Путешествие профессора Гебеля в степи Южной России (1/2)
Ф. Гёбель. Обзор путешествия профессора Гебеля в степи Южной России в 1834 году // Журнал Министерства народного просвещения, 1835, № 6.
ОКОНЧАНИЕ
Фридеман Гёбель (1794-1851)
Обстоятельства мои позволили мне в прошлом году привести в исполнение желание, которое я имел уже с давнего времени, - желание совершить путешествие в Южную Россию для исследования в отношении к естественным наукам, и преимущественно в химическом отношении, степей Саратовской и Астраханской губерний, также степей Крымского полуострова.
Для исследования степей? - Этот вопрос невольно представится каждому, потому что с сим словом тотчас соединяется мысль о песчаных, сухих пустынях Азии и Африки; но невольно также присоединяется к тому и другой вопрос, а именно: зачем бы не совершить лучшее путешествие на Урал или, и того лучше, на Кавказ, все еще мало известный? - туда, где можно открыть новые рудники металлов, золота, может быть, даже алмазы?
На Урал были уже многократно предпринимаемы путешествия; он исследован несколько раз, и теперь постоянно продолжаются там отыскивания благородных и неблагородных металлов и прочих в искусствах и промыслах употребительных произведений сего хребта, над исследованием коего трудятся люди, приведенные в сию страну обязанностями службы или любовию к наукам. Кавказ, без сомнения, известный менее Урала, представляет для естествоиспытателя богатое и благодарное поле деятельности; но та часть оного, которая доступна для путешественника при настоящем, диком состоянии его обитателей, уже была подвергнута исследованиям; важнейшие горные вершины оного посещены и измерены; его минеральные ключи разложены; и доколе свободная деятельность естествоиспытателя стесняется необходимым конвоем во сто человек и более, которые, по причине многочисленности своей, могут переходить с места на место лишь в определенном направлении, - дотоле стесненный в своих движениях естествоиспытатель может только от счастливого случая ожидать успехов необыкновенных. - Сверх того, прежде всего необходимо, чтоб Кавказ был исследован отличным географом, который ознакомил бы нас с строением его гор и с положением его минералов. Уже после этого можно будет другим ученым заняться исследованиями сего горного хребта в других частях и подробностях.
Вот причины, по которым я отправился не на какой-либо из этих двух горных хребтов.
Со времен Палласа некоторые ученые посещали только части степей, и притом единственно в ботаническом и зоологическом отношениях, хотя они заключают в себе многое, что преимущественно принадлежит к области химии, и чего ближайшее, точнейшее познание не останется без пользы ни для науки, ни для самого государства. Но меня привлекало в эти страны еще и другое, что находилось в тесной связи с исследованиями вышепоказанного рода: мне хотелось произвести химическое исследование воды Каспийского и Черного морей, которые, уже в продолжение многих веков обращая на себя внимание ученых, были поводом ко многим спорам в области знания, породили множество гипотез о прежнем своем соединении и об отделении друг от друга впоследствии времени, и, особливо после произведенного Парротом и Энгельгардтом в 1811 году нивелирования, снова возбудили внимание наших ученых геологов.
Произведенное вновь в 1830 году Парротом нивелирование вдруг разрушает все предположения, ибо вследствие оного, как известно [Reise zum Ararat von Dr. F. Parrot. Berlin, 1834.], должны быть отвергнуты все выводы прежних ученых трудов потому, что сей путешественник полагает высоту обоих морей совершенно равною.
По этой причине, было бы очень желательно произвести сравнительное химическое исследование воды обоих морей, тем более что со времен Гмелина вода Каспийского моря не исследована ни одним химиком, и химический состав оной как бы вовсе неизвестен. Если б, вместе с этим, можно было произвести вновь нивелирование между обоими морями, хотя и не стационарное, то такое предприятие, без сомнения, заслужило бы великую признательность. - Но чтоб не увлечься преждевременно в подробности, я обозначу наперед точнее цель и план моего путешествия.
Главнейшими целями путешествия долженствовали быть:
1) Химическое исследование обширнейших соляных озер, находящихся в степях Саратовской и Астраханской губерний, равно как и в степях Крыма.
2) Химическое исследование высохших соляных озер и соляных пластов, покрывающих поверхность оных.
3) Собрание и исследование находящихся вблизи соляных озер и на берегу Каспийского моря соляных растений в отношении к составу оных и к годности их на приготовление углекислого натра (соды) - и притом в различные эпохи их произрастания.
4) Исследование газообразных испарений вулканических грязей в Крыму и на острове Тамане.
5) Сравнительное разложение воды Каспийского, Азовского и Черного морей.
6) Барометрическое измерение важнейших пунктов путешествия в сравнении с уровнем Волги и Каспийского моря, также годометрические определения на пути чрез степи.
7) Собрание важнейших и редчайших произведений царства растений и животных, сколько обстоятельства и время позволят мне и моим спутникам.
