В стране семи рек. 8. Перевал Санташ. Каркаринская ярмарка
А. Брискин. В стране семи рек: Очерки современного Семиречья. - М.; Л.: Государственное издательство, 1926.
От автора. Предисловие. 1. Пишпек. 2. От Пишпека до Токмака.
3. Караван-сарай, Буамское ущелье, озеро Иссык-Куль.
4. Русско-киргизские отношения до 1916 года. Киргизское восстание. Земельные реформы 1920 года.
5. Деревенский кооператив. У секретаря сельсовета. Сазановка.
6. В гостях у Убей-Кобылина. Каракол и его окрестности. Аксуйские ключи.
7. В поисках нефти. Поездка на джайлау.
8. Перевал Санташ. Каркаринская ярмарка.
9. Ущелье Тимерлик. Переправа через Или.
10. Джаркент. Налет Мураева. Дунганская мечеть. Гойжа.
11. Станция Кайбун. Встреча с милиционером. Николай Карякин. Алтун-Эмельский перевал. Базар в Кугалах.
12. Талды-Курган. Прямая дорога в Алма-Ату.
13. Столица Джетысу. 14. Дорога в Пишпек. Перевал Кастек. Заключение.
ГЛАВА ВОСЬМАЯПеревал Санташ. Каркаринская ярмарка
В Караколе я познакомился с одним очень интересным человеком, бывшим генералом Корольковым. 85-летний старик, он до сих пор читает без очков и с удовольствием ездит верхом. Сподвижник Скобелева и помощник Пржевальского, он великолепно знает край, занимается до сих пор разными научными исследованиями и работами, связанными главным образом с вопросами климата. Не могу не вспомнить без улыбки его оригинальную теорию причин киргизского восстания.
«В Пишпекском уезде, - говорил он мне, - жил один почетный киргиз Шабдан, который за свои услуги правительству получил чин майора. У него было три сына. Один из этих сыновей оказался негодяем и, поссорившись с отцом, убежал в Турцию. Когда началась великая война, немцы использовали его, как агента, снабдили деньгами и через Афганистан переправили в Семиречье. Здесь он подкупил нескольких волостных управителей и поднял бунт».
Я нарочно привел это объяснение причин киргизского восстания, имевшего, как мы видели, глубокие экономические причины, одним из лучших представителей чиновничества старого времени. Спрашивается, какую национальную политику могло строить царское правительство, если даже лучшие чиновники совершенно не разбирались в явлениях окружающей жизни…
__________
Наступил день отъезда. Мне предстояло сделать 250 верст до Джаркента по горной малопроезжей, но чрезвычайно интересной дороге.
До Каркары, где в это время происходила известная в крае ярмарка, я поехал на почтовых. Ямщик, он же содержатель почтовой станции в Караколе, Иван Макаров, здоровый, широкоплечий мужчина, с длинными пушистыми усами, тертый калач, гнал лошадей во всю мочь, чтобы к ночи поспеть на Каркару.
Сенокос был в самом разгаре, и повсюду виднелись копны свеженавороченного сена и мелькали взмокшие от пота рубахи крестьян.
Макаров жаловался мне на то, что его безвинно таскали по тюрьмам. Выслали в 1920 году в Ташкент, а оттуда в Самарскую губернию, и все это, по его словам, «задаром». Из дальнейших разговоров выяснилось, что он некоторое время был городовым в Пржевальске, и, глядя на его жесткое лицо, я подумал, что попосадили-то его, пожалуй, не совсем «задаром»…
В Лизогубовке остановились у секретаря волисполкома переменить лошадей. Самого секретаря не было дома: он с комиссаром, как зовут здесь председателя волисполкома, уехал по делам, и дома осталась его жена.
Несмотря на свои 24 года, она успела уже народить четырех детей и, на мой неопытный взгляд, готовила в подарок мужу пятого.
Хозяйство секретаря производило хорошее впечатление. Чистенький дворик был обсажен зеленью; просторный дом делился на две половины.
В чистой половине на стенах висели портреты Ленина и Фрунзе, диаграмма Госстраха и календарь; под иконами висела небольшая аптечка. В углу стояла швейная машина и висела полочка с книгами и брошюрами по вопросам сельского хозяйства.
