Вопрос : кому (или чему) служит священноначалие в Московской патриархии?
Ответ взят у bizantinum в Соблазн новой «святости» и дух потребления
В церковном народе издавна живут языческие элементы,
которые принято называть пережитками. Однако они так и не пережиты. В какую-то эпоху эти элементы пребывают как бы в анабиозе, чтобы в следующую эпоху при благоприятных обстоятельствах очнуться от вековой спячки и вылезти наружу. Каковы же эти благоприятные обстоятельства? Буйство народной фантазии в церковной среде сдерживается самой Церковью: её иерархией, её богословами, её праведниками. Но стоит лишь немного ослабить хватку, как на поверхность всплывают древние хтонические чудовища, поднимающиеся из глубин народного подсознания. Здесь уместно вспомнить, что «народ» по-славянски - язык, а язычество, таким образом, является синонимом народности.
Сейчас мы живем в удивительную эпоху - эпоху тотальной информационности и, как это ни парадоксально, тотальной же безграмотности. Не «неграмотности» - грамотны, практически все, а именно безграмотности. Информации слишком много, но информации неглубокой, поверхностной. Чтобы принять глубокую и серьезную информацию, нужно потрудиться, а это мало кому интересно. Проще скушать нечто в яркой глянцевой упаковке. Все сказанное прямо касается также информации церковной.
И вот, наблюдается некий переизбыток церковной и околоцерковной литературы. Рынок диктует свои законы, и издательства частенько идут на поводу у «целевой аудитории», вместо того, чтобы просвещать, воспитывать, поучать и научать.
Одним из проявлений данной эпохи является новый совершенно нецерковный образ святости, который начинает потихоньку захватывать, как православный книжный рынок, так и более серьезные сферы.
Чтобы понять намечающуюся тенденцию стоило бы понять, какие святые наиболее популярны сейчас в народе. Узнать это можно и без соцопросов, достаточно посмотреть количество людей, приходящих на поклонение к тем или иным мощам. Достаточно спросить иконописцев - чьи образа самые заказываемые. Достаточно спросить в книжной церковной лавке, какие книги наиболее популярны… Окажется, что наибольшим спросом будут пользоваться те святые, которым народное сознание приписывает особую способность помогать людям в их нуждах: святитель Николай, Пантелеимон Целитель и т.д. Это нормально, ведь святые наши помощники во многих нуждах. Но есть четкая диспропорция - от святого ожидают полезности, но исключительно на бытовом уровне.
Культура всеобщего потребления незаметно переползла и в церковь. Здесь всё те же «сиропы от кашля» и «жевательные резинки». Человек не желает менять свою жизнь, не желает каяться, не желает быть со Христом. А зачем, если можно сходить на могилку к «блаженной матушке», приложиться к такой-то святыньке, поставить свечку такой-то иконке?
Вспомним, какую важность для Церкви первых веков составлял культ мучеников. Не так давно наш народ пережил страшную эпоху гонений, мы имеем феноменальное количество новомучеников и что же мы видим? Полное равнодушие и неинтерес к новомученичеству. Будем честны, кроме святых Царственных Страстотерпцев и свт. Луки (Войно-Ясенецкого) все прочие тысячи новомучеников и исповедников почти никому не интересны. Кощунственные перегибы и проблемы в почитании Царской Семьи общеизвестны, чтобы лишний раз о них говорить. Откуда же такой интерес к святителю Луке? Все просто - он целитель. Непочитание мучеников это болезнь церкви. Если мы чтим мученика Пантелеимона не за его исповедничество Христа, а только за целительство - чего стоит такая вера? Видим ли мы такой поток паломников в Бутово или на Соловки, какой практически каждый день можно наблюдать возле Покровского монастыря в Москве к мощам блаженной Матроны Московской?
И вот здесь я хотел бы поговорить поподробнее. Речь не о святости/несвятости Матроны Московской. Вопрос серьезней и глубже.
Вопрос о спросе и предложении. Народном спросе и церковном или псевдоцерковном предложении.
СПРОС И ПРЕДЛОЖЕНИЕ
Каков же народный спрос? Сейчас довольно много околоцерковной литературы и проанализировать её не составляет большого труда. Попробуем это сделать и мы на примере Матронушки (точнее её литературного двойника), Алипии, Макарии «Богом данной», Пелагеи Рязанской, Екатерины Вышгородской и т.д. (о «старцах» мужеского пола поговорим в следующий раз).
