М. Н. Ястребов. Очерки Троицкого менового двора
М. Н. Ястребов. Очерки Троицкого менового двора. (Отрывок из встречного и поперечного) // Северная пчела. 1849. № 243 (1 ноября).
Город Троицк. Соборный переулок. Вид на меновой двор
…Жарко, душно, невыносимо жарко!.. Город погружен в какую-то дремоту, или наслаждается с утра до вечера каким-то полубездействием, как турок в роскошной бане кейфом: окна закрыты ставнями. Изредка пронесется вдоль полусонных улиц ураган снизу, осыпая пешехода горячим песком и пылью, или пахнёт, как из накаленной печи, легонький ветерок, и еще более вас ослабит, да порою долетают до слуха звуки бубенчиков, скрип арбы и телег, с ярко раскрашенными сундуками, и голоса пеших и конных, спешащих на Меновой двор… Не хотите ли следом за ними, отправиться туда же?.. Пойдемте!
Меновой двор в версте от города. Возле собора Св. Троицы спускаетесь к мелководной речке Ую, и чрез плохой, ежегодно набираемый мост, напоминающий собою проселочные дороги, переходите на Киргизскую сторону, за пограничную таможенную черту. На пути непременно встретится вереница развьюченных верблюдов, с покачивающимся на передовом из них вожаком, а полунагой байгуш-киргизец, вооруженный мешком и дубиною, дико окликнет вас словами, не слишком идущими к нему: «Подаяй, Христа ради, Христа ради, подаяй…» В единственные ворота под небольшим двухэтажным каменным зданием, в котором помещается собственно пограничная таможня, в ворота, охраняемые военным караулом и двумя досмотрщиками, входите на так называемый пакгаузный двор, с двумя пакгаузами и 22-мя кладовыми… Взглянув на горы тюков, туго набитых всяким товаром, еще не очищенным пошлиною, не оштемпелеванным, передвигаемым и перевозимым, остановитесь, подумаете о значительности нашей торговли с Среднею Азиею. Тут же устроена и будка для мелочного сбора. Отсюда, из пакгаузного двора, выходите на обширную площадь, занимаемую обыкновенно разнохарактерными экипажами, калачницами, мелочными продавцами муки, и служащую разделом двух дворов: направо Азиятского, налево - Русского, поражающего своею малолюдностью и тишиною, с лавками почти всегда запертыми. Очень немногие лавки заняты - более железом, чугуном, мукою и юфтью. Азиятский двор несколько обширнее Русского [Все вообще дворы обширны, просторны и состоят из выстроенных с четырех сторон лавок, образующих прямоугольную площадь для всеобщей толкотни и базара. Лавок на Русском дворе 65, на Азиятском 99, а на Киргизском 105, с платою за каждую от 15-ти до 25-ти руб. серебром.], и как краеугольный камень, около которого вращается вся так называемая наша меновая торговля, более других заслуживает внимания. Сто́ит пройтись по его коридору, защищающему от палящих лучей солнца. Лавируя между тюками хлопчатой бумаги, ягод и орехов, вы будете встречать то шумливых маклеров, то франтиху киргизку в черном суконном чапане и зеленых сапогах из ослиной чешуйчатой кожи, на высоких каблучках, прищуривающую гагатовые глаза свои перед ташкентцем, в блестящем шелковом халате и шалевой чалме, то уездную дульцинею в терновой, обшитой галунами куртке, похожей на шугай тверских крестьянок, то вооруженного геркулесовскою палицею франта, в шерстяной китайской шапке, громко рассуждающего о какой-нибудь Фекле Васильевне; то рассолоделую барыню, намеревающуюся закупить годовую пропорцию… А загляните в какую-нибудь из лавок: стены обвешены халатами, коврами, сусою и загромождены рядами бязи, выбойки, пересматриваемых и перерываемых покупщиками - большею частью заводскими крестьянами и мелочными торговцами, вместе с словоохотливым маклером [Маклером здесь называют толмача, переводчика. Маклеры большею частью из татар, разумеющих