План путешествия был следующий:
Я предполагал прибыть еще в феврале в Саратов, дождаться тут наступления весны, сделать между тем нужные для путешествия по степям приготовления, а именно: заказать пару повозок, закупить жизненных припасов и других потребностей, - а с самым наступлением весны переправиться у Камышина чрез Волгу в степи, прежде всего к Елтонскому озеру. Оттуда думал я ехать по степи далее через оба Узеня при Камыш-Самарском озере и выехать из степей близ Индерской крепости к реке Уралу. Отсюда имел я намерение сделать поездку в Индерские горы, по ту сторону Урала, исследовать эти горы и находящееся близ оных соляное озеро и после того спуститься по Уралу до Гурьева для того, чтобы здесь, если будет возможно, запастись водою из Каспийского моря для химического исследования оной, и собрать при устье Урала что найдется важного для зоологического кабинета. От Гурьева предполагал я продолжать путь вдоль берега Каспийского моря до Астрахани, и на сем пути осмотреть соляные озера и собрать соляные растения. В Астрахани же вместе с собиранием статистических и других сведений о виноделии, рыбных промыслах, торговле и проч., сделать приготовления ко вторичному путешествию в степи и продолжать оное до Арсангара, Чапчачи и Богдо, до самой Сарепты.
Близ Сарепты хотел я произвести разложение воды некогда знаменитого минерального ключа; потом отправиться вниз по Дону чрез Новочеркасск, Таганрог, Нагайские степи в Крым, исследовать степи и соляные озера; после того из Керчи переехать чрез Воспор на Тамань, для того, чтоб здесь разложить нефтяные ключи и еще не исследованные испарения вулканических грязей. - Отсюда думал я снова возвратиться в Крым и чрез Одессу предпринять обратный путь в Дерпт.
Это путешествие, составляющее около 10.000 верст, должно было продолжиться семь месяцев; я принужден был сократить оное, сколько было возможно, потому что обязанности службы моей при университете не позволяли мне отлучишься на продолжительнейшее время.
Достиг ли я, и как я достиг того, что предполагал, - откроется из нижеследующего краткого обзора моего путешествия и моих занятий. - Но польза и плоды путешествия могут быть в точности определены лишь по окончании моих исследований над привезенными мною материалами. - Только тогда буду я в состоянии представить на суд публики мои труды и усилия, как в отношении к истории, так и в отношении к естественным наукам. По сей причине и теперь удерживаюсь от подробного изложения целей моего путешествия, изложения, которое и без того было бы лишним для ученых знатоков этой части и не соответствовало бы плану этого журнала.
Совет здешнего университета единогласно одобрил цель и план путешествия, и его превосходительство г. попечитель Дерптского учебного округа, барон Пален, споспешествуя сему предприятию, представил об оном господину министру народного просвещения. По воспоследовании одобрения оного от его превосходительства, совет университетский объявил мне в ноябре минувшего года, что Его Величество Государь Император, по положению Комитета господ министров, от 17 октября, Высочайше повелеть соизволил: уволить меня в отпуск для ученого путешествия в отношении к естественной истории, сроком от 15 февраля по 15 сентября 1834 года и, сверх жалованья, выдать мне в пособие сумму 4000 р., положенную по штату университета на ученые путешествия.
Итак, мое путешествие не только было дозволено, но и удостоилось Высочайшего одобрения, что для меня было величайшим побуждением употребить все мои усилия на то, чтоб явить себя, по возможности, достойным сего милостивого внимания. С удвоенною деятельностию продолжал я приготовления к путешествию, дабы иметь возможность начать оное в надлежащую пору. Два молодые человека решились сопровождать меня и вспомоществовать мне при моих исследованиях. Один из них, г. Карл Клаус, бывши прежде аптекарем в Казани, занимался уже в продолжение трех лет изучением химии в Дерптском университете; другой, Александр Бергманн, петербургский уроженец, целый год уже трудился в моей лаборатории, для усовершенствования себя по части технической химии. Оба не только были мне очень полезны своею неутомимою деятельностью, но вместе со мною разделяли без ропота различные затруднения и неудобства путешествия по степям, о чем вменяю себе в обязанность упомянуть здесь.
Легкие морозы в декабре месяце 1833 года и в первой половине генваря 1834, которые, по-видимому, предвещали скорое наступление весны, также разные приготовления, которые надлежало мне сделать в Петербурге, Москве и Саратове, побудили меня оставит Дерпт еще в генваре, чтобы прибыть к границам степей, в Саратов, еще пред началом весны.
Будучи снабжен полным физико-химическим дорожным снарядом и получив от его превосходительства г. министра внутренних дел, Д. Н. Блудова, рекомендательные письма к гг. военным и гражданским губернаторам тех губерний, которые должно мне было посетить, отправился я из Дерпта 21 генваря 1834 года, после обеда в 2 часа, в сопровождении вышеупомянутых двух спутников моих и одного слуги.
По окончании в Петербурге и в Москве приготовлений относительно к моему путешествию, продолжал я, 13 февраля, путь мой далее, из Москвы в Саратов. Намерение ехать через Тулу не исполнилось, по причине наступившей оттепели, которая заставила меня отправиться на Владимир, Арзамас, Муром и Пензу; 26 февраля прибыл я в Саратов после затруднительного путешествия. К удовольствию моему, нашел я все свои физико-химические снаряды, при вскрытии оных, совершенно неповрежденными, хотя очень опасался за них, ибо тяжело нагруженную кибитку, в продолжение длинного, в 1800 верст, дурного, неровного пути, не только очень много качало и трясло, но даже многократно опрокидывало с немалою опасностию для путешествовавших.
