Татьяна Панченко. Понимание художественного текста: проза Шаламова (окончание)
(начало здесь)
[Немного прямолинейно выстраивается проверка собственного впечатления: по сильным текстовым позициям. Однако для читателя, который только входит в художественное пространство текста, это очень продуктивный методический ход.]
В рассказе два сюжета - внешний и внутренний, соответствующие двум уровням смысла - явному и скрытому. Внешний сюжет прост: герой-рассказчик вспоминает о волшебной тропе в тайге, которая дарила ему минуты поэтического вдохновения и потеряла это чудесное свойство, когда по ней прошёл чужой человек. Внутренний сюжет, раскрывающийся через систему символов, связан с мироощущением писателя-человека трагической судьбы, прошедшего сталинские концлагеря. Место действия в рассказе - тайга - неслучайно. Ведь там, «где ходят автомобили и люди» (союз «И» показывает механистичность, запрограммированность этого мира), герою не пишется. В одиночестве же он счастлив. Однако мир цивилизации даёт о себе знать («Я ловил себя на автоматизме движения»; помятый ландыш сравнивает с «рухнувшим телеграфным столбом»). Первые дни герою жалко топтать цветы, но он описывает их не с сочувствием, а даже с некоторым отвращением («жирные ландыши», «толстые подснежники. неприятно похрустывали»). Вызывает недоумение цветопись: ландыш красный, а подснежник синий, а также то, что у цветов нет запаха. Но это совсем другой мир, непохожий на привычный человеку. Постепенно герой приручает его. Тропа становится кабинетом, источником вдохновения. След, сохраняющийся всю зиму и помогающий писать, вводит в рассказ мотив памяти и повторяемости всех явлений в мире.
[Данный фрагмент истолкования представляет собой анализ сюжета - движения авторской мысли.]
Композиционно в тексте можно выделить несколько частей, первая из которых соответствует экспозиции. Основным приёмом в описании неброского северного пейзажа, через который мы входим в художественное пространство рассказа и который зеркально отражает субъективное отношение героя к действительности, является антитеза. Ценными для рассказчика оказывается одиночество и тропа, а не дорога, по которой ходят все другие люди, болото с умершими деревьями, а не живой лес и ручей. Такая деталь, как «избушка на пригорке», может говорить о том, что герой находится в эмоционально приподнятом настроении, связанным с обретением осознанно проложенного пути («Сам я её проложил»).
[Параллельно с сюжетом рассматриваем композиционные особенности, особенности построения текста и их связи друг с другом.]
Процесс становления творческой личности («вытаптывание тропы») был связан с преодолением влияния внешней среды. С развитием действия становится понятно, что внешняя среда расценивается героем как абсурд, поэтому герой-автор-рассказчик (Я), преодолев сомнения, давит сапогами «жирные красные ландыши», «ирисы, похожие на лиловых .бабочек», прокладывая свою тропу к болоту (образ-символ новой культуры), с лиственницами (образ-символ многовековой памяти и мудрости), которые «умерли - давно, давно.», но способны («дрова на зиму») согревать героя, верящего в животворящую силу вечного искусства.
«А потом тропа вытопталась» (конфликт, обусловленный творческими и нравственными исканиями, разрешён) и стала «обыкновенной тёмно-серой горной тропой». По таким тропам хаживали к вершинам духа, оставляя «глубокий след» и постоянно сверяясь с выбранными принципами, многие русские поэты, духовную связь с которыми автор подчеркивает: «По сторонам тропки стояли молодые лиственницы лет по ста». Так при помощи парадокса возвращаются на своё место - не жёстко, с лёгкой иронией - перевёрнутые ценностные понятия и представления преодолевают абсурд действительности.
[Завершая разговор о смысле произведения, обобщаются, сводятся вместе разные первичные наблюдения, предположения, гипотезы. Так, мысль о двух сюжетах находит здесь свою реализацию.]
