Мы можем найти тысячи конспирологических ниточек, заговоров и тайных операций в истории, предшествовавшей падению России и Германии. Да, конечно, Японию финансировали американские и английские банки, и именно они помогли ей в короткий срок перевооружиться и превратиться из изоляционистской периферийной азиатской страны в милитаристскую агрессивную империю, которая смогла одержать в 1905 году военную победу над своим могущественным северным соседом. Безусловно, Троцкого спонсировали американские финансовые круги, и именно благодаря им он и другие левые сумели эффективно действовать в Европе и в России. Конечно, ниточки февральского заговора 1917 года тянулись в Лондон и Париж. И нет сомнений, что перевооружению Третьего Рейха и Совдепии способствовали все те же примерно финансовые круги.
Но за всеми этими частностями и деталями мы не должны терять понимание главного - в течение спокойного, блестящего, культурного и гуманного 19-го в мире сформировался новый могущественный центр силы - центр финансового капитализма. И в какой-то момент этот центр заявил о своих притязаниях на мировое господство и переустройство всего мира под себя, что и вызвало две мировые бойни, революции и перевороты по всей Европе и формирование совершенно иного мира. И центр этого мира находился в Лондоне. Вот в чем состояла главная сила Великобритании, а вовсе не в каком-то там тайном масонстве, особой гениальности британской элиты, целомудренности ее Королевы и Королей или военных достоинствах британской армии и флота.
Российская Империя была вполне нормальным, цивилизованным и европейским государством (рекомендую для понимания этого факта ознакомиться с книгой того же Волкова
"Почему РФ - еще не Россия"). Германия была неоспоримым и признанным лидером европейской культуры и науки. И обе эти державы обладали, пожалуй, лучшими в Европе и в мире армиями, офицерами и солдатами. Но обе они в итоге проиграли - потому что сила, которая им противостояла и которая была сосредоточена на лондонских биржах, оказалась могущественнее армий, науки и культуры. И именно за этой силой было будущее истории. И поэтому Лондон - грязный, вонючий, наполненный флегматичными и туповатыми англичанами, - казался светочем прогресса и свободы, а Германия и Россия представали отсталыми и "реакционными". Дело вовсе не в каких-то особых либеральных свободах, которых в 19-м веке в Англии еще вовсе не было. И не в прогрессе или науке, в которых Германия превосходила Великобританию на две головы. И не в культуре, в которой Германия и Россия в 19-м веке также существенно превосходили Англию. Дело было всего лишь в том, что Лондон стал финансовой столицей мира - и за этим финансовым миром было будущее.
Противопоставить этому было нечего. Ибо всюду, где возникала промышленность и банки, Лондон немедленно становился центром поклонения и притяжения. Деньги тянутся к деньгам, а вслед за деньгами свои взоры в сторону Лондона обращали мыслители, карбонарии, масоны, евреи, интеллигенция и местная буржуазия. И поэтому русская интеллигенция, буржуазия, а отчасти и бюрократия ненавидели "отсталую" и "реакционную" Россию, и боготворили прогрессивную Европу, под которой понимался прежде всего Лондон. И именно в Лондоне сидели и Герцен, и Бакунин, и Гучков. И поэтому "прогрессивные люди" России готовы были ради прогресса и "блага России" свергнуть своего Царя, который, по их мнению, был главным препятствием для прогресса, а лондонскую Королеву свергать никто даже не помышлял. И дело здесь вовсе не в масонстве, а в том, что все масонство было ориентировано на Лондон, как мусульмане ориентированы на Мекку. Именно из Лондона в то время исходил свет нового мира и нового будущего - тот самый свет, который сегодня изображен на банкноте американского доллара.
Битва за мировое господство была краткой, жуткой, отчаянной и невероятно кровавой. Но, мне представляется, что даже поклонники Третьего Рейха и Совдепии интуитивно чувствуют и понимают, что проект Третьего Рейха и Советский Проект были только отчаянными попытками пойти против истории. Пульс истории находился там, на биржах лондонского Сити, и подчинить себе этот центр нового мира было можно только политически - то есть путем военного завоевания. Но сам характер нацистского и советского режима - тоталитарный и предельно милитаризованный - красноречиво свидетельствовал, что оба эти проекта были лишь отчаянными попытками зацепиться за кусок земли и оттуда подчинить себе "свободный мир" - мир финансового господства - отгороженный от континентальной Европы проливом Ла-Манш и Атлантическим океаном, и силой переиграть таким образом историю в свою пользу. Но история была на стороне Лодона, а затем - по итогам Второй Мировой войны - Нью-Йорка, ибо именно там было сосредоточено могущество нового мира. Англичане, а затем американцы, смогли оседлать историю, а поэтому они могли совершать множество ошибок, или не совершать их вовсе, но они уже были обречены на победу. Ибо, как выразился однажды Черчилль в разговоре со Сталиным, "во всем самом главном я уже договорился с дьяволом, и теперь все зависит только от нас".
Волков этого не понимает. В указанной книге он пишет: "Рассматривая государственность как образчик определённого внутреннего строя, уместно задаться вопросом: мог ли он вообще не пасть в условиях, когда под влиянием мутаций, распространившихся в конце ХVIII столетия, началось крушение традиционного порядка в мире, каковой процесс завершился в начале ХХ в. с Первой мировой войной (речь идёт о феномене смены существовавших тысячелетия монархических режимов демократическими и тоталитарными)? Вопрос открытый". Для Волкова все перемены в Европы, связанные с формированием нового финансово-промышленного мира с центром в Лондоне, есть только череда каких-то непонятных мутаций. Мы не знаем, как пошла бы история, если бы Россия устояла в 1917 году. Вполне возможно, что, если бы Россия одержала победу в Первой мировой войне и получила проливы, русский рубль, со времен реформы Витте обеспеченный золотом, позволил бы России сформировать какую-то свою финансовую империю, которая смогла бы конкурировать с лондонским Сити. Но мы должны признать, что Россия проиграла еще до того, как раздались выстрелы в Сараево, с которых началась Первая мировая война - ибо на тот момент ничего в экономическом и социальном строе России не позволяло ей претендовать на роль лидера нового мира, и даже понимания того, что происходит в мире, в России не было. Нет этого понимания у Волкова даже сегодня, спустя сто лет с момента крушения дорогого для него дворянского русского мира.
Не понимает этого и Галковский, который повсюду вылавливает масонов и британских агентов, но не может объяснить, почему деятельность всей этой британской агентуры была столь эффективна в Санкт-Петербурге, а в самом Лондоне ничего подобного представить себе было невозможно.