Меня удивило, что одну из девочек звали Юноной. На мой удивленный вопрос, как это хозяйка назвала ребенка нехристианским именем, она просто ответила:
- А что же! Юнона лучше, чем какая-нибудь Степанида или Секлетея, а мы с мужем старинки-то не особенно держимся.
В этом доме типичного семиреченского середняка-крестьянина (у хозяина было две лошади, 4 коровы, 10 баранов, свиньи и т. д.), меня приятно поразил тот новый дух, который, хотя и с громадным трудом, но все же просачивается и в глухую семиреченскую деревню. Отделенная от культурных центров сотнями верст стоит эта деревня, крепко замкнувшись в старом быту, и гонит от себя все то новое, что принесла с собой великая революция. Но неумолимы законы жизни: постепенно подтачивается и этот старый закостенелый быт, и то в том, то в другом поселке появляются такие секретари и разрушают вековые устои старой деревни.
Иван слетал в степь, где на свободе в табуне ходили кони, быстро и ловко запряг лошадей, и мы поехали. Накрапывал дождь; тучи со всех сторон обложили небо; гремел гром, глухо перекатываясь в горах; временами поднимался пронзительный ветер.
Дорога на Каркару проходила через великолепный горный перевал Санташ (миллион камней). Дождь размыл дорогу, и мы, оставив вправо от себя Джергаланское ущелье, медленно тащились в гору, гремя по камням и проваливаясь в ямы. После часа трудного подъема мы оказались наверху перевала и полетели. Дорога дика и красива, но вся разбита, в выбоинах и завалена камнями. Кругом вздыбились горы, покрытые еловыми лесами, от дождя яркими и свежими, как весной.
Вдруг сквозь разорвавшиеся тучи блеснуло солнце, и гигантскими полосами засияли три радуги. Далеко внизу зеленеющим пятном виднелась Лизогубовка; по холмам, как мухи, ползли стада.
Сбоку остались две колоссальные груды камней. Это они и дали название всему перевалу.
Легенда говорит, что некогда здесь проходил со своими войсками великий Тамерлан. Желая сосчитать свое войско, царь приказал каждому воину бросить в кучу по одному камню: от этих камней составилась огромная гора. Когда же Железный Хромец возвращался этой же самой дорогой обратно, разбив своих врагов, он приказал своим воинам рядом с первой горой снова бросать по камню, и тогда образовалась вторая, во много раз меньшая гора.
Мы проезжали великолепными горными долинами, с протекавшими по ним многоводными речками. Каракиргизия осталась уже позади. Теперь мы ехали по Джетысуйской губернии Казакстана, населенной уже не кара-киргизами, а чала-киргизами.
Прояснилось, ярко светила полная луна, было холодно. Иван гнал лошадей вовсю и вытащил откуда-то наган. Я приготовил свою двухстволку, и мы летели, как сумасшедшие, под однообразный звон колокольчиков. Здесь было небезопасно, и мы зорко смотрели по сторонам, опасаясь нападения. Наконец, на горизонте блеснул огонек. Казалось, до него рукой подать, но нет, и нам пришлось проехать еще верст десять, пока огни приблизились к нам.
Теперь мы ехали по огромной Каркаринской долине и долго переезжали через речку Каркару, которая так разлилась, что мы едва не набрали в бричку воды. Иван утешил меня:
- Сейчас воды мало стало, а вот три недели тому назад тут телега утонула.
Огоньки становились все ближе, все многочисленнее. Сквозь поднявшийся туман смутно вырисовывались одна за другой разбросанные юрты, выплывали очертания огромного кочующего табора. После бесчисленных заворотов под гром колокольчика вдруг влетели в самую гущу юрт и нескольких деревянных зданий. Приехали на Каркару…
Предстояло решить сложную задачу: куда заехать переночевать. Я вспомнил, что здесь должен быть заведующий отделением Каракирторга, с который я был знаком по Пишпеку. Подъехали к большому деревянному корпусу, так странно выглядевшему здесь, в этой горной долине, на фоне бесчисленных юрт, и постучали.