хорошо русский и бухарский языки. Без него купить даже на сто рублей нет возможности, никак не сговоришься с бухарцем или киргизом. Хороший, общественный маклер зашибает в караванное время до 600 р. сер., получая по нескольку копеек с рубля или с пуда, смотря по условию.], на полу же, на разостланных коврах, валяются тюбетейки, кисточки, коробки с сахарными фисташками и манною, и сидят, поджав ноги, два-три бухарца или ташкентца - хозяева лавки, с нахмуренными бровями, и с известным чалмоносным презрением и важностью, поглаживая бородку, посматривают на покупающих и проходящих… Загляните еще раз, рассмотрите, прошу вас, эти складенные и развешенные товары, эти мешки али-бухары (бухарская слива), урюку, кишмишу (изюм разного рода), смешанных и перемешанных с песком, пылью и сором, частью на месте, частью от дальней дороги, и в дороге возчиками для большего веса, - эти ряды выбойки, бязи - самых грубых бухарских бумажных изделий, далеко отстающих от самых плохих русских изделий подобного рода; взгляните на эти ковры, ценою от 3-х до 20-ти р. сер., на подбитые бязью (случается, и английским ситцем) халаты, шелковые и бумажные, двуличные и атласистые (ташкентские), азиятского покроя, большею частью полосатые и ярких цветов, ценою от 2-х до 17-ти р. сер., прочные, как и ковры, особенно красками, и поражающие своими вечно однообразными рисунками; - на эти горы тюков хлопчатой бумаги, и, наконец, на покупателей, и подумайте о нашей меновой торговле, выведите свое заключение, а между тем я приглашу вас погулять или потолкаться на Киргизский двор…
Едва приблизитесь к проходу во двор, как обдаст вас удушливою атмосферой, и заставит вооружиться терпением, а толпы калачниц и квасниц, воющих, завывающих на разные ноты, выхваляя свои пряники, похожие на мыло, и мыло, похожее на пряники, и возбуждая тем всегда исправный аппетит кайсака, заставят зажать уши… Говор, шум, крик людей и животных, - развьюченные верблюды, лошади, козы, бараны и лошаки, люди пешие и конные, - все слилось в одну, самую разнохарактерную толпу. Тут несколько повторишь слова поэта, при этом живом столкновении лицом к лицу Европы с Азией, просвещения с невежеством, жалкого фанатизма с кротостью и человеколюбием, повторишь:
Какая смесь одежд и лиц,
Племен, наречий, состояний!..
Нужно много решительности, чтоб прогуляться среди этой толпы. Устроенные с четырех сторон лавки наполнены разными металлическими изделиями, юфтью, шапками и разною разностью, принадлежащею большею частью казанским татарам, тут же восседающим на выдвинутых столах; площадь же, образуемая этими лавками, в полном смысле представляет ходячий базар. Вытянувшись в две-три шеренги, татары и татарчата занимаются мелочною продажею белил и румян, расход которых всегда здесь значителен, целибухи, зеркальцев, ножей, шитых шелками тюбетей, блях, с изречениями из Алкорана, для подвязки косы, кисточек, лент, пуговиц и тому подобной тараборы, и ловко надувают остроглазых кайсачек. Тут безобразный башкирец и калмык громко торгуются с караванным возчиком; там кричит армячница, достойная физиологического очерка, на киргизку, не уступившую ей армячины; тут солдат толкует с линейным казаком, посматривающим на мордовку с мешком ниток под мышкою, словом - все суетятся, все хлопочут; чтоб не задохнуться без привычки в удушливой атмосфере Киргизского двора, выйдемте совсем из менового в рогатки или за рогатки. - На этой площади, во всю длину Менового двора, обнесенной рогатками, увидите то же, что и на Киргизском дворе, с небольшою разницею. Шкуры, выделанные и сырые, мерлушки, ученые беркуты, за рогатками табуны баранов, с сальниками, осматривающими их курдюки, и покупающими, с помощью маклера, платя за голову от 8-12 р. асс.; баранщики-пастухи, тот же оборванный байгуш в неизменном малахае, тот же безобразный башкирец, тептярь, мещеряк, та же черноглазая калмычка; только воздух несколько свежее, чище, и пред глазами, устремленными вдаль, расстилается необозримая и унылая Киргиз-Кайсацкая степь…
