Моё совиное лето 2009
Случается раз в десять лет, или иногда даже раз в пятнадцать лет такое лето, после которого остаётся ощущение сказки в душе. Это не зависит ни от времени, в котором мы живём, ни от обстоятельств. Всё зависит от настройки нашего восприятия, и от чего-то такого, что приходит оттуда, из тонкого мира, и чему ещё не придумали названия. Лето 2009 года подарило мне такую сказку. Четверо совят приоткрыли мне дверцу в свой загадочный совиный мир, а окружающая меня природа побережья воронежского водохранилища создала соответствующую атмосферу, добавив в этот сказочный мир краски летних закатов, запах осенних ветров, и настроение каждого вечера, проведённого там, в моих любимых местах, на песчаном мысе...
А до этого была зима 2009 года, как всегда, отметившаяся в наших краях холодными днями и ночами, запомнившаяся вялым, однообразным течением времени в ожидании весны и лета.
Не самая лучшая с технической точки зрения фотография, но именно она больше всего ассоциируется у меня с зимой 2009 года:
Никаких неожиданных приятных встреч на водохранилище той зимой у меня не случилось. Весна пришла рано, я помню, как уже в марте прилетели серые цапли, и долбили своими клювами лёд на воронежском водохранилище.
В один из таких солнечных мартовских дней мне позвонил друг Маколей, и мы решили отправиться на первую в том году разведку, пройтись по побережью воронежского водохранилища. Не знаю, сохранилась ли ещё заброшенная АЗС на углу, там, где за БАМовскими девятиэтажками начиналась промзона с бесконечными складами и гаражами. Тогда, весной 2009 года, в самом начале нашего маршрута, мы сфотографировались возле этой заброшенной АЗС.
Потом шли по асфальтовой дороге мимо очистных сооружений, исследуя по дороге всевозможные находки, попадавшиеся нам на пути.
Мак демонстрирует находку:
Снег уже давно растаял, пустыри вдоль дороги покрывала сухая прошлогодняя трава. За колючей проволокой, огораживающей территорию очистных сооружений, пованивала обнажившаяся из-под снега всевозможная грязь.
Привычный сталкерский пейзаж с пустырями и уходящими за горизонт ЛЭП на фоне леса радовал глаз под ярким весенним солнцем, а на воронежском водохранилище ещё стоял прочный лёд, на котором сидели рыбаки. Мы дошли до того места, где когда-то стояла главная баржа из моих детских и юношеских лет. Там всё уже заросло камышом, а у самой кромки воды кто-то из рыбаков положил удобное для сидения бревно между двух песчаных холмиков. Мы с Маколеем не могли не воспользоваться столь любезным приглашением к отдыху после прогулки, расположились на этом бревне, и долго сидели, наслаждаясь нахлынувшим на нас мартовским теплом, обсуждали разные БАМовские новости, смотрели на рыбаков.
Маколей даже периодически снимал свою зимнюю куртку, сидел в одном свитере. Я был одет уже по-весеннему, налегке, в своей любимой куртке S.T.Swear, но под ней на всякий случай у меня была надета толстовочка с хорошим, пушистым начёсом, и с капюшоном.
Ковыряясь в горах прибрежного мусора, среди старых рыболовных сетей и ракушек, и другого хлама, Маколей нашёл хорошо сохранившийся кухонный нож от столового сервиза, и мы ещё долго прикалывались над этой находкой, которую Маколей назвал "Клад интеллигенции".
Сфотографировав друг друга на фоне ещё замёрзшего водохранилища, мы ещё посидели там, а потом отправились домой, по пути вспоминая старые музыкальные альбомы группы "Зоопарк" и "Кино", и те славные, добрые времена, когда всем местам в округе мы давали свои, секретные названия, чтобы при случае, если придётся общаться с чужой компанией, не раскрывать наши тайны для посторонних ушей.
У меня до сих пор сохранилось послевкусие от той прогулки, как ощущение от беззаботного, расслабленного весеннего денька, когда набравшись новых весенних впечатлений, можно, вернувшись домой, завалиться на диван с любимой книжкой, и так и провести остаток дня, вспоминая минувшее, и не задумываясь о завтрашнем дне. Солнечные мартовские дни вообще всегда обволакивали меня мягкой, кошачью лень, особенно в те времена, когда солнце ярко светило в окна моего девятого этажа, и ложилось яркими квадратами на стены, а я лежал под красным ковром, глядя на лениво пролетающую мимо домашнюю моль, слушал музыку, и не задавал лишних вопросов самому себе.
Ещё один вояж у нас с Маколеем состоялся в самом начале марта 2009 года. На земле снега уже не было, но стоило мне только дойти до леса, как началась метель, с пасмурного неба посыпался мелкий, колючий снег, начал кружиться, и противно залетать за воротник. Ну ничего, подумал я, и не в такую погоду доводилось гулять по побережью. Сейчас натяну капюшон, и пойду дальше.
И тут по лесной дороге, со стороны водохранилища выруливает Маколей на своих жигулях. Мы поприветствовали друг друга, я запрыгнул к нему в машину, и мы поехали через жд переезд МАШМЕТ, навестили нашу старую свалку из девяностых годов, потом прокатились до посёлка Никольское.
Снег прекратился, небо вообще, неожиданно разъяснилось. По наладившейся погоде было приятно прокатиться на машине по знакомым местам, вспомнить молодость. Я снял несколько коротких видеороликов на свой фотоаппарат по дороге домой, самым прикольным из которых оказался эпизод под названием "Классный район БАМ". Мы возвращались обратно мимо БАМовских девятиэтажек, проезжая мимо дома №61, передали привет Дмитрию Колесникову. Маколей поставил машину в гараж, и мы ещё прошлись с ним пешком в сторону наших домов, мимо шприцевого завода.
А потом, все последующие мои прогулки весны и лета 2009 года проходили в одиночестве. Так нужно было, наверное, для особой настройки восприятия.
Где-то в конце мая 2009 года, по ещё очень ветренной и неприятной погоде, я гулял по побережью неподалёку от местечка Берёзки, и почувствовал, что откуда-то из леса сильно пахнет дымом. Углубившись в сосны, я обнаружил место возгорания на берегу маленького озера, из которого в водохранилище всегда тёк небольшой ручей. Лесная подстилка полыхала уже капитально, кое-где огонь переходил уже на стволы сосен. Подошли ещё мужчина с женщиной, которые ехали на водохранилище на машине. У женщины был сотовый телефон, я вспомнил по старой памяти телефонный номер своей Пожарно-Химической Станции, она набрала несколько раз, но никто не отвечал. Номер АТС мог уже поменяться, у меня даже домашний телефонный номер на тот момент поменялся уже два раза.
