(no subject)
Иногда Иванов плакал. Это получалось у него всегда неожиданно, без повода. О ком он плачет, о чем -спросите, Иванов не смог бы вам ответить. Он вообще был молчалив, не испытывал сильных эмоций, кроме гнева. Смотреться в зеркало казалось ему мещанством. И выглядеть хорошо тоже. В глубине души он презирал тех, кто способен убить 15 минут своего времени на выбор осенней обуви или штанов для похода на работу. Он всегда думал,что рожден для какой-то надобности и что главное в его жизни- эту надобность исполнить, а всё остальное будь как будет. И поэтому он всегда старался делать как надо, если это касалось долженствования. Прочее не умещалось в кулачке Иванова, он не мог, идя вечером домой, купить просто так, беспричинно, Леночке сюрприз или леночкиной маме цветы. Потому что это в данный момент было без надобности. Надобностей же было два вида: просьба, скупо одобренная Ивановым по причине неплохого настроения, и по этой же причине исполненная, либо объективная необходимость (день рождения, аптека).
Вчера Иванов внезапно заплакал, это случалось с ним редко, поэтому он испугался. Он шел против ветра по улице, ведущей вдоль института, потом поликлиники, потом детского клуба, потом откоса, и вдруг почувствовал это. Около тротуара росли березы, еще молодые, яркие, с поперечными черными полосами по белому, за ними виднелись гаражи, а дальше зеленый лес. Иванов присел. Асфальт был еще теплый. Он поковырял пальцем в асфальте в надежде отвлечься, как я мог так в себе обмануться, подумал.
Потом он перешел на рысь, он бежал с открытым ртом, с разинутыми глазами, запрокидывая назад коленки, по серому теплому асфальту, потом по гулкой сухой траве, задирая локти к затылку, он пробовал понять, что происходит и происходит ли, плачет он или это плачет за него кто-то другой или,может, смеется и это смех сквозь слезы. У него закололо под ребрами, вдали лежала река, сырая и длинная, как половая тряпка, которой его жена каждую субботу мыла в квартире пол, река текла, по ней плыла баржа с зевающим матросом, уже довольно ржавая. И когда баржа пересекала след от стоящего над ней колом моста, Иванов встал на колени прямо в гулкую сухую траву, росшую густо вниз по откосу, туда, к реке, и завыл.