Выйдемте в степь, обойдемте это обширное здание Менового двора, и потом скажите мне о нем или о торговле нашей с среднеазиятскими народами. Правда, караван бухарский еще весь не пришел [Ташкентский караван прибыл в конце мая. Возчики обыкновенно киргизы, с платою за каждого верблюда от 5-ти до 7-ми р. сер., навьюченного 16-ю пудами. Теперь прибыло уже более 3000 верблюдов. Некоторые товары, особенно ягоды, значительно дешевле, чем прошлого года.]; с каждою неделей прибывает по нескольку верблюдов; товары еще не все разобраны, т. е. не очищены пошлиною, но все-таки стоило ли везти такой товар, по такому трудному и дальнему пути, и скажите еще, что такое меновая торговля? Я уверен, что из слыхавших об этой торговле, две трети имеют о ней самое ложное понятие. Если вы думаете, что на Троицком меновом дворе вы можете променять ваш товар на азиятский, то ошибетесь более чем наполовину. Тут все покупается, в полном смысле, на наличные деньги. Бухарцы не только с охотою, но даже с жадностью берут червонцы и крупное серебро (мелкое оставляют, находя неудобным), а пред отъездом каравана ходят по городу, и выменивают червонцы, платя от 20-40 коп. лажа на каждый, и увозят с собою на родину, переливая там в свою монету. Разве под конец они променяют несколько пуд ягод и сотни концов выбойки на кожи, железо, чугун и медные изделия, да и то неохотно. Какая же тут меновая торговля? Даже киргизы знают цену русским деньгам, и охотно берут их, продавая тысячи баранов; впрочем, они тут же и закупают на них муку, ягоды и проч., и оставляют у себя несколько монет для подарка женам. Отпуская столько благородного металла, что же мы получаем от среднеазиятской торговли? Получаем ли мы их золото, серебро или товар для нас необходимый? [За исключением хлопчатой бумаги, привоз которой в сравнении с бумажными изделиями и ягодами, впрочем, незначителен. Главная статья нашего отпуска - металлы не в деле и в изделиях из кожи; первых, средним числом за последние 10 лет, в год 50.000 пуд, больше железа (от 3 р. 90 коп. асс. до 4 р. 10 к. за пуд), а последних, собственно юфти, до 800 бунтов (8000 кож).] Нужно прибавить, что местное русское купечество и вообще торговцы жалуются на упадок торговли, что мануфактурные наши изделия почти совсем не требуются, и что торговля на Меновом дворе находится более в руках поселившихся здесь татар… Но еще вопрос: несколько ценный товар бухарцы отправляют на Нижегородскую ярмарку, через Оренбургский меновой двор, откуда путь ближе и лучше к Нижнему Новугороду. Отчего же с каждым годом караван, прибывающий в этот мирный, но богатый по золотым приискам (в уезде) городок Троицк, увеличивается в сравнении с оренбургским, тогда как из Троицка путь в Нижний, куда они тоже отправляют значительную часть привоза своего, не так удобен и дальше?..
Многие бухарцы приезжают сюда, что называется, пожить нараспашку, пощеголять в шелковых халатах, не дозволенных им на месте, попить бальзаму, и вечерком прогорланить дико песенку, аккомпанируя себе на чем-то вроде русской балалайки, и, заложив руки за спину, с важностью посмотреть из окна на набеленные щечки прокатившейся купеческой дочки; есть еще такие, которые навсегда поселились в Троицке, выстроив себе домы, и даже застраховав их…
Матв. Ястребов
Троицк, 11-го июля 1849
Того же автора: Киргизские шаманы.