Пришлось мне вспомнить свою пожарную молодость, я снял свою куртку S.T.Swear, повесил её где-то на сук, взял какую-то палку, автомобилисты тоже вооружились то ли палками, то ли ветками, и мы начали сбивать разгоравшееся пламя. Мужчина, водитель той самой автомашины, по воле случая заехавший на берег озера в тот вечер, принёс ведро, и ходил набирать воду из озерца, там ещё целы были удобные мостки, можно было подойти к самой воде. Он носил воду, поливал самые труднодоступные места, возле стволов сосен. Хотя, я знал по опыту, что без капитальной проливки водой какая-нибудь искорка всё равно выскочит из лесной подстилки ночью.
В общем, кое-как сбив пламя, и отгребя уже сгоревшую лесную подстилку от ещё не затронутых огнём участков, мы попрощались, они поехали на машине дальше, своей дорогой, а я вышел на берег водохранилища, отдохнуть, отдышаться. Куртку-то я снял, когда мы тушили пожар, но остался в своей толстовочке с пушистым начёсом. Надо было бы снять и её. Устал, вспотел, пока мы сбивали пламя, но отправился дальше на прогулку с чувством приятного удовлетворения от полезной, и честно сделанной работы.
Такой вот получился закат пожарного дня:
Рассказ о моём совином лете 2009 я опубликую чуть ниже.
Когда моё совиное лето закончилось, я решил осуществить давно задуманную прогулку по почти забытому маршруту, вдоль побережья, через лесные поляны, заросшие папоротниками, в сторону масловского водозабора. Был уже прохладный, но приятный для прогулок сухой октябрь, я дошёл до водозабора уже вечером, шёл не спеша, часто теряя тропинку в зарослях, давненько уже в этих местах никто, кроме рыбаков, не передвигался пешком.
Лесное озеро, на берегу которого я вместе со случайными попутчиками тушил пожар той весной 2009 года:
Остановился я уже над высоким песчаным обрывом, отвесно уходящим в воду там, где заканчивались сосны. Давненько я уже не был в этих местах, наверное, со времён моей пожарной молодости:
Пирс:
На водохранилище, прямо перед водозабором, работал маленький земснаряд, углублявший дно перед входом в широкий канал. На другой стороне канала рабочие укладывали красивую плитку на уходящем в воду пирсе.
Когда я отправился домой, уже начали сгущаться сумерки. Там, где по моим воспоминаниям на побережье были песчаные пляжи, всё уже заросло кустарником, кое-где мне пришлось пробираться через заросли, уже почти в темноте. Продолжительная получилась прогулка, но я, испытывая приятную усталость был рад, что удалось осуществить всё, задуманное этой осенью.
Осень в берёзках:
В ноябре 2009 года было так пасмурно, что иногда казалось, что над Воронежем вообще не встаёт солнце. Влажные капли висели везде, на ветках, на проводах, на оконном стекле. Глядя через влажную пелену окна на размытые вдалеке огни большого города на правом берегу водохранилища, я пытался, включив в комнате свет, рисовать в этих ежедневных сумерках, слушая альбом группы "Технология" "Дивный новый мир", где все песни были такие же монотонные и однообразные, как и навалившиеся той осенью дни мрачного ноября.
Но даже в такую пасмурную погоду, и в туман, меня всегда тянуло на побережье воронежского водохранилища. Ноябрь навсегда связал меня невидимыми нитями памяти с тем днём в далёком ноябре 1992 года, когда я был в своём мире совершенно один, и где всё на побережье словно замерло в том виде, в котором я должен был запомнить свои места, чтобы возможно, когда-нибудь вернуться туда...
Мои дни - якоря, как я называл их, когда-то рассказывая двоюродному брату о днях моей жизни, запомнившихся с особенной ясностью осознания...
Мне всегда казалось, что однажды, войдя в туман близ побережья воронежского водохранилища в один из таких беспросветных ноябрьских дней, я обязательно выйду из тумана в том самом месте, возле старого, накренившегося знака "Якорь не бросать!", от которого однажды начиналась моя прогулка в ноябре 1992 года...
Последние осенние воспоминания 2009 года у меня связаны с прогулками над обрывом, недалеко от Берёзок, оттуда я уже в темноте наблюдал огоньки на другом берегу залива...
Как всякого романтика, меня всегда тянуло к ярким, ночным огням. Можно, конечно, пойти пройтись и до огней ближайшего парка в вечернюю пору, но лучше постоять вот так, на пустынном побережье, слушая шум ночного прибоя, и наблюдая огоньки на другом берегу залива.
Пока ещё был цел сосновый лес возле больницы №8, я любил вечерние прогулки в тех местах, и не только осенью 2009 года. Обычно я шёл в ту сторону мимо гаражей, потом по лесной дороге выходил к большой асфальтированной площадке возле больницы, где когда-то, в конце девяностых годов проходили областные пожарные учения, в которых и мне довелось участвовать, выезжая туда на пожарной машине.
От центральных ворот больницы №8 в сторону автотрассы тянулась освещённая фонарями аллея через сосны. Поздней осенью, по вечерам там было пустынно и тихо. Я любил это место, любил мягкий жёлтый свет ламп накаливания ещё тех, советских фонарей. Особенно, когда в середине ноября из леса наползал лёгкий туман, и верхушки сосен путались где-то наверху в нитях - паутинках тумана, а свет фонарей становился размытым, как и очертания деревьев вокруг. Я останавливался где-нибудь в конце этой аллеи, уже недалеко от асфальтовой дорожки, ведущей к МАШМЕТУ через пустыри детства, и дышал воздухом старого воронежского БАМа...
Воздух старого воронежского БАМа - как много всего заключается для меня в этом словосочетании!
