только кухонные очаги, сложенные собственными руками. В них мы дорожили духом жизнелюбия. Труженики пароходства во всех начинаниях были впереди, все трудились с большим энтузиазмом, после рабочего дня успевали еще в порту разгрузить селедку, тут же засолить. Мы сами в море близ берега вылавливали морскую капусту, из которой готовили прекрасные салаты, супы. Брали мы небольшие участки земли, разбивали огороды, выращивали картофель и овощи. До застройки улицы Ливадных там располагались огороды работников пароходства…
Позже моей семье выделили трехкомнатную квартиру на Советской. Жила бы я в ней и теперь, но из-за болезни мужа пришлось покинуть Сахалин».
Автор: Константин Гапоненко Опубликовано: 13.03.2008
Фото предоставлено Государственным архивом Сахалинской области
http://skr.su/?div=gubved&id=3419