Через минуту мой пишпекский знакомый, добрый малый и не дурак выпить, стоял передо мной и изумленно спрашивал:
- Вы здесь! Какими судьбами?
Прошли через магазин в контору - каморку, где негде было повернуться. Половину ее занимала деревянная кровать, на которую был наброшен тулуп. В углу стоял стол с бутылкой водки, недопитой пиалой чая и лепешкой. Тут же в беспорядке валялись бумаги, огрызок карандаша. Стояли две деревянных табуретки, а на стене висело ружье и патронташ.
Мой знакомый советует мне заехать ночевать в столовую. Отправляемся туда: большая комната с длинным столом, покрытым клеенкой, несколько деревянных скамеек, на стенах ковры, в углу граммофон. Нам подали горячие пельмени, и я начал расспрашивать, как проходит ярмарка. Заведующий Каракирторгом только рукой махнул:
- Плохо, не ярмарка, а разговор один. Сами знаете, раньше-то говорили, говорили, писали, хвалились, а в результате пустяки; вот завтра сами увидите. И ко всему этому скука адская; вот уж второй месяц, можно сказать, живого человека в глаза не вижу, прямо тоска заела; кажись, все отдал бы, чтобы скорее удрать отсюда…
__________
Мало кто в Советской России знает про существование Каркаринской ярмарки. Она происходит в урочище Каркара Джаркентского уезда и тянется ежегодно от 15 июня по 15 августа.
Когда-то это было просто джайлау, куда летом съезжались со своими стадами тысячи киргиз, привлекаемые чудесными кормами и прекрасной горной водой этой долины.
Постепенно здесь началась меновая торговля между киргизами и приезжавшими сюда на летнее время мелкими торговцами. Усиливаясь из года в год, эта мелкая торговля постепенно превращалась в ярмарку, которая до революции играла крупную роль в жизни края.
Торговля была главным образом меновая, причем со стороны киргиз главными предметами торговли были скот и сырье; привозились же сюда мануфактура, байховый чай, посуда, спички, сахар, железные изделия и т. д.
В 1916 году ярмарочные постройки были сожжены дотла восставшими киргизами, товары разграблены, и ярмарка на несколько лет совершенно заглохла. Но происходящий за последние годы хозяйственный подъем заставил местные власти обратить внимание на ярмарку, и в 1924 году она, впервые после революции, была официально открыта.
Внешний вид ярмарки чрезвычайно любопытен. На огромной равнине, замкнутой со всех сторон горами и в обычное время совершенно пустынной, раскинулись сотни юрт, среди которых тонут несколько деревянных зданий госорганов и кооперации. Киргизы на лошадях, быках, верблюдах и даже на коровах разъезжают повсюду, перекликаясь между собою и прицениваясь к товарам. Мелкие торговцы, разложив свое добро у наскоро сложенных из глины, а то и просто из дерна, лавочек, звонко зазывают покупателей.
Бараны и козы мечутся во все стороны, подгоняемые ударами палки киргизенка-пастуха. Туземец-милиционер, в заплатанных штанах, с допотопной «селедкой» у пояса, важно следит за порядком; около сбившихся в кучу ржущих и брыкающихся полудиких лошадей толпа народу с азартом разбирает статьи того или иного коня.
Торговцы кумысом со своими «турсуками» шныряют в толпе, предлагая свой крепкий и терпкий напиток. «Чай-хане» манят голодных аппетитным запахом дымящегося плова и шашлыка. Слышна гортанная, резкая киргизская речь: по-русски здесь почти не говорят, разве только в ярмаркоме да в нескольких лавках госорганов. Впрочем в последних приказчики большею частью татары, так что покупателю-киргизу не приходится объясняться знаками, как это еще до сих пор частенько бывает в Джетысу.
А над всем этим весело реют красные флаги да кружатся ястребы, зорко высматривая добычу.
