Вторая поездка Ж.-А. Кастанье в Туркестан: Ташкент
И. А. Кастанье. Отчеты за 1906 и 1907 г. // Известия Оренбургского отдела Императорского Русского географического общества. Выпуск XXI. 1909.
Индийцы в Ташкенте
В «Трудах Оренб. уч. арх. комиссии» за 1905 год, вып. XIV, была мною помещена статья, представляющая отчет о моей археологической поездке в Актюбинский уезд летом 1904 г. В этом отчете между прочим говорилось о пещерах, которые я посетил в Чийли, и происхождение которых, ввиду необыкновенной симметричности, наводит на разные догадки. Желая поближе ознакомиться с этими пещерами и со всеми находящимся по соседству их, я в начале этого лета покинул Оренбург и отправился прямо в Ташкент, чтобы уже на обратном пути отдаться всецело своим исследованиям. Материальную поддержку я нашел в Оренб. отделе Геогр. общества.
2-го июня рано, утром я приехал в Ташкент. - Этот город, описанный мною в позапрошлом году, произвел на меня, как я во время моего первого проезда, самое благоприятное впечатление. Все время я провел в туземном городе, расположенном за русским городом, с которым он соединен трамваем. Эта часть Ташкента, насчитывающая более ста тысяч жителей, представляет собрание лачужек и маленьких домишек, выстроенных из воздушного кирпича. Крыши их сделаны из ветвей и камыша, покрытых слоем земли, на которых разрастаются цветущие растения. Улицы так узки, что в некоторых из них могут с трудом разойтись два верблюда.
Особенно поражает здесь шумное оживление причудливой толпы, которая наполняет улицы, площади и чайные. Сильное движение и жизнь бросается в глаза на базаре. Масса всадников гарцует на улицах: сарты верхом на ослах, киргизы на лошадях или на верблюдах. Лавки, расположенные в назначенных для них улицах, очень разнообразны; в них продаются всевозможные ткани, бархат, туземные, индийские, китайские материи ярких цветов, разноцветные халаты, чалмы, фески, вышивки, обувь, ковры - все это выставлено на показ снующей по всем направлениям толпе. Далее идут улицы, предназначенные для седельников, кузнецов, оружейных мастеров, продавцов фруктов и т. д. Трудно описать коммерческую деятельность базара, где крики и оживление толпы могут соперничать с шумом любой улицы Парижа. Бесконечное число чайных и ресторанов, расположенных на открытом воздухе, изобилуют посетителями, которые, по азиатскому обычаю, усаживаются на ковры вокруг маленьких столиков. Сильный и неприятный запах жареного бараньего сала выходит из-под этих навесов, где, между прочим, мальчики предлагают желающим кальян за небольшое вознаграждение.
Кроме главного базара, я посетил много крытых улиц, переулков с открытыми лавочками, где в тени, сидя на корточках, работают чеканщики, мастера дамасских клинков и т. п.
Чтобы попасть снова на базар, я прошел несколько улиц, где видел только выходящие на улицу калитки, а окон ни одного. Вдоль глиняных заборов расположенных здесь домов скользили редкие женщины, одетые с ног до головы в широкие халаты, с лицами, покрытыми густой черной вуалью: только маленькие девочки и киргизки могут ходить с открытым лицом.
То там, то сям среди этих кривых и узких улиц возвышаются мечети, почти одинаковой формы и однообразного типа постройки; каждая имеет потолок из глины, который поддерживают стволы тщательно обтесанных тополей; доступ в них очень труден. Самая значительная и достойная описания - мечеть Хаджи-Ахрари, названная так в честь святого того же имени, особенно прославившегося в Туркестане. С высоты этой мечети, известной также под названием Царской мечети, открывается великолепный вид на туземный Ташкент с его миниатюрными домиками под глиняными крышами. Он немало страдал от землетрясений и частию вновь был построен на деньги, пожертвованные Императором Александром III после его коронования в 1883 году. Рядом с мечетью построена медрессе, одна из лучших в Ташкенте, насчитывающая много шакирдов, которые собрались сюда из различных сторон.