В.Т. Шаламов в своём творчестве продолжает традиции русских писателей, и мы убеждаемся в этом, обнаруживая в тексте лермонтовский мотив одиночества («Выхожу один я на дорогу»); те же, что у Гоголя и Чехова, стилевые приёмы (абсурд, парадокс), пушкинскую зависимость от времени года и определённого места (для героя тропа и лето - что для Пушкина осень и Болдино) и реминисценции из И. Бунина, которому стихи Н. Огарева навеяли «Тёмные аллеи», а у Шаламова читаем: «кусты ...шиповника.. приводили стихотворение».
[Внимательный, подготовленный читатель обязательно включает анализируемое произведение в российский /мировой контекст литературы.]
В единении с природой, этим великим Творцом, черпает герой Шаламова силы и вдохновение, она становится его творческой лабораторией, где рождается его поэтическое слово, учит образности («синие белки»), делится тайнами («египетская клинопись куропаток»), приобщает к строгой гармонии («треугольный заячий след»). Речь его иногда становится афористичной: «Мороз не даёт думать, писать можно только в тепле». У героя те же ценности, что и у самой природы: лето, тепло - символы полного расцвета и свободы. Процесс рождения стихов напоминает священнодействие, шаманство («стихи... бормотались»).
«А на третье лето по моей тропе прошёл человек», - кульминация всего рассказа и конфликта с враждебной не только герою, но и природе средой, воплощенной в образе «общественного человека» (геолога, почтальона, охотника). Три - в поверьях - магическое число. Поэтому неслучайно упомянуто третье лето. Обычно «три» связано со счастливым завершением испытаний, здесь же оно - роковое в жизни героя. Поэтому в композиции рассказа ему отводится всего один абзац, тогда как описанию тропы - целых четыре.
Далее следует быстрая развязка. У героя отбирают его пространство личной и творческой свободы, но он об этом не жалеет. О чём жалеть, если «с той поры на этой тропе стихи больше не писались»? Остался свет в душе. Стихотворение - благодарность тропе, по словам рассказчика, не написалось, но написался рассказ как стихотворение в прозе, что тоже прекрасно. Его спокойная философская интонация обусловлена тем временным разрывом, что разделяет событие и авторскую реакцию на него.
[До конца интерпретации ведущим мотивом понимания остаётся сюжетное движение. Поэтому комментированное чтение «вслед за автором» является предпочтительным в методике «медленного чтения».]
В рассказе «Тропа» нет ярко выраженных социально-идеологических оценок, настроений, главенствующим становится мотив движения к свободе, естественной жизни, слитой с природой. Произведение вобрало в себя дух того жесткого времени, что досталось на долю автора. Писателю удалось уловить его и подчинить личной, глубоко индивидуальной стоической жизненной позиции. Трезво признавая, что реальной надежды на примирение с государством нет, В. Шаламов выдвигает идею автономного и суверенного существования внутренне совершенно свободной личности как возможный образец подлинного нравственного человеческого поведения. Авторский стиль - лаконичный, мужской, все переживания скрыты. Я думаю, что идея произведения - творчеству помогает природа. А любое вмешательство посторонних заканчивается трагично.
Такой образ поведения стал близок и поэту позднего времени - В. Высоцкому:
Но знаю я, что лживо, а что свято, - Я понял это все-таки давно.
Мой путь один, всего один, ребята, - Мне выбора по счастью не дано.
[Завершение работы выполняется в эмоционально-свободном стиле, что позволяет сохранить читательскую оценку как цельную. Анализ только помог уточнить её, сделать более осмысленной и глубокой.]
Стланик
На Крайнем Севере, на стыке тайги и тундры, среди карликовых берёз, низкорослых кустарников рябины с неожиданно крупными светло-жёлтыми водянистыми ягодами, среди шестисотлетних лиственниц, что достигают зрелости в триста лет, живёт особенное дерево - стланик. Это дальний родственник кедра, кедрач - вечнозелёные хвойные кусты со стволами потолще человеческой руки, длиной в два-три метра. Он неприхотлив и растёт, уцепившись корнями за щели в камнях горного склона. Он мужествен и упрям, как все северные деревья. Чувствительность его необычайна.
