(no subject)
Аня просила выложить эти главки из перевода про Игги Попа, чтоб вы радовались, а не плакали.
Полная версия появится очень скоро в журнале "Забриски Райдер", а потом отдельно, в т.ч. и в интернете.
Синклер
Ага, еще с Джоном Синклером была история. Дело было в 60-х в Анн-Арборе; мы сыграли там два-три раза, и он положил на нас глаз. А потом мы сыграли в четвертый раз и в пятый, и набрали какой-то вроде как вес, и он озаботился тем, как я вписываюсь в его музыкальную империю местного масштаба - империю, которую он желал построить как полуполитик, растафари Среднего Запада, факир-распорядитель, поставщик кроликов, владелец шляп, короче, мудила. Этот парень всегда был и будет организатором-загонщиком, то есть мудилой. Он хотел выяснить: буду ли я с народом или типа стану поп-звездой. Но быть с народом означало попросту работать с Джоном Синклером, и я знал это. На хуй надо.
Он заявился к моему менеджеру (Джимми Сильверу) и пытался на меня давить. Я курю гашиш, а он заводит свою песенку: «Все хорошие концерты в этом регионе - мои. Я тут главный по андерграунду. Решай: с нами ты или нет? Если ты не играешь с нами в наш мячик и все такое, нафиг ты вообще сдался? Я Джон Синклер, со мной шутки плохи».
Никогда не забуду. Чтобы ответить, надо открыть рот, а этого-то я как раз и не мог. Поэтому я просто прокатился кубарем по персидскому ковру, прошелся колесом и скорчил рожу, скосив глаза, но не сказал ни слова. Иными словами, я сказал «нет». Нет Джону Синклеру - нет мудакам - нет организациям - нет вымогательству - нет любым идеалам, кроме своих собственных - нет членству в какой бы то ни было форме. Нет, нет и нет, Джон Синклер.
Техники «Allman Brothers»
Однажды, во времена «Raw Power», Stooges играли в Нэшвилле, штат Теннесси, в заведении под названием «У мамаши». А на разогреве у нас чуваки, которые работали техниками у группы «Allman Brothers», она тогда была на коне. Ну и, соответственно, какие у них могут быть техники: здоровенный шкаф, гора мускулов - так? То есть парни хоть куда, страшные, волосатые, морда кирпичом, ковбои, только держись.
И вот у них, значит, саундчек, и заходим мы. А Джеймс в таком комбинезоне, как Человек-Паук, с вырезом до пупа. Вид довольно чудной, попугайский и, возможно, для кого-то пидорский - не для меня, конечно. А на мне индонезийский саронг, высокие сапоги на шнуровке и шаль. Эти как увидели: «Ого, ни хуя себе подружки, пальчики оближешь! Ты гляди! Уси-пуси, девочки, а пизда у вас есть? Спорим, есть, дай подержаться», и так далее в этом роде.
Мы перепугались и спрятались в сортире, правильно? Заперлись там, а они ломятся, колотят в дверь: «Выходите, девочки, уж мы вас утешим, распотешим». Страшно, блядь.
Пора на сцену, вышли, отбомбили. По дороге в раздевалку они пришли извиняться: На самом деле. «Простите, мол, мы не знали, что вы так играете».
Так что налицо, как видите, некоторое несоответствие между хулиганской музыкой и хулиганским поведением. Я-то ведь, ха-ха, сами знаете, вовсе не хулиган.
После этого концерта Джеймс спиздил из гримерки радио. Он вообще любил спиздить что-нибудь на концерте. Такой у него был прикол.
Ебля на месте
Страннейшее занятие - ебаться до или после концерта прямо там, где играешь. Я крайне редко подписываюсь, но...
Однажды Stooges играли в месте под названием «Joint in the Woods» - Джеймс Уильямсон на гитаре, Рон на басу, Рок Экшн (то есть Скотт Эштон) на ударных, и я. За сценой тусуется с нами телка. Я пытаюсь сосредоточиться на предстоящем концерте, так? Телка воняет духами - со страшной силой; поехавшие коричневые чулки, пояс с резинками, мини-юбка. Пухлая такая девица, вся в черном, и так и лезет на хуй. И ведь знаю: не нужно перед концертом трахаться. Но никуда не денешься. Волоку ее в сортир, раскладываю на полу и ебу. Слышу снаружи голоса: «Эй, Джим, кончай!». Вся команда ржет: «Пошли уже, опоздаешь».
Пора выходить, я поднимаюсь, а стояк-то при мне - глупейшая ситуация - пытаюсь затолкать его в штаны, а штаны-то тесные, так? Пытаюсь запихать его туда, - а Рон у нас тем временем в эсэсовском прикиде. Это я его уболтал представить нас по-немецки. Сказал, что публике понравится: настоящий эсэсовец, круто же? Выходит он при пизде, при параде, все с иголочки, черная офицерская форма, высокие ботинки, красота.
