© Фото: SXC.hu
Пытаюсь вспомнить: когда в последний раз мне довелось видеть в редакционной почте или слышать от читателей рассказ о чем-то хорошем, позитивном, добром, о каком-нибудь замечательном человеке или событии? Когда, повесив после разговора телефонную трубку или перевернув последнюю страницу читательского письма, оставалось ощущение радости? Я не могу вспомнить...
Каждый день по телефону, почти в каждом письме - примерно одно и то же: недовольство, обиды, претензии в чей-нибудь адрес, требования «навести порядок» - везде: от конкретного жэка до всей страны. Недоброжелательный тон. Неумение и нежелание выслушать ответ. Часто - агрессия.
Вскользь приглядываюсь к тому, о чем говорят на улице люди, - о проблемах. Прислушиваюсь к посторонним разговорам по телефону - о проблемах. Беседы в очередях, в транспорте - о проблемах. Словно больше не о чем говорить.
Я тоже о проблеме. Проблеме потери гена жизнелюбия. Припоминаю, он был в нас когда-то. Народ, стиснутый рамками жесткого режима, вопреки всему обладал такой потрясающей верой в светлое будущее, что затмить ее не могла никакая объективная убогость бытия. Люди в массе своей как-то не придавали ей значения, достойного хронического уныния. Они не топорщились, не съеживались от каждого прикосновения к трудностям, не жили в постоянной готовности к ударам судьбы, не стонали и не ныли, когда она была к ним не слишком милостива.
Безусловно, жизнелюбие сломали первые десять лет перестройки. Дав многое, она пошатнула главное - ощущение стабильности и защищенности (пусть и иллюзорные). Но объективно мы это уже пережили. Мы уже привыкли к другим стандартам жизни, отношений и практически забыли о необходимости запасать спички и соль. Недозволенное стало дозволенным, нереальное - возможным, горизонты расширились до такой степени, что в этом огромном пространстве ген жизнелюбия просто потерялся. Его место заняли зависть, обида, требовательность к другим. В погоне - нет, не за насущным - за благами, предел которых постоянно ускользает. И позитивное отношение к жизни превратилось в такую редкость, что, обнаружив его в ком-то, воспринимаешь как чудо.
Если пролистать судьбу женщины, с которой меня свел случай, - мы не обнаружим на ее страницах обилия радостных фактов. Елизавета Семеновна прошла всю войну. Похоронила мужа. Вырастила двоих детей. Жила в Таджикистане, когда он был республикой СССР. А когда стал самостоятельным государством, пришлось все бросить, уехать и начинать жизнь с нуля в весьма нестабильной в те годы России. Тогда ей было за семьдесят. Сейчас - за девяносто. Но в этой женщине сохранилось столько заразительного, бесхитростного жизнелюбия, что за двадцать минут общения с ней - по просьбе друзей, живущих в другом городе, я зашла поздравить Елизавету Семеновну с Днем Победы - я забыла и про усталость, и про назойливо требующие неотложного внимания дела и делишки.
Нет, это не тот человек, который будет жаловаться на болезни, сопливую погоду или шумных соседей. Куда важнее, что вчера звонил сын, что завтра обещают солнце, что на днях ее приходили поздравлять такие замечательные детишки - и песни они вместе пели, и торт ели, и вообще расстаться с ними было никак невозможно - долго-долго им вслед с балкона махала, а они все оборачивались и тоже отвечали...
И глаза у Елизаветы Семеновны совершенно изумительные - молодые, и такой, знаете ли, добрый, веселый огонек в них горит!..
Я вспомнила эту женщину, потому что ее отношение к жизни, обогащенное тем самым геном жизнелюбия, здорового и, я бы сказала, мудрого оптимизма чрезвычайно заразительно. У Елизаветы Семеновны проблем не меньше, чем у других, но радости - много больше. И оттого так легко и приятно с ними рядом.
Но, увы, вокруг слишком много других людей - пропитанных негативом, как губки. При малейшем давлении он выстреливает прежде, чем включается здравый смысл, способный все разложить по полочкам и привести разум и эмоции к согласию. Прежде, чем срабатывает приличие, которое, в общем, не предполагает использование чужой, а уж тем более - малознакомой жилетки для излияния слез или хронического недовольства.
Скажете, недовольство более свойственно пожилым? Отнюдь. Оно сильно помолодело. К двадцати пяти годам - наблюдала неоднократно - сквозь молодые лица просвечивают состарившиеся души. В разговорах - тематика, сообразная возрасту, но изрядно сдобренная старческим унынием и пессимизмом. И даже если люди молчат - вглядитесь в их лица. Много найдете среди них ну если не радостных, то хотя бы просто доброжелательных? Увы...
Думала-думала о позитивном отношении к бытию, а тут - беда: потекла вдруг батарея парового отопления. Звоню в диспетчерскую, прошу сантехника. «Нет сейчас свободных, - говорят, - только во второй половине дня к вам придут». Думаю: ладно, если что - вызову аварийную службу. Но диспетчеры мастера все-таки прислали. Через двадцать минут после моего звонка. В общем, ничего особенного - просто коммунальная служба быстро и грамотно сработала. Ну и почему их за это не поблагодарить? Звоню в диспетчерскую: «Милые дамы, - говорю, - пришел ваш сантехник, все починил, спасибо». И знаете, они так обрадовались! «Спасибо и вам, - говорят, - так неожиданно слышать от кого-то благодарность!..»
В общем, поделились радостью. Она удвоилась. И мне это дело понравилось...
Виктория Морозова,"Санкт-Петербургские ведомости "
Источник:
Голос России.
_____________________________________________________
Пожилые в России: радости и трудности жизни Виноделы сохраняют жизнерадостность Формула счастья. Может ли каждый найти ее сам? ("Алтапресс.Ru", Барнаул)