Материалы о Троицке и других населенных пунктах Оренбургской губернии:
https://rus-turk.livejournal.com/597223.html
Город Троицк. Соборный переулок. Вид на меновой двор
…Жарко, душно, невыносимо жарко!.. Город погружен в какую-то дремоту, или наслаждается с утра до вечера каким-то полубездействием, как турок в роскошной бане кейфом: окна закрыты ставнями. Изредка пронесется вдоль полусонных улиц ураган снизу, осыпая пешехода горячим песком и пылью, или пахнёт, как из накаленной печи, легонький ветерок, и еще более вас ослабит, да порою долетают до слуха звуки бубенчиков, скрип арбы и телег, с ярко раскрашенными сундуками, и голоса пеших и конных, спешащих на Меновой двор… Не хотите ли следом за ними, отправиться туда же?.. Пойдемте!
Меновой двор в версте от города. Возле собора Св. Троицы спускаетесь к мелководной речке Ую, и чрез плохой, ежегодно набираемый мост, напоминающий собою проселочные дороги, переходите на Киргизскую сторону, за пограничную таможенную черту. На пути непременно встретится вереница развьюченных верблюдов, с покачивающимся на передовом из них вожаком, а полунагой байгуш-киргизец, вооруженный мешком и дубиною, дико окликнет вас словами, не слишком идущими к нему: «Подаяй, Христа ради, Христа ради, подаяй…» В единственные ворота под небольшим двухэтажным каменным зданием, в котором помещается собственно пограничная таможня, в ворота, охраняемые военным караулом и двумя досмотрщиками, входите на так называемый пакгаузный двор, с двумя пакгаузами и 22-мя кладовыми… Взглянув на горы тюков, туго набитых всяким товаром, еще не очищенным пошлиною, не оштемпелеванным, передвигаемым и перевозимым, остановитесь, подумаете о значительности нашей торговли с Среднею Азиею. Тут же устроена и будка для мелочного сбора. Отсюда, из пакгаузного двора, выходите на обширную площадь, занимаемую обыкновенно разнохарактерными экипажами, калачницами, мелочными продавцами муки, и служащую разделом двух дворов: направо Азиятского, налево - Русского, поражающего своею малолюдностью и тишиною, с лавками почти всегда запертыми. Очень немногие лавки заняты - более железом, чугуном, мукою и юфтью. Азиятский двор несколько обширнее Русского [Все вообще дворы обширны, просторны и состоят из выстроенных с четырех сторон лавок, образующих прямоугольную площадь для всеобщей толкотни и базара. Лавок на Русском дворе 65, на Азиятском 99, а на Киргизском 105, с платою за каждую от 15-ти до 25-ти руб. серебром.], и как краеугольный камень, около которого вращается вся так называемая наша меновая торговля, более других заслуживает внимания. Сто́ит пройтись по его коридору, защищающему от палящих лучей солнца. Лавируя между тюками хлопчатой бумаги, ягод и орехов, вы будете встречать то шумливых маклеров, то франтиху киргизку в черном суконном чапане и зеленых сапогах из ослиной чешуйчатой кожи, на высоких каблучках, прищуривающую гагатовые глаза свои перед ташкентцем, в блестящем шелковом халате и шалевой чалме, то уездную дульцинею в терновой, обшитой галунами куртке, похожей на шугай тверских крестьянок, то вооруженного геркулесовскою палицею франта, в шерстяной китайской шапке, громко рассуждающего о какой-нибудь Фекле Васильевне; то рассолоделую барыню, намеревающуюся закупить годовую пропорцию… А загляните в какую-нибудь из лавок: стены обвешены халатами, коврами, сусою и загромождены рядами бязи, выбойки, пересматриваемых и перерываемых покупщиками - большею частью заводскими крестьянами и мелочными торговцами, вместе с словоохотливым маклером [Маклером здесь называют толмача, переводчика. Маклеры большею частью из татар, разумеющих хорошо русский и бухарский языки. Без него купить даже на сто рублей нет