Он по-немецки представляет группу, а я пытаюсь запихать свое хозяйство в штаны, а девка стонет: «О нет!». Валяется на полу в мужском сортире и смотрит в потолок.
Выхожу на сцену и - такой уж вечерок выдался - кое-кого серьезно задело это немецкое приветствие. На нас даже Лига защиты евреев потом наехала. А это не я, это все Рон. В общем, меня это не обломало. Парнишка в первом ряду спрашивает, показывая на форму СС: «как вы могли?». Кажется, итальянец. Мне-то что, я не напрягся. Просто спектакль, часть шоу. Но это было не лучшее мое выступление.
Еще была одна чувиха в Висконсине, которой нравилось, чтоб грязно было. Забыл, как звали. Да хватит, сколько можно уже про них.
Секс - это облом. Столько девчонок вокруг. Ну их на хуй, не будем об этом.
Торч в большом городе
Игги Поп едет в город торчать. Stooges получили приглашение. К тому времени мы набрали такую популярность в Нью-Йорке и вокруг, что нас позвали в клуб «У Онгано» на четыре концерта подряд. Хозяева - братья Арни и Ник, милейшие джентльмены. Наверное, единственный небольшой клуб, где можно было играть - сейчас он закрыт.
Вы уже, должно быть, поняли, что я тогда был чистый Topcat из мультика. Ужасно ленивый, все бы валялся на мусорке и дрых. Четыре вечера подряд? Подряд? «Ну, я не знаю…». Мы тогда играли 45-минутный сет. Наконец я принял предложение и приехал в Нью-Йорк. Пару дней репетировали. Мы никогда не играли больше двух вечеров подряд, и, конечно, не больше одного сета за вечер.
В отеле Челси я встретил некоего Билли, у которого было много кокаина - хорошего кокса. А мы ведь были, знаете, ребята небогатые. Так что перед первым концертом заявляюсь я во всей красе в «Электра Рекордс», в их шикарный новый офис в здании Gulf & Western, оформленный в стиле «космический век». Иду к президенту - Джеку Хольцману, он отсылает меня к главному менеджеру Биллу Харви. Говорю: «Билл, дело такое. Четыре концерта подряд - вы же понимаете, это жертва с моей стороны». Втолковываю ему, что не хотел бы подвергать свое тело непривычным перегрузкам, и дабы продержаться… «Простите, что прошу вас об этом, но вам придется выдать мне 400 долларов на четверть унции кокаина».
Они, конечно, охуели. Он ушам своим не поверил: «Да вы что, да за кого вы нас принимаете… Мы не выдаем… Это невозможно!».
Я прыгаю по комнате. Тут вопросов нет: мы должны получить деньги, и все. Я даже не говорю «иначе мы не будем играть». И он сдался. Выдал бабки, я подписал бумагу - типа аванс за что-то там. Понятно, да? То есть смешно.
Сколько же я вынюхал за эти четыре вечера. Сколько я вынюхал. Посмотрите фотки с тех концертов, тощий - не то слово.
А концерты были забавные, сцены как таковой не было, мы стояли прямо на полу. Майлз Дэвис заходил. Остался: понравилось. Там на потолке были какие-то трубы, и на третий вечер я решил повиснуть на трубе, как обезьяна, головой вниз. Я же не знал, что это часть противопожарной распылительной системы. Я висел на ногах и раскачивался вниз головой, и мало-помалу труба стала поддаваться. И вся система развалилась, а я грохнулся на пол.
Все болталось в воздухе, как какие-то странные осадки - удивительное зрелище - пластик посыпался, пыль. Наверное, встало им в копеечку.
Когда такая фигня случается, всегда хорошо иметь наготове такого парня, как Дэнни Филдс. В те времена Дэнни был моим ментором, человеком, который меня «открыл». Он действительно все это любил. Они были в ярости, ущерб серьезный, но Дэнни с ними как-то добазарился, и все рассосалось. Они улыбались и говорили: «Здорово вы сегодня играли, только, пожалуйста, завтра не надо лазить на трубы, ладно?». Четвертый вечер был совсем безумный, я же никогда не играл четыре концерта подряд, я уже был на грани. Я всегда считал: хорошенького понемножку, я любил людей в малых дозах - промелькнуть, а не рассказывать всю историю своей жизни. Мне всегда нравился беглый взгляд, а долгий контакт с публикой - это уже лишнее.