Это и шёпот ещё живого БАМовского леса, через который я ходил бесчисленное количество раз, и когда возвращался с работы на Пожарно-Химической Станции, и потом, уже во времена странствий по побережью. И воспоминания о том, как однажды, в ноябре 2006 года на день рождения моей мамы за праздничным столом собрались почти все родственники, участники памятных застолий девяностых. У меня было полное ощущение возвращения в прошлое, как будто время отмотали на десять лет назад. В зале, где все мы собрались, на стенах висели ещё те самые памятные советские ковры, хрусталь блестел в зеркальном серванте, дядя Толя всё так же обнимался с бутылочкой, и растопыривая над столом пятерню, просил пять минут тишины, чтобы рассказать старый анекдот семидесятых годов о том, как простого рабочего принимают в партию. И сам первый начинал смеяться над своими анекдотами и шутками. Когда я сел спиной к ковру, вернулись физические ощущения десятилетней давности из 1996 года, мне казалось, из динамиков проигрывателя сейчас зазвучит песня группы Arabesque, которую я включал тогда, уже под занавес застолья.
К вечеру, в 2006 году, дядя Толя уже так набрался, что они вместе с женой, моей тётей Леной, остались ночевать у нас, а я, когда все гости уже разошлись, отправился гулять вокруг БАМа, всё тем же маршрутом, мимо больницы №8, по освещённой светом вечерних фонарей дороге среди сосен, и я всё так же стоял там, и вдыхал воздух старого воронежского БАМа...
На семейной фотографии с того памятного застолья в 2006 году дядя Толя всё так же позирует с бутылочкой, родственники все ещё бодры и свежи, а моя мама всё такая же молодая, как была молода все те годы, пока я не замечал её молодости и красоты. Много чего мы не замечаем, когда оно рядом, и всё под рукой. Я и многие события и ощущения тех лет вспоминаю с ностальгией только теперь, двадцать лет спустя, когда нахожусь уже вдали от воронежского БАМа, а все памятные места и даты навсегда канули в тот ноябрьский туман 2009 года.
Года, когда ещё более-менее был цел наш БАМовский лес...
Четверо братьев
В 2009 году было особенное лето. Лето моей дружбы с совами. С четырьмя братьями, как я их называл. Любят совы наши места, и гнездятся здесь давно и плотно. Тот год не стал исключением. В округе в то лето было множество совиных гнёзд, от Песчановки, до самой Масловки. Сколько совиных тропинок я прошёл с фотоаппаратом, сколько DVD болванок записал потом отснятым материалом, я уже и не помню. Сбился со счёта. А сколько интересных и забавных случаев было! Диалог с совёнком в самом начале лета, когда я, обнаружив в лесу, близ Барж, юного птенца на ветках, неожиданно для самого себя начал подражать совиному писку, и совёнок охотно откликался мне, каждый раз наклоняя вниз головку, чтобы лучше меня рассмотреть. Я стал свидетелем, как одна из взрослых сов у дальнего привода ловила добычу, а затем смешно и трогательно кормила из клюва своего совёнка, пищавшего на ветках.
Но четверо братьев, были особенными. Я обнаружил их в соснах на берегу воронежского водохранилища. Стал каждый вечер приходить туда, наблюдать, как они, один за другим, вылезают из гнезда, осваиваются, смотрят на мир. А они наблюдали за мной. Большой брат, Супер Цыпа, Малыш, и Очень Мелкий Малыш. Как я различал их? Большой брат всегда держался чуть обособленно, сидел на ветках выше, чем остальные. К моему присутствию относился терпимо, но всё же иногда поглядывал так, свысока - мол, не забывай, кто здесь главный. Супер Цыпа был красавчиком, с очень чётким, беленьким лицевым диском, с блестящими пёрышками. Он больше других любил позировать, и всегда с интересом наблюдал за моей вознёй с фотоаппаратом. У Малыша был красивый лесной наряд из светленьких пёрышек, с орнаментом в виде коричневых ёлочек. Очень Мелкий Малыш любил забираться в берёзовые заросли, в самую гущу, и пищать там.
Даже когда они, уже избавившись от опеки мамы совы, перелетели от гнезда на другую поляну, я без особого труда нашёл их. Наверное, свою роль сыграло моё ежевечернее присутствие возле их дома, когда они были совсем малышами - они перестали меня бояться, относились к моим каждодневным визитам спокойно, принимая их как должное.
Летом я не отправляюсь на водохранилище раньше восьми часов вечера. Из-за жары. Так было и в тот год. Я успевал дойти до Барж как раз к закату солнца, когда всё вокруг окрашено в оранжевые тона, а перегретый за день лес дышит таким жаром, что аж слезятся глаза. На полянке, где обитали мои Супер Цыпы, помимо сосен, рос густой лиственный подлесок, и полукругом, со стороны водохранилища, их покой охраняли берёзки. Лучи склонившегося к горизонту солнца, пробиваясь сквозь сосновые лапы, и ветви берёз, простреливали здесь сквозь пространство, как раз на уровне, где дневали мои совята. И в ещё не сгустившихся сумерках, но уже в сером, поблекшем воздухе уходящего дня, солнце играло красивыми отблесками на лесном наряде совят, просвечивало их крылья, когда они расправляли их, чтобы размяться, приготовиться к ночному вылету.
Изредка с водохранилища налетал прохладный ветерок, и тогда блаженству сов не было предела.
Знаете, как они разминаются, после дневного сна? Сначала «танцуют», чтобы дать разминку мышцам шеи. Разнообразные круговые и вращательные движения, которые при этом выделывают совы, очень напоминают причудливый танец, в положении сидя на сучке. Иногда при этом они ещё и что-то «напевают», и тогда это выглядит забавно вдвойне. Потом они чистят пёрышки крыльев, грудку, клювиками очищают коготки на лапках. Я видел, и снимал всё это. Чаще всего, видео, так как для меня самого тогда всё это было в диковинку. Они позволяли мне делать это. Супер Цыпа, третий по старшинству брат, иногда, очевидно, был дневным часовым, и сидел на сучке не в гуще, как остальные, а там, где была моя излюбленная позиция для наблюдений. Было очень забавно смотреть, как он любопытно выглядывал из-за ствола сосны, и наблюдал, как я снимаю других братцев.
Когда я переводил фотоаппарат на него, он либо начинал кокетливо прихорашиваться, поджимая одну лапку к груди, либо нарочно поворачивался ко мне спиной, словно дразнил, и на все мои просьбы повернуться, никак не реагировал. А однажды, один из братцев терпеливо ждал, сидя за моей спиной, пока я возился с фотоаппаратом, пытаясь сфотографироваться вместе с ним, чтобы совёнок тоже попал в кадр. К сожалению, тот кадр так и не получился, вспышка слишком ярко высвечивала меня на переднем плане, а совёнок оставался в тени.