В нынешнем году ярмарка открылась довольно удачно, и за первый месяц было продано товаров на 263 тысячи рублей, что составляет 63% общего оборота прошлого года. Всех госорганов на ярмарке выступило десять, кооперативных - 11 и 110 частных торговцев. Такое большое количество частных торговцев объясняется очень просто: ярмарка освобождает от всяких налогов участников, и как бы ни была мала прибыль частного торговца, она целиком остается в его пользу («аппарат»-то ему стоит мало).
Обороты кооперации в этом году значительно больше, чем в прошлом, но в общем они малы, тем более, что кооперация, по джетысуйскому обыкновению, выступила на рынке позже всех.
Цены на привозные товары относительно невысоки. Так, например, ситец продается по цене до 30 коп. метр, грубое сукно алмаатинской суконной фабрики по 2 рубля 75 коп., сахар - 45 коп. ½ кило, байховый чай - 3 рубля 60 коп., спички - 15 коп. пачка и т. д. И покупатели с удовлетворением констатируют факт значительного снижения цен, по сравнению с прошлым годом, когда, например, аршин ситца стоил 70 копеек.
Несмотря на некоторый опыт прошлого года, в работе ярмарки и сейчас имеются крупные дефекты. Прежде всего, как это ни странно, на Каркаре нет ни одного государственного заготовителя скота.
Когда подготовлялись к ярмарке, целый ряд госорганов заявлял о своем желании выступать заготовителями скота, а фактически на Каркаре не оказалось ни одного. Этим обстоятельством как нельзя лучше воспользовались частные торговцы, скупая здесь скот для Ферганы и зарабатывая рубль на рубль.
А между тем пригон скота на рынок был относительно большой. Было пригнано З.500 лошадей, 7.500 голов рогатого скота и З0.000 голов мелкого (баранов и коз). Нет никакого сомнения, что при большем спросе на скот на ярмарке было бы большее оживление.
Это тем более странно, что цены на скот на Каркаре были весьма низки: так, например, лошадь шла в среднем за 55 рублей, бык - З5 рублей, бараны - от 7 до 11 рублей.
Вторым крупным недостатком ярмарки явилась жестокая конкуренция между разными госорганами, закупавшими сырье. Например, шерсть закупали целых четыре организации: акц. о-во «Шерсть», Госторг, Кирсырье и Кара-кирсырье, а так как в предложении шерсти было мало, то киргиза, привозившего на ярмарку товар, разрывали на части.
Вместе с тем нужно отметить, что большинство представителей учреждений выехали на Каркару с недостаточными полномочиями. В случае какой-нибудь крупной сделки им приходилось предварительно сноситься по телеграфу со своими шефами и Пишпеке или Алма-Ата, а так как до ближайшего телеграфа (в Караколе) восемьдесят верст, то, понятно, крупных сделок было мало.
Но это, в конце концов, только «маленькие недостатки механизма».
Гораздо важнее полное отсутствие на ярмарке китайского купечества. Несмотря на ряд льгот, предоставленных китайским купцам (сложение пошлин и пр.), никто из них на ярмарку не приехал. Мне так и не удалось выяснить причин этого явления. Один очень ответственный местный работник серьезно уверял меня, что причина заключается в начавшейся в Синьцзянской провинции западного Китая революции…
Таким образом вся торговля обнимала исключительно внутренний рынок, обслуживая киргизское население ближайших пяти волостей с населением приблизительно в З0.000 человек. Но, конечно, один внутренний рынок много дать не может, и вряд ли в этом году успех ярмарки будет на много больше прошлогоднего.
Надо отдать справедливость ярмаркому, что он кое-что сделал для благоустройства ярмарки: имеется кино, цирк и ряд деревянных, отстроенных уже в этом году, построек. Имеется даже юрта-читальня, с аккуратно подшитыми газетами (которых, впрочем, никто не читает).
Насчет санитарии на ярмарке совсем неважно: уборных нет, и все делается бесцеремонно, на глазах друг у друга. Хорошо еще, что бесчисленные собаки и вечно голодные вороны добровольно взяли на себя обязанности санитаров, а то было бы совсем плохо.
