Каринэ Арутюнова: Я всегда знала, что я армянка
Вы родились на Украине, долгое время жили в Израиле. Сейчас живете в этих двух странах одновременно. Как проживание вне России влияет на русский язык?
Думаю, это прекрасная ситуация для пишущего. Я родилась в Киеве, но никогда не находилась в украиноязычной среде. Да, в детском саду детям читали «Ивасика-Телесика”, а любимцем юных киевлян в свое время был легендарный дед Панас, который начинал передачу “ На добранич, диты”(украинский вариант “Спокойной ночи, малыши”) словами “Люби хлопчики и дивчатка”. Но к тому времени я уже довольно резво и, надо заметить, запоем, читала ...все подряд, начиная от настенного календаря и заканчивая прекрасными детскими и не очень книжками, которые не переводились в нашем доме.
Конечно же, я росла в русскоязычной среде. К ней относились мои родители, их друзья и знакомые. Киев вообще всегда был русскоязычным городом, сейчас, конечно, ситуация иная. Что касается моего пребывания в Израиле, то оно лишь обострило и отточило, смею надеяться, чувство языка вообще, тем более, что в Израиле ситуация для русскоязычных самая благоприятная. Люди из разных концов бывшего Советского Союза, - разнообразие оттенков речи, - от одесского до ташкентского, не может не услаждать жадный до впечатлений слух...
Не говоря уже об обилии русских книжных магазинов, - только в одном Тель-Авиве их не менее десятка, а, может, и гораздо больше.
Знаете, мое первое и самое сильное израильское впечатление с чем связано?
С посещения книжного магазина сети Стемацки в центре на Дизенгоф. Второй этаж магазина занимают стеллажи с книгами на русском языке.
Это был девяносто четвертый год. Я провела на этом втором этаже часа три, не меньше. Помню себя сидящей на полу, и растущую передо мной груду книг. Из магазина я выбралась под вечер, “усталая, но счастливая”, с охапкой книг, о которых могла только мечтать... В той, доизраильской жизни.
Вы переживали в детстве некую непохожесть на других, связанную с тем, что у вас армянские корни? Вы воспитывались в армянских традициях?
Конечно, и, знаете, это было всегда сладкое чувство. Эта вот непохожесть, отдельность, как знак качества, как некое осознание собственной исключительности.
Я всегда знала о том, что я армянка. Мамино еврейство было мало акцентированным, почти незаметным. Еврейский дом моей тети на Подоле, очень еврейский, теплый, веселый. Я была окружена этим и мало задумывалась о своей принадлежности... Себя я все-таки воспринимала как нечто немножко отдельное, иное. Все-таки дома доминировало армянское. Дух. Иначе не назовешь. Мой отец родился и вырос в Ашхабаде, учился в Москве и Киеве. Несмотря на это, он был самым армянским армянином из всех знакомых мне армян. Все-таки, армянам диаспоры необходимо...культивировать в себе “армянство”(назовем это так), чтобы не растерять, не раствориться...
Ну, а я, папина дочь. Этим все сказано. Что касается моей собственной самоидентификации, то тут трудно провести черту, где заканчивается еврей и начинается армянин. Или наоборот. Я рада, что совмещаю в себе и то, и другое, и в обоих случаях черпаю из мощного источника. Этот источник - звук армянского дудука, музыка Комитаса, картины Минаса Аветисяна, Аршила Горки, горькая ирония Уильяма Сарояна, камерная, сдержанная и одновременно неистовая поэзия Паруйра Севака. Это огромное богатство, к которому мне позволено было прикоснуться однажды. И я не знаю, кто плачет во мне от звуков скрипки Яши Хейфеца, еврей или армянин. И кто утирает слезы, читая о приключениях мальчика Мотла.