Первый бис
И вот выхожу я на четвертый концерт и не знаю даже, что делать. Играем как обычно: «I’m Loose», «Down the Street», «Dirt», «Fun House», «TV Eye» с нашим концептуальным саксофонистом Стивом Маккеем, «1970», «You’re Alright», «Private Parts», «Dog Food», песню под названием «Egyptian Woman» (ее так и не записали) и «Searching for Head». Поиграли - и будет, а они требуют еще. Хотя знают, что больше не выйду. Я никогда не выхожу на бис. Но в тот вечер решил выйти. Никогда вообще не выхожу на бис. А тут решил выйти, так?
Я до того удолбился в ту ночь, что мне самому хотелось еще. Так что я впервые вышел на бис. Больше двух лет играл концерты, не выходя на бис - ни при каких обстоятельствах. Типа: вот и все! Вот. Мне не нравилась фальшь самой ситуации биса, идиотизм. Пишут же: такой-то четыре раза выходил на бис, и т.д., и т.п. Таких артистов, кстати, охотнее приглашают. Короче, мы выходим на бис.
Все говорили: «Сейчас что-то будет, что-то он сделает». Ничего я не сделал. Я ничего не мог сделать. В конце концов я достал хуй - самый что ни на есть дурацкий жест - я показал им хуй. Перед этим минут 15 валялся на спине, бормотал что-то про древний Египет, пытался как-то разогнаться. А потом просто показал хуй. Когда играешь музыку, все, что обычно делаешь хуем, поднимается в башку, в верхнюю чакру, называется еще «третий глаз», вот тут, в середине лба. Достал хуй, ну и что с ним делать? Запихал обратно и ушел. Это был первый спад энергии за всю нашу историю. Первый.
Непосредственный контакт
Меня оплевывали, меня лупили, меня закидывали яйцами. Бумажными стаканами, деньгами, фотоаппаратами, лифчиками, трусами, ссаными тряпками, дорогими шмотками, поясами и так далее. В меня стреляли, между прочим, из рогатки. А что, постепенно привыкаешь.
Вот месяца полтора назад я был в Детройте, и кто-то швырнул в меня бутылкой виски «Джонни Уокер Блэк». Я знаю, что это был «Джонни Уокер Блэк», потому что ребята из группы потом ее подобрали. Швырнул бутылку виски. Пронес как-то через все кордоны, через охрану. Чуть-чуть не попал в голову. В общем-то, по волосам задело. Я видел, как она, сверкая, летела ко мне. Где-то последние футов шесть видел. Но времени увернуться не было. Я только слышал, как она просвистела у виска и грохнулась позади. Стекло такое толстое, что не разбилось. Реально толстое стекло. «Джонни Уокер Блэк» - качественная бутылка. Я потом сказал этому мудиле с телевидения: как здорово, что бутылка пролетела мимо, а он, конечно, вырвал из контекста и извратил: «мол, так мои фанаты традиционно приветствуют меня, и мне это нравится».
Однажды грейпфрутом получил прямо в лоб - в Кобо-Холле в Детройте.
Как-то играли мы в клубе «Rock’n’Roll Farm» в Уэйне, штат Мичиган. Полная дыра. Я вообще много играл в дырах. Никто из Stooges не переживал по этому поводу - играем, и ладно. Короче, играем мы в этой дыре в Уэйне, штат Мичиган, у какой-то деревенской дороги - народу человек 800 или 1000, - а я в обвислой женской шляпке с тремя цветочками, с длинными обесцвеченными волосами, в пачке и балетках, и с каким-то шарфиком вокруг пояса, кажется, это была чья-то занавеска.
А на сцену все время летели яйца, и в конце концов это меня достало. И я сказал музыкантам: «Так, все, стоп!». Я иногда так делаю.
Интересно - не знаю, может и с другими рокерами такое случается, - но музыка у нас крайне агрессивная и возбуждающая, и через несколько песен я впадаю в измененное состояние, возможно, от переизбытка адреналина. Мне кажется, что я могу совершить все что угодно. Это, конечно, не так, и я часто влипал в неравные, заведомо проигрышные драки.
Итак, я говорю: «Стоп!». А зал, повторяю, дрянь, потолки низкие, - мог бы быть зал для пинбола. Я хочу знать, кто именно швыряет яйца. И вот, гляньте-ка, расступаются воды, и передо мной, футах в 75-ти, возвышается эдакий человек-гора, ноги расставлены, носки врозь, - совершенно невероятных размеров парень с самой широкой и счастливой улыбкой, которую я когда-либо видел. Это была действительно чудесная улыбка - он знал, что он король, и готов был дать мне оторваться (надеюсь, не до смерти). Длинные рыжие волосы, рост около 6 футов 5 дюймов, широкие плечи, клетчатая куртка, ухмылка эта. И на одной руке кастет с перчаткой до локтя, с шипами на кулаке. Подмышкой картонная упаковка - дюжина яиц, его оружие. У него все получилось, и вот он стоит, подбоченившись, таращится на меня и глубоким таким басом говорит: «Привет».