В Саратове пробыл я до 15 апреля. Время моего пребывания в этом городе употреблял я частию на закупку разного рода запасов для путешествия в степи, которое отсюда долженствовало восприять свое начало, экипажей, жизненных потребностей, частию на химическое разложение разных солей, различных полевых почв, напр., плодовитых тамошних ячменных полей, обыкновенного степного грунта, так называемого соляного грунта и проч.; частию, наконец, на собирание топографических и статистических сведений о немецких и русских колониях, о земледелии в этой губернии, об Елтонском озере и т. д.
Хотя при моем прибытии в Саратов нашел я улицы почти совершенно свободными от снега, однако в марте и в первой половине апреля он опять выпал в степях; дороги сделались негодными для проезда, что, вместе со вскрытием Волги 10 апреля, полагало непреодолимые препятствия моему живейшему желанию пуститься в путь.
4-го апреля, при поездке в ущелья приволжских гор, замечены первые распускавшиеся растения, как то: Ornithogalum pusillum и Valeriana tuberosa. Все было еще погружено в зимний сон; насекомых также не было видно, ни мухи даже, ибо в продолжение нескольких недель постоянно дул холодный северо-восточный ветер, отчего и запоздала весна, которая обыкновенно наступает здесь гораздо раньше.
Однако 8 апреля уже распускались и цвели Bulbocodium vernum, Adonis wolgensis и Tulipa sylvestris, также gesneriana; степь все более и более скидывала с себя зимнее свое облачение, и потому я решился на следующее утро пуститься в дорогу. Но в ночи с 8-го на 9-е апреля поднялась одна из тех опустошительных бурь с снежною вьюгою, которые свирепствуют в этих степях, и, таким образом, произошло новое препятствие моему отъезду. В минувшем 1833 году погибли в Саратовской губернии от подобной непогоды около 1700 штук скота и до 50 человек. В марте нынешнего года был я свидетелем явлений такой бури, и теперь представился мне снова случай делать наблюдения над сопровождающими оную обстоятельствами. Так как явления и действия подобных степных бурь, может быть, не всем известны, то я позволяю себе привести здесь отрывок из моих путевых записок.
9 апреля. Буря все еще свирепствует; снежная вьюга засыпает землю; во многих местах снег летит вышиною с лишком в сажень и, крутясь, несется в воздухе с воем и громоподобным шумом. Такая буря очень разнится с бурею во внутренних губерниях: она более схожа с бурею на открытом море. Саратов с восточной стороны прилегает к степи, которая на несколько тысяч верст простирается в Азию, через реку Урал. На северо-западной и на южной стороне губерния еще так мало возделана и населена, что все это пространство также можно почесть открытою равниною, особливо на юго-запад, где с этою губерниею граничат екатеринославские и донские степи, и на юг и юго-восток, где астраханские степи простираются до Кавказа и до Каспийского моря. На этих неизмеримых равнинах буря не встречает никакого сопротивления и с неудержимою быстротою пролетает она по сим пустыням, увлекая с собою все, что ни попадается ей полегче и подвижнее, разрушая и сокрушая предметы более твердые, сопротивляющиеся ей. - На улицах невозможно дышать, если лицом обратишься против ветра, и едва бываешь в силах устоять на ногах. Никакими усилиями нельзя идти против ветра по улице, и уже одна попытка кидает в пот от чрезвычайного напряжения; ветр, проникающий сквозь самую толстую одежду, производит простуду; человек приходит в изнеможение, и если эта непогода застанет бедного пушника на открытом поле, то смерть его неизбежна. Ночью часто бывает невозможно найти дорогу из одного дома в другой. Когда поднимется такая буря (что обыкновенно случается внезапно), то, например, гости принуждены оставаться там, где застигнуты непогодой: в противном случае они подверглись бы опасности погибнуть посреди городских улиц, потому что вихрь и вьюга не позволяют употреблять огня, а сила бури одолевает людей и животных. Особенно гибельна такая непогода для стад приволжских и степных обитателей. Снежные массы, покрывающие собою все окрестности, не только прекращают всякое произрастение, но и губят значительно стада, находящиеся на пастбищах, ибо спасаются только те, которые селянину посчастливится отыскать при начале бури и укрыть в безопасных местах. Овцы обыкновенно сбираются в кучи, и таким образом засыпает их снег и они замерзают; рогатый скот, напротив того, разбегается по направлению бури, пока не падет от изнеможения, холода и недостатка в корме, а часто ушибается до смерти, падая в пропасти и ямы, или задыхается в снегу. По стаянии снега часто находят рогатый скот целыми сотнями вместе на большом расстоянии от их жилища, частию замерзлым, частию вымершим с голоду, частию утонувшим в воде рытвин. Лошади не следуют направлению ветра, как рогатый скот, но, подняв и разинув морду, несутся против ветра, так что хозяева их часто принуждены бывают отыскивать их на пространстве нескольких сот верст от дома. Само собою разумеется, что при этом многие пропадают. Надобно самому видеть такую бурю, чтоб быть в состоянии судить и составить себе надлежащее понятие об оной. Обыкновенно продолжается она три дни, и притом таким