Приняли ли они меня в свою семью? Мне конечно лестно так думать, но...
Мы ещё слишком мало знаем об окружающем нас мире, о природе. Мы только в самом начале пути. Нет, что-то особенное в наших отношениях, определённо, конечно, было. Я это чувствовал. Даже в самые отвратительные дни, когда начинала меняться погода, и я еле-еле доползал до водохранилища, после общения с совами, летел домой, как на крыльях, столько энергии появлялось неизвестно откуда. Даже, когда приходилось лазить по лесу в густых сумерках, и в полной темноте, выискивая их, этих маленьких чёртиков - а ночью, с торчащими перяными ушками, и светящимися в бликах вспышки глазами, они выглядели точь-в-точь как озорные чёртики, рассевшиеся на ветках! Но даже тогда, я испытывал совершенно необъяснимый восторг, подъём сил, и прилив внутренней энергии.
Только во время охоты, что-то отталкивающее появлялось в их оранжевых глазах, они словно говорили - когда мы охотимся, к нам не подходи! Но пару кадров мне всё же удалось снять, и во время охоты. Сначала в «прериях» - так я называл заросшую самосевом, обширную песчаную поляну на берегу воронежского водохранилища, в районе Старого порта, где раскалённые, высохшие травы и песок в августе пахнут по-особенному: летом, и одиночеством. Солнце ещё не успевало кануть за отрогами правого берега водохранилища, а прерии уже полнились криками моих совят. Они слетали с сосен, росших над песчаным обрывом, врезающимся в прерии со стороны леса. Они планировали, высматривая добычу, они ныряли в густые травы, полностью сливаясь с растительностью.
Выследить их в такие моменты было уже нелегко, практически невозможно.
Завидев меня, недобро сверкнув оранжевыми глазами, они поднимались в воздух, унося добычу в вытянутых, длинных, страусиных лапах. Молодые охотники. Молодые охотники на закате. Мне запомнилась эта неповторимая песнь лета, и то чувство, когда я бежал по своим прериям с фотоаппаратом, уже забыв, что он у меня в руках, и зачем вообще, он есть. Я хотел быть одним из них. Только эта мысль стучала в мозгу, только это желание осталось в душе, раскинуть руки, как крылья, преодолеть, наконец, притяжение Земли…
Я тоже хочу сидеть на верхушке сосны здесь, в районе Старого порта, смотреть на свои баржи непостижимым, совиным зрением, и видеть то, что видите вы. Я хочу планировать вниз, в эти прерии, не ради добычи, а чтобы просто лететь, задевая, кончиком крыла высокие стебли медвежьих ушек. Я хочу лететь через всё водохранилище, дальше и дальше, догнать растворяющийся в закате прогулочный теплоход, а потом...
"В голове моей ещё звенела высота, стрелка альтиметра ползла всё выше и выше, я не знал, остановится ли она когда-нибудь, я не хотел думать об этом. Впереди была только одна звезда - не самая большая, не самая яркая в небе - но мы рождены ею, мы смотрим на неё, мы ловим её лучи, мы едим хлеб и пьём вино, исполненные её силой. Это была самая близкая нам звезда. В России её называют Солнцем".
Цитата из книги "Меня притягивает Солнце", автор Людмила Бахарева.
Наверное, именно так я представлял свой полёт вместе с совятами тем летом.
Полистав в интернете материалы по ушастым совам, я узнал, что в конце лета совята, до этого державшиеся вблизи гнезда, разлетаются, и начинают вести каждый самостоятельную, взрослую совиную жизнь. Так оно и случилось с моими четырьмя братьями. Я чувствовал, когда начались эти последние встречи. Даже папки с фотографиями на дисках, я так и называл, "Последние встречи с моими охотниками". Изменив своей привычке, они оставили охоту в прериях, и облюбовали небольшую треугольную полянку, между лесной дорогой, валом, заросшим крымскими соснами, и сплошной стеной леса с третьей стороны.
Наверное, хотели получше подготовиться к надвигающейся осени, и холодной зиме, тренировались в разных местах, оттачивая охотничье искусство. Вели себя они всё более независимо, редко соглашались позировать мне, и редко возвращались к месту своей днёвки, где обычно спали, прижавшись к сучкам сосны, словно мягкие, пушистые комочки.
Конечно, иногда они ещё веселили меня, прыгая по земле, словно страусы, на своих мощных, длинных лапах, играя друг с другом, или пытаясь схватить клювом майского жука, или другую летающую мелочь. Иногда Супер Цыпа, дурачась, убегал пешком по песчаной дороге в сторону водохранилища, а я гнался за ним, включая на ходу фотоаппарат, чтобы заснять, как он будет хитро выглядывать из самосева, где спрячется.
Иногда Малыш позировал мне, на разных излюбленных сучках, то поднимая, то опуская пёрышки своего пёстренького лесного наряда. Очень Мелкий Малыш тоже подрос, похорошел, их теперь трудно было отличить друг от друга - Малыш и Очень Мелкий Малыш стали похожи, не даром ведь, братья. Они полностью стряхнули с себя младенческий пух, обзавелись красивыми рубашками с орнаментом в виде ёлочек, так им проще стало маскироваться во время отдыха, на фоне стволов сосен и прочей лесной растительности.
Они больше не разговаривали со мной на своём совином языке, но в их глазах, каждый раз, во время наших последних встреч, можно было прочесть:
-Прощай!..
-Прощай, Брат!
-Ты снова остаёшься один…
-Но твоё одиночество, это лишь ещё один шаг к познанию всего того, что ты так стремишься постичь…
Потом, во время своих прогулок по водохранилищу, я ещё долго заглядывал каждый раз на полянку, где отдыхали днём, на сосновых сучках, мои охотники.
И каждый раз пусто на душе становилось оттого, что закончилась наша дружба, и закончилось лето, но всё, наверное, приходит к неизбежному и закономерному концу.
Вот такая история моей дружбы с четырьмя братьями-совятами. В своём лесу я человек не чужой. Однако, могу ли с уверенностью сказать, что полностью свой? Каждую осень, я стараюсь гулять теми тропинками, которыми не ходил летом. Осень, загадочное время года. В лесу она интересна тем, что дразнит путешественников самыми разнообразными способами - например, листья на деревьях желтеют не равномерно, а словно вырисовывают причудливые силуэты, то людей, то животных, то пугающие, то манящие.
