Владимир Микушевич. Из Рильке

[rusnar]

Чёрная кошка

Призрак не чета беззвучной персти.
Глянешь на него, и слышен звук,
но твой взгляд от этой чёрной шерсти,
мечется и пропадает вдруг.

Так о стены бьётся бесноватый,
где обивка воплям вопреки,
в чёрном сохраняя мягкость ваты,
исступлённые глушит броски.

Наши взгляды ловит осторожно,
их таит в молчанье беспощадном,
терпеливо копит понемножку;
вздрагивая, спит она тревожно,
но, не открывая глаз, пока
не взорвутся, ширясь до отказа,
чтоб ты мог свой взгляд увидеть в жадном
янтаре круглящегося глаза,
бывший взгляд, как вымершую мошку,
различая в глубине зрачка.

Сумасшедшие

Их рассудок без перегородок,
но для нас туда закрыта дверь;
их часы не выдают находок
и нечаянных потерь.

Ночью хорошо, хотя тревожно,
вдруг бывает у окна;
руки гладят сумрак осторожно,
и опять молиться сердцу можно:
успокоившемуся видна

четырёхугольная ограда,
и в тенях отчётливей ночных
рост неисчезающего сада,
отсвет брезжущий миров иных.

Дитя

Кажется, играет без конца,
но сквозь профиль днём и на закате
проступают вдруг черты лица,
круглого, как час на циферблате,

длящийся, покуда не пробьёт,
но считать удары неохота
старшим, для которых жизнь - работа,
и выносит каждодневный гнёт

с первою минутой и последней,
оставляя время про запас,
тот, кто, сидя в детской, как в передней,
ждёт, когда его настанет час.