образом, что в первые сутки буря и вихрь свирепствуют беспрерывно, после чего и та, и другой повторяются в промежутках трех, шести и двенадцати часов, однако в меньшей степени. Иногда небольшие перерывы случаются в первые сутки, но тогда последующие промежутки тишины бывают короче. В этом особенном свойстве здешних непогод не только уверяли меня заслуживающие доверие люди, но и буря, которую я наблюдал здесь в прошедшем месяце, представляла подобные же явления, продолжавшиеся трое суток. Буря, свирепствующая еще и теперь, началась нынешнею ночью, около 1 часа пополудни, и притом без всяких предвестников, исключая только то, что барометр, который 4 апреля, вечером в 11 часов, показывал 131,2''', постепенно до 8-го апреля, к 11 часам вечера же, опустился до 328,3'''. Перед обедом 8 апреля дул слабый западный ветр; к полудню превратился он в Ю. 3., к вечеру - в С. 3., и еще в 11 часов вечера, когда я находился на улице, едва можно было заметить легкое веяние ветра. Ночью, в час, я пробудился от звона и стука оконниц, от треска дверей и от шума, производимого всеми находящимися на улице и у домов подвижными предметами, которые буря качала и ударяла друг о друга. С сильными порывами ветра, падал снег в огромных массах, и к рассвету все было уже покрыто снегом на аршин глубины. Нередко на каком-нибудь месте, защищенном на время от дуновения ветра, напр., у стены дома, у дощатого забора, в несколько минут накоплялась снежная гора вышиною от 7 до 9 футов, которую, однако, так же скоро развевали противоположные порывы ветра и переносили на другие места, более или менее отдаленные, и там вновь подымали новые сугробы подобной вышины и подобного вида. Все, что случайно находилось на таком месте, в мгновение закрывалось снегом. Буря ревела и неслась по всем направлениям так, что невозможно было избрать какую-либо безопасную сторону на улице. Эта непогода беспрерывно свирепствовала весь день до 10 часов вечера, когда вьюга прекратилась.
10-го апреля, в 5 часов утра, небо снова стало видимо; оно было покрыто беловато-серыми облаками, сквозь которые по местам проглядывала лазурь, а после и солнце, радуя бедных обитателей степи утешением и надеждою. Около 11 часов утра буря значительно уменьшилась, и только отдельные сильные порывы ветра слышны были в промежутки четверти или половины часа. Пополудни в 3 часа заметен был еще сильный ветр, прерываемый иногда бурными порывами; но к 10 часам вечера он превратился в тихое веяние, продолжавшееся до 3 часов утра 17-го апреля. Тут снова начал ветр крепчать, около 7 часов принял вид бури с сильными порывами, и все усиливался до 1 часа пополудни, когда снова стих, и вечером заметен был лишь тихим дуновением. Еще 10 апреля вечером небо было несколько покрыто тучами; 11-го оно прояснилось и оставалось голубым. 12-го апреля хотя ветр и продолжался, но слабел более и более; порывы совершенно прекратились и ветер дул с Ю. З. 9 и 10-го буря неслась с С. З., 11-го числа с З., а 12-го с Ю. 3. Состояние барометра и термометра в продолжение этого времени можно усмотреть из следующей таблицы:
В следующие дни барометр все более поднимался; но показывать здесь в подробности ход его возвышения было бы лишним: это будет впоследствии времени обнародовано в моем метеорологическом журнале. Вред, причиненный этою бурею, остался неизвестным мне, ибо я уехал из Саратова 15 апреля.
Я отправился в Камышин, а оттуда через Волгу в степь, к Елтонскому озеру. В Камышине оставил я г-на Клауса для произведения вместе с ним нивелирования пространства между Волгою и Елтонским озером. - У Елтонского озера пробыл я с 25 апреля, где и были приведены к концу мои исследования озера и его окрестностей. Мое пребывание здесь случилось в праздник Пасхи, и торжественность, с коею празднован был этот день, посреди бесплодной степи, пробуждала чувства, возвышающие душу. В полночь раздался звон колоколов одиноко стоящей небольшой церкви, и расположенный тут пикет казаков возвестил пушечными выстрелами: «Воскрес Спаситель!» - Жители берегов Елтонского озера отвсюду стекались в церковь.
23 апреля оставил я Елтонское озеро. Оба экипажа мои были запряжены лошадьми казаков, которые были там поставлены. Сперва я имел намерение нанять в Камышине лошадей, чтоб на них сделать переезд до Глиняного при Камыш-Самарском озере, где ожидали меня казацкие лошади для дальнейшего путешествия, соответственно с полученным уже прежде предписанием исправляющего должность атамана уральских казаков. Но недостаток корму и заразы произвели ужасные опустошения между лошадьми приволжских жителей, так что, невзирая на все старания тамошних полицейских и земских начальств, я не мог достать лошади и за самую дорогую плату, и оттого приведен был в немалое затруднение в рассуждении моего путешествия. Впрочем, и эта помеха была устранена обещанием начальника казаков в Камышине перевести меня от Елтонского озера до хана киргизов в степи на казацких лошадях. От Камышина же до Елтона учреждены почтовые станции для чиновников соляного ведомства. - Хотя я, правда, не знал, каким образом буду иметь возможность ехать оттуда далее, однако решился ехать сколько можно вперед, хоть наудачу.