Поздняя осень, давно пора быть снегу, зиме. По краю белого небосвода много дней ходят низкие, синеватые, будто в кровоподтёках, тучи. А сегодня осенний пронизывающий ветер с утра стал угрожающе тихим. Пахнет снегом? Нет. Не будет снега. Стланик еще не ложился. И дни проходят за днями. Снега нет, тучи бродят где-то за сопками, и на высокое небо вышло бледное маленькое солнце, и всё по-осеннему...
А стланик гнётся. Гнётся всё ниже как бы под безмерной, всё растущей тяжестью. Он царапает своей вершиной камень и прижимается к земле, растягивая свои изумрудные лапы. Он стелется. Он похож на спрута, одетого в зелёные перья. Лежа он ждёт день, другой, и вот уже с белого неба сыплется, как порошок, снег, и стланик погружается в зимнюю спячку, как медведь. На белой горе взбухают снежные огромные волдыри - это кусты стланика легли зимовать.
А в конце зимы - когда снег еще покрывает землю трёхметровым слоем, когда в ущельях метели утрамбовали плотный, поддающийся только железу снег - люди тщетно ищут признаков весны в природе, хотя по календарю весне пора уже прийти. Но день неотличим от зимнего - воздух разрежен и сух и ничем не отличен от январского воздуха. К счастью, ощущения человека слишком грубы, восприятия слишком просты, да и чувств у него немного, всего пять - этого недостаточно для предсказаний и угадываний.
Природа тоньше человека в своих ощущениях. Кое-что мы об этом знаем. Помните рыб лососевых пород, приходящих метать икру только в ту реку, где была выметана икринка, из которой развилась эта рыба? Помните таинственные трассы птичьих перелётов? Растений-барометров, цветов- барометров известно нам немало.
И вот среди снежной бескрайней белизны, среди полной безнадёжности вдруг встаёт стланик. Он стряхивает снег, выпрямляется во весь рост, поднимает к небу свою зелёную, обледенелую, чуть рыжеватую хвою. Он слышит не уловимый нами зов весны и, веря в неё, встает раньше всех на Севере. Зима кончилась.
Бывает и другое: костёр. Стланик слишком легковерен. Он так не любит зиму, что готов верить теплу костра. Если зимой рядом с согнувшимся, скрюченным по-зимнему кустом стланика развести костёр - стланик встанет. Костёр погаснет, и разочарованный кедрач, плача от обиды, снова согнётся и ляжет на старое место. И его занесёт снегом.
Нет, он не только предсказатель погоды. Стланик - дерево надежд, единственное на Крайнем Севере вечнозелёное дерево. Среди белого блеска снега матово-зелёные хвойные его лапы говорят о юге, о тепле, о жизни. Летом он скромен и незаметен - всё кругом торопливо цветёт, стараясь процвести в короткое северное лето. Цветы весенние, летние, осенние перегоняют друг друга в безудержном бурном цветении. Но осень близка, и вот уже сыплется жёлтая мелкая хвоя, оголяя лиственницы, палевая трава свертывается и сохнет, лес пустеет, и тогда далеко видно, как среди бледно-жёлтой травы и серого мха горят среди леса огромные зелёные факелы стланика.
Мне стланик представлялся всегда наиболее поэтичным русским деревом, получше, чем прославленные плакучие ивы, чинара, кипарис. И дрова из стланика жарче.
Вопросы и задания:
1. Какие ассоциации вызывает у вас слово «стланик»? Как первый абзац связан с остальными?
2. В чём «особенность» стланика? Каким изображает его автор?
3. Одинок ли стланик в природе? А автор в жизни?
4. От кого автор-повествователь защищает стланик: «Нет, он не только предсказатель погоды»?
5. Как и почему меняется тип рассказчика в рассказе?
6. В чём особенность художественного времени и художественного пространства произведения?
7. В чём поэтичность стланика?
Истолкование
Истолковать художественное произведение - значит понять главную авторскую мысль, то, ради чего создано произведение. Попытаемся окунуться в другое миросозерцание, другое сознание.