Пришлось мне сделать из этого шоу - и, подпрыгивая на цыпочках, как боксеры по телевизору, я устремляюсь на него - Давид против Голиафа. Видеть, как его кулак летит навстречу, было все равно что ждать лобового столкновения с поездом. Он сшиб меня одним ударом, тут же кровь - прямо промеж глаз, до сих пор шрам есть. Кровища, ужас. Я увидел звезды. Было очевидно, что его не победить, и я сказал: «Ну что ж… продолжим концерт».
Вернулся на сцену, и мы сделали «Луи, Луи».
Я страшно боюсь полиции, властей. У меня в тех краях была подруга, совершенно цивильная девушка. Тогда еще девственница, ха! - деталь, о которой я позаботился через год. Она жила с родителями. Она говорит: «Бежим, я тебя спрячу». Я хотел оттуда смыться, я знал, что будет полиция, встречаться с ней не хотелось. Так что мы смотались, я прямо в своем костюме маленькой балерины, так, и поздно ночью проникли к ней в дом. Удивительная ночь в пригороде, в балеринском прикиде, в какой-то дедушкиной, что ли, кровати, и что самое ужасное, она ведь даже не трахалась еще, понимаете. А я весь на взводе - девица-то недурна - и всю ночь пристаю к ней, прямо в этой пачке, безрезультатно. На следующее утро мне пришлось пройти через чаепитие с мамой, при свете дня, в костюме опять же балеринки, и так далее. Короче, день не задался. Вот что значит - неправильно оделся.
В тот же день я вернулся в Детройт, пошел на радио и пригласил всю эту банду, «The Scorpians», членом которой являлся этот чувак, приехать и показать себя в Детройте, в Michigan Palace, что они и сделали.
Там был записан «последний концерт Stooges», «Metallic K.O.», где я на обложке лежу в отрубе - лежу, собственно говоря, как покойник в гробу. На записи слышно, как летают предметы: саперные лопатки, четырехгаллонные кружки и так далее. Правда, дамы из первых рядов бросали красивое нижнее белье, по-моему, очень мило с их стороны.
Опять же плевки: в меня, наверное, плевали больше, чем в кого-либо из живущих, скажем так, вне пенитенциарной системы. Забавно - как аукнется, так и откликнется: я ведь сам завел обычай плеваться. Когда публика обламывала меня, я плевал в нее, чтобы расшевелить. Мне же надо было как-то удовлетвориться, вот я и плевал в этих мудаков.
Но через три года, ой-ой-ой… у меня был камбэк-тур при поддержке Дэвида Боуи, он играл с нами на пианино. Был концерт в «Friar’s Court» в Эйлсбери, неподалеку от Лондона, разогревающий концерт перед Лондоном. Мы уже некоторое время провели на континенте и были наслышаны об английском панк-движении и некоторых связанных с ним ритуалах.
То есть публика научилась харкать на артистов, понятно? В Эйлсбери меня приветствовал любвеобильный дождь - бешеный дождь харкотни. Они подскакивали как можно выше, чтобы доплюнуть до меня. Они даже как-то специально менялись местами, чтобы каждый мог внести свою лепту. Кто на самом деле страдает, так это члены группы - они не могут так быстро уворачиваться, как я. Целились панки плохо, так что группа была оплевана с головы до ног.
А я нанял тогда соул-музыканта, Джеки Кларка, черного чувака, который играл с Айком и Тиной Тернер, в «Nitty Gritty Dirt Band» и, кажется, в «Dr. Hook’s Medicine Show» или в каком-то подобном гнилостном американском ансамбле. Типа профи, настоящий музыкант, я нанял его играть ритм - у него было хорошее чувство ритма.
Нанял его на один тур. У него был свой стилек - черный ковбой, вроде Бо Диддли от Гуччи, прекрасная шляпа «Stetson», коричневой кожи, и тореадорские штаны - очень утрированный ковбой. В первый же вечер он подошел ко мне и говорит: «Джим, пусть делают со мной что угодно, только пусть не плюют на шляпу, меня это бесит». Он был прямо весь заплеван.
На самом деле с моими музыкантами часто случаются происшествия. Клаус Крюгер, мой немецкий барабанщик, впервые приехал в Америку записывать со мной «New Values» и решил попутешествовать по стране. Это было перед Рождеством. Он катался по восхитительным пустыням и каньонам, а на самое Рождество какой-то пацан запулил ему в переходного моста грейпфрутом прямо в лобовое стекло и едва не убил его.
Вот в этом последнем туре половина моей группы была избита при попытке защитить меня - спасти меня - от монстра, которого я сам спровоцировал. Марсель, наверное, даже хуже, чем Детройт.
