Шаламов и преступный мир
Шаламов, «Очерки преступного мира» на сайте «Данте XX века»
_________
«Очерки преступного мира» на сайте Пергам, критика, резонанс
* * *
"Они [Шаламов и Солженицын] не видят в массовой социализации блатных неотъемлемой части советского политического проекта. Львиная доля осужденных по 58-й статье попала в лагерь, как тогда казалось им самим, по недоразумению, и то, что над ними, советскими людьми, поставили «социально близких» блатных, воспринималось как трагическая нелепость, дополнительная, ненужная жестокость по отношению к невинно пострадавшим людям. Они были не способны посмотреть на себя глазами новой власти и ее основных органов - ВКП(б), прокуратуры и, главное, политической полиции, НКВД. Если же использовать революционную оптику, с этой (прямо скажем, чудовищной) точки зрения именно «идейные» преступления, за которые, фабрикуя обвинения, преследовала новая власть, действительно представали более опасными, чем обычные уголовные преступления. Ситуация оказалась парадоксальной. Носители воровского закона ненавидели «общечеловеческий» мир и его законы, но советская власть объявила их «социально близкими», поддающимися перевоспитанию («перековке») и поэтому достойными многочисленных привилегий. А осужденные по различным параграфам 58-й статьи платили непомерную цену за то, что новая власть - произвольно, как им тогда казалось, - отметила их клеймом своих политических противников. Шаламов считает абсолютно бесчеловечный (внутри и так бесчеловечного лагерного мира), «проклятый орден» блатных очень древним. Солженицын же исходит из того, что массовая социализация профессиональной преступной среды, превращение ее в союзницу в борьбе с поточно фабрикуемыми на конвейере превентивного террора «политическими противниками» - уникальная особенность сталинского времени.[...]
Блатные, жившие по антисоциальному воровскому закону, не могли вторгаться только в основную, идеологическую компетенцию советской власти, а их преступления против жизни и собственности (особенно частных лиц) на фоне масштабного превентивного террора вполне логично представлялись несущественными. Другими словами, на протяжении всего советского периода, но особенно в сталинское время, существовал гигантский разрыв между тем, как воспринимали себя осужденные по «политической» 58-й статье, и тем, какими они виделись тогдашней партийно-полицейской машине. И хотя именно эта машина делала блатных «социально близкими» и отдавала «фашистов» (так звали осужденных по 58-й статье другие обитатели ГУЛАГа) в их полную власть, ее истинная репрессивная роль от огромного большинства «мучеников» была скрыта. Случившееся представлялось им поэтому нелепым недоразумением, которое должно скоро разрешиться. Скорее всего, это непонимание было условием выживания выброшенных за грань жизни людей. Но в таком случае нельзя было избежать переноса на блатных вины самого режима, его не поддававшейся расшифровке глубинной, бессознательной логики, ускользавшей от понимания не только жертв, но и многих палачей.[...]
Для блатных проект создания «нового человека», думаю, был не меньшей неожиданностью, чем для других «ветхих» людей того времени, не закаленных в горниле сталинизма. Именно этот невиданный по масштабам проект и сделал воровской закон меньшим злом. Блатные оказались чуть ли не единственной дореволюционной социальной группой, которую сталинизм не только не разрушил, но укрепил, естественно, за счет всех остальных групп.[...]
Трудно сравнивать сколь угодно консервативное, но как выражались в старину, «упорядоченное» правление, включая и абсолютную монархию, с революционной властью. Многочисленные сопоставления, проводимые Солженицыным, естественно, оказываются в пользу старой России. Шаламов понял беспрецедентность случившегося и отказался от его непосредственной исторической контекстуализации, точнее, возложил ее бремя на будущего читателя. Солженицын писал для современников, отсюда и огромный успех «Архипелага»; Шаламов писал для будущего. У первого для всего находилось суждение, осуждение, поучение, у второго для самого главного нашлось только молчание. Шаламов был удивлен не только грузом пережитого, но и чудом дистанции, которая делала его письмо возможным."