Прекрасно работает Турквино, у лавки которого всегда очередь за спиртом; обильную жатву собирает, кроме того, налетевшая из Алма-Ата «шмара» (проститутки), знакомя наезжих киргиз с благами цивилизации…
ПРОДОЛЖЕНИЕ
От автора. Предисловие. 1. Пишпек. 2. От Пишпека до Токмака.
3. Караван-сарай, Буамское ущелье, озеро Иссык-Куль.
4. Русско-киргизские отношения до 1916 года. Киргизское восстание. Земельные реформы 1920 года.
5. Деревенский кооператив. У секретаря сельсовета. Сазановка.
6. В гостях у Убей-Кобылина. Каракол и его окрестности. Аксуйские ключи.
7. В поисках нефти. Поездка на джайлау.
8. Перевал Санташ. Каркаринская ярмарка.
9. Ущелье Тимерлик. Переправа через Или.
10. Джаркент. Налет Мураева. Дунганская мечеть. Гойжа.
11. Станция Кайбун. Встреча с милиционером. Николай Карякин. Алтун-Эмельский перевал. Базар в Кугалах.
12. Талды-Курган. Прямая дорога в Алма-Ату.
13. Столица Джетысу. 14. Дорога в Пишпек. Перевал Кастек. Заключение.
ГЛАВА ВОСЬМАЯПеревал Санташ. Каркаринская ярмарка
В Караколе я познакомился с одним очень интересным человеком, бывшим генералом Корольковым. 85-летний старик, он до сих пор читает без очков и с удовольствием ездит верхом. Сподвижник Скобелева и помощник Пржевальского, он великолепно знает край, занимается до сих пор разными научными исследованиями и работами, связанными главным образом с вопросами климата. Не могу не вспомнить без улыбки его оригинальную теорию причин киргизского восстания.
«В Пишпекском уезде, - говорил он мне, - жил один почетный киргиз Шабдан, который за свои услуги правительству получил чин майора. У него было три сына. Один из этих сыновей оказался негодяем и, поссорившись с отцом, убежал в Турцию. Когда началась великая война, немцы использовали его, как агента, снабдили деньгами и через Афганистан переправили в Семиречье. Здесь он подкупил нескольких волостных управителей и поднял бунт».
Я нарочно привел это объяснение причин киргизского восстания, имевшего, как мы видели, глубокие экономические причины, одним из лучших представителей чиновничества старого времени. Спрашивается, какую национальную политику могло строить царское правительство, если даже лучшие чиновники совершенно не разбирались в явлениях окружающей жизни…
__________
Наступил день отъезда. Мне предстояло сделать 250 верст до Джаркента по горной малопроезжей, но чрезвычайно интересной дороге.
До Каркары, где в это время происходила известная в крае ярмарка, я поехал на почтовых. Ямщик, он же содержатель почтовой станции в Караколе, Иван Макаров, здоровый, широкоплечий мужчина, с длинными пушистыми усами, тертый калач, гнал лошадей во всю мочь, чтобы к ночи поспеть на Каркару.
Сенокос был в самом разгаре, и повсюду виднелись копны свеженавороченного сена и мелькали взмокшие от пота рубахи крестьян.
Макаров жаловался мне на то, что его безвинно таскали по тюрьмам. Выслали в 1920 году в Ташкент, а оттуда в Самарскую губернию, и все это, по его словам, «задаром». Из дальнейших разговоров выяснилось, что он некоторое время был городовым в Пржевальске, и, глядя на его жесткое лицо, я подумал, что попосадили-то его, пожалуй, не совсем «задаром»…
В Лизогубовке остановились у секретаря волисполкома переменить лошадей. Самого секретаря не было дома: он с комиссаром, как зовут здесь председателя волисполкома, уехал по делам, и дома осталась его жена.
Несмотря на свои 24 года, она успела уже народить четырех детей и, на мой неопытный взгляд, готовила в подарок мужу пятого.
Хозяйство секретаря производило хорошее впечатление. Чистенький дворик был обсажен зеленью; просторный дом делился на две половины.
В чистой половине на стенах висели портреты Ленина и Фрунзе, диаграмма Госстраха и календарь; под иконами висела небольшая аптечка. В углу стояла швейная машина и висела полочка с книгами и брошюрами по вопросам сельского хозяйства.