Брожу близ озерца, вглядываясь в отражения берёзок в воде, и в "отражения" всего леса, в более глобальном смысле. И чувствую, что даже в моём хоженом перехоженном лесу ещё столько тайн, что возможно, вся жизнь уйдёт только на то, чтобы чуть-чуть, мимолётно к ним прикоснуться...
Не говоря уже о том, чтобы понять и постичь их...
А до этого была зима 2009 года, как всегда, отметившаяся в наших краях холодными днями и ночами, запомнившаяся вялым, однообразным течением времени в ожидании весны и лета.
Не самая лучшая с технической точки зрения фотография, но именно она больше всего ассоциируется у меня с зимой 2009 года:
Никаких неожиданных приятных встреч на водохранилище той зимой у меня не случилось. Весна пришла рано, я помню, как уже в марте прилетели серые цапли, и долбили своими клювами лёд на воронежском водохранилище.
В один из таких солнечных мартовских дней мне позвонил друг Маколей, и мы решили отправиться на первую в том году разведку, пройтись по побережью воронежского водохранилища. Не знаю, сохранилась ли ещё заброшенная АЗС на углу, там, где за БАМовскими девятиэтажками начиналась промзона с бесконечными складами и гаражами. Тогда, весной 2009 года, в самом начале нашего маршрута, мы сфотографировались возле этой заброшенной АЗС.
Потом шли по асфальтовой дороге мимо очистных сооружений, исследуя по дороге всевозможные находки, попадавшиеся нам на пути.
Мак демонстрирует находку:
Снег уже давно растаял, пустыри вдоль дороги покрывала сухая прошлогодняя трава. За колючей проволокой, огораживающей территорию очистных сооружений, пованивала обнажившаяся из-под снега всевозможная грязь.
Привычный сталкерский пейзаж с пустырями и уходящими за горизонт ЛЭП на фоне леса радовал глаз под ярким весенним солнцем, а на воронежском водохранилище ещё стоял прочный лёд, на котором сидели рыбаки. Мы дошли до того места, где когда-то стояла главная баржа из моих детских и юношеских лет. Там всё уже заросло камышом, а у самой кромки воды кто-то из рыбаков положил удобное для сидения бревно между двух песчаных холмиков. Мы с Маколеем не могли не воспользоваться столь любезным приглашением к отдыху после прогулки, расположились на этом бревне, и долго сидели, наслаждаясь нахлынувшим на нас мартовским теплом, обсуждали разные БАМовские новости, смотрели на рыбаков.
Маколей даже периодически снимал свою зимнюю куртку, сидел в одном свитере. Я был одет уже по-весеннему, налегке, в своей любимой куртке S.T.Swear, но под ней на всякий случай у меня была надета толстовочка с хорошим, пушистым начёсом, и с капюшоном.
Ковыряясь в горах прибрежного мусора, среди старых рыболовных сетей и ракушек, и другого хлама, Маколей нашёл хорошо сохранившийся кухонный нож от столового сервиза, и мы ещё долго прикалывались над этой находкой, которую Маколей назвал "Клад интеллигенции".
Сфотографировав друг друга на фоне ещё замёрзшего водохранилища, мы ещё посидели там, а потом отправились домой, по пути вспоминая старые музыкальные альбомы группы "Зоопарк" и "Кино", и те славные, добрые времена, когда всем местам в округе мы давали свои, секретные названия, чтобы при случае, если придётся общаться с чужой компанией, не раскрывать наши тайны для посторонних ушей.
У меня до сих пор сохранилось послевкусие от той прогулки, как ощущение от беззаботного, расслабленного весеннего денька, когда набравшись новых весенних впечатлений, можно, вернувшись домой, завалиться на диван с любимой книжкой, и так и провести остаток дня, вспоминая минувшее, и не задумываясь о завтрашнем дне. Солнечные мартовские дни вообще всегда обволакивали меня мягкой, кошачью лень, особенно в те времена, когда солнце ярко светило в окна моего девятого этажа, и ложилось яркими квадратами на стены, а я лежал под красным ковром, глядя на лениво пролетающую мимо домашнюю моль, слушал музыку, и не задавал лишних вопросов самому себе.
Ещё один вояж у нас с Маколеем состоялся в самом начале марта 2009 года. На земле снега уже не было, но стоило мне только дойти до леса, как началась метель, с пасмурного неба посыпался мелкий, колючий снег, начал кружиться, и противно залетать за воротник. Ну ничего, подумал я, и не в такую погоду доводилось гулять по побережью. Сейчас натяну капюшон, и пойду дальше.
И тут по лесной дороге, со стороны водохранилища выруливает Маколей на своих жигулях. Мы поприветствовали друг друга, я запрыгнул к нему в машину, и мы поехали через жд переезд МАШМЕТ, навестили нашу старую свалку из девяностых годов, потом прокатились до посёлка Никольское.
Снег прекратился, небо вообще, неожиданно разъяснилось. По наладившейся погоде было приятно прокатиться на машине по знакомым местам, вспомнить молодость. Я снял несколько коротких видеороликов на свой фотоаппарат по дороге домой, самым прикольным из которых оказался эпизод под названием "Классный район БАМ". Мы возвращались обратно мимо БАМовских девятиэтажек, проезжая мимо дома №61, передали привет Дмитрию Колесникову. Маколей поставил машину в гараж, и мы ещё прошлись с ним пешком в сторону наших домов, мимо шприцевого завода.
А потом, все последующие мои прогулки весны и лета 2009 года проходили в одиночестве. Так нужно было, наверное, для особой настройки восприятия.
Где-то в конце мая 2009 года, по ещё очень ветренной и неприятной погоде, я гулял по побережью неподалёку от местечка Берёзки, и почувствовал, что откуда-то из леса сильно пахнет дымом. Углубившись в сосны, я обнаружил место возгорания на берегу маленького озера, из которого в водохранилище всегда тёк небольшой ручей. Лесная подстилка полыхала уже капитально, кое-где огонь переходил уже на стволы сосен. Подошли ещё мужчина с женщиной, которые ехали на водохранилище на машине. У женщины был сотовый телефон, я вспомнил по старой памяти телефонный номер своей Пожарно-Химической Станции, она набрала несколько раз, но никто не отвечал. Номер АТС мог уже поменяться, у меня даже домашний телефонный номер на тот момент поменялся уже два раза.
