На территории Польши находили приют и поддержку многочисленные группы эмигрантов-националистов. На даче Пилсудского в Сулеювке обретались такие известные деятели, как чхеидзе и Гегечкори, а также лидер крымских татар Д. Сейдамет. Именно из эмигрантов создавалось польскими спецслужбами так называемое прометейское движение. С ведома французских властей штаб-квартира «Прометея» была учреждена в Париже, но управлялась она из Варшавы.
По инициативе руководителей грузинской эмиграции идея развала советской России с помощью националистических и сепаратистских элементов получила название «прометеизм». Кавказские националисты воспользовались древней легендой о титане Прометее - борце за свободу, якобы прикованном богами к скалам Грузии и обреченном на вечные страдания. Согласно этому мифу, от цепей и проклятия богов Прометея освободил Геракл. В этом романтическом образе античного героя видели себя руководители польской разведки, которые взяли под свою опеку грузинских и иных «прометейцев». Среди них отметился и лидер националистической партии «Мусават», первый руководитель независимой Азербайджанской республики (1918-1920) Мамед Эмин Расул-заде.
С точки зрения Ю.Стахевича, национализм мог бы стать той силой, с помощью которой должен быть разрушен СССР. «Реализация “прометейской” концепции, - утверждал он, - это не только создание условий или поддержка явлений, служащих намеченной цели, но и создание такого инструмента, коим может послужить организованная эмиграция. Наш непосредственный доступ к территории [СССР], к населению в соответствующем масштабе для этих целей не представляется возможным, а для достижения серьезных политических результатов даже и не всегда потребным».
Одним из важнейших и наиболее ранних практических проявлений организации «фронта прометейских наций» стал так называемый Варшавский договор, подписанный 21 апреля 1920г. между Пилсудским и Петлюрой, диктатором контрреволюционного правительства на Украине. Вслед за украинской и грузинской эмиграцией установилось сотрудничество с эмиграцией азербайджанской, кавказскогорской, крымско-татарской, идель-уральской, туркестанской, казацкой и несколько позднее - с карело-финской. Сотрудничество приняло банальную форму оплаты. Таким образом закреплялась зависимость от польской разведки наиболее важных эмигрантских деятелей, обладающих возможностями воздействия на свои националистические центры и всю эмиграцию в целом.
Для разработки концептуальных основ самой идеи «прометеизма» в Варшаве был создан Восточный институт (1926), который издавал ежеквартальный журнал «Восток» («Wschod»). Подписание советско-польского договора о ненападении 1932 г. никак не повлияло на дальнейшее развитие «прометеевской» деятельности. Польские власти рассматривали договор исключительно с конъюнктурной точки зрения, побуждающей их обеспечивать более глубокую конспирацию деятельности польских правительственных кругов, а особенно - Министерства иностранных дел.
Сам маршал Польши считал себя призванным развернуть работу по объединению руководителей контрреволюционной эмиграции под своей эгидой и, в конечном счете, в собственных политических интересах. Личный опыт руководства широкой антироссийской подрывной деятельностью в союзе с другими националистами, несомненно, побудил Пилсудского сделать на них важную ставку в своей внешней политике, которая проводилась им с первых же дней восстановления Польского государства. Будучи последовательным шовинистом, он пребывал в полном убеждении, что Польша обрела свою независимость исключительно благодаря победе его национал-интегристской политики. Эта политика изначально строилась на идее коллаборационизма - тесного сотрудничества с врагами России. Она превращала поляков, и прежде всего шляхетскую военную элиту, в профессионально подготовленную и хорошо вооруженную «пятую колонну» внутри России.
Еще до Первой мировой войны, в 1910-1914гг., для подготовки костяка будущей Польской Армии Пилсудским создавались специальные военные школы в Галиции. Они имели полуконспиративный характер и пользовались субсидиями, а также практическим содействием со стороны разведывательного отдела австро-венгерского Генерального штаба.
Так, в распоряжении «начальника государства» находился ряд офицеров австро-венгерской разведывательной службы, обучавших пилсудчиков военному делу, технике разведки и диверсий. Именно из этих школ вышли кадры, образовавшие несколько позднее ПОВ - Польскую организацию войскову. Эти хорошо подготовленные люди предназначались для секретной работы в союзе с австро-германской армией в тылах русских войск и для комплектования польских легионов в предвидении войны еще с царской Россией.
Таким образом, концепция «прометеизма» во всех своих проявлениях - и как идеология, и как политическая практика, и, наконец, как комплексная долговременная программа подрывной деятельности - полностью отвечала антисоветским, антироссийским и захватническим устремлениям правящей в Польше шляхетской клики. В данном смысле, будучи путеводной нитью польской международной и внутренней политики, «прометеизм» в течение двух десятилетий являлся инструментом реализации старого амбициозного лозунга «Польша от моря и до моря».
Судьба «Прометея» и «прометеизма» после начала Второй мировой войны и территориального расчленения Польши оказалась, на наш взгляд, вполне закономерной и предсказуемой. часть «прометейской» агентуры вместе со своими кураторами - офицерами II отдела ГШ Польши - стала частью агентурного аппарата английской разведки. Другая, весьма значительная часть перешла вместе с архивами польской разведки в непосредственное подчинение к абверу и СД, где широко использовалась в различных разведывательно-диверсионных школах, подразделениях типа «Бранденбург-800», «Ягдфербанд-Ост» и таких организациях, как «Винета» или «Цеппелин».
Из книги
"Россия и Польша. Опыт политико-психологического исследования феномена лимитрофизации"