Шаламовское "Письмо к старому другу" в журнале "Возрождение", Париж, 1966
Оказывается, шаламовское "Письмо старому другу" публиковалось не только в журнале "Грани", "Белой книге по делу Синявского и Даниэля" издательства Посев и ее переиздании 1970 года, но и в русском литературно-политическом эмигрантском журнале "Возрождение" = "La Renaissance", Париж, № 180, декабрь 1966.
В оглавлении на стр. 134-144 указано: "Из российских документов по делу Синявского и Даниэля" - это и есть "Письмо старому другу" Варлама Шаламова, распространявшееся без подписи. Интересен в данном случае не текст "Письма", он хорошо известен, а буде оно имеется, вводное слово или редакционный комментарий, свидетельствующий о произведенном им впечатлении. Полной электронной версии номера, к сожалению, не нашел.
Но, конечно, значительно интереснее - насколько все сложно с Шаламовым. Вся эта трепотня про "честного советского писателя Варлама Шаламова" не имеет ничего общего с действительностью. Шаламов был писателем, которому нужно печататься, его страшный опыт требовал обнародования, а книги обещали стать классикой, и он это хорошо понимал. Он искал издателя, неважно, какого, предлагал свои рукописи либеральному сталинисту Твардовскому и гестаповцу Лесючевскому, посылал их французскому троцкисту Надо и русским "белогвардейцам" в Америку и в Париж - литературная сторона дела, сознание миссии отодвигали политическую на второй-третий-десятый план. Шаламову важна была свобода творческого выражения и свобода высказывания обо всем, что охватывал его опыт, и никаких предубеждений на этом пути у него не было, его союзниками могли стать и троцкист Надо, и любой независимый западный издатель вроде Миддельхауве, и белоэмигрант Роман Гуль, и христианский демократ Никита Струве (а за последними отчетливо прорисовывалось ЦРУ, которое и издало, в конце концов, единственный прижизненный русский сборник "Колымских рассказов") - Шаламов прекрасно понимал циничную, игровую природу политики, смехотворность ее "идеалов", и считался с ней только в меру жестокой необходимости. На вопрос Александра Храбровицкого, какие все-таки у него убеждения, Шаламов рассмеялся: да никаких. Шаламов и его отношения с миром были чрезвычайно сложны, запутаны, переменчивы, и единственным нравственным компасом, которому он доверял и с которым сверялся в этом подобном лагерю мире, была литература или, выражаясь по-набоковски, дар, вобравший, что важно помнить, всю страсть и силу ресентимента.
Журнал "Возрождение" не обязательно выглядел таким демонстративно старорежимным, как его декабрьский выпуск. Ниже фото обложки апрельского номера того же года.
В "Возрождении" печатались Бунин, Шмелев, Ремизов, Борис Поплавский, Георгий Адамович, Нина Берберова и многие другие писатели-эмигранты.
В оглавлении на стр. 134-144 указано: "Из российских документов по делу Синявского и Даниэля" - это и есть "Письмо старому другу" Варлама Шаламова, распространявшееся без подписи. Интересен в данном случае не текст "Письма", он хорошо известен, а буде оно имеется, вводное слово или редакционный комментарий, свидетельствующий о произведенном им впечатлении. Полной электронной версии номера, к сожалению, не нашел.
Но, конечно, значительно интереснее - насколько все сложно с Шаламовым. Вся эта трепотня про "честного советского писателя Варлама Шаламова" не имеет ничего общего с действительностью. Шаламов был писателем, которому нужно печататься, его страшный опыт требовал обнародования, а книги обещали стать классикой, и он это хорошо понимал. Он искал издателя, неважно, какого, предлагал свои рукописи либеральному сталинисту Твардовскому и гестаповцу Лесючевскому, посылал их французскому троцкисту Надо и русским "белогвардейцам" в Америку и в Париж - литературная сторона дела, сознание миссии отодвигали политическую на второй-третий-десятый план. Шаламову важна была свобода творческого выражения и свобода высказывания обо всем, что охватывал его опыт, и никаких предубеждений на этом пути у него не было, его союзниками могли стать и троцкист Надо, и любой независимый западный издатель вроде Миддельхауве, и белоэмигрант Роман Гуль, и христианский демократ Никита Струве (а за последними отчетливо прорисовывалось ЦРУ, которое и издало, в конце концов, единственный прижизненный русский сборник "Колымских рассказов") - Шаламов прекрасно понимал циничную, игровую природу политики, смехотворность ее "идеалов", и считался с ней только в меру жестокой необходимости. На вопрос Александра Храбровицкого, какие все-таки у него убеждения, Шаламов рассмеялся: да никаких. Шаламов и его отношения с миром были чрезвычайно сложны, запутаны, переменчивы, и единственным нравственным компасом, которому он доверял и с которым сверялся в этом подобном лагерю мире, была литература или, выражаясь по-набоковски, дар, вобравший, что важно помнить, всю страсть и силу ресентимента.
Журнал "Возрождение" не обязательно выглядел таким демонстративно старорежимным, как его декабрьский выпуск. Ниже фото обложки апрельского номера того же года.
В "Возрождении" печатались Бунин, Шмелев, Ремизов, Борис Поплавский, Георгий Адамович, Нина Берберова и многие другие писатели-эмигранты.