«Стланик» непроизвольно вызывает ассоциации со словами «странник» и «странный». Это не только то, что стелется, это что-то странное, что существует в самой жизни, но незаметно, неприметно с первого взгляда, не сразу бросается в глаза. Ассоциации с традиционными русскими героями, которые всегда казались «не от мира сего» своим серьёзным отношением к жизни, своим максимализмом (Чацкий, Онегин, Печорин и др.). Стланик - это тоже характер. Русский характер. Это рассказ о национальной самобытности, о мужестве и упрямстве, о самостоятельности и поэтичности. О необычайной чувственности русского человека.
Художественное пространство рассказа - Крайний Север. Но в финале неожиданно появляются «плакучие ивы, чинара, кипарис» - деревья, характерные для флоры средней полосы и юга России. Так автор расширяет пространство художественное произведения - от Крайнего Севера до крайнего юга. Стланик противостоит им всем. Он - «теплее».
Художественное время рассказа - циклическое: осень, зима, весна, лето, снова осень. Циклический ход времени в природе только в идиллии гармонически совпадает со сменой поколений в человеческой жизни. Уже элегия фиксирует момент разрыва между этими двумя типами переживания времени - идиллическим (природным) и индивидуальным (человеческим). В лирико-философском повествовании В. Шаламова стланик разрушает пространство Крайнего Севера, напоминая о юге, расширяя горизонты и место существования таких «стлаников». Люди-«стланики» помогают другим преодолевать «холод» жизни: отчуждённость, одиночество - согревают, т.к. «дрова из стланика жарче». Соединение этих двух главных композиционных примет помогает сделать вывод о философском характере произведения, которое на первый взгляд напоминало пейзажное описание, очерк. Первый абзац похож на статью из энциклопедического словаря Брокгауза и Эфрона. Стланик представлен как биологический объект: указаны физические характеристики дерева: «дальний родственник кедра», «вечнозелёный хвойный куст со стволом потолще человеческой руки длиной в два-три метра» и т.д.» Однако уже в конце абзаца дерево олицетворяется. Наделяется человеческими чертами: «мужествен», «упрям», «чувствительность его необычайна».
Стланик соединяет в себе два мира - мир человека и мир природы. Он не только природный барометр, он и нравственный «барометр» жизни человека «в кровоподтёках», как юродивый Юшка, герой одноимённого рассказа Андрея Платонова, был мерилом истинности и времени для односельчан, которые, видя, что он вышел из дома, понимали, что и им пора выгонять коров в поле. По стланику сверяют погоду: «Пахнет снегом? Нет. Не будет снега. Стланик ещё не ложился». Как только он согнётся, начнёт стелиться по самой земле, как «спрут» с зелёными перьями, с неба посыплется, «как порошок, белый снег». Стланик напоминает «медведя», впавшего в спячку. Кусты стланика под огромным слоем снега напоминают «волдыри» - мозоли, какие бывают только у людей с натруженными руками. Автор настойчиво проводит параллель между жизнью природы и жизнью человека. Во «внешнем» мире человек и природа противопоставлены: «природа тоньше человека в своих ощущениях», люди грубы, попытки их тщетны, им свойственны всего пять физиологических чувств. А в образе стланика эти два мира слиты. Поэтому стланик не одинок. В природе есть его «родственники»: такие же «чудаки», «странные» - рыбы лососёвых пород, приходящие метать икру только в ту реку, где была выметана икринка, из которой развилась эта рыба; «таинственные трассы птичьих перелётов», «растения-барометры», «цветы- барометры» и др. В этом и проявляется мудрость природы: эволюция и традиция -слова-синонимы.
Стланик «способен чуять весну». У него есть вера! Это не Бог, это мудрость Природы. Однако и эта сторона стланика оборачивается своей противоположной стороной - легковерием, ведущим к разочарованию: «Бывает и другое - костёр...Он так не любит зиму, что готов верить теплу костра». Легковерие - это тоже русская черта. Вспомним А.С. Пушкина: «Ах, обмануть меня не трудно: я сам обманываться рад».
Следующий абзац начинается с отрицания: «Нет». Автор-повествователь спорит с воображаемым собеседником, который, возможно, иронизировал: «Что ж, он может только предсказывать погоду?» Именно здесь появляется метафора: стланик - дерево надежд. И второй раз повторяется, что он вечно-зелёное дерево, единственное на Крайнем Севере. Происходит «кольцевое» обрамление. (См. начало рассказа). Любой повтор значим в художественном произведении, заставляет по-новому посмотреть на образы. Стланик не только вызывающ среди белого блеска снега - он напоминание о другой жизни, других отношениях - более тёплых. Именно здесь подготавливается главный вывод финала рассказа («И дрова из стланика жарче»).