Национальность - ведь это вообще очень условно. Смешно было бы думать, что каждую минуту я
отслеживаю в себе...Наблюдаю, фиксирую. Просто оно существует, - в каких-то закоулках подсознания, в узелках генетической памяти. На определенном витке все это месиво становится уже чем-то совершенно наднациональным, но культивирующим в себе вполне конекретные черты.
С детства хотели стать клоуном. Чем это было обусловлено? И почему хотели стать именно похожим на Леонида Енгибарова?
Да, я всегда была клоуном. Знаете, в детском саду или в младших классах школы каждый играет свою роль. Непременно есть Самая Красивая Девочка. Или Самый Толстый Мальчик. Или Самый Сильный. А есть Клоун.
Я всегда всех веселила. Развлекала. Смешила. И была абсолютно безразлична к дрессированным собачкам, тиграм и акробатам в цирке. Зато все первое отделение ожидала выхода коверного.
Меня никогда не поражали ловкость, сила. Зато образ смешного, нелепого, явно гонимого человечка...засталял сжиматься сердце.
Мое детство совпало с пиком популярности Леонида Енгибарова. Я думаю, этого рано ушедшего из жизни актера, смело можно назвать вторым Великим Немым. Если первым считать Чаплина. Того, что можно было увидеть «в телевизоре», было явно недостаточно. Иногда мне казалось, что у меня получается не хуже. Детям нравилось. Вокруг меня всегда собиралась толпа.
Потом, много позже, я узнала, что Енгибаров был еще и талантливым рассказчиком. Его небольшие рассказы, похожие на репризы, маленькие, грустные, искренние, щемящие.Есть еще одно имя, незслуженно забытое. Борис Амарантов, гениальнейший мим, на мой взгляд, наш советский Марсель Марсо. Судьба
его сложилась самым трагическим образом.
На какой литературе вы воспитывались? Кто из писателей повлиял на ваше формирование? Если начну перечислять...
Давайте назову первый ряд. Самых-самых. Они все разные, но все бесконечно и по-разному любимые.
Бунин, Куприн, Чехов, Борис Зайцев, Иван Шмелев. Гаршин. Исаак Бабель, Бруно Шульц, Исаак-Башевис Зингер. Я называю прозаиков. Поэзия - это нечто отдельное. Проза Осипа Мандельштама.
Ромен Гари. Уильям Сароян. Сэллинджер. Фридрих Горенштейн. Саша Соколов. Конечно же, Сергей Довлатов. Василий Аксенов.
Говорить о каком-то влиянии не могу, но, несомненно, влияло и влияет все. Все прочитанное, услышанное, увиденное.
В книгах и фильмах гораздо более сюжета и интриги ценю уникальность авторской интонации.
Вы художник. Много рисуете. Есть ли идея организовать выставку в Армении?
В Армении, к сожалению, не была много лет. Приехать, да еще и с картинами - сокровенная мечта.
В этом году в издательстве «Колибри» вышла ваша книга «Пепел красной коровы». Какой путь прошла рукопись до издания?
Довольно короткий. В ноябре 2010 года книжка моих рассказов вошла в шорт-лист премии Андрея Белого. Здесь я не могу не отметить удивительного человека и писателя Бориса Останина, одного из “отцов-основателей” этой старейшей из литературных премий. Именно его внимание позволило не зат
еряться сборнику в потоке поступающей на конкурс прозы и поэзии.
Буквально через несколько дней состоялась беседа с составителем серии “Уроки русского” Олегом Зоберном. Меня моментально подкупило название серии. Концепция. Работа над книгой оказалась увлекательным занятием. Не могу не отметить чрезвычайно внимательного и ответственного редактора, работающего с серией в издательстве “Колибри”. Алла Хемлин. Пользуясь случаем, выражаю искреннюю признательность всем этим людям.
В основу легли ваши собственные впечатления от путешествий?
Ну, путешествиями все это можно назвать с натяжкой. По сути, человеческая жизнь это и есть самое огромное путешествие. И не так уж важны перемещения в пространстве. В траектории полета бабочки зачастую больше динамики и смысла... Если говорить о смысле бабочки. Хотя, не спорю, - смена системы координат, безусловно, меняет угол зрения. Обогащает.