Аня передала, что сегодня совершенно точно в Вереске будет "верещать в одно рыло"
Полная версия появится очень скоро в журнале "Забриски Райдер", а потом отдельно, в т.ч. и в интернете.
Синклер
Ага, еще с Джоном Синклером была история. Дело было в 60-х в Анн-Арборе; мы сыграли там два-три раза, и он положил на нас глаз. А потом мы сыграли в четвертый раз и в пятый, и набрали какой-то вроде как вес, и он озаботился тем, как я вписываюсь в его музыкальную империю местного масштаба - империю, которую он желал построить как полуполитик, растафари Среднего Запада, факир-распорядитель, поставщик кроликов, владелец шляп, короче, мудила. Этот парень всегда был и будет организатором-загонщиком, то есть мудилой. Он хотел выяснить: буду ли я с народом или типа стану поп-звездой. Но быть с народом означало попросту работать с Джоном Синклером, и я знал это. На хуй надо.
Он заявился к моему менеджеру (Джимми Сильверу) и пытался на меня давить. Я курю гашиш, а он заводит свою песенку: «Все хорошие концерты в этом регионе - мои. Я тут главный по андерграунду. Решай: с нами ты или нет? Если ты не играешь с нами в наш мячик и все такое, нафиг ты вообще сдался? Я Джон Синклер, со мной шутки плохи».
Никогда не забуду. Чтобы ответить, надо открыть рот, а этого-то я как раз и не мог. Поэтому я просто прокатился кубарем по персидскому ковру, прошелся колесом и скорчил рожу, скосив глаза, но не сказал ни слова. Иными словами, я сказал «нет». Нет Джону Синклеру - нет мудакам - нет организациям - нет вымогательству - нет любым идеалам, кроме своих собственных - нет членству в какой бы то ни было форме. Нет, нет и нет, Джон Синклер.
Техники «Allman Brothers»
Однажды, во времена «Raw Power», Stooges играли в Нэшвилле, штат Теннесси, в заведении под названием «У мамаши». А на разогреве у нас чуваки, которые работали техниками у группы «Allman Brothers», она тогда была на коне. Ну и, соответственно, какие у них могут быть техники: здоровенный шкаф, гора мускулов - так? То есть парни хоть куда, страшные, волосатые, морда кирпичом, ковбои, только держись.
И вот у них, значит, саундчек, и заходим мы. А Джеймс в таком комбинезоне, как Человек-Паук, с вырезом до пупа. Вид довольно чудной, попугайский и, возможно, для кого-то пидорский - не для меня, конечно. А на мне индонезийский саронг, высокие сапоги на шнуровке и шаль. Эти как увидели: «Ого, ни хуя себе подружки, пальчики оближешь! Ты гляди! Уси-пуси, девочки, а пизда у вас есть? Спорим, есть, дай подержаться», и так далее в этом роде.
Мы перепугались и спрятались в сортире, правильно? Заперлись там, а они ломятся, колотят в дверь: «Выходите, девочки, уж мы вас утешим, распотешим». Страшно, блядь.
Пора на сцену, вышли, отбомбили. По дороге в раздевалку они пришли извиняться: На самом деле. «Простите, мол, мы не знали, что вы так играете».
Так что налицо, как видите, некоторое несоответствие между хулиганской музыкой и хулиганским поведением. Я-то ведь, ха-ха, сами знаете, вовсе не хулиган.
После этого концерта Джеймс спиздил из гримерки радио. Он вообще любил спиздить что-нибудь на концерте. Такой у него был прикол.
Ебля на месте
Страннейшее занятие - ебаться до или после концерта прямо там, где играешь. Я крайне редко подписываюсь, но...
Однажды Stooges играли в месте под названием «Joint in the Woods» - Джеймс Уильямсон на гитаре, Рон на басу, Рок Экшн (то есть Скотт Эштон) на ударных, и я. За сценой тусуется с нами телка. Я пытаюсь сосредоточиться на предстоящем концерте, так? Телка воняет духами - со страшной силой; поехавшие коричневые чулки, пояс с резинками, мини-юбка. Пухлая такая девица, вся в черном, и так и лезет на хуй. И ведь знаю: не нужно перед концертом трахаться. Но никуда не денешься. Волоку ее в сортир, раскладываю на полу и ебу. Слышу снаружи голоса: «Эй, Джим, кончай!». Вся команда ржет: «Пошли уже, опоздаешь».
Пора выходить, я поднимаюсь, а стояк-то при мне - глупейшая ситуация - пытаюсь затолкать его в штаны, а штаны-то тесные, так? Пытаюсь запихать его туда, - а Рон у нас тем временем в эсэсовском прикиде. Это я его уболтал представить нас по-немецки. Сказал, что публике понравится: настоящий эсэсовец, круто же? Выходит он при пизде, при параде, все с иголочки, черная офицерская форма, высокие ботинки, красота.