ОКОНЧАНИЕ
ОКОНЧАНИЕ
Фридеман Гёбель (1794-1851)
Обстоятельства мои позволили мне в прошлом году привести в исполнение желание, которое я имел уже с давнего времени, - желание совершить путешествие в Южную Россию для исследования в отношении к естественным наукам, и преимущественно в химическом отношении, степей Саратовской и Астраханской губерний, также степей Крымского полуострова.
Для исследования степей? - Этот вопрос невольно представится каждому, потому что с сим словом тотчас соединяется мысль о песчаных, сухих пустынях Азии и Африки; но невольно также присоединяется к тому и другой вопрос, а именно: зачем бы не совершить лучшее путешествие на Урал или, и того лучше, на Кавказ, все еще мало известный? - туда, где можно открыть новые рудники металлов, золота, может быть, даже алмазы?
На Урал были уже многократно предпринимаемы путешествия; он исследован несколько раз, и теперь постоянно продолжаются там отыскивания благородных и неблагородных металлов и прочих в искусствах и промыслах употребительных произведений сего хребта, над исследованием коего трудятся люди, приведенные в сию страну обязанностями службы или любовию к наукам. Кавказ, без сомнения, известный менее Урала, представляет для естествоиспытателя богатое и благодарное поле деятельности; но та часть оного, которая доступна для путешественника при настоящем, диком состоянии его обитателей, уже была подвергнута исследованиям; важнейшие горные вершины оного посещены и измерены; его минеральные ключи разложены; и доколе свободная деятельность естествоиспытателя стесняется необходимым конвоем во сто человек и более, которые, по причине многочисленности своей, могут переходить с места на место лишь в определенном направлении, - дотоле стесненный в своих движениях естествоиспытатель может только от счастливого случая ожидать успехов необыкновенных. - Сверх того, прежде всего необходимо, чтоб Кавказ был исследован отличным географом, который ознакомил бы нас с строением его гор и с положением его минералов. Уже после этого можно будет другим ученым заняться исследованиями сего горного хребта в других частях и подробностях.
Вот причины, по которым я отправился не на какой-либо из этих двух горных хребтов.
Со времен Палласа некоторые ученые посещали только части степей, и притом единственно в ботаническом и зоологическом отношениях, хотя они заключают в себе многое, что преимущественно принадлежит к области химии, и чего ближайшее, точнейшее познание не останется без пользы ни для науки, ни для самого государства. Но меня привлекало в эти страны еще и другое, что находилось в тесной связи с исследованиями вышепоказанного рода: мне хотелось произвести химическое исследование воды Каспийского и Черного морей, которые, уже в продолжение многих веков обращая на себя внимание ученых, были поводом ко многим спорам в области знания, породили множество гипотез о прежнем своем соединении и об отделении друг от друга впоследствии времени, и, особливо после произведенного Парротом и Энгельгардтом в 1811 году нивелирования, снова возбудили внимание наших ученых геологов.
Произведенное вновь в 1830 году Парротом нивелирование вдруг разрушает все предположения, ибо вследствие оного, как известно [Reise zum Ararat von Dr. F. Parrot. Berlin, 1834.], должны быть отвергнуты все выводы прежних ученых трудов потому, что сей путешественник полагает высоту обоих морей совершенно равною.
По этой причине, было бы очень желательно произвести сравнительное химическое исследование воды обоих морей, тем более что со времен Гмелина вода Каспийского моря не исследована ни одним химиком, и химический состав оной как бы вовсе неизвестен. Если б, вместе с этим, можно было произвести вновь нивелирование между обоими морями, хотя и не стационарное, то такое предприятие, без сомнения, заслужило бы великую признательность. - Но чтоб не увлечься преждевременно в подробности, я обозначу наперед точнее цель и план моего путешествия.
Главнейшими целями путешествия долженствовали быть:
1) Химическое исследование обширнейших соляных озер, находящихся в степях Саратовской и Астраханской губерний, равно как и в степях Крыма.
2) Химическое исследование высохших соляных озер и соляных пластов, покрывающих поверхность оных.
3) Собрание и исследование находящихся вблизи соляных озер и на берегу Каспийского моря соляных растений в отношении к составу оных и к годности их на приготовление углекислого натра (соды) - и притом в различные эпохи их произрастания.
4) Исследование газообразных испарений вулканических грязей в Крыму и на острове Тамане.
5) Сравнительное разложение воды Каспийского, Азовского и Черного морей.
6) Барометрическое измерение важнейших пунктов путешествия в сравнении с уровнем Волги и Каспийского моря, также годометрические определения на пути чрез степи.
7) Собрание важнейших и редчайших произведений царства растений и животных, сколько обстоятельства и время позволят мне и моим спутникам.