Мы видим мирянку (реже монахиню). Подчеркнуто «народного» происхождения. Она почти всегда инвалид. Она целительница - в обязательном порядке. Точно так же, она всегда имеет дело с «порчей», «сглазом» и прочими магическими проблемами. Она так же пророчица и визионерка. При чём, в отличие от видений таких великих святых, как, например преподобный Сергий Радонежский или Серафим Саровский, Богородица и святые посещают их не раз или два в жизни - а неоднократно, в некоторых случаях и ежедневно. И последнее: она всегда юродивая. И это не случайно.
«ЮРОДСТВО» И БЕЗУМИЕ
Нездоровость таких персонажей часто бросается в глаза, но «юродство» покрывает и объясняет всё: туманность речи, вздорные утверждения, безумное поведение. Так, например, в житии такой «блаженной», как Екатерина Моленко (Екатерина Вышгородская) встречается примечательный эпизод. 13-летня Екатерина болела, её мать пригласила в дом священника, чтобы он причастил дочь. Реакция на Святые Дары у той была своеобразной: она оскорбляет священника, ругает мать, раздевается и в голом виде бегает по селу. Казалось бы, всё очевидно: так реагировать на Причастие может только бесноватый. Однако в трактовке составителя жития всё выглядит совсем иначе: «Когда же Анна [мать «блаженной» - Д.М.] пригласила приходского священника, чтобы причастить сильно ослабевшую телом Катю, та отругала мать за то, что она ввела к ним в дом «волка в овечьей шкуре», а не священника; после этого разделась и бегала по селу, терпя позор и поношения от своих домашних и односельчан. Так совсем юная девица начала свой подвиг Христа ради юродства».* После такого пассажа, доброжелательного читателя уже трудно будет обескуражить фактом неоднократного лечения «блаженной матушки» в психиатрической клинике.
В этом эпизоде мы видим два очень показательных момента для многих подобных жизнеописаний.
Во-первых, странное отношение к Причастию. Напомню, как по версии Ждановой, Матрона Московская стала инвалидом: «Рассказывала она мне, что сидячей стала так: шла в храме после Причастия и знала, что к ней подойдет женщина и отнимет у нее хождение. Так и было" - т.е. Причастие не спасает от сглаза. Или вот:« “Завтра утром в церковь пойдешь причастишься там... После причастия должна быть у тебя рвота, а ты не жалей покрышку-то, на голове, и прямо в нее, и после этого вместе с платком бросишь в печку”. Прасковья все это сделала, вышел кусок кровяной запеченный и бросила в огонь. И когда горело, из трубы шел столб черного дыма, высоко-высоко шел...»**
Во-вторых, довольно отчетливая проповедь недоверия духовенству. Такими моментами сказания о «блаженних» тоже изобилуют: «Пелагея Рязанская говорила, что Епископы Российской православной Церкви отступят от истины православной веры, не будут верить пророчествам о воскресении России!»***
Совершенно не удивительно, что культ таких «блаженных матушек» наиболее распространен в маргинальных кругах, которые принципиально противопоставляют свои идеологемы официально позиции Священноначалия.
Есть ещё одна интересная деталь, которая объединяет многие данные жития. Это житийная схема: рождение, некое кризисное событие, после которого приходит увечье и, вместе с ним - «дар» и «голоса». Уж очень это похоже на биографию… Ванги.
Юродство же весьма удачно позволяет прикрыть все неприглядности житийных фантазий. Теперь самый откровенный бред, который якобы несла «старица» можно истолковать иносказательно, найдя в нём неожиданный духовный смысл. Ну а если всё это ещё и приправлено простонародной речью…
Тексты о новых юродивых написаны специфическим псевдонародным языком, что очевидно рассчитано на известную целевую аудиторию и в очередной раз подчеркивает «народность», тексты пересыпаны фразочками в стиле: «ейный», «евойный», «ихний», да и само построение фразы частно нарочито лубочное. Герои этих историй сами, как правило, выходцы из деревень, точно также, как и второстепенные персонажи, приходящие за исцелением к «старицам».