Медрессе состоит из прямоугольного двора, окруженного сводами, в которых находится кельи, или комнаты учащихся, имеющие одну только низкую дверь артистической работы, составляющую вход в комнату. Посредине более просторного зала для уроков вырыто квадратное углубление, в которое зимой ставят жаровню с горящими углями. Учитель сидит на подушке с поджатыми под себя ногами и читает или декламирует пред своими учениками, которые сидят на корточках. Когда я вошел в зал, студенты следили с таким вниманием за чтением профессора, что они долго не замечали моего присутствия. По окончании лекции студенты подошли ко мне и пригласили меня в свои комнаты. Здесь они меня угощали чаем, сливами и пр., охотно показывая мне свои книги, тетради, рисунки и пр. работы. Такой же радушный прием я уже встретил в Самарканде года 2 тому назад, когда я посетил медресce Улуг-Бек, и сразу этот добродушный народ приобрел мою симпатию.
На другой день я опять вернулся на базар; дорогою я видел множество могил, разбросанных и затерянных среди города, на улицах, на площадях; во дворах, между лавками, некоторые из них едва можно различить, так они сливаются с домами; над ними чаще всего водружены древки с лоскутом белой материи или бунчуком.
Пройдя мимо туземной школы, я полюбопытствовал в нее войти; поднимаясь по лестнице (школа была на верху) я застал учителя, окруженного учениками; он сидел на корточках, держа в одной руке книгу - а в другой цветной платок, которым он не переставая утирал себе лицо. Помещение скорее было похоже на чердак, чем на класс, потолок был так низок, что в последних рядах ученики не могли стоять прямо, не касаясь крыши. Перед учениками, сидевшими на корточках, видны были миниатюрные парты, куда они клали свои книги; все были заняты чтением и каждый громко упражнялся, повторяя или изучая урок. Шум этих семидесяти пяти голосов всех возрастов с пяти до 15 лет был таков, что различить что-нибудь не было никакой возможности. Войдя, я объяснил цель моего посещения. Учитель сделал знак ученикам меньше шуметь и, пригласив меня сесть рядом с ним на полу, он велел принести обычное угощение. Пока мы пили чай, я задавал моему гостеприимному хозяину самые разнообразные вопросы, на которые он всегда охотно отвечал. Из этой беседы мне выяснилось, что учитель не получает отдельного жалованья, но каждый учеников приносит ему сколько и что он может дать; сын сапожника, напр., снабжает его сапогами; сын купца - халатами, сын бедняка приносит время от времени по лепешке, иной раз копейку или что может и т. д. Задача преподавания состоит в том, чтобы выучить наизусть (главным образом) известное число книг духовного содержания. Ученик, кончающий какую-нибудь книгу, должен знать ее наизусть, и только тогда получает новую, содержание которой более трудно.
Индиец. С рисунка В. Верещагина (Туркестанская серия)
По выходе из школы я посетил индийский храм, расположенный поблизости и жрец которого не отказался совершить для меня ритуальную церемонию. Храм помещен в глиняном домике на дворе среди других сартовских домов. Прежде чем войти в него, жрец пошел умыться в арыке, который протекает среди двора, затем сняв обувь и, предложив мне сделать то же самое, он вошел в храм, а я последовал за ним. Интересно то, что брамин, встретив меня, имел добродушное и любезное лицо, но переступив порог храма, он сразу изменился, лицо его стало торжественно, жесты спокойны и величавы, и он строго смотрел на меня, видимо проникаясь всецело важностью совершаемого служения.