Меня удивило, что одну из девочек звали Юноной. На мой удивленный вопрос, как это хозяйка назвала ребенка нехристианским именем, она просто ответила:
- А что же! Юнона лучше, чем какая-нибудь Степанида или Секлетея, а мы с мужем старинки-то не особенно держимся.
В этом доме типичного семиреченского середняка-крестьянина (у хозяина было две лошади, 4 коровы, 10 баранов, свиньи и т. д.), меня приятно поразил тот новый дух, который, хотя и с громадным трудом, но все же просачивается и в глухую семиреченскую деревню. Отделенная от культурных центров сотнями верст стоит эта деревня, крепко замкнувшись в старом быту, и гонит от себя все то новое, что принесла с собой великая революция. Но неумолимы законы жизни: постепенно подтачивается и этот старый закостенелый быт, и то в том, то в другом поселке появляются такие секретари и разрушают вековые устои старой деревни.
Иван слетал в степь, где на свободе в табуне ходили кони, быстро и ловко запряг лошадей, и мы поехали. Накрапывал дождь; тучи со всех сторон обложили небо; гремел гром, глухо перекатываясь в горах; временами поднимался пронзительный ветер.
Дорога на Каркару проходила через великолепный горный перевал Санташ (миллион камней). Дождь размыл дорогу, и мы, оставив вправо от себя Джергаланское ущелье, медленно тащились в гору, гремя по камням и проваливаясь в ямы. После часа трудного подъема мы оказались наверху перевала и полетели. Дорога дика и красива, но вся разбита, в выбоинах и завалена камнями. Кругом вздыбились горы, покрытые еловыми лесами, от дождя яркими и свежими, как весной.
Вдруг сквозь разорвавшиеся тучи блеснуло солнце, и гигантскими полосами засияли три радуги. Далеко внизу зеленеющим пятном виднелась Лизогубовка; по холмам, как мухи, ползли стада.
Сбоку остались две колоссальные груды камней. Это они и дали название всему перевалу.
Легенда говорит, что некогда здесь проходил со своими войсками великий Тамерлан. Желая сосчитать свое войско, царь приказал каждому воину бросить в кучу по одному камню: от этих камней составилась огромная гора. Когда же Железный Хромец возвращался этой же самой дорогой обратно, разбив своих врагов, он приказал своим воинам рядом с первой горой снова бросать по камню, и тогда образовалась вторая, во много раз меньшая гора.
Мы проезжали великолепными горными долинами, с протекавшими по ним многоводными речками. Каракиргизия осталась уже позади. Теперь мы ехали по Джетысуйской губернии Казакстана, населенной уже не кара-киргизами, а чала-киргизами.
Прояснилось, ярко светила полная луна, было холодно. Иван гнал лошадей вовсю и вытащил откуда-то наган. Я приготовил свою двухстволку, и мы летели, как сумасшедшие, под однообразный звон колокольчиков. Здесь было небезопасно, и мы зорко смотрели по сторонам, опасаясь нападения. Наконец, на горизонте блеснул огонек. Казалось, до него рукой подать, но нет, и нам пришлось проехать еще верст десять, пока огни приблизились к нам.
Теперь мы ехали по огромной Каркаринской долине и долго переезжали через речку Каркару, которая так разлилась, что мы едва не набрали в бричку воды. Иван утешил меня:
- Сейчас воды мало стало, а вот три недели тому назад тут телега утонула.
Огоньки становились все ближе, все многочисленнее. Сквозь поднявшийся туман смутно вырисовывались одна за другой разбросанные юрты, выплывали очертания огромного кочующего табора. После бесчисленных заворотов под гром колокольчика вдруг влетели в самую гущу юрт и нескольких деревянных зданий. Приехали на Каркару…
Предстояло решить сложную задачу: куда заехать переночевать. Я вспомнил, что здесь должен быть заведующий отделением Каракирторга, с который я был знаком по Пишпеку. Подъехали к большому деревянному корпусу, так странно выглядевшему здесь, в этой горной долине, на фоне бесчисленных юрт, и постучали.