БЕДА НЕ В ТОМ, ЧТО МОЖЕТ БЫТЬ ПРОСЛАВЛЕН НЕ СВЯТОЙ, БЕДА ЕСЛИ СВЯТОЙ БУДЕТ ПРОСЛАВЛЕН НЕПРАВИЛЬНО
Если же переходить к конкретике, то можно заметить почти полное отсутствие каких бы то ни было конкретных данных о фактах в этих житийных биографиях. То и дело по тексту можно встретить выражения: «Из некоторых источников стало известно»(сами источники при этом не указываются), «одна женщина рассказывает» и т.п. Или рассказывается множество чудесных событий, без указания на конкретных очевидцев, например: «было это в одном городе», «в одной семье», «у некоторых благочестивых людей». При этом из текста следует, что рассказать о таких вещах могла лишь сама подвижница, однако тут же следует сентенция о том, что «старица» была чрезвычайно скромна и никому не раскрывала своих дарований. Т.е. текст строится по принципу «одна баба сказала». Но, в этом то и дело, что именно на чудесах и на народном почитании основываются сейчас ревнители за канонизацию той или иной блаженной. Однако, что стоят такие чудеса, коим свидетельств нет или они весьма сомнительны?
Вообще, в отношении свидетельств о чудесах (в том числе и нынешних) наблюдается некоторая неразборчивость. Как часто, «чудом» может быть самовнушение или прелесть бесовская. Но об этом почему-то мало кто задумывается. Точно так же, как народ свято верит маркетологам, проповедующим свойства новой зубной пасты или новых таблеток, также он верит и маркетологам околоцерковного книжного рынка, которые вместо паст и таблеток предлагают новых святых.
И здесь возникает довольно отчетливая опасность. Беда не в том, что может быть прославлен не святой человек, беда в том, что святой может быть прославлен не правильно. Святому, собственно, все равно - он уже прославлен у Бога, земные канонизации ему не нужны. Они нужны нам - ныне живущим.
Если житие составляется на основе непроверенных сомнительных фактов, если оно переполнено фольклором, когда оно не зовет к покаянию, если сомнительные моменты жития оставляются, но при этом надуманно толкуются «в духовном смысле» - будет ли польза от таких канонизаций? Или это очередное потворство народному потребительству? Тогда и канонизация может на практике вылиться в кощунство, ведь «кононизируется» и оправдывается клевета на святого.
Поэтому, нам стоит правильно расставить приоритеты: либо мы служим Богу, либо мы потворствуем народным слабостям, суевериям и языческим атавизмам.
Примечания:
* «Житие святой блаженной Христа ради юродивой матушки Екатерины Вышгородской (Моленко)» сайт «Проповедь всемирного покаяния. Церковь Иоанна Богослова».
** «Сказание о житии Блаженной Матроны». Свято-Троицкий Ново-Голутвин монастырь. 1993
*** "Жизнь вечная" N 18 за 1996 г
В церковном народе издавна живут языческие элементы,
которые принято называть пережитками. Однако они так и не пережиты. В какую-то эпоху эти элементы пребывают как бы в анабиозе, чтобы в следующую эпоху при благоприятных обстоятельствах очнуться от вековой спячки и вылезти наружу. Каковы же эти благоприятные обстоятельства? Буйство народной фантазии в церковной среде сдерживается самой Церковью: её иерархией, её богословами, её праведниками. Но стоит лишь немного ослабить хватку, как на поверхность всплывают древние хтонические чудовища, поднимающиеся из глубин народного подсознания. Здесь уместно вспомнить, что «народ» по-славянски - язык, а язычество, таким образом, является синонимом народности.
Сейчас мы живем в удивительную эпоху - эпоху тотальной информационности и, как это ни парадоксально, тотальной же безграмотности. Не «неграмотности» - грамотны, практически все, а именно безграмотности. Информации слишком много, но информации неглубокой, поверхностной. Чтобы принять глубокую и серьезную информацию, нужно потрудиться, а это мало кому интересно. Проще скушать нечто в яркой глянцевой упаковке. Все сказанное прямо касается также информации церковной.
И вот, наблюдается некий переизбыток церковной и околоцерковной литературы. Рынок диктует свои законы, и издательства частенько идут на поводу у «целевой аудитории», вместо того, чтобы просвещать, воспитывать, поучать и научать.
Одним из проявлений данной эпохи является новый совершенно нецерковный образ святости, который начинает потихоньку захватывать, как православный книжный рынок, так и более серьезные сферы.
Чтобы понять намечающуюся тенденцию стоило бы понять, какие святые наиболее популярны сейчас в народе. Узнать это можно и без соцопросов, достаточно посмотреть количество людей, приходящих на поклонение к тем или иным мощам. Достаточно спросить иконописцев - чьи образа самые заказываемые. Достаточно спросить в книжной церковной лавке, какие книги наиболее популярны… Окажется, что наибольшим спросом будут пользоваться те святые, которым народное сознание приписывает особую способность помогать людям в их нуждах: святитель Николай, Пантелеимон Целитель и т.д. Это нормально, ведь святые наши помощники во многих нуждах. Но есть четкая диспропорция - от святого ожидают полезности, но исключительно на бытовом уровне.