А вот если говорить о путешествии внутри собственного «я». Оно бесконечно. Это познание. Можно называть как угодно. Вешать какие угодно ярлыки. Мне чужд психологизм. Неважны мотивы. Интересна живая ткань бытия, со всем, что наполняет ее, - смешным, печальным, прекрасным, пугающим.
Вы объединяете в своей книге армян, евреев, русских и украинцев. Тревожил ли вопрос вашей собственной идентификации к одной из национальностей? Можно ли это назвать поиском собств
енного Я?
О самоидентификации я ответила немного выше. Могу лишь добавить, что на каком-то этапе, действительно, существует момент выбора. Не мучительный, нет. Скорее, как момент осознания собственного места в системе координат. Выбор этой самой системы.
Если идущему по улице по определенной причине не понравится твое лицо, он вряд ли начнет разбираться и уточнять процентное соотношение той или иной крови. Не могу сказать, что я как-то ужасно пострадала на этой почве. Но проблема была. На самом примитивном уровне, бытовом, на более сложном, когда «нечто» не произносится, но подразумевается. И это гораздо хуже.
Однако же насколько интересней, драматичней, ощущать себя армянином, евреем и так далее, то есть иным, в разнородной национальной среде. Допустим, на Украине, в России. На мой взгляд, всегда почетней быть в меньшинстве. Всегда есть шанс проявить свою “инаковость” особым совершенно образом.
Много вы говорите про армян в Израиле, в России и в Армении. Отличаются ли армяне разных стран друг от друга? И если да, то чем?
Я говорю, пишу о людях. Они могут быть евреями, поляками, украинцами, латиноамериканцами. И армянами в том числе.
Конечно же, отличия существуют. Страна, в которой человек живет, безусловно, накладывает отпечаток. Но мне гораздо интересней то общее, что объединяет армян, живущих в Ереване, в
Тбилиси, в Москве, Киеве, в Париже.
Выражение глаз? Мимика? Цвет кожи? Волос? Особое восприятие? Чувство смешного? Трагического? Мы все разные.
Но чувствуем друг друга на расстоянии. Так мне кажется.
Вспомнила смешной случай. Однажды мы с моей двоюродной сестрой прогуливались по летнему Киеву. Две девчонки четырнадцати и шестнадцати лет. Веселые, смеющиеся, в светлых летних платьях, мы проходили под мостом. На мосту рабочие занимались ремонтыми работами, что-то чинили, красили. На приличном, в общем-то, расстоянии. Истошный крик заставил нас остановиться и задрать головы. Рабочие, молодые ребята, смеялись и размахивали руками. И кричали по-армянски.
- Девочки, вы армянки?
Вот откуда, каким образом они увидели это сверху?
Над чем вы сейчас работаете? Собираетесь ли написать роман?
Я пишу бесконечную сагу, цикл так называемых провинциальных историй. Условно провинциальных, конечно. Под условным опять же названием “Все происходит”. Всякий раз, когда ставлю точку, ловлю себя на ощущении, что сказано все. Или почти все. Но это обманчивое ощущение. Мне жаль расставаться с героями. Они переходят из рассказа в рассказ, из цикла в цикл, растягивая и уплотняя пространство рассказа. Вырастает нечто большее.
Вторая тема, с которой мне никак не хочется расставаться, это тема детства. Это второй цикл, объединенный названием “Плывущие по волнам”. Не могу назвать это историями с продолжнением, с фиксированным сюжетом.
Для меня каждая история, каждая новелла - это некая модель, философская и абсолютно законченная концепция картины мира. Это бесконечное и упоительное путешествие без виз и багажа, если только не считать багажом память, воображение, мириады смыслов и ощущений, благодаря которым человеческая жизнь становится наполненной и осмысленной.