Через минуту мой пишпекский знакомый, добрый малый и не дурак выпить, стоял передо мной и изумленно спрашивал:
- Вы здесь! Какими судьбами?
Прошли через магазин в контору - каморку, где негде было повернуться. Половину ее занимала деревянная кровать, на которую был наброшен тулуп. В углу стоял стол с бутылкой водки, недопитой пиалой чая и лепешкой. Тут же в беспорядке валялись бумаги, огрызок карандаша. Стояли две деревянных табуретки, а на стене висело ружье и патронташ.
Мой знакомый советует мне заехать ночевать в столовую. Отправляемся туда: большая комната с длинным столом, покрытым клеенкой, несколько деревянных скамеек, на стенах ковры, в углу граммофон. Нам подали горячие пельмени, и я начал расспрашивать, как проходит ярмарка. Заведующий Каракирторгом только рукой махнул:
- Плохо, не ярмарка, а разговор один. Сами знаете, раньше-то говорили, говорили, писали, хвалились, а в результате пустяки; вот завтра сами увидите. И ко всему этому скука адская; вот уж второй месяц, можно сказать, живого человека в глаза не вижу, прямо тоска заела; кажись, все отдал бы, чтобы скорее удрать отсюда…
__________
Мало кто в Советской России знает про существование Каркаринской ярмарки. Она происходит в урочище Каркара Джаркентского уезда и тянется ежегодно от 15 июня по 15 августа.
Когда-то это было просто джайлау, куда летом съезжались со своими стадами тысячи киргиз, привлекаемые чудесными кормами и прекрасной горной водой этой долины.
Постепенно здесь началась меновая торговля между киргизами и приезжавшими сюда на летнее время мелкими торговцами. Усиливаясь из года в год, эта мелкая торговля постепенно превращалась в ярмарку, которая до революции играла крупную роль в жизни края.
Торговля была главным образом меновая, причем со стороны киргиз главными предметами торговли были скот и сырье; привозились же сюда мануфактура, байховый чай, посуда, спички, сахар, железные изделия и т. д.
В 1916 году ярмарочные постройки были сожжены дотла восставшими киргизами, товары разграблены, и ярмарка на несколько лет совершенно заглохла. Но происходящий за последние годы хозяйственный подъем заставил местные власти обратить внимание на ярмарку, и в 1924 году она, впервые после революции, была официально открыта.
Внешний вид ярмарки чрезвычайно любопытен. На огромной равнине, замкнутой со всех сторон горами и в обычное время совершенно пустынной, раскинулись сотни юрт, среди которых тонут несколько деревянных зданий госорганов и кооперации. Киргизы на лошадях, быках, верблюдах и даже на коровах разъезжают повсюду, перекликаясь между собою и прицениваясь к товарам. Мелкие торговцы, разложив свое добро у наскоро сложенных из глины, а то и просто из дерна, лавочек, звонко зазывают покупателей.
Бараны и козы мечутся во все стороны, подгоняемые ударами палки киргизенка-пастуха. Туземец-милиционер, в заплатанных штанах, с допотопной «селедкой» у пояса, важно следит за порядком; около сбившихся в кучу ржущих и брыкающихся полудиких лошадей толпа народу с азартом разбирает статьи того или иного коня.
Торговцы кумысом со своими «турсуками» шныряют в толпе, предлагая свой крепкий и терпкий напиток. «Чай-хане» манят голодных аппетитным запахом дымящегося плова и шашлыка. Слышна гортанная, резкая киргизская речь: по-русски здесь почти не говорят, разве только в ярмаркоме да в нескольких лавках госорганов. Впрочем в последних приказчики большею частью татары, так что покупателю-киргизу не приходится объясняться знаками, как это еще до сих пор частенько бывает в Джетысу.
А над всем этим весело реют красные флаги да кружатся ястребы, зорко высматривая добычу.
В нынешнем году ярмарка открылась довольно удачно, и за первый месяц было продано товаров на 263 тысячи рублей, что составляет 63% общего оборота прошлого года. Всех госорганов на ярмарке выступило десять, кооперативных - 11 и 110 частных торговцев. Такое большое количество частных торговцев объясняется очень просто: ярмарка освобождает от всяких налогов участников, и как бы ни была мала прибыль частного торговца, она целиком остается в его пользу («аппарат»-то ему стоит мало).