Он по-немецки представляет группу, а я пытаюсь запихать свое хозяйство в штаны, а девка стонет: «О нет!». Валяется на полу в мужском сортире и смотрит в потолок.
Выхожу на сцену и - такой уж вечерок выдался - кое-кого серьезно задело это немецкое приветствие. На нас даже Лига защиты евреев потом наехала. А это не я, это все Рон. В общем, меня это не обломало. Парнишка в первом ряду спрашивает, показывая на форму СС: «как вы могли?». Кажется, итальянец. Мне-то что, я не напрягся. Просто спектакль, часть шоу. Но это было не лучшее мое выступление.
Еще была одна чувиха в Висконсине, которой нравилось, чтоб грязно было. Забыл, как звали. Да хватит, сколько можно уже про них.
Секс - это облом. Столько девчонок вокруг. Ну их на хуй, не будем об этом.
Торч в большом городе
Игги Поп едет в город торчать. Stooges получили приглашение. К тому времени мы набрали такую популярность в Нью-Йорке и вокруг, что нас позвали в клуб «У Онгано» на четыре концерта подряд. Хозяева - братья Арни и Ник, милейшие джентльмены. Наверное, единственный небольшой клуб, где можно было играть - сейчас он закрыт.
Вы уже, должно быть, поняли, что я тогда был чистый Topcat из мультика. Ужасно ленивый, все бы валялся на мусорке и дрых. Четыре вечера подряд? Подряд? «Ну, я не знаю…». Мы тогда играли 45-минутный сет. Наконец я принял предложение и приехал в Нью-Йорк. Пару дней репетировали. Мы никогда не играли больше двух вечеров подряд, и, конечно, не больше одного сета за вечер.
В отеле Челси я встретил некоего Билли, у которого было много кокаина - хорошего кокса. А мы ведь были, знаете, ребята небогатые. Так что перед первым концертом заявляюсь я во всей красе в «Электра Рекордс», в их шикарный новый офис в здании Gulf & Western, оформленный в стиле «космический век». Иду к президенту - Джеку Хольцману, он отсылает меня к главному менеджеру Биллу Харви. Говорю: «Билл, дело такое. Четыре концерта подряд - вы же понимаете, это жертва с моей стороны». Втолковываю ему, что не хотел бы подвергать свое тело непривычным перегрузкам, и дабы продержаться… «Простите, что прошу вас об этом, но вам придется выдать мне 400 долларов на четверть унции кокаина».
Они, конечно, охуели. Он ушам своим не поверил: «Да вы что, да за кого вы нас принимаете… Мы не выдаем… Это невозможно!».
Я прыгаю по комнате. Тут вопросов нет: мы должны получить деньги, и все. Я даже не говорю «иначе мы не будем играть». И он сдался. Выдал бабки, я подписал бумагу - типа аванс за что-то там. Понятно, да? То есть смешно.
Сколько же я вынюхал за эти четыре вечера. Сколько я вынюхал. Посмотрите фотки с тех концертов, тощий - не то слово.
А концерты были забавные, сцены как таковой не было, мы стояли прямо на полу. Майлз Дэвис заходил. Остался: понравилось. Там на потолке были какие-то трубы, и на третий вечер я решил повиснуть на трубе, как обезьяна, головой вниз. Я же не знал, что это часть противопожарной распылительной системы. Я висел на ногах и раскачивался вниз головой, и мало-помалу труба стала поддаваться. И вся система развалилась, а я грохнулся на пол.
Все болталось в воздухе, как какие-то странные осадки - удивительное зрелище - пластик посыпался, пыль. Наверное, встало им в копеечку.
Когда такая фигня случается, всегда хорошо иметь наготове такого парня, как Дэнни Филдс. В те времена Дэнни был моим ментором, человеком, который меня «открыл». Он действительно все это любил. Они были в ярости, ущерб серьезный, но Дэнни с ними как-то добазарился, и все рассосалось. Они улыбались и говорили: «Здорово вы сегодня играли, только, пожалуйста, завтра не надо лазить на трубы, ладно?». Четвертый вечер был совсем безумный, я же никогда не играл четыре концерта подряд, я уже был на грани. Я всегда считал: хорошенького понемножку, я любил людей в малых дозах - промелькнуть, а не рассказывать всю историю своей жизни. Мне всегда нравился беглый взгляд, а долгий контакт с публикой - это уже лишнее.