Единственная комната, маленькая и узкая, составляет весь храм; окна и дверь миниатюрные, пол устлан коврами. Как только я вошел, меня сильно поразил опьяняющий едкий запах ладона или что-то, напоминающее опиум, и я еще не успел оправиться, как брамин, закрыв дверь за мною, зазвонил в колокольчики и, подойдя к правому углу передней стены, он там пал на колена. Здесь на полочках, обтянутых красным шелком и разукрашенных разноцветными шелковыми шнурками, которые спускались с потолка, были расставлены несколько картин, имеющих вид икон, рядом с которыми помещался медный божок, большие раковины и прочие предметы культа, привезенные из Индии. После короткой молитвы и нескольких поклонов брамин взял с нижней полки серебряное зеркало и три раза его поднял над головой по разным направлениям, затем, все продолжая молиться, он проглотил что-то вроде пилюль, которые он вынул из маленького сосуда, и тотчас же желтой краской он сделал на лбу пальцем изображение трехзубых вил Вишну; только теперь брамин поднялся и пошел к эстраде без ступенек, имеющей вид маленького биллиардного стола, который был прикрыт голубым шелковым покрывалом. Приподняв покрывало, он сел под него и осторожно вынул оттуда большую книгу. Открыв ее, он пел разные песнопения, размахивая султаном из перьев в медной рукоятке; по истечении приблизительно десяти минут, он закрыл книгу и начал постепенно обвертывать ее во множество шелковых покрывал, которых я насчитал не меньше тридцати, причем ни разу цвет покрывал не повторялся; завертывая книгу, он припевал все одно и то же каждый раз при перемене покрывала. Окончив это действие, он поднял раза три серебряное зеркало по разным направлениям и, подсунув книгу под большое шелковое покрывало, покрывающее всю эстраду, он одним прыжком спустился и, помахав опять султаном из перьев, с торжественным жестом отошел к картинам. В этот момент голубь, сидевший неподвижно на верхней полочке, пролетел над жрецом и уселся на внутренней раме окошечка. Поклонившись, брамин, все продолжая петь, подошел опять к эстраде, просунул осторожно руки под покрывало, взял священную книгу и отнес ее на род люльки, привешенной к потолку, которая вся выложена внутри подушками. Помахав снова три раза султаном, он три раза осторожно качнул люльку, сопровождая это пением. Подойдя близко ко мне, он снял со стены две палочки, три раза ударил ими в индийский барабан, а затем, повернувшись, дернул рукой за шнурки - раздался звон колокольчика.
Церемония кончилась, и теперь брамин опять с улыбкой указал мне жестом на дверь; мы вышли. Я еще не мог хорошенько придти в себя - упомянутый выше сильный запах в храме произвел на меня одуряющее действие, я еще весь был под впечатлением этой странной обстановки, обрядности и гармоничного песнопения, как вдруг голос моего проводника вывел меня из оцепенения и вернул к действительности: одно время мне в самом деле казалось, что я нахожусь в самой Индии, и вдруг по выходе я снова очутился среди мусульманских дворов с их прудами, окаймленными пирамидальными тополями, миндальными и урюковыми деревьями.
Догнав меня, брамин пригласил к себе. Маленькая комната рядом с храмом составляла всю его квартиру очень скромного вида. На полках, расположенных вдоль стен, виднелось множество бокалов с разными лекарствами, так как брамин был тоже лекарь. Скоро чай был сервирован, подал его слуга в маленьких чашках, и пока мы пили, брамин много мне рассказывал про свою родину. Родившись на берегах Ганга в окрестностях Бенаресса, он много путешествовал по Индии, пока наконец не попал в Россию лет 15 тому назад. Тогда еще много было индусов в Туркестане, постепенно они все уезжали, едва с десяток осталось теперь в Ташкенте, и он сам чувствовал, что и ему недолго остается тут жить.
Священный Ганг и его теплые берега все манили его к себе: но раньше, чем вернуться туда, ему, как он говорил, хотелось бы видеть Лондон и, быть может, также «Великого Государя», который царствует над Индией; он не раз с гордостью повторял, что он английский подданный. Когда я предложил ему деньги за беспокойство, он отказался от них, ссылаясь на то, что грех взять деньги за богослужение. Поблагодарив его, я удалился.
Индийский факир. С рисунка В. Верещагина (Туркестанская серия)
Побродив еще немного по крутым улицам города, я опять очутился в пределах кладбища Шейхантур, которое было посещено мною во время моего прошлого проезда. И снова я увидел это изобилие тополей, которые ему служат живой оградой, и темные кипарисы, на сухих ветвях которых аисты вьют свои гнезда и, наконец, в одном конце его суровый с правильными линиями надгробный памятник Хазрета Шейх Ааунд-Таур, построенный из кирпича, который дал название одному из кварталов Старого города. Могила Шейх Ааунд-Таур, умершего более 500 лет тому назад, очень почитается мусульманами. Высокие шесты с полумесяцем наверху и с привешенными к ним лоскутами материй и лошадиными хвостами еще издали указывают на присутствие этого памятника. Доступ в мавзолей дело не легкое. Тяжелая дверь с крепкими замками, запертая двойным затвором, отворялась чрезвычайно редко. Обещание на чай, настойчивые просьбы моего проводника наконец умилостивили сторожа, который с бесконечными предостережениями и неоднократным призыванием Аллаха открыл мне дверь и позволил войти внутрь, сняв обувь. Внутренний вид памятника не оправдал моих ожиданий: совершенно голые стены, слегка покрытые мхом, разрушаются от действия времени и сырости, посредине три могилы со сводами из кирпича; один из которых покрыт белой простыней. У правой стены стоит что-то вроде канделябра с многочисленными разветвлениями.