Культура всеобщего потребления незаметно переползла и в церковь. Здесь всё те же «сиропы от кашля» и «жевательные резинки». Человек не желает менять свою жизнь, не желает каяться, не желает быть со Христом. А зачем, если можно сходить на могилку к «блаженной матушке», приложиться к такой-то святыньке, поставить свечку такой-то иконке?
Вспомним, какую важность для Церкви первых веков составлял культ мучеников. Не так давно наш народ пережил страшную эпоху гонений, мы имеем феноменальное количество новомучеников и что же мы видим? Полное равнодушие и неинтерес к новомученичеству. Будем честны, кроме святых Царственных Страстотерпцев и свт. Луки (Войно-Ясенецкого) все прочие тысячи новомучеников и исповедников почти никому не интересны. Кощунственные перегибы и проблемы в почитании Царской Семьи общеизвестны, чтобы лишний раз о них говорить. Откуда же такой интерес к святителю Луке? Все просто - он целитель. Непочитание мучеников это болезнь церкви. Если мы чтим мученика Пантелеимона не за его исповедничество Христа, а только за целительство - чего стоит такая вера? Видим ли мы такой поток паломников в Бутово или на Соловки, какой практически каждый день можно наблюдать возле Покровского монастыря в Москве к мощам блаженной Матроны Московской?
И вот здесь я хотел бы поговорить поподробнее. Речь не о святости/несвятости Матроны Московской. Вопрос серьезней и глубже.
Вопрос о спросе и предложении. Народном спросе и церковном или псевдоцерковном предложении.
СПРОС И ПРЕДЛОЖЕНИЕ
Каков же народный спрос? Сейчас довольно много околоцерковной литературы и проанализировать её не составляет большого труда. Попробуем это сделать и мы на примере Матронушки (точнее её литературного двойника), Алипии, Макарии «Богом данной», Пелагеи Рязанской, Екатерины Вышгородской и т.д. (о «старцах» мужеского пола поговорим в следующий раз).
Мы видим мирянку (реже монахиню). Подчеркнуто «народного» происхождения. Она почти всегда инвалид. Она целительница - в обязательном порядке. Точно так же, она всегда имеет дело с «порчей», «сглазом» и прочими магическими проблемами. Она так же пророчица и визионерка. При чём, в отличие от видений таких великих святых, как, например преподобный Сергий Радонежский или Серафим Саровский, Богородица и святые посещают их не раз или два в жизни - а неоднократно, в некоторых случаях и ежедневно. И последнее: она всегда юродивая. И это не случайно.
«ЮРОДСТВО» И БЕЗУМИЕ
Нездоровость таких персонажей часто бросается в глаза, но «юродство» покрывает и объясняет всё: туманность речи, вздорные утверждения, безумное поведение. Так, например, в житии такой «блаженной», как Екатерина Моленко (Екатерина Вышгородская) встречается примечательный эпизод. 13-летня Екатерина болела, её мать пригласила в дом священника, чтобы он причастил дочь. Реакция на Святые Дары у той была своеобразной: она оскорбляет священника, ругает мать, раздевается и в голом виде бегает по селу. Казалось бы, всё очевидно: так реагировать на Причастие может только бесноватый. Однако в трактовке составителя жития всё выглядит совсем иначе: «Когда же Анна [мать «блаженной» - Д.М.] пригласила приходского священника, чтобы причастить сильно ослабевшую телом Катю, та отругала мать за то, что она ввела к ним в дом «волка в овечьей шкуре», а не священника; после этого разделась и бегала по селу, терпя позор и поношения от своих домашних и односельчан. Так совсем юная девица начала свой подвиг Христа ради юродства».* После такого пассажа, доброжелательного читателя уже трудно будет обескуражить фактом неоднократного лечения «блаженной матушки» в психиатрической клинике.
В этом эпизоде мы видим два очень показательных момента для многих подобных жизнеописаний.