Летом стланик скромен и незаметен, потому что не старается «торопливо процвести» в короткое северное лето. Стланик противопоставлен цветам, стремящимся перегнать друг друга в безудержном бурном цветении. Стланик всегда остаётся самим собой: не суетится, не перегоняет жизнь, не отстаёт. Он - сама жизнь.
Последний абзац меняет лицо рассказчика. До этого повествование было от третьего лица, стало от первого. Субъективная личностная позиция автора противопоставлена позиции всех остальных, возможно, не принимающих подобной оценки. Так в повествовании появляется второй герой, похожий на стланик, такой же свободный, принципиальный и самостоятельный. Оба этих образа сопоставлены в системе персонажей рассказа. Именно ему - автору-рассказчику - открывается поэтичность стланика. Она видится в способности принимать жизнь такой, как она есть, и самому оставаться самим собой.
Таким странным стлаником был и сам Варлам Тихонович Шаламов, прозаик, поэт, который родился в семье священника, человека европейски образованного, позитивного склада мышления, придерживающегося достаточно свободных и независимых взглядов. Твёрдый в убеждениях, бескомпромиссный в нравственных вопросах, отец и религиозность понимал более широко, чем предписывалось каноном. Именно от него, по словам самого писателя, он унаследовал страстность характера. Главный жизненный принцип писателя - соответствие слова и дела. По определению самого В. Шаламова, в его рассказах человеческая природа исследуется «в крайне важном, не описанном ещё состоянии, когда человек приближается к состоянию, близкому к состоянию зачеловечности». Стремление добраться до сути, безжалостно отметая всё внешнее, необязательное, весьма характерно для эстетики Шаламова. Этим объясняется лаконичность его текстов.
Таким образом, представленные интерпретации, несмотря на то, что написаны в разном стиле (первая имеет более свободную, «эссеистскую» композицию, вторая более аналитична), выполняют главную задачу - помогают понять художественный текст, не прибегая к «затекстовой» информации. Все выводы вытекают имманентно, из самого текста, в результате соблюдения предложенной методики «медленного чтения», «вслед за автором», что является залогом понимания не только собственно художественного произведения, но и характера писателя и его героев - русских людей, загадочная душа которых так манит и привлекает иностранных читателей. Затекстовая информация (заключение второй интерпретации) лишь доказывает выводы, к которым мы пришли в процессе работы.
1 Бахтин М.М. Ответ на вопрос редакции «Нового мира» // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества/Сост. С.Г. Бочаров. - М.: Искусство, 1979. С. 331, 348 и др.
2 Караулов Ю.Н. // Русский язык. Энциклопедия. - 2-е изд., перераб. и доп. /Гл. ред. Ю.Н. Караулов - М., 1997
3 Щукин А.Н. Методика преподавания русского языка как иностранного. - М.: Высш. шк., 2003. - 334 с. С.145.
4 Гадамер Г.Г. Актуальность прекрасного. - Мюнхен, 1985, с.73.
5 Хализев В.Е. Теория литературы. - М.:ВШ, 1999,-398 с. С. 108
6 См.: Панченко Т.Ф. Проблема теоретической подготовки школьников на уроках литературы //Проблемы современного образования: Сб. материалов 3-ей Всероссийской научно-практической конференции. г. Владивосток, 5-6 ноября 2002г., с.71-73.
Панченко Татьяна Фёдоровна, доцент кафедры социально-гуманитарного образования, к.пед.н., Приморский Краевой Институт развития образования
[Немного прямолинейно выстраивается проверка собственного впечатления: по сильным текстовым позициям. Однако для читателя, который только входит в художественное пространство текста, это очень продуктивный методический ход.]