возможности, никак не сговоришься с бухарцем или киргизом. Хороший, общественный маклер зашибает в караванное время до 600 р. сер., получая по нескольку копеек с рубля или с пуда, смотря по условию.], на полу же, на разостланных коврах, валяются тюбетейки, кисточки, коробки с сахарными фисташками и манною, и сидят, поджав ноги, два-три бухарца или ташкентца - хозяева лавки, с нахмуренными бровями, и с известным чалмоносным презрением и важностью, поглаживая бородку, посматривают на покупающих и проходящих… Загляните еще раз, рассмотрите, прошу вас, эти складенные и развешенные товары, эти мешки али-бухары (бухарская слива), урюку, кишмишу (изюм разного рода), смешанных и перемешанных с песком, пылью и сором, частью на месте, частью от дальней дороги, и в дороге возчиками для большего веса, - эти ряды выбойки, бязи - самых грубых бухарских бумажных изделий, далеко отстающих от самых плохих русских изделий подобного рода; взгляните на эти ковры, ценою от 3-х до 20-ти р. сер., на подбитые бязью (случается, и английским ситцем) халаты, шелковые и бумажные, двуличные и атласистые (ташкентские), азиятского покроя, большею частью полосатые и ярких цветов, ценою от 2-х до 17-ти р. сер., прочные, как и ковры, особенно красками, и поражающие своими вечно однообразными рисунками; - на эти горы тюков хлопчатой бумаги, и, наконец, на покупателей, и подумайте о нашей меновой торговле, выведите свое заключение, а между тем я приглашу вас погулять или потолкаться на Киргизский двор…
Едва приблизитесь к проходу во двор, как обдаст вас удушливою атмосферой, и заставит вооружиться терпением, а толпы калачниц и квасниц, воющих, завывающих на разные ноты, выхваляя свои пряники, похожие на мыло, и мыло, похожее на пряники, и возбуждая тем всегда исправный аппетит кайсака, заставят зажать уши… Говор, шум, крик людей и животных, - развьюченные верблюды, лошади, козы, бараны и лошаки, люди пешие и конные, - все слилось в одну, самую разнохарактерную толпу. Тут несколько повторишь слова поэта, при этом живом столкновении лицом к лицу Европы с Азией, просвещения с невежеством, жалкого фанатизма с кротостью и человеколюбием, повторишь:
Какая смесь одежд и лиц,
Племен, наречий, состояний!..
Нужно много решительности, чтоб прогуляться среди этой толпы. Устроенные с четырех сторон лавки наполнены разными металлическими изделиями, юфтью, шапками и разною разностью, принадлежащею большею частью казанским татарам, тут же восседающим на выдвинутых столах; площадь же, образуемая этими лавками, в полном смысле представляет ходячий базар. Вытянувшись в две-три шеренги, татары и татарчата занимаются мелочною продажею белил и румян, расход которых всегда здесь значителен, целибухи, зеркальцев, ножей, шитых шелками тюбетей, блях, с изречениями из Алкорана, для подвязки косы, кисточек, лент, пуговиц и тому подобной тараборы, и ловко надувают остроглазых кайсачек. Тут безобразный башкирец и калмык громко торгуются с караванным возчиком; там кричит армячница, достойная физиологического очерка, на киргизку, не уступившую ей армячины; тут солдат толкует с линейным казаком, посматривающим на мордовку с мешком ниток под мышкою, словом - все суетятся, все хлопочут; чтоб не задохнуться без привычки в удушливой атмосфере Киргизского двора, выйдемте совсем из менового в рогатки или за рогатки. - На этой площади, во всю длину Менового двора, обнесенной рогатками, увидите то же, что и на Киргизском дворе, с небольшою разницею. Шкуры, выделанные и сырые, мерлушки, ученые беркуты, за рогатками табуны баранов, с сальниками, осматривающими их курдюки, и покупающими, с помощью маклера, платя за голову от 8-12 р. асс.; баранщики-пастухи, тот же оборванный байгуш в неизменном малахае, тот же безобразный башкирец, тептярь, мещеряк, та же черноглазая калмычка; только воздух несколько свежее, чище, и пред глазами, устремленными вдаль, расстилается необозримая и унылая Киргиз-Кайсацкая степь…