Во-первых, странное отношение к Причастию. Напомню, как по версии Ждановой, Матрона Московская стала инвалидом: «Рассказывала она мне, что сидячей стала так: шла в храме после Причастия и знала, что к ней подойдет женщина и отнимет у нее хождение. Так и было" - т.е. Причастие не спасает от сглаза. Или вот:« “Завтра утром в церковь пойдешь причастишься там... После причастия должна быть у тебя рвота, а ты не жалей покрышку-то, на голове, и прямо в нее, и после этого вместе с платком бросишь в печку”. Прасковья все это сделала, вышел кусок кровяной запеченный и бросила в огонь. И когда горело, из трубы шел столб черного дыма, высоко-высоко шел...»**
Во-вторых, довольно отчетливая проповедь недоверия духовенству. Такими моментами сказания о «блаженних» тоже изобилуют: «Пелагея Рязанская говорила, что Епископы Российской православной Церкви отступят от истины православной веры, не будут верить пророчествам о воскресении России!»***
Совершенно не удивительно, что культ таких «блаженных матушек» наиболее распространен в маргинальных кругах, которые принципиально противопоставляют свои идеологемы официально позиции Священноначалия.
Есть ещё одна интересная деталь, которая объединяет многие данные жития. Это житийная схема: рождение, некое кризисное событие, после которого приходит увечье и, вместе с ним - «дар» и «голоса». Уж очень это похоже на биографию… Ванги.
Юродство же весьма удачно позволяет прикрыть все неприглядности житийных фантазий. Теперь самый откровенный бред, который якобы несла «старица» можно истолковать иносказательно, найдя в нём неожиданный духовный смысл. Ну а если всё это ещё и приправлено простонародной речью…
Тексты о новых юродивых написаны специфическим псевдонародным языком, что очевидно рассчитано на известную целевую аудиторию и в очередной раз подчеркивает «народность», тексты пересыпаны фразочками в стиле: «ейный», «евойный», «ихний», да и само построение фразы частно нарочито лубочное. Герои этих историй сами, как правило, выходцы из деревень, точно также, как и второстепенные персонажи, приходящие за исцелением к «старицам».
БЕДА НЕ В ТОМ, ЧТО МОЖЕТ БЫТЬ ПРОСЛАВЛЕН НЕ СВЯТОЙ, БЕДА ЕСЛИ СВЯТОЙ БУДЕТ ПРОСЛАВЛЕН НЕПРАВИЛЬНО
Если же переходить к конкретике, то можно заметить почти полное отсутствие каких бы то ни было конкретных данных о фактах в этих житийных биографиях. То и дело по тексту можно встретить выражения: «Из некоторых источников стало известно»(сами источники при этом не указываются), «одна женщина рассказывает» и т.п. Или рассказывается множество чудесных событий, без указания на конкретных очевидцев, например: «было это в одном городе», «в одной семье», «у некоторых благочестивых людей». При этом из текста следует, что рассказать о таких вещах могла лишь сама подвижница, однако тут же следует сентенция о том, что «старица» была чрезвычайно скромна и никому не раскрывала своих дарований. Т.е. текст строится по принципу «одна баба сказала». Но, в этом то и дело, что именно на чудесах и на народном почитании основываются сейчас ревнители за канонизацию той или иной блаженной. Однако, что стоят такие чудеса, коим свидетельств нет или они весьма сомнительны?
Вообще, в отношении свидетельств о чудесах (в том числе и нынешних) наблюдается некоторая неразборчивость. Как часто, «чудом» может быть самовнушение или прелесть бесовская. Но об этом почему-то мало кто задумывается. Точно так же, как народ свято верит маркетологам, проповедующим свойства новой зубной пасты или новых таблеток, также он верит и маркетологам околоцерковного книжного рынка, которые вместо паст и таблеток предлагают новых святых.
И здесь возникает довольно отчетливая опасность. Беда не в том, что может быть прославлен не святой человек, беда в том, что святой может быть прославлен не правильно. Святому, собственно, все равно - он уже прославлен у Бога, земные канонизации ему не нужны. Они нужны нам - ныне живущим.
Если житие составляется на основе непроверенных сомнительных фактов, если оно переполнено фольклором, когда оно не зовет к покаянию, если сомнительные моменты жития оставляются, но при этом надуманно толкуются «в духовном смысле» - будет ли польза от таких канонизаций? Или это очередное потворство народному потребительству? Тогда и канонизация может на практике вылиться в кощунство, ведь «кононизируется» и оправдывается клевета на святого.
Поэтому, нам стоит правильно расставить приоритеты: либо мы служим Богу, либо мы потворствуем народным слабостям, суевериям и языческим атавизмам.
Примечания:
* «Житие святой блаженной Христа ради юродивой матушки Екатерины Вышгородской (Моленко)» сайт «Проповедь всемирного покаяния. Церковь Иоанна Богослова».
** «Сказание о житии Блаженной Матроны». Свято-Троицкий Ново-Голутвин монастырь. 1993
*** "Жизнь вечная" N 18 за 1996 г