В рассказе два сюжета - внешний и внутренний, соответствующие двум уровням смысла - явному и скрытому. Внешний сюжет прост: герой-рассказчик вспоминает о волшебной тропе в тайге, которая дарила ему минуты поэтического вдохновения и потеряла это чудесное свойство, когда по ней прошёл чужой человек. Внутренний сюжет, раскрывающийся через систему символов, связан с мироощущением писателя-человека трагической судьбы, прошедшего сталинские концлагеря. Место действия в рассказе - тайга - неслучайно. Ведь там, «где ходят автомобили и люди» (союз «И» показывает механистичность, запрограммированность этого мира), герою не пишется. В одиночестве же он счастлив. Однако мир цивилизации даёт о себе знать («Я ловил себя на автоматизме движения»; помятый ландыш сравнивает с «рухнувшим телеграфным столбом»). Первые дни герою жалко топтать цветы, но он описывает их не с сочувствием, а даже с некоторым отвращением («жирные ландыши», «толстые подснежники. неприятно похрустывали»). Вызывает недоумение цветопись: ландыш красный, а подснежник синий, а также то, что у цветов нет запаха. Но это совсем другой мир, непохожий на привычный человеку. Постепенно герой приручает его. Тропа становится кабинетом, источником вдохновения. След, сохраняющийся всю зиму и помогающий писать, вводит в рассказ мотив памяти и повторяемости всех явлений в мире.
[Данный фрагмент истолкования представляет собой анализ сюжета - движения авторской мысли.]
Композиционно в тексте можно выделить несколько частей, первая из которых соответствует экспозиции. Основным приёмом в описании неброского северного пейзажа, через который мы входим в художественное пространство рассказа и который зеркально отражает субъективное отношение героя к действительности, является антитеза. Ценными для рассказчика оказывается одиночество и тропа, а не дорога, по которой ходят все другие люди, болото с умершими деревьями, а не живой лес и ручей. Такая деталь, как «избушка на пригорке», может говорить о том, что герой находится в эмоционально приподнятом настроении, связанным с обретением осознанно проложенного пути («Сам я её проложил»).
[Параллельно с сюжетом рассматриваем композиционные особенности, особенности построения текста и их связи друг с другом.]
Процесс становления творческой личности («вытаптывание тропы») был связан с преодолением влияния внешней среды. С развитием действия становится понятно, что внешняя среда расценивается героем как абсурд, поэтому герой-автор-рассказчик (Я), преодолев сомнения, давит сапогами «жирные красные ландыши», «ирисы, похожие на лиловых .бабочек», прокладывая свою тропу к болоту (образ-символ новой культуры), с лиственницами (образ-символ многовековой памяти и мудрости), которые «умерли - давно, давно.», но способны («дрова на зиму») согревать героя, верящего в животворящую силу вечного искусства.
«А потом тропа вытопталась» (конфликт, обусловленный творческими и нравственными исканиями, разрешён) и стала «обыкновенной тёмно-серой горной тропой». По таким тропам хаживали к вершинам духа, оставляя «глубокий след» и постоянно сверяясь с выбранными принципами, многие русские поэты, духовную связь с которыми автор подчеркивает: «По сторонам тропки стояли молодые лиственницы лет по ста». Так при помощи парадокса возвращаются на своё место - не жёстко, с лёгкой иронией - перевёрнутые ценностные понятия и представления преодолевают абсурд действительности.
[Завершая разговор о смысле произведения, обобщаются, сводятся вместе разные первичные наблюдения, предположения, гипотезы. Так, мысль о двух сюжетах находит здесь свою реализацию.]
В.Т. Шаламов в своём творчестве продолжает традиции русских писателей, и мы убеждаемся в этом, обнаруживая в тексте лермонтовский мотив одиночества («Выхожу один я на дорогу»); те же, что у Гоголя и Чехова, стилевые приёмы (абсурд, парадокс), пушкинскую зависимость от времени года и определённого места (для героя тропа и лето - что для Пушкина осень и Болдино) и реминисценции из И. Бунина, которому стихи Н. Огарева навеяли «Тёмные аллеи», а у Шаламова читаем: «кусты ...шиповника.. приводили стихотворение».
[Внимательный, подготовленный читатель обязательно включает анализируемое произведение в российский /мировой контекст литературы.]