Нельзя не упомянуть о ташкентском музее; представляющем громадный интерес для всякого, кому дорога восточная культура. Здесь можно видеть наряду с археологическими предметами коллекцию всевозможного оружия, музыкальных инструментов, знамен и пр., преимущественно туземных. Здесь еще собрана масса предметов, относящихся к этнографии страны, к нумизматике, к местному производству, к ритуалу и пр.
На этажерках красуются вазы и маленькие стеклянные предметы из Афросиаба. Тысячи предметов из бронзы, кости, железа, глины, идолы, осколки стекол, заботливо выставленные в специальных витринах, вызывает неослабевающий интерес. Стены зал, увешанные гравюрами, фотографиями и планами древних развалин, напоминают посетителю историю Туркестана. Под картинами надгробные памятники с арабскими, древнетюркскими и орхонскими надписями. Далее погребальные урны из глины, найденные в окрестностях Ташкента и в Самарканде; их приписывают древнему арийскому народу, который когда-то обитал в Средней Азии, исповедывал религию Зороaстра и принадлежал к великой древней персидской монархии.
Рядом с этими предметами ритуала лежат каменные бабы, найденные на курганах в Аулиатинском уезде. Фауна и флора края широко представлены.
Покидая Ташкент, я отправился в Джусалы, где я намеревался собрать несколько характерных растений флоры пустынь.
Того же автора: Отчет о поездке в Туркестан.
Материалы о Ташкенте и других населенных пунктах Сырдарьинской области:
https://rus-turk.livejournal.com/539147.html
Об авторе (pdf): Горшенина С. М. Странный археолог Кастанье.
Индийцы в Ташкенте
В «Трудах Оренб. уч. арх. комиссии» за 1905 год, вып. XIV, была мною помещена статья, представляющая отчет о моей археологической поездке в Актюбинский уезд летом 1904 г. В этом отчете между прочим говорилось о пещерах, которые я посетил в Чийли, и происхождение которых, ввиду необыкновенной симметричности, наводит на разные догадки. Желая поближе ознакомиться с этими пещерами и со всеми находящимся по соседству их, я в начале этого лета покинул Оренбург и отправился прямо в Ташкент, чтобы уже на обратном пути отдаться всецело своим исследованиям. Материальную поддержку я нашел в Оренб. отделе Геогр. общества.
2-го июня рано, утром я приехал в Ташкент. - Этот город, описанный мною в позапрошлом году, произвел на меня, как я во время моего первого проезда, самое благоприятное впечатление. Все время я провел в туземном городе, расположенном за русским городом, с которым он соединен трамваем. Эта часть Ташкента, насчитывающая более ста тысяч жителей, представляет собрание лачужек и маленьких домишек, выстроенных из воздушного кирпича. Крыши их сделаны из ветвей и камыша, покрытых слоем земли, на которых разрастаются цветущие растения. Улицы так узки, что в некоторых из них могут с трудом разойтись два верблюда.
Особенно поражает здесь шумное оживление причудливой толпы, которая наполняет улицы, площади и чайные. Сильное движение и жизнь бросается в глаза на базаре. Масса всадников гарцует на улицах: сарты верхом на ослах, киргизы на лошадях или на верблюдах. Лавки, расположенные в назначенных для них улицах, очень разнообразны; в них продаются всевозможные ткани, бархат, туземные, индийские, китайские материи ярких цветов, разноцветные халаты, чалмы, фески, вышивки, обувь, ковры - все это выставлено на показ снующей по всем направлениям толпе. Далее идут улицы, предназначенные для седельников, кузнецов, оружейных мастеров, продавцов фруктов и т. д. Трудно описать коммерческую деятельность базара, где крики и оживление толпы могут соперничать с шумом любой улицы Парижа. Бесконечное число чайных и ресторанов, расположенных на открытом воздухе, изобилуют посетителями, которые, по азиатскому обычаю, усаживаются на ковры вокруг маленьких столиков. Сильный и неприятный запах жареного бараньего сала выходит из-под этих навесов, где, между прочим, мальчики предлагают желающим кальян за небольшое вознаграждение.