План путешествия был следующий:
Я предполагал прибыть еще в феврале в Саратов, дождаться тут наступления весны, сделать между тем нужные для путешествия по степям приготовления, а именно: заказать пару повозок, закупить жизненных припасов и других потребностей, - а с самым наступлением весны переправиться у Камышина чрез Волгу в степи, прежде всего к Елтонскому озеру. Оттуда думал я ехать по степи далее через оба Узеня при Камыш-Самарском озере и выехать из степей близ Индерской крепости к реке Уралу. Отсюда имел я намерение сделать поездку в Индерские горы, по ту сторону Урала, исследовать эти горы и находящееся близ оных соляное озеро и после того спуститься по Уралу до Гурьева для того, чтобы здесь, если будет возможно, запастись водою из Каспийского моря для химического исследования оной, и собрать при устье Урала что найдется важного для зоологического кабинета. От Гурьева предполагал я продолжать путь вдоль берега Каспийского моря до Астрахани, и на сем пути осмотреть соляные озера и собрать соляные растения. В Астрахани же вместе с собиранием статистических и других сведений о виноделии, рыбных промыслах, торговле и проч., сделать приготовления ко вторичному путешествию в степи и продолжать оное до Арсангара, Чапчачи и Богдо, до самой Сарепты.
Близ Сарепты хотел я произвести разложение воды некогда знаменитого минерального ключа; потом отправиться вниз по Дону чрез Новочеркасск, Таганрог, Нагайские степи в Крым, исследовать степи и соляные озера; после того из Керчи переехать чрез Воспор на Тамань, для того, чтоб здесь разложить нефтяные ключи и еще не исследованные испарения вулканических грязей. - Отсюда думал я снова возвратиться в Крым и чрез Одессу предпринять обратный путь в Дерпт.
Это путешествие, составляющее около 10.000 верст, должно было продолжиться семь месяцев; я принужден был сократить оное, сколько было возможно, потому что обязанности службы моей при университете не позволяли мне отлучишься на продолжительнейшее время.
Достиг ли я, и как я достиг того, что предполагал, - откроется из нижеследующего краткого обзора моего путешествия и моих занятий. - Но польза и плоды путешествия могут быть в точности определены лишь по окончании моих исследований над привезенными мною материалами. - Только тогда буду я в состоянии представить на суд публики мои труды и усилия, как в отношении к истории, так и в отношении к естественным наукам. По сей причине и теперь удерживаюсь от подробного изложения целей моего путешествия, изложения, которое и без того было бы лишним для ученых знатоков этой части и не соответствовало бы плану этого журнала.
Совет здешнего университета единогласно одобрил цель и план путешествия, и его превосходительство г. попечитель Дерптского учебного округа, барон Пален, споспешествуя сему предприятию, представил об оном господину министру народного просвещения. По воспоследовании одобрения оного от его превосходительства, совет университетский объявил мне в ноябре минувшего года, что Его Величество Государь Император, по положению Комитета господ министров, от 17 октября, Высочайше повелеть соизволил: уволить меня в отпуск для ученого путешествия в отношении к естественной истории, сроком от 15 февраля по 15 сентября 1834 года и, сверх жалованья, выдать мне в пособие сумму 4000 р., положенную по штату университета на ученые путешествия.
Итак, мое путешествие не только было дозволено, но и удостоилось Высочайшего одобрения, что для меня было величайшим побуждением употребить все мои усилия на то, чтоб явить себя, по возможности, достойным сего милостивого внимания. С удвоенною деятельностию продолжал я приготовления к путешествию, дабы иметь возможность начать оное в надлежащую пору. Два молодые человека решились сопровождать меня и вспомоществовать мне при моих исследованиях. Один из них, г. Карл Клаус, бывши прежде аптекарем в Казани, занимался уже в продолжение трех лет изучением химии в Дерптском университете; другой, Александр Бергманн, петербургский уроженец, целый год уже трудился в моей лаборатории, для усовершенствования себя по части технической химии. Оба не только были мне очень полезны своею неутомимою деятельностью, но вместе со мною разделяли без ропота различные затруднения и неудобства путешествия по степям, о чем вменяю себе в обязанность упомянуть здесь.
Легкие морозы в декабре месяце 1833 года и в первой половине генваря 1834, которые, по-видимому, предвещали скорое наступление весны, также разные приготовления, которые надлежало мне сделать в Петербурге, Москве и Саратове, побудили меня оставит Дерпт еще в генваре, чтобы прибыть к границам степей, в Саратов, еще пред началом весны.
Будучи снабжен полным физико-химическим дорожным снарядом и получив от его превосходительства г. министра внутренних дел, Д. Н. Блудова, рекомендательные письма к гг. военным и гражданским губернаторам тех губерний, которые должно мне было посетить, отправился я из Дерпта 21 генваря 1834 года, после обеда в 2 часа, в сопровождении вышеупомянутых двух спутников моих и одного слуги.
По окончании в Петербурге и в Москве приготовлений относительно к моему путешествию, продолжал я, 13 февраля, путь мой далее, из Москвы в Саратов. Намерение ехать через Тулу не исполнилось, по причине наступившей оттепели, которая заставила меня отправиться на Владимир, Арзамас, Муром и Пензу; 26 февраля прибыл я в Саратов после затруднительного путешествия. К удовольствию моему, нашел я все свои физико-химические снаряды, при вскрытии оных, совершенно неповрежденными, хотя очень опасался за них, ибо тяжело нагруженную кибитку, в продолжение длинного, в 1800 верст, дурного, неровного пути, не только очень много качало и трясло, но даже многократно опрокидывало с немалою опасностию для путешествовавших.