В единении с природой, этим великим Творцом, черпает герой Шаламова силы и вдохновение, она становится его творческой лабораторией, где рождается его поэтическое слово, учит образности («синие белки»), делится тайнами («египетская клинопись куропаток»), приобщает к строгой гармонии («треугольный заячий след»). Речь его иногда становится афористичной: «Мороз не даёт думать, писать можно только в тепле». У героя те же ценности, что и у самой природы: лето, тепло - символы полного расцвета и свободы. Процесс рождения стихов напоминает священнодействие, шаманство («стихи... бормотались»).
«А на третье лето по моей тропе прошёл человек», - кульминация всего рассказа и конфликта с враждебной не только герою, но и природе средой, воплощенной в образе «общественного человека» (геолога, почтальона, охотника). Три - в поверьях - магическое число. Поэтому неслучайно упомянуто третье лето. Обычно «три» связано со счастливым завершением испытаний, здесь же оно - роковое в жизни героя. Поэтому в композиции рассказа ему отводится всего один абзац, тогда как описанию тропы - целых четыре.
Далее следует быстрая развязка. У героя отбирают его пространство личной и творческой свободы, но он об этом не жалеет. О чём жалеть, если «с той поры на этой тропе стихи больше не писались»? Остался свет в душе. Стихотворение - благодарность тропе, по словам рассказчика, не написалось, но написался рассказ как стихотворение в прозе, что тоже прекрасно. Его спокойная философская интонация обусловлена тем временным разрывом, что разделяет событие и авторскую реакцию на него.
[До конца интерпретации ведущим мотивом понимания остаётся сюжетное движение. Поэтому комментированное чтение «вслед за автором» является предпочтительным в методике «медленного чтения».]
В рассказе «Тропа» нет ярко выраженных социально-идеологических оценок, настроений, главенствующим становится мотив движения к свободе, естественной жизни, слитой с природой. Произведение вобрало в себя дух того жесткого времени, что досталось на долю автора. Писателю удалось уловить его и подчинить личной, глубоко индивидуальной стоической жизненной позиции. Трезво признавая, что реальной надежды на примирение с государством нет, В. Шаламов выдвигает идею автономного и суверенного существования внутренне совершенно свободной личности как возможный образец подлинного нравственного человеческого поведения. Авторский стиль - лаконичный, мужской, все переживания скрыты. Я думаю, что идея произведения - творчеству помогает природа. А любое вмешательство посторонних заканчивается трагично.
Такой образ поведения стал близок и поэту позднего времени - В. Высоцкому:
Но знаю я, что лживо, а что свято, - Я понял это все-таки давно.
Мой путь один, всего один, ребята, - Мне выбора по счастью не дано.
[Завершение работы выполняется в эмоционально-свободном стиле, что позволяет сохранить читательскую оценку как цельную. Анализ только помог уточнить её, сделать более осмысленной и глубокой.]
Стланик
На Крайнем Севере, на стыке тайги и тундры, среди карликовых берёз, низкорослых кустарников рябины с неожиданно крупными светло-жёлтыми водянистыми ягодами, среди шестисотлетних лиственниц, что достигают зрелости в триста лет, живёт особенное дерево - стланик. Это дальний родственник кедра, кедрач - вечнозелёные хвойные кусты со стволами потолще человеческой руки, длиной в два-три метра. Он неприхотлив и растёт, уцепившись корнями за щели в камнях горного склона. Он мужествен и упрям, как все северные деревья. Чувствительность его необычайна.
Поздняя осень, давно пора быть снегу, зиме. По краю белого небосвода много дней ходят низкие, синеватые, будто в кровоподтёках, тучи. А сегодня осенний пронизывающий ветер с утра стал угрожающе тихим. Пахнет снегом? Нет. Не будет снега. Стланик еще не ложился. И дни проходят за днями. Снега нет, тучи бродят где-то за сопками, и на высокое небо вышло бледное маленькое солнце, и всё по-осеннему...