Кроме главного базара, я посетил много крытых улиц, переулков с открытыми лавочками, где в тени, сидя на корточках, работают чеканщики, мастера дамасских клинков и т. п.
Чтобы попасть снова на базар, я прошел несколько улиц, где видел только выходящие на улицу калитки, а окон ни одного. Вдоль глиняных заборов расположенных здесь домов скользили редкие женщины, одетые с ног до головы в широкие халаты, с лицами, покрытыми густой черной вуалью: только маленькие девочки и киргизки могут ходить с открытым лицом.
То там, то сям среди этих кривых и узких улиц возвышаются мечети, почти одинаковой формы и однообразного типа постройки; каждая имеет потолок из глины, который поддерживают стволы тщательно обтесанных тополей; доступ в них очень труден. Самая значительная и достойная описания - мечеть Хаджи-Ахрари, названная так в честь святого того же имени, особенно прославившегося в Туркестане. С высоты этой мечети, известной также под названием Царской мечети, открывается великолепный вид на туземный Ташкент с его миниатюрными домиками под глиняными крышами. Он немало страдал от землетрясений и частию вновь был построен на деньги, пожертвованные Императором Александром III после его коронования в 1883 году. Рядом с мечетью построена медрессе, одна из лучших в Ташкенте, насчитывающая много шакирдов, которые собрались сюда из различных сторон.
Медрессе состоит из прямоугольного двора, окруженного сводами, в которых находится кельи, или комнаты учащихся, имеющие одну только низкую дверь артистической работы, составляющую вход в комнату. Посредине более просторного зала для уроков вырыто квадратное углубление, в которое зимой ставят жаровню с горящими углями. Учитель сидит на подушке с поджатыми под себя ногами и читает или декламирует пред своими учениками, которые сидят на корточках. Когда я вошел в зал, студенты следили с таким вниманием за чтением профессора, что они долго не замечали моего присутствия. По окончании лекции студенты подошли ко мне и пригласили меня в свои комнаты. Здесь они меня угощали чаем, сливами и пр., охотно показывая мне свои книги, тетради, рисунки и пр. работы. Такой же радушный прием я уже встретил в Самарканде года 2 тому назад, когда я посетил медресce Улуг-Бек, и сразу этот добродушный народ приобрел мою симпатию.
На другой день я опять вернулся на базар; дорогою я видел множество могил, разбросанных и затерянных среди города, на улицах, на площадях; во дворах, между лавками, некоторые из них едва можно различить, так они сливаются с домами; над ними чаще всего водружены древки с лоскутом белой материи или бунчуком.
Пройдя мимо туземной школы, я полюбопытствовал в нее войти; поднимаясь по лестнице (школа была на верху) я застал учителя, окруженного учениками; он сидел на корточках, держа в одной руке книгу - а в другой цветной платок, которым он не переставая утирал себе лицо. Помещение скорее было похоже на чердак, чем на класс, потолок был так низок, что в последних рядах ученики не могли стоять прямо, не касаясь крыши. Перед учениками, сидевшими на корточках, видны были миниатюрные парты, куда они клали свои книги; все были заняты чтением и каждый громко упражнялся, повторяя или изучая урок. Шум этих семидесяти пяти голосов всех возрастов с пяти до 15 лет был таков, что различить что-нибудь не было никакой возможности. Войдя, я объяснил цель моего посещения. Учитель сделал знак ученикам меньше шуметь и, пригласив меня сесть рядом с ним на полу, он велел принести обычное угощение. Пока мы пили чай, я задавал моему гостеприимному хозяину самые разнообразные вопросы, на которые он всегда охотно отвечал. Из этой беседы мне выяснилось, что учитель не получает отдельного жалованья, но каждый учеников приносит ему сколько и что он может дать; сын сапожника, напр., снабжает его сапогами; сын купца - халатами, сын бедняка приносит время от времени по лепешке, иной раз копейку или что может и т. д. Задача преподавания состоит в том, чтобы выучить наизусть (главным образом) известное число книг духовного содержания. Ученик, кончающий какую-нибудь книгу, должен знать ее наизусть, и только тогда получает новую, содержание которой более трудно.