Пришлось мне вспомнить свою пожарную молодость, я снял свою куртку S.T.Swear, повесил её где-то на сук, взял какую-то палку, автомобилисты тоже вооружились то ли палками, то ли ветками, и мы начали сбивать разгоравшееся пламя. Мужчина, водитель той самой автомашины, по воле случая заехавший на берег озера в тот вечер, принёс ведро, и ходил набирать воду из озерца, там ещё целы были удобные мостки, можно было подойти к самой воде. Он носил воду, поливал самые труднодоступные места, возле стволов сосен. Хотя, я знал по опыту, что без капитальной проливки водой какая-нибудь искорка всё равно выскочит из лесной подстилки ночью.
В общем, кое-как сбив пламя, и отгребя уже сгоревшую лесную подстилку от ещё не затронутых огнём участков, мы попрощались, они поехали на машине дальше, своей дорогой, а я вышел на берег водохранилища, отдохнуть, отдышаться. Куртку-то я снял, когда мы тушили пожар, но остался в своей толстовочке с пушистым начёсом. Надо было бы снять и её. Устал, вспотел, пока мы сбивали пламя, но отправился дальше на прогулку с чувством приятного удовлетворения от полезной, и честно сделанной работы.
Такой вот получился закат пожарного дня:
Рассказ о моём совином лете 2009 я опубликую чуть ниже.
Когда моё совиное лето закончилось, я решил осуществить давно задуманную прогулку по почти забытому маршруту, вдоль побережья, через лесные поляны, заросшие папоротниками, в сторону масловского водозабора. Был уже прохладный, но приятный для прогулок сухой октябрь, я дошёл до водозабора уже вечером, шёл не спеша, часто теряя тропинку в зарослях, давненько уже в этих местах никто, кроме рыбаков, не передвигался пешком.
Лесное озеро, на берегу которого я вместе со случайными попутчиками тушил пожар той весной 2009 года:
Остановился я уже над высоким песчаным обрывом, отвесно уходящим в воду там, где заканчивались сосны. Давненько я уже не был в этих местах, наверное, со времён моей пожарной молодости:
Пирс:
На водохранилище, прямо перед водозабором, работал маленький земснаряд, углублявший дно перед входом в широкий канал. На другой стороне канала рабочие укладывали красивую плитку на уходящем в воду пирсе.
Когда я отправился домой, уже начали сгущаться сумерки. Там, где по моим воспоминаниям на побережье были песчаные пляжи, всё уже заросло кустарником, кое-где мне пришлось пробираться через заросли, уже почти в темноте. Продолжительная получилась прогулка, но я, испытывая приятную усталость был рад, что удалось осуществить всё, задуманное этой осенью.
Осень в берёзках:
В ноябре 2009 года было так пасмурно, что иногда казалось, что над Воронежем вообще не встаёт солнце. Влажные капли висели везде, на ветках, на проводах, на оконном стекле. Глядя через влажную пелену окна на размытые вдалеке огни большого города на правом берегу водохранилища, я пытался, включив в комнате свет, рисовать в этих ежедневных сумерках, слушая альбом группы "Технология" "Дивный новый мир", где все песни были такие же монотонные и однообразные, как и навалившиеся той осенью дни мрачного ноября.
Но даже в такую пасмурную погоду, и в туман, меня всегда тянуло на побережье воронежского водохранилища. Ноябрь навсегда связал меня невидимыми нитями памяти с тем днём в далёком ноябре 1992 года, когда я был в своём мире совершенно один, и где всё на побережье словно замерло в том виде, в котором я должен был запомнить свои места, чтобы возможно, когда-нибудь вернуться туда...
Мои дни - якоря, как я называл их, когда-то рассказывая двоюродному брату о днях моей жизни, запомнившихся с особенной ясностью осознания...
Мне всегда казалось, что однажды, войдя в туман близ побережья воронежского водохранилища в один из таких беспросветных ноябрьских дней, я обязательно выйду из тумана в том самом месте, возле старого, накренившегося знака "Якорь не бросать!", от которого однажды начиналась моя прогулка в ноябре 1992 года...
Последние осенние воспоминания 2009 года у меня связаны с прогулками над обрывом, недалеко от Берёзок, оттуда я уже в темноте наблюдал огоньки на другом берегу залива...
Как всякого романтика, меня всегда тянуло к ярким, ночным огням. Можно, конечно, пойти пройтись и до огней ближайшего парка в вечернюю пору, но лучше постоять вот так, на пустынном побережье, слушая шум ночного прибоя, и наблюдая огоньки на другом берегу залива.
Пока ещё был цел сосновый лес возле больницы №8, я любил вечерние прогулки в тех местах, и не только осенью 2009 года. Обычно я шёл в ту сторону мимо гаражей, потом по лесной дороге выходил к большой асфальтированной площадке возле больницы, где когда-то, в конце девяностых годов проходили областные пожарные учения, в которых и мне довелось участвовать, выезжая туда на пожарной машине.
От центральных ворот больницы №8 в сторону автотрассы тянулась освещённая фонарями аллея через сосны. Поздней осенью, по вечерам там было пустынно и тихо. Я любил это место, любил мягкий жёлтый свет ламп накаливания ещё тех, советских фонарей. Особенно, когда в середине ноября из леса наползал лёгкий туман, и верхушки сосен путались где-то наверху в нитях - паутинках тумана, а свет фонарей становился размытым, как и очертания деревьев вокруг. Я останавливался где-нибудь в конце этой аллеи, уже недалеко от асфальтовой дорожки, ведущей к МАШМЕТУ через пустыри детства, и дышал воздухом старого воронежского БАМа...
Воздух старого воронежского БАМа - как много всего заключается для меня в этом словосочетании!
Это и шёпот ещё живого БАМовского леса, через который я ходил бесчисленное количество раз, и когда возвращался с работы на Пожарно-Химической Станции, и потом, уже во времена странствий по побережью. И воспоминания о том, как однажды, в ноябре 2006 года на день рождения моей мамы за праздничным столом собрались почти все родственники, участники памятных застолий девяностых. У меня было полное ощущение возвращения в прошлое, как будто время отмотали на десять лет назад. В зале, где все мы собрались, на стенах висели ещё те самые памятные советские ковры, хрусталь блестел в зеркальном серванте, дядя Толя всё так же обнимался с бутылочкой, и растопыривая над столом пятерню, просил пять минут тишины, чтобы рассказать старый анекдот семидесятых годов о том, как простого рабочего принимают в партию. И сам первый начинал смеяться над своими анекдотами и шутками. Когда я сел спиной к ковру, вернулись физические ощущения десятилетней давности из 1996 года, мне казалось, из динамиков проигрывателя сейчас зазвучит песня группы Arabesque, которую я включал тогда, уже под занавес застолья.
