PREV |
NEXT содержание 1.1. Прилаженность
Непосредственное существо
Знак Выготский Эволюция Представьте себе зверя, не ведающего ни надежды, ни сомнения. Внимание его управляется внешними факторами, а активность направлена на конкретные вещи. Вообразите живое непосредственное существо - воплощение стихии природных сил, рыскающее в поисках добычи и далекое от всякого способа выражения, выражения, которое было бы тут неприемлемо и нисколько не вытекало бы из внутреннего строя поведения.
Мы очень далеки от того, чтобы отождествлять себя с непосредственным существом. Сейчас требуется некоторое усилие, чтобы осознать, что в каждом из нас где-то в глубине живет непосредственное существо. Может быть, в младенчестве нам всем пришлось некоторое время пребывать в состоянии блаженного небытия. Но позднее, когда в нашем поведении появились первые признаки выражения, мы с легкостью противопоставили себя непосредственному звериному миру. Наши предки жили среди зверей, но быстро позабыли о родстве с ними (если тут можно говорить только о какой бы то ни было памяти). Ну что же, у наших предков были на то серьезные основания. Теперь же в нашем исследовании мы должны начинать с того, что уже давно перестало быть очевидным и превратилось в некоторую проблему.
Что свидетельствует в пользу нашего родства со зверьми? Укажем на обстоятельство, которое должно быть отмечено в первую очередь. Речь идет об аспекте, который позднее попадет под выражение, - о боли и вообще о всяком восприятии. Физическая боль присутствует уже в непосредственном существовании. Это механизм, сложившийся в рамках эволюционного развития и выполняющий свою экологическую задачу. Зализывание раны или обездвиженность животного может служить прямым свидетельством работы этого механизма. Что же из того, что у непосредственного существа боль остается невыраженной, или, говоря метафорическим языком, умирает в этой обездвиженности?
Мы допускаем существование образов у таких животных, как кошки, обезьяны или дельфины. Существование образов есть вполне приемлемая для современного естествознания идея. Ученые предлагают нам различные модели «образной ткани» - схемы синтеза информации и ее возможного представления. Ясно, что и образы человека должны иметь в своем основании ту же природу и строиться по тем же естественным законам. Однако общая картина, которая складывается в результате подобных исследований, не оставляет нам надежды навести мосты между обозначенными здесь берегами - миром непосредственности и миром человека. Как и в случае с болью, приходится констатировать, что у животного информационный поток в последний момент расточает себя во множестве неосознаваемых движений и реакций. Непосредственное существо не может помыслить ни боли, ни образа.
Как же выпутаться из сложившейся ситуации? Вполне приемлемым для нас решением является признание культурологической обусловленности феноменов сознания. Под культурой здесь понимается комплекс практик, в рамках которого отношение между отдельным индивидом и его окружением перестает быть отношением самостоятельным. Индивид как таковой, индивид в своем непосредственном физиологическом обличии перестает быть субъектом поведения, поскольку практики эти развиваются как практики социальные.
Подобная культура имеет собственную естественную историю. Именно в рамках такой культуры возникают способы выражения, присущие человеку и выделяющие его поведение из репертуара животных поведенческих форм. Мы подходим к вопросу, который уже встал грандиозной проблемой перед многочисленными позитивными науками, взявшими курс на изучение эволюционного развития и естественного порядка вещей. Что представляет собой культура? Каким образом культура вторгается в жизнь индивида, в поток механической причинности, расчленяя этот поток на части и направляя его в новое русло? За что удается зацепиться языку со всеми своими средствами выражения?