Первый бис
И вот выхожу я на четвертый концерт и не знаю даже, что делать. Играем как обычно: «I’m Loose», «Down the Street», «Dirt», «Fun House», «TV Eye» с нашим концептуальным саксофонистом Стивом Маккеем, «1970», «You’re Alright», «Private Parts», «Dog Food», песню под названием «Egyptian Woman» (ее так и не записали) и «Searching for Head». Поиграли - и будет, а они требуют еще. Хотя знают, что больше не выйду. Я никогда не выхожу на бис. Но в тот вечер решил выйти. Никогда вообще не выхожу на бис. А тут решил выйти, так?
Я до того удолбился в ту ночь, что мне самому хотелось еще. Так что я впервые вышел на бис. Больше двух лет играл концерты, не выходя на бис - ни при каких обстоятельствах. Типа: вот и все! Вот. Мне не нравилась фальшь самой ситуации биса, идиотизм. Пишут же: такой-то четыре раза выходил на бис, и т.д., и т.п. Таких артистов, кстати, охотнее приглашают. Короче, мы выходим на бис.
Все говорили: «Сейчас что-то будет, что-то он сделает». Ничего я не сделал. Я ничего не мог сделать. В конце концов я достал хуй - самый что ни на есть дурацкий жест - я показал им хуй. Перед этим минут 15 валялся на спине, бормотал что-то про древний Египет, пытался как-то разогнаться. А потом просто показал хуй. Когда играешь музыку, все, что обычно делаешь хуем, поднимается в башку, в верхнюю чакру, называется еще «третий глаз», вот тут, в середине лба. Достал хуй, ну и что с ним делать? Запихал обратно и ушел. Это был первый спад энергии за всю нашу историю. Первый.
Непосредственный контакт
Меня оплевывали, меня лупили, меня закидывали яйцами. Бумажными стаканами, деньгами, фотоаппаратами, лифчиками, трусами, ссаными тряпками, дорогими шмотками, поясами и так далее. В меня стреляли, между прочим, из рогатки. А что, постепенно привыкаешь.
Вот месяца полтора назад я был в Детройте, и кто-то швырнул в меня бутылкой виски «Джонни Уокер Блэк». Я знаю, что это был «Джонни Уокер Блэк», потому что ребята из группы потом ее подобрали. Швырнул бутылку виски. Пронес как-то через все кордоны, через охрану. Чуть-чуть не попал в голову. В общем-то, по волосам задело. Я видел, как она, сверкая, летела ко мне. Где-то последние футов шесть видел. Но времени увернуться не было. Я только слышал, как она просвистела у виска и грохнулась позади. Стекло такое толстое, что не разбилось. Реально толстое стекло. «Джонни Уокер Блэк» - качественная бутылка. Я потом сказал этому мудиле с телевидения: как здорово, что бутылка пролетела мимо, а он, конечно, вырвал из контекста и извратил: «мол, так мои фанаты традиционно приветствуют меня, и мне это нравится».
Однажды грейпфрутом получил прямо в лоб - в Кобо-Холле в Детройте.
Как-то играли мы в клубе «Rock’n’Roll Farm» в Уэйне, штат Мичиган. Полная дыра. Я вообще много играл в дырах. Никто из Stooges не переживал по этому поводу - играем, и ладно. Короче, играем мы в этой дыре в Уэйне, штат Мичиган, у какой-то деревенской дороги - народу человек 800 или 1000, - а я в обвислой женской шляпке с тремя цветочками, с длинными обесцвеченными волосами, в пачке и балетках, и с каким-то шарфиком вокруг пояса, кажется, это была чья-то занавеска.
А на сцену все время летели яйца, и в конце концов это меня достало. И я сказал музыкантам: «Так, все, стоп!». Я иногда так делаю.
Интересно - не знаю, может и с другими рокерами такое случается, - но музыка у нас крайне агрессивная и возбуждающая, и через несколько песен я впадаю в измененное состояние, возможно, от переизбытка адреналина. Мне кажется, что я могу совершить все что угодно. Это, конечно, не так, и я часто влипал в неравные, заведомо проигрышные драки.
Итак, я говорю: «Стоп!». А зал, повторяю, дрянь, потолки низкие, - мог бы быть зал для пинбола. Я хочу знать, кто именно швыряет яйца. И вот, гляньте-ка, расступаются воды, и передо мной, футах в 75-ти, возвышается эдакий человек-гора, ноги расставлены, носки врозь, - совершенно невероятных размеров парень с самой широкой и счастливой улыбкой, которую я когда-либо видел. Это была действительно чудесная улыбка - он знал, что он король, и готов был дать мне оторваться (надеюсь, не до смерти). Длинные рыжие волосы, рост около 6 футов 5 дюймов, широкие плечи, клетчатая куртка, ухмылка эта. И на одной руке кастет с перчаткой до локтя, с шипами на кулаке. Подмышкой картонная упаковка - дюжина яиц, его оружие. У него все получилось, и вот он стоит, подбоченившись, таращится на меня и глубоким таким басом говорит: «Привет».