Индиец. С рисунка В. Верещагина (Туркестанская серия)
По выходе из школы я посетил индийский храм, расположенный поблизости и жрец которого не отказался совершить для меня ритуальную церемонию. Храм помещен в глиняном домике на дворе среди других сартовских домов. Прежде чем войти в него, жрец пошел умыться в арыке, который протекает среди двора, затем сняв обувь и, предложив мне сделать то же самое, он вошел в храм, а я последовал за ним. Интересно то, что брамин, встретив меня, имел добродушное и любезное лицо, но переступив порог храма, он сразу изменился, лицо его стало торжественно, жесты спокойны и величавы, и он строго смотрел на меня, видимо проникаясь всецело важностью совершаемого служения.
Единственная комната, маленькая и узкая, составляет весь храм; окна и дверь миниатюрные, пол устлан коврами. Как только я вошел, меня сильно поразил опьяняющий едкий запах ладона или что-то, напоминающее опиум, и я еще не успел оправиться, как брамин, закрыв дверь за мною, зазвонил в колокольчики и, подойдя к правому углу передней стены, он там пал на колена. Здесь на полочках, обтянутых красным шелком и разукрашенных разноцветными шелковыми шнурками, которые спускались с потолка, были расставлены несколько картин, имеющих вид икон, рядом с которыми помещался медный божок, большие раковины и прочие предметы культа, привезенные из Индии. После короткой молитвы и нескольких поклонов брамин взял с нижней полки серебряное зеркало и три раза его поднял над головой по разным направлениям, затем, все продолжая молиться, он проглотил что-то вроде пилюль, которые он вынул из маленького сосуда, и тотчас же желтой краской он сделал на лбу пальцем изображение трехзубых вил Вишну; только теперь брамин поднялся и пошел к эстраде без ступенек, имеющей вид маленького биллиардного стола, который был прикрыт голубым шелковым покрывалом. Приподняв покрывало, он сел под него и осторожно вынул оттуда большую книгу. Открыв ее, он пел разные песнопения, размахивая султаном из перьев в медной рукоятке; по истечении приблизительно десяти минут, он закрыл книгу и начал постепенно обвертывать ее во множество шелковых покрывал, которых я насчитал не меньше тридцати, причем ни разу цвет покрывал не повторялся; завертывая книгу, он припевал все одно и то же каждый раз при перемене покрывала. Окончив это действие, он поднял раза три серебряное зеркало по разным направлениям и, подсунув книгу под большое шелковое покрывало, покрывающее всю эстраду, он одним прыжком спустился и, помахав опять султаном из перьев, с торжественным жестом отошел к картинам. В этот момент голубь, сидевший неподвижно на верхней полочке, пролетел над жрецом и уселся на внутренней раме окошечка. Поклонившись, брамин, все продолжая петь, подошел опять к эстраде, просунул осторожно руки под покрывало, взял священную книгу и отнес ее на род люльки, привешенной к потолку, которая вся выложена внутри подушками. Помахав снова три раза султаном, он три раза осторожно качнул люльку, сопровождая это пением. Подойдя близко ко мне, он снял со стены две палочки, три раза ударил ими в индийский барабан, а затем, повернувшись, дернул рукой за шнурки - раздался звон колокольчика.
Церемония кончилась, и теперь брамин опять с улыбкой указал мне жестом на дверь; мы вышли. Я еще не мог хорошенько придти в себя - упомянутый выше сильный запах в храме произвел на меня одуряющее действие, я еще весь был под впечатлением этой странной обстановки, обрядности и гармоничного песнопения, как вдруг голос моего проводника вывел меня из оцепенения и вернул к действительности: одно время мне в самом деле казалось, что я нахожусь в самой Индии, и вдруг по выходе я снова очутился среди мусульманских дворов с их прудами, окаймленными пирамидальными тополями, миндальными и урюковыми деревьями.