К вечеру, в 2006 году, дядя Толя уже так набрался, что они вместе с женой, моей тётей Леной, остались ночевать у нас, а я, когда все гости уже разошлись, отправился гулять вокруг БАМа, всё тем же маршрутом, мимо больницы №8, по освещённой светом вечерних фонарей дороге среди сосен, и я всё так же стоял там, и вдыхал воздух старого воронежского БАМа...
На семейной фотографии с того памятного застолья в 2006 году дядя Толя всё так же позирует с бутылочкой, родственники все ещё бодры и свежи, а моя мама всё такая же молодая, как была молода все те годы, пока я не замечал её молодости и красоты. Много чего мы не замечаем, когда оно рядом, и всё под рукой. Я и многие события и ощущения тех лет вспоминаю с ностальгией только теперь, двадцать лет спустя, когда нахожусь уже вдали от воронежского БАМа, а все памятные места и даты навсегда канули в тот ноябрьский туман 2009 года.
Года, когда ещё более-менее был цел наш БАМовский лес...
Четверо братьев
В 2009 году было особенное лето. Лето моей дружбы с совами. С четырьмя братьями, как я их называл. Любят совы наши места, и гнездятся здесь давно и плотно. Тот год не стал исключением. В округе в то лето было множество совиных гнёзд, от Песчановки, до самой Масловки. Сколько совиных тропинок я прошёл с фотоаппаратом, сколько DVD болванок записал потом отснятым материалом, я уже и не помню. Сбился со счёта. А сколько интересных и забавных случаев было! Диалог с совёнком в самом начале лета, когда я, обнаружив в лесу, близ Барж, юного птенца на ветках, неожиданно для самого себя начал подражать совиному писку, и совёнок охотно откликался мне, каждый раз наклоняя вниз головку, чтобы лучше меня рассмотреть. Я стал свидетелем, как одна из взрослых сов у дальнего привода ловила добычу, а затем смешно и трогательно кормила из клюва своего совёнка, пищавшего на ветках.
Но четверо братьев, были особенными. Я обнаружил их в соснах на берегу воронежского водохранилища. Стал каждый вечер приходить туда, наблюдать, как они, один за другим, вылезают из гнезда, осваиваются, смотрят на мир. А они наблюдали за мной. Большой брат, Супер Цыпа, Малыш, и Очень Мелкий Малыш. Как я различал их? Большой брат всегда держался чуть обособленно, сидел на ветках выше, чем остальные. К моему присутствию относился терпимо, но всё же иногда поглядывал так, свысока - мол, не забывай, кто здесь главный. Супер Цыпа был красавчиком, с очень чётким, беленьким лицевым диском, с блестящими пёрышками. Он больше других любил позировать, и всегда с интересом наблюдал за моей вознёй с фотоаппаратом. У Малыша был красивый лесной наряд из светленьких пёрышек, с орнаментом в виде коричневых ёлочек. Очень Мелкий Малыш любил забираться в берёзовые заросли, в самую гущу, и пищать там.
Даже когда они, уже избавившись от опеки мамы совы, перелетели от гнезда на другую поляну, я без особого труда нашёл их. Наверное, свою роль сыграло моё ежевечернее присутствие возле их дома, когда они были совсем малышами - они перестали меня бояться, относились к моим каждодневным визитам спокойно, принимая их как должное.
Летом я не отправляюсь на водохранилище раньше восьми часов вечера. Из-за жары. Так было и в тот год. Я успевал дойти до Барж как раз к закату солнца, когда всё вокруг окрашено в оранжевые тона, а перегретый за день лес дышит таким жаром, что аж слезятся глаза. На полянке, где обитали мои Супер Цыпы, помимо сосен, рос густой лиственный подлесок, и полукругом, со стороны водохранилища, их покой охраняли берёзки. Лучи склонившегося к горизонту солнца, пробиваясь сквозь сосновые лапы, и ветви берёз, простреливали здесь сквозь пространство, как раз на уровне, где дневали мои совята. И в ещё не сгустившихся сумерках, но уже в сером, поблекшем воздухе уходящего дня, солнце играло красивыми отблесками на лесном наряде совят, просвечивало их крылья, когда они расправляли их, чтобы размяться, приготовиться к ночному вылету.
Изредка с водохранилища налетал прохладный ветерок, и тогда блаженству сов не было предела.
Знаете, как они разминаются, после дневного сна? Сначала «танцуют», чтобы дать разминку мышцам шеи. Разнообразные круговые и вращательные движения, которые при этом выделывают совы, очень напоминают причудливый танец, в положении сидя на сучке. Иногда при этом они ещё и что-то «напевают», и тогда это выглядит забавно вдвойне. Потом они чистят пёрышки крыльев, грудку, клювиками очищают коготки на лапках. Я видел, и снимал всё это. Чаще всего, видео, так как для меня самого тогда всё это было в диковинку. Они позволяли мне делать это. Супер Цыпа, третий по старшинству брат, иногда, очевидно, был дневным часовым, и сидел на сучке не в гуще, как остальные, а там, где была моя излюбленная позиция для наблюдений. Было очень забавно смотреть, как он любопытно выглядывал из-за ствола сосны, и наблюдал, как я снимаю других братцев.
Когда я переводил фотоаппарат на него, он либо начинал кокетливо прихорашиваться, поджимая одну лапку к груди, либо нарочно поворачивался ко мне спиной, словно дразнил, и на все мои просьбы повернуться, никак не реагировал. А однажды, один из братцев терпеливо ждал, сидя за моей спиной, пока я возился с фотоаппаратом, пытаясь сфотографироваться вместе с ним, чтобы совёнок тоже попал в кадр. К сожалению, тот кадр так и не получился, вспышка слишком ярко высвечивала меня на переднем плане, а совёнок оставался в тени.
Приняли ли они меня в свою семью? Мне конечно лестно так думать, но...