Пришлось мне сделать из этого шоу - и, подпрыгивая на цыпочках, как боксеры по телевизору, я устремляюсь на него - Давид против Голиафа. Видеть, как его кулак летит навстречу, было все равно что ждать лобового столкновения с поездом. Он сшиб меня одним ударом, тут же кровь - прямо промеж глаз, до сих пор шрам есть. Кровища, ужас. Я увидел звезды. Было очевидно, что его не победить, и я сказал: «Ну что ж… продолжим концерт».
Вернулся на сцену, и мы сделали «Луи, Луи».
Я страшно боюсь полиции, властей. У меня в тех краях была подруга, совершенно цивильная девушка. Тогда еще девственница, ха! - деталь, о которой я позаботился через год. Она жила с родителями. Она говорит: «Бежим, я тебя спрячу». Я хотел оттуда смыться, я знал, что будет полиция, встречаться с ней не хотелось. Так что мы смотались, я прямо в своем костюме маленькой балерины, так, и поздно ночью проникли к ней в дом. Удивительная ночь в пригороде, в балеринском прикиде, в какой-то дедушкиной, что ли, кровати, и что самое ужасное, она ведь даже не трахалась еще, понимаете. А я весь на взводе - девица-то недурна - и всю ночь пристаю к ней, прямо в этой пачке, безрезультатно. На следующее утро мне пришлось пройти через чаепитие с мамой, при свете дня, в костюме опять же балеринки, и так далее. Короче, день не задался. Вот что значит - неправильно оделся.
В тот же день я вернулся в Детройт, пошел на радио и пригласил всю эту банду, «The Scorpians», членом которой являлся этот чувак, приехать и показать себя в Детройте, в Michigan Palace, что они и сделали.
Там был записан «последний концерт Stooges», «Metallic K.O.», где я на обложке лежу в отрубе - лежу, собственно говоря, как покойник в гробу. На записи слышно, как летают предметы: саперные лопатки, четырехгаллонные кружки и так далее. Правда, дамы из первых рядов бросали красивое нижнее белье, по-моему, очень мило с их стороны.
Опять же плевки: в меня, наверное, плевали больше, чем в кого-либо из живущих, скажем так, вне пенитенциарной системы. Забавно - как аукнется, так и откликнется: я ведь сам завел обычай плеваться. Когда публика обламывала меня, я плевал в нее, чтобы расшевелить. Мне же надо было как-то удовлетвориться, вот я и плевал в этих мудаков.
Но через три года, ой-ой-ой… у меня был камбэк-тур при поддержке Дэвида Боуи, он играл с нами на пианино. Был концерт в «Friar’s Court» в Эйлсбери, неподалеку от Лондона, разогревающий концерт перед Лондоном. Мы уже некоторое время провели на континенте и были наслышаны об английском панк-движении и некоторых связанных с ним ритуалах.
То есть публика научилась харкать на артистов, понятно? В Эйлсбери меня приветствовал любвеобильный дождь - бешеный дождь харкотни. Они подскакивали как можно выше, чтобы доплюнуть до меня. Они даже как-то специально менялись местами, чтобы каждый мог внести свою лепту. Кто на самом деле страдает, так это члены группы - они не могут так быстро уворачиваться, как я. Целились панки плохо, так что группа была оплевана с головы до ног.
А я нанял тогда соул-музыканта, Джеки Кларка, черного чувака, который играл с Айком и Тиной Тернер, в «Nitty Gritty Dirt Band» и, кажется, в «Dr. Hook’s Medicine Show» или в каком-то подобном гнилостном американском ансамбле. Типа профи, настоящий музыкант, я нанял его играть ритм - у него было хорошее чувство ритма.
Нанял его на один тур. У него был свой стилек - черный ковбой, вроде Бо Диддли от Гуччи, прекрасная шляпа «Stetson», коричневой кожи, и тореадорские штаны - очень утрированный ковбой. В первый же вечер он подошел ко мне и говорит: «Джим, пусть делают со мной что угодно, только пусть не плюют на шляпу, меня это бесит». Он был прямо весь заплеван.
На самом деле с моими музыкантами часто случаются происшествия. Клаус Крюгер, мой немецкий барабанщик, впервые приехал в Америку записывать со мной «New Values» и решил попутешествовать по стране. Это было перед Рождеством. Он катался по восхитительным пустыням и каньонам, а на самое Рождество какой-то пацан запулил ему в переходного моста грейпфрутом прямо в лобовое стекло и едва не убил его.
Вот в этом последнем туре половина моей группы была избита при попытке защитить меня - спасти меня - от монстра, которого я сам спровоцировал. Марсель, наверное, даже хуже, чем Детройт.
Аня передала, что сегодня совершенно точно в Вереске будет "верещать в одно рыло"