В Саратове пробыл я до 15 апреля. Время моего пребывания в этом городе употреблял я частию на закупку разного рода запасов для путешествия в степи, которое отсюда долженствовало восприять свое начало, экипажей, жизненных потребностей, частию на химическое разложение разных солей, различных полевых почв, напр., плодовитых тамошних ячменных полей, обыкновенного степного грунта, так называемого соляного грунта и проч.; частию, наконец, на собирание топографических и статистических сведений о немецких и русских колониях, о земледелии в этой губернии, об Елтонском озере и т. д.
Хотя при моем прибытии в Саратов нашел я улицы почти совершенно свободными от снега, однако в марте и в первой половине апреля он опять выпал в степях; дороги сделались негодными для проезда, что, вместе со вскрытием Волги 10 апреля, полагало непреодолимые препятствия моему живейшему желанию пуститься в путь.
4-го апреля, при поездке в ущелья приволжских гор, замечены первые распускавшиеся растения, как то: Ornithogalum pusillum и Valeriana tuberosa. Все было еще погружено в зимний сон; насекомых также не было видно, ни мухи даже, ибо в продолжение нескольких недель постоянно дул холодный северо-восточный ветер, отчего и запоздала весна, которая обыкновенно наступает здесь гораздо раньше.
Однако 8 апреля уже распускались и цвели Bulbocodium vernum, Adonis wolgensis и Tulipa sylvestris, также gesneriana; степь все более и более скидывала с себя зимнее свое облачение, и потому я решился на следующее утро пуститься в дорогу. Но в ночи с 8-го на 9-е апреля поднялась одна из тех опустошительных бурь с снежною вьюгою, которые свирепствуют в этих степях, и, таким образом, произошло новое препятствие моему отъезду. В минувшем 1833 году погибли в Саратовской губернии от подобной непогоды около 1700 штук скота и до 50 человек. В марте нынешнего года был я свидетелем явлений такой бури, и теперь представился мне снова случай делать наблюдения над сопровождающими оную обстоятельствами. Так как явления и действия подобных степных бурь, может быть, не всем известны, то я позволяю себе привести здесь отрывок из моих путевых записок.
9 апреля. Буря все еще свирепствует; снежная вьюга засыпает землю; во многих местах снег летит вышиною с лишком в сажень и, крутясь, несется в воздухе с воем и громоподобным шумом. Такая буря очень разнится с бурею во внутренних губерниях: она более схожа с бурею на открытом море. Саратов с восточной стороны прилегает к степи, которая на несколько тысяч верст простирается в Азию, через реку Урал. На северо-западной и на южной стороне губерния еще так мало возделана и населена, что все это пространство также можно почесть открытою равниною, особливо на юго-запад, где с этою губерниею граничат екатеринославские и донские степи, и на юг и юго-восток, где астраханские степи простираются до Кавказа и до Каспийского моря. На этих неизмеримых равнинах буря не встречает никакого сопротивления и с неудержимою быстротою пролетает она по сим пустыням, увлекая с собою все, что ни попадается ей полегче и подвижнее, разрушая и сокрушая предметы более твердые, сопротивляющиеся ей. - На улицах невозможно дышать, если лицом обратишься против ветра, и едва бываешь в силах устоять на ногах. Никакими усилиями нельзя идти против ветра по улице, и уже одна попытка кидает в пот от чрезвычайного напряжения; ветр, проникающий сквозь самую толстую одежду, производит простуду; человек приходит в изнеможение, и если эта непогода застанет бедного пушника на открытом поле, то смерть его неизбежна. Ночью часто бывает невозможно найти дорогу из одного дома в другой. Когда поднимется такая буря (что обыкновенно случается внезапно), то, например, гости принуждены оставаться там, где застигнуты непогодой: в противном случае они подверглись бы опасности погибнуть посреди городских улиц, потому что вихрь и вьюга не позволяют употреблять огня, а сила бури одолевает людей и животных. Особенно гибельна такая непогода для стад приволжских и степных обитателей. Снежные массы, покрывающие собою все окрестности, не только прекращают всякое произрастение, но и губят значительно стада, находящиеся на пастбищах, ибо спасаются только те, которые селянину посчастливится отыскать при начале бури и укрыть в безопасных местах. Овцы обыкновенно сбираются в кучи, и таким образом засыпает их снег и они замерзают; рогатый скот, напротив того, разбегается по направлению бури, пока не падет от изнеможения, холода и недостатка в корме, а часто ушибается до смерти, падая в пропасти и ямы, или задыхается в снегу. По стаянии снега часто находят рогатый скот целыми сотнями вместе на большом расстоянии от их жилища, частию замерзлым, частию вымершим с голоду, частию утонувшим в воде рытвин. Лошади не следуют направлению ветра, как рогатый скот, но, подняв и разинув морду, несутся против ветра, так что хозяева их часто принуждены бывают отыскивать их на пространстве нескольких сот верст от дома. Само собою разумеется, что при этом многие пропадают. Надобно самому видеть такую бурю, чтоб быть в состоянии судить и составить себе надлежащее понятие об оной. Обыкновенно продолжается она три дни, и притом таким