Догнав меня, брамин пригласил к себе. Маленькая комната рядом с храмом составляла всю его квартиру очень скромного вида. На полках, расположенных вдоль стен, виднелось множество бокалов с разными лекарствами, так как брамин был тоже лекарь. Скоро чай был сервирован, подал его слуга в маленьких чашках, и пока мы пили, брамин много мне рассказывал про свою родину. Родившись на берегах Ганга в окрестностях Бенаресса, он много путешествовал по Индии, пока наконец не попал в Россию лет 15 тому назад. Тогда еще много было индусов в Туркестане, постепенно они все уезжали, едва с десяток осталось теперь в Ташкенте, и он сам чувствовал, что и ему недолго остается тут жить.
Священный Ганг и его теплые берега все манили его к себе: но раньше, чем вернуться туда, ему, как он говорил, хотелось бы видеть Лондон и, быть может, также «Великого Государя», который царствует над Индией; он не раз с гордостью повторял, что он английский подданный. Когда я предложил ему деньги за беспокойство, он отказался от них, ссылаясь на то, что грех взять деньги за богослужение. Поблагодарив его, я удалился.
Индийский факир. С рисунка В. Верещагина (Туркестанская серия)
Побродив еще немного по крутым улицам города, я опять очутился в пределах кладбища Шейхантур, которое было посещено мною во время моего прошлого проезда. И снова я увидел это изобилие тополей, которые ему служат живой оградой, и темные кипарисы, на сухих ветвях которых аисты вьют свои гнезда и, наконец, в одном конце его суровый с правильными линиями надгробный памятник Хазрета Шейх Ааунд-Таур, построенный из кирпича, который дал название одному из кварталов Старого города. Могила Шейх Ааунд-Таур, умершего более 500 лет тому назад, очень почитается мусульманами. Высокие шесты с полумесяцем наверху и с привешенными к ним лоскутами материй и лошадиными хвостами еще издали указывают на присутствие этого памятника. Доступ в мавзолей дело не легкое. Тяжелая дверь с крепкими замками, запертая двойным затвором, отворялась чрезвычайно редко. Обещание на чай, настойчивые просьбы моего проводника наконец умилостивили сторожа, который с бесконечными предостережениями и неоднократным призыванием Аллаха открыл мне дверь и позволил войти внутрь, сняв обувь. Внутренний вид памятника не оправдал моих ожиданий: совершенно голые стены, слегка покрытые мхом, разрушаются от действия времени и сырости, посредине три могилы со сводами из кирпича; один из которых покрыт белой простыней. У правой стены стоит что-то вроде канделябра с многочисленными разветвлениями.
Нельзя не упомянуть о ташкентском музее; представляющем громадный интерес для всякого, кому дорога восточная культура. Здесь можно видеть наряду с археологическими предметами коллекцию всевозможного оружия, музыкальных инструментов, знамен и пр., преимущественно туземных. Здесь еще собрана масса предметов, относящихся к этнографии страны, к нумизматике, к местному производству, к ритуалу и пр.
На этажерках красуются вазы и маленькие стеклянные предметы из Афросиаба. Тысячи предметов из бронзы, кости, железа, глины, идолы, осколки стекол, заботливо выставленные в специальных витринах, вызывает неослабевающий интерес. Стены зал, увешанные гравюрами, фотографиями и планами древних развалин, напоминают посетителю историю Туркестана. Под картинами надгробные памятники с арабскими, древнетюркскими и орхонскими надписями. Далее погребальные урны из глины, найденные в окрестностях Ташкента и в Самарканде; их приписывают древнему арийскому народу, который когда-то обитал в Средней Азии, исповедывал религию Зороaстра и принадлежал к великой древней персидской монархии.
Рядом с этими предметами ритуала лежат каменные бабы, найденные на курганах в Аулиатинском уезде. Фауна и флора края широко представлены.
Покидая Ташкент, я отправился в Джусалы, где я намеревался собрать несколько характерных растений флоры пустынь.
Того же автора: Отчет о поездке в Туркестан.
Материалы о Ташкенте и других населенных пунктах Сырдарьинской области:
https://rus-turk.livejournal.com/539147.html
Об авторе (pdf): Горшенина С. М. Странный археолог Кастанье.