Мы ещё слишком мало знаем об окружающем нас мире, о природе. Мы только в самом начале пути. Нет, что-то особенное в наших отношениях, определённо, конечно, было. Я это чувствовал. Даже в самые отвратительные дни, когда начинала меняться погода, и я еле-еле доползал до водохранилища, после общения с совами, летел домой, как на крыльях, столько энергии появлялось неизвестно откуда. Даже, когда приходилось лазить по лесу в густых сумерках, и в полной темноте, выискивая их, этих маленьких чёртиков - а ночью, с торчащими перяными ушками, и светящимися в бликах вспышки глазами, они выглядели точь-в-точь как озорные чёртики, рассевшиеся на ветках! Но даже тогда, я испытывал совершенно необъяснимый восторг, подъём сил, и прилив внутренней энергии.
Только во время охоты, что-то отталкивающее появлялось в их оранжевых глазах, они словно говорили - когда мы охотимся, к нам не подходи! Но пару кадров мне всё же удалось снять, и во время охоты. Сначала в «прериях» - так я называл заросшую самосевом, обширную песчаную поляну на берегу воронежского водохранилища, в районе Старого порта, где раскалённые, высохшие травы и песок в августе пахнут по-особенному: летом, и одиночеством. Солнце ещё не успевало кануть за отрогами правого берега водохранилища, а прерии уже полнились криками моих совят. Они слетали с сосен, росших над песчаным обрывом, врезающимся в прерии со стороны леса. Они планировали, высматривая добычу, они ныряли в густые травы, полностью сливаясь с растительностью.
Выследить их в такие моменты было уже нелегко, практически невозможно.
Завидев меня, недобро сверкнув оранжевыми глазами, они поднимались в воздух, унося добычу в вытянутых, длинных, страусиных лапах. Молодые охотники. Молодые охотники на закате. Мне запомнилась эта неповторимая песнь лета, и то чувство, когда я бежал по своим прериям с фотоаппаратом, уже забыв, что он у меня в руках, и зачем вообще, он есть. Я хотел быть одним из них. Только эта мысль стучала в мозгу, только это желание осталось в душе, раскинуть руки, как крылья, преодолеть, наконец, притяжение Земли…
Я тоже хочу сидеть на верхушке сосны здесь, в районе Старого порта, смотреть на свои баржи непостижимым, совиным зрением, и видеть то, что видите вы. Я хочу планировать вниз, в эти прерии, не ради добычи, а чтобы просто лететь, задевая, кончиком крыла высокие стебли медвежьих ушек. Я хочу лететь через всё водохранилище, дальше и дальше, догнать растворяющийся в закате прогулочный теплоход, а потом...
"В голове моей ещё звенела высота, стрелка альтиметра ползла всё выше и выше, я не знал, остановится ли она когда-нибудь, я не хотел думать об этом. Впереди была только одна звезда - не самая большая, не самая яркая в небе - но мы рождены ею, мы смотрим на неё, мы ловим её лучи, мы едим хлеб и пьём вино, исполненные её силой. Это была самая близкая нам звезда. В России её называют Солнцем".
Цитата из книги "Меня притягивает Солнце", автор Людмила Бахарева.
Наверное, именно так я представлял свой полёт вместе с совятами тем летом.
Полистав в интернете материалы по ушастым совам, я узнал, что в конце лета совята, до этого державшиеся вблизи гнезда, разлетаются, и начинают вести каждый самостоятельную, взрослую совиную жизнь. Так оно и случилось с моими четырьмя братьями. Я чувствовал, когда начались эти последние встречи. Даже папки с фотографиями на дисках, я так и называл, "Последние встречи с моими охотниками". Изменив своей привычке, они оставили охоту в прериях, и облюбовали небольшую треугольную полянку, между лесной дорогой, валом, заросшим крымскими соснами, и сплошной стеной леса с третьей стороны.
Наверное, хотели получше подготовиться к надвигающейся осени, и холодной зиме, тренировались в разных местах, оттачивая охотничье искусство. Вели себя они всё более независимо, редко соглашались позировать мне, и редко возвращались к месту своей днёвки, где обычно спали, прижавшись к сучкам сосны, словно мягкие, пушистые комочки.
Конечно, иногда они ещё веселили меня, прыгая по земле, словно страусы, на своих мощных, длинных лапах, играя друг с другом, или пытаясь схватить клювом майского жука, или другую летающую мелочь. Иногда Супер Цыпа, дурачась, убегал пешком по песчаной дороге в сторону водохранилища, а я гнался за ним, включая на ходу фотоаппарат, чтобы заснять, как он будет хитро выглядывать из самосева, где спрячется.
Иногда Малыш позировал мне, на разных излюбленных сучках, то поднимая, то опуская пёрышки своего пёстренького лесного наряда. Очень Мелкий Малыш тоже подрос, похорошел, их теперь трудно было отличить друг от друга - Малыш и Очень Мелкий Малыш стали похожи, не даром ведь, братья. Они полностью стряхнули с себя младенческий пух, обзавелись красивыми рубашками с орнаментом в виде ёлочек, так им проще стало маскироваться во время отдыха, на фоне стволов сосен и прочей лесной растительности.
Они больше не разговаривали со мной на своём совином языке, но в их глазах, каждый раз, во время наших последних встреч, можно было прочесть:
-Прощай!..
-Прощай, Брат!
-Ты снова остаёшься один…
-Но твоё одиночество, это лишь ещё один шаг к познанию всего того, что ты так стремишься постичь…
Потом, во время своих прогулок по водохранилищу, я ещё долго заглядывал каждый раз на полянку, где отдыхали днём, на сосновых сучках, мои охотники.
И каждый раз пусто на душе становилось оттого, что закончилась наша дружба, и закончилось лето, но всё, наверное, приходит к неизбежному и закономерному концу.
Вот такая история моей дружбы с четырьмя братьями-совятами. В своём лесу я человек не чужой. Однако, могу ли с уверенностью сказать, что полностью свой? Каждую осень, я стараюсь гулять теми тропинками, которыми не ходил летом. Осень, загадочное время года. В лесу она интересна тем, что дразнит путешественников самыми разнообразными способами - например, листья на деревьях желтеют не равномерно, а словно вырисовывают причудливые силуэты, то людей, то животных, то пугающие, то манящие.
Брожу близ озерца, вглядываясь в отражения берёзок в воде, и в "отражения" всего леса, в более глобальном смысле. И чувствую, что даже в моём хоженом перехоженном лесу ещё столько тайн, что возможно, вся жизнь уйдёт только на то, чтобы чуть-чуть, мимолётно к ним прикоснуться...
Не говоря уже о том, чтобы понять и постичь их...