Михаил Рыклин, «"Проклятый орден". Шаламов, Солженицын и блатные», с сайта журнала «Отечественные записки», также на сайте Варлам Шаламов
Татьяна Петцер, "Олимп воров. Фиксация следов у Варлама Шаламова и Данило Киша", с сайта Варлам Шаламов
Дмитрий Бахарев, "Варлам Шаламов о причинах профессиональной преступности. К столетию со дня рождения В.Т. Шаламова", в журнале "Российский криминологический взгляд", для скачивания статьи в pdf нужна регистрация на сайте Научной электронной библиотеки, стр. 41-43, также здесь
К. Войтехович, "Послевоенный преступный мир: причины и итоги внутренней войны", в сборнике работ Белорусского государственного университета, стр. 47
* * *
Шаламов и блатные, видеоролик (через жж-сообщество Север во мне), также здесь
* * *
Фима Жиганец, «Варлам Шаламов как летописец «сучьей войны», с сайта Проза.ру
_________
В приложении к современности
Михаил Елизаров об отношении Шаламова к воровскому миру и одержимости нынешней российской культуры блатным шансоном и вообще уголовщиной; в блоге автора
Станислав Яковлев, "Мир и хохот. Варлам Шаламов как наставник для российской оппозиции", с сайта Каспаров.ру
_________
Лев Самойлов, «Этнография лагеря», журнал "Советская этнография"
_________
«Очерки преступного мира» на сайте Пергам, критика, резонанс
* * *
"Они [Шаламов и Солженицын] не видят в массовой социализации блатных неотъемлемой части советского политического проекта. Львиная доля осужденных по 58-й статье попала в лагерь, как тогда казалось им самим, по недоразумению, и то, что над ними, советскими людьми, поставили «социально близких» блатных, воспринималось как трагическая нелепость, дополнительная, ненужная жестокость по отношению к невинно пострадавшим людям. Они были не способны посмотреть на себя глазами новой власти и ее основных органов - ВКП(б), прокуратуры и, главное, политической полиции, НКВД. Если же использовать революционную оптику, с этой (прямо скажем, чудовищной) точки зрения именно «идейные» преступления, за которые, фабрикуя обвинения, преследовала новая власть, действительно представали более опасными, чем обычные уголовные преступления. Ситуация оказалась парадоксальной. Носители воровского закона ненавидели «общечеловеческий» мир и его законы, но советская власть объявила их «социально близкими», поддающимися перевоспитанию («перековке») и поэтому достойными многочисленных привилегий. А осужденные по различным параграфам 58-й статьи платили непомерную цену за то, что новая власть - произвольно, как им тогда казалось, - отметила их клеймом своих политических противников. Шаламов считает абсолютно бесчеловечный (внутри и так бесчеловечного лагерного мира), «проклятый орден» блатных очень древним. Солженицын же исходит из того, что массовая социализация профессиональной преступной среды, превращение ее в союзницу в борьбе с поточно фабрикуемыми на конвейере превентивного террора «политическими противниками» - уникальная особенность сталинского времени.[...]
Блатные, жившие по антисоциальному воровскому закону, не могли вторгаться только в основную, идеологическую компетенцию советской власти, а их преступления против жизни и собственности (особенно частных лиц) на фоне масштабного превентивного террора вполне логично представлялись несущественными. Другими словами, на протяжении всего советского периода, но особенно в сталинское время, существовал гигантский разрыв между тем, как воспринимали себя осужденные по «политической» 58-й статье, и тем, какими они виделись тогдашней партийно-полицейской машине. И хотя именно эта машина делала блатных «социально близкими» и отдавала «фашистов» (так звали осужденных по 58-й статье другие обитатели ГУЛАГа) в их полную власть, ее истинная репрессивная роль от огромного большинства «мучеников» была скрыта. Случившееся представлялось им поэтому нелепым недоразумением, которое должно скоро разрешиться. Скорее всего, это непонимание было условием выживания выброшенных за грань жизни людей. Но в таком случае нельзя было избежать переноса на блатных вины самого режима, его не поддававшейся расшифровке глубинной, бессознательной логики, ускользавшей от понимания не только жертв, но и многих палачей.[...]
Для блатных проект создания «нового человека», думаю, был не меньшей неожиданностью, чем для других «ветхих» людей того времени, не закаленных в горниле сталинизма. Именно этот невиданный по масштабам проект и сделал воровской закон меньшим злом. Блатные оказались чуть ли не единственной дореволюционной социальной группой, которую сталинизм не только не разрушил, но укрепил, естественно, за счет всех остальных групп.[...]
Трудно сравнивать сколь угодно консервативное, но как выражались в старину, «упорядоченное» правление, включая и абсолютную монархию, с революционной властью. Многочисленные сопоставления, проводимые Солженицыным, естественно, оказываются в пользу старой России. Шаламов понял беспрецедентность случившегося и отказался от его непосредственной исторической контекстуализации, точнее, возложил ее бремя на будущего читателя. Солженицын писал для современников, отсюда и огромный успех «Архипелага»; Шаламов писал для будущего. У первого для всего находилось суждение, осуждение, поучение, у второго для самого главного нашлось только молчание. Шаламов был удивлен не только грузом пережитого, но и чудом дистанции, которая делала его письмо возможным."
Михаил Рыклин, «"Проклятый орден". Шаламов, Солженицын и блатные», с сайта журнала «Отечественные записки», также на сайте Варлам Шаламов
Татьяна Петцер, "Олимп воров. Фиксация следов у Варлама Шаламова и Данило Киша", с сайта Варлам Шаламов
Дмитрий Бахарев, "Варлам Шаламов о причинах профессиональной преступности. К столетию со дня рождения В.Т. Шаламова", в журнале "Российский криминологический взгляд", для скачивания статьи в pdf нужна регистрация на сайте Научной электронной библиотеки, стр. 41-43, также здесь
К. Войтехович, "Послевоенный преступный мир: причины и итоги внутренней войны", в сборнике работ Белорусского государственного университета, стр. 47
* * *
Шаламов и блатные, видеоролик (через жж-сообщество Север во мне), также здесь
* * *
Фима Жиганец, «Варлам Шаламов как летописец «сучьей войны», с сайта Проза.ру
_________
В приложении к современности
Михаил Елизаров об отношении Шаламова к воровскому миру и одержимости нынешней российской культуры блатным шансоном и вообще уголовщиной; в блоге автора
Станислав Яковлев, "Мир и хохот. Варлам Шаламов как наставник для российской оппозиции", с сайта Каспаров.ру
_________
Лев Самойлов, «Этнография лагеря», журнал "Советская этнография"