«Совѣтскій полкъ имѣлъ три батальона, двѣнадцать ротъ очень слабаго состава. Онъ не могъ занять всѣхъ казармъ. Въ Тьмутараканскомъ полку при Ядринцевѣ (живо это помнилъ Корыто!), все было полно, каждый уголокъ жилъ своею жизнью, своимъ порядкомъ и нигдѣ не было пустоты. Казалось, полною грудью дышали казармы. Теперь, когда, изъ экономіи, денегъ на ремонтъ помѣщеній съ трудомъ допросились и ремонтъ дѣлали красноармейцы своими руками, часть флигелей пустовала, такъ и оставшись стоять безъ оконъ и дверей, усиленно загаживаемая красноармейцами и воняющая нудною вонью. Пришлось эти постройки наглухо забить досками. Въ другихъ, гдѣ были помѣщены роты, вставили окна, не такія, какъ раньше, что при закатномъ солнцѣ блистали багровымъ пожаромъ, а зеленоватыя, съ пузырями, съ радужными, ало-лиловыми подтёками. Окна тускло блистали, будто печальные, слезою налитые глаза. Казармы кое-какъ подправили, подкрасили, лишнія койки сдвинули въ ротахъ по угламъ. Все стало какъ будто по старому, только много хуже, чѣмъ прежде. Однако, молодежь, - молодые красные командиры и сами красноармейцы, - мало замѣчали всѣ эти недостатки. Они не знали, какъ было раньше, "при царяхъ". Зналъ про это только Корыто, но онъ предпочиталъ помалкивать. Ожилъ и офицерскій флигель. Но и онъ ожилъ не тою жизнью, какъ жилъ раньше. Корыту было приказана при распредѣленіи...» (Берлинъ, 1927.)
далѣе...