Выйдемте в степь, обойдемте это обширное здание Менового двора, и потом скажите мне о нем или о торговле нашей с среднеазиятскими народами. Правда, караван бухарский еще весь не пришел [Ташкентский караван прибыл в конце мая. Возчики обыкновенно киргизы, с платою за каждого верблюда от 5-ти до 7-ми р. сер., навьюченного 16-ю пудами. Теперь прибыло уже более 3000 верблюдов. Некоторые товары, особенно ягоды, значительно дешевле, чем прошлого года.]; с каждою неделей прибывает по нескольку верблюдов; товары еще не все разобраны, т. е. не очищены пошлиною, но все-таки стоило ли везти такой товар, по такому трудному и дальнему пути, и скажите еще, что такое меновая торговля? Я уверен, что из слыхавших об этой торговле, две трети имеют о ней самое ложное понятие. Если вы думаете, что на Троицком меновом дворе вы можете променять ваш товар на азиятский, то ошибетесь более чем наполовину. Тут все покупается, в полном смысле, на наличные деньги. Бухарцы не только с охотою, но даже с жадностью берут червонцы и крупное серебро (мелкое оставляют, находя неудобным), а пред отъездом каравана ходят по городу, и выменивают червонцы, платя от 20-40 коп. лажа на каждый, и увозят с собою на родину, переливая там в свою монету. Разве под конец они променяют несколько пуд ягод и сотни концов выбойки на кожи, железо, чугун и медные изделия, да и то неохотно. Какая же тут меновая торговля? Даже киргизы знают цену русским деньгам, и охотно берут их, продавая тысячи баранов; впрочем, они тут же и закупают на них муку, ягоды и проч., и оставляют у себя несколько монет для подарка женам. Отпуская столько благородного металла, что же мы получаем от среднеазиятской торговли? Получаем ли мы их золото, серебро или товар для нас необходимый? [За исключением хлопчатой бумаги, привоз которой в сравнении с бумажными изделиями и ягодами, впрочем, незначителен. Главная статья нашего отпуска - металлы не в деле и в изделиях из кожи; первых, средним числом за последние 10 лет, в год 50.000 пуд, больше железа (от 3 р. 90 коп. асс. до 4 р. 10 к. за пуд), а последних, собственно юфти, до 800 бунтов (8000 кож).] Нужно прибавить, что местное русское купечество и вообще торговцы жалуются на упадок торговли, что мануфактурные наши изделия почти совсем не требуются, и что торговля на Меновом дворе находится более в руках поселившихся здесь татар… Но еще вопрос: несколько ценный товар бухарцы отправляют на Нижегородскую ярмарку, через Оренбургский меновой двор, откуда путь ближе и лучше к Нижнему Новугороду. Отчего же с каждым годом караван, прибывающий в этот мирный, но богатый по золотым приискам (в уезде) городок Троицк, увеличивается в сравнении с оренбургским, тогда как из Троицка путь в Нижний, куда они тоже отправляют значительную часть привоза своего, не так удобен и дальше?..
Многие бухарцы приезжают сюда, что называется, пожить нараспашку, пощеголять в шелковых халатах, не дозволенных им на месте, попить бальзаму, и вечерком прогорланить дико песенку, аккомпанируя себе на чем-то вроде русской балалайки, и, заложив руки за спину, с важностью посмотреть из окна на набеленные щечки прокатившейся купеческой дочки; есть еще такие, которые навсегда поселились в Троицке, выстроив себе домы, и даже застраховав их…
Матв. Ястребов
Троицк, 11-го июля 1849
Того же автора: Киргизские шаманы.
Материалы о Троицке и других населенных пунктах Оренбургской губернии:
https://rus-turk.livejournal.com/597223.html