образом, что в первые сутки буря и вихрь свирепствуют беспрерывно, после чего и та, и другой повторяются в промежутках трех, шести и двенадцати часов, однако в меньшей степени. Иногда небольшие перерывы случаются в первые сутки, но тогда последующие промежутки тишины бывают короче. В этом особенном свойстве здешних непогод не только уверяли меня заслуживающие доверие люди, но и буря, которую я наблюдал здесь в прошедшем месяце, представляла подобные же явления, продолжавшиеся трое суток. Буря, свирепствующая еще и теперь, началась нынешнею ночью, около 1 часа пополудни, и притом без всяких предвестников, исключая только то, что барометр, который 4 апреля, вечером в 11 часов, показывал 131,2''', постепенно до 8-го апреля, к 11 часам вечера же, опустился до 328,3'''. Перед обедом 8 апреля дул слабый западный ветр; к полудню превратился он в Ю. 3., к вечеру - в С. 3., и еще в 11 часов вечера, когда я находился на улице, едва можно было заметить легкое веяние ветра. Ночью, в час, я пробудился от звона и стука оконниц, от треска дверей и от шума, производимого всеми находящимися на улице и у домов подвижными предметами, которые буря качала и ударяла друг о друга. С сильными порывами ветра, падал снег в огромных массах, и к рассвету все было уже покрыто снегом на аршин глубины. Нередко на каком-нибудь месте, защищенном на время от дуновения ветра, напр., у стены дома, у дощатого забора, в несколько минут накоплялась снежная гора вышиною от 7 до 9 футов, которую, однако, так же скоро развевали противоположные порывы ветра и переносили на другие места, более или менее отдаленные, и там вновь подымали новые сугробы подобной вышины и подобного вида. Все, что случайно находилось на таком месте, в мгновение закрывалось снегом. Буря ревела и неслась по всем направлениям так, что невозможно было избрать какую-либо безопасную сторону на улице. Эта непогода беспрерывно свирепствовала весь день до 10 часов вечера, когда вьюга прекратилась.
10-го апреля, в 5 часов утра, небо снова стало видимо; оно было покрыто беловато-серыми облаками, сквозь которые по местам проглядывала лазурь, а после и солнце, радуя бедных обитателей степи утешением и надеждою. Около 11 часов утра буря значительно уменьшилась, и только отдельные сильные порывы ветра слышны были в промежутки четверти или половины часа. Пополудни в 3 часа заметен был еще сильный ветр, прерываемый иногда бурными порывами; но к 10 часам вечера он превратился в тихое веяние, продолжавшееся до 3 часов утра 17-го апреля. Тут снова начал ветр крепчать, около 7 часов принял вид бури с сильными порывами, и все усиливался до 1 часа пополудни, когда снова стих, и вечером заметен был лишь тихим дуновением. Еще 10 апреля вечером небо было несколько покрыто тучами; 11-го оно прояснилось и оставалось голубым. 12-го апреля хотя ветр и продолжался, но слабел более и более; порывы совершенно прекратились и ветер дул с Ю. З. 9 и 10-го буря неслась с С. З., 11-го числа с З., а 12-го с Ю. 3. Состояние барометра и термометра в продолжение этого времени можно усмотреть из следующей таблицы:
В следующие дни барометр все более поднимался; но показывать здесь в подробности ход его возвышения было бы лишним: это будет впоследствии времени обнародовано в моем метеорологическом журнале. Вред, причиненный этою бурею, остался неизвестным мне, ибо я уехал из Саратова 15 апреля.
Я отправился в Камышин, а оттуда через Волгу в степь, к Елтонскому озеру. В Камышине оставил я г-на Клауса для произведения вместе с ним нивелирования пространства между Волгою и Елтонским озером. - У Елтонского озера пробыл я с 25 апреля, где и были приведены к концу мои исследования озера и его окрестностей. Мое пребывание здесь случилось в праздник Пасхи, и торжественность, с коею празднован был этот день, посреди бесплодной степи, пробуждала чувства, возвышающие душу. В полночь раздался звон колоколов одиноко стоящей небольшой церкви, и расположенный тут пикет казаков возвестил пушечными выстрелами: «Воскрес Спаситель!» - Жители берегов Елтонского озера отвсюду стекались в церковь.
23 апреля оставил я Елтонское озеро. Оба экипажа мои были запряжены лошадьми казаков, которые были там поставлены. Сперва я имел намерение нанять в Камышине лошадей, чтоб на них сделать переезд до Глиняного при Камыш-Самарском озере, где ожидали меня казацкие лошади для дальнейшего путешествия, соответственно с полученным уже прежде предписанием исправляющего должность атамана уральских казаков. Но недостаток корму и заразы произвели ужасные опустошения между лошадьми приволжских жителей, так что, невзирая на все старания тамошних полицейских и земских начальств, я не мог достать лошади и за самую дорогую плату, и оттого приведен был в немалое затруднение в рассуждении моего путешествия. Впрочем, и эта помеха была устранена обещанием начальника казаков в Камышине перевести меня от Елтонского озера до хана киргизов в степи на казацких лошадях. От Камышина же до Елтона учреждены почтовые станции для чиновников соляного ведомства. - Хотя я, правда, не знал, каким образом буду иметь возможность ехать оттуда далее, однако решился ехать сколько можно вперед, хоть наудачу.
ОКОНЧАНИЕ