Обороты кооперации в этом году значительно больше, чем в прошлом, но в общем они малы, тем более, что кооперация, по джетысуйскому обыкновению, выступила на рынке позже всех.
Цены на привозные товары относительно невысоки. Так, например, ситец продается по цене до 30 коп. метр, грубое сукно алмаатинской суконной фабрики по 2 рубля 75 коп., сахар - 45 коп. ½ кило, байховый чай - 3 рубля 60 коп., спички - 15 коп. пачка и т. д. И покупатели с удовлетворением констатируют факт значительного снижения цен, по сравнению с прошлым годом, когда, например, аршин ситца стоил 70 копеек.
Несмотря на некоторый опыт прошлого года, в работе ярмарки и сейчас имеются крупные дефекты. Прежде всего, как это ни странно, на Каркаре нет ни одного государственного заготовителя скота.
Когда подготовлялись к ярмарке, целый ряд госорганов заявлял о своем желании выступать заготовителями скота, а фактически на Каркаре не оказалось ни одного. Этим обстоятельством как нельзя лучше воспользовались частные торговцы, скупая здесь скот для Ферганы и зарабатывая рубль на рубль.
А между тем пригон скота на рынок был относительно большой. Было пригнано З.500 лошадей, 7.500 голов рогатого скота и З0.000 голов мелкого (баранов и коз). Нет никакого сомнения, что при большем спросе на скот на ярмарке было бы большее оживление.
Это тем более странно, что цены на скот на Каркаре были весьма низки: так, например, лошадь шла в среднем за 55 рублей, бык - З5 рублей, бараны - от 7 до 11 рублей.
Вторым крупным недостатком ярмарки явилась жестокая конкуренция между разными госорганами, закупавшими сырье. Например, шерсть закупали целых четыре организации: акц. о-во «Шерсть», Госторг, Кирсырье и Кара-кирсырье, а так как в предложении шерсти было мало, то киргиза, привозившего на ярмарку товар, разрывали на части.
Вместе с тем нужно отметить, что большинство представителей учреждений выехали на Каркару с недостаточными полномочиями. В случае какой-нибудь крупной сделки им приходилось предварительно сноситься по телеграфу со своими шефами и Пишпеке или Алма-Ата, а так как до ближайшего телеграфа (в Караколе) восемьдесят верст, то, понятно, крупных сделок было мало.
Но это, в конце концов, только «маленькие недостатки механизма».
Гораздо важнее полное отсутствие на ярмарке китайского купечества. Несмотря на ряд льгот, предоставленных китайским купцам (сложение пошлин и пр.), никто из них на ярмарку не приехал. Мне так и не удалось выяснить причин этого явления. Один очень ответственный местный работник серьезно уверял меня, что причина заключается в начавшейся в Синьцзянской провинции западного Китая революции…
Таким образом вся торговля обнимала исключительно внутренний рынок, обслуживая киргизское население ближайших пяти волостей с населением приблизительно в З0.000 человек. Но, конечно, один внутренний рынок много дать не может, и вряд ли в этом году успех ярмарки будет на много больше прошлогоднего.
Надо отдать справедливость ярмаркому, что он кое-что сделал для благоустройства ярмарки: имеется кино, цирк и ряд деревянных, отстроенных уже в этом году, построек. Имеется даже юрта-читальня, с аккуратно подшитыми газетами (которых, впрочем, никто не читает).
Насчет санитарии на ярмарке совсем неважно: уборных нет, и все делается бесцеремонно, на глазах друг у друга. Хорошо еще, что бесчисленные собаки и вечно голодные вороны добровольно взяли на себя обязанности санитаров, а то было бы совсем плохо.
Прекрасно работает Турквино, у лавки которого всегда очередь за спиртом; обильную жатву собирает, кроме того, налетевшая из Алма-Ата «шмара» (проститутки), знакомя наезжих киргиз с благами цивилизации…
ПРОДОЛЖЕНИЕ