А стланик гнётся. Гнётся всё ниже как бы под безмерной, всё растущей тяжестью. Он царапает своей вершиной камень и прижимается к земле, растягивая свои изумрудные лапы. Он стелется. Он похож на спрута, одетого в зелёные перья. Лежа он ждёт день, другой, и вот уже с белого неба сыплется, как порошок, снег, и стланик погружается в зимнюю спячку, как медведь. На белой горе взбухают снежные огромные волдыри - это кусты стланика легли зимовать.
А в конце зимы - когда снег еще покрывает землю трёхметровым слоем, когда в ущельях метели утрамбовали плотный, поддающийся только железу снег - люди тщетно ищут признаков весны в природе, хотя по календарю весне пора уже прийти. Но день неотличим от зимнего - воздух разрежен и сух и ничем не отличен от январского воздуха. К счастью, ощущения человека слишком грубы, восприятия слишком просты, да и чувств у него немного, всего пять - этого недостаточно для предсказаний и угадываний.
Природа тоньше человека в своих ощущениях. Кое-что мы об этом знаем. Помните рыб лососевых пород, приходящих метать икру только в ту реку, где была выметана икринка, из которой развилась эта рыба? Помните таинственные трассы птичьих перелётов? Растений-барометров, цветов- барометров известно нам немало.
И вот среди снежной бескрайней белизны, среди полной безнадёжности вдруг встаёт стланик. Он стряхивает снег, выпрямляется во весь рост, поднимает к небу свою зелёную, обледенелую, чуть рыжеватую хвою. Он слышит не уловимый нами зов весны и, веря в неё, встает раньше всех на Севере. Зима кончилась.
Бывает и другое: костёр. Стланик слишком легковерен. Он так не любит зиму, что готов верить теплу костра. Если зимой рядом с согнувшимся, скрюченным по-зимнему кустом стланика развести костёр - стланик встанет. Костёр погаснет, и разочарованный кедрач, плача от обиды, снова согнётся и ляжет на старое место. И его занесёт снегом.
Нет, он не только предсказатель погоды. Стланик - дерево надежд, единственное на Крайнем Севере вечнозелёное дерево. Среди белого блеска снега матово-зелёные хвойные его лапы говорят о юге, о тепле, о жизни. Летом он скромен и незаметен - всё кругом торопливо цветёт, стараясь процвести в короткое северное лето. Цветы весенние, летние, осенние перегоняют друг друга в безудержном бурном цветении. Но осень близка, и вот уже сыплется жёлтая мелкая хвоя, оголяя лиственницы, палевая трава свертывается и сохнет, лес пустеет, и тогда далеко видно, как среди бледно-жёлтой травы и серого мха горят среди леса огромные зелёные факелы стланика.
Мне стланик представлялся всегда наиболее поэтичным русским деревом, получше, чем прославленные плакучие ивы, чинара, кипарис. И дрова из стланика жарче.
Вопросы и задания:
1. Какие ассоциации вызывает у вас слово «стланик»? Как первый абзац связан с остальными?
2. В чём «особенность» стланика? Каким изображает его автор?
3. Одинок ли стланик в природе? А автор в жизни?
4. От кого автор-повествователь защищает стланик: «Нет, он не только предсказатель погоды»?
5. Как и почему меняется тип рассказчика в рассказе?
6. В чём особенность художественного времени и художественного пространства произведения?
7. В чём поэтичность стланика?
Истолкование
Истолковать художественное произведение - значит понять главную авторскую мысль, то, ради чего создано произведение. Попытаемся окунуться в другое миросозерцание, другое сознание.
«Стланик» непроизвольно вызывает ассоциации со словами «странник» и «странный». Это не только то, что стелется, это что-то странное, что существует в самой жизни, но незаметно, неприметно с первого взгляда, не сразу бросается в глаза. Ассоциации с традиционными русскими героями, которые всегда казались «не от мира сего» своим серьёзным отношением к жизни, своим максимализмом (Чацкий, Онегин, Печорин и др.). Стланик - это тоже характер. Русский характер. Это рассказ о национальной самобытности, о мужестве и упрямстве, о самостоятельности и поэтичности. О необычайной чувственности русского человека.
Художественное пространство рассказа - Крайний Север. Но в финале неожиданно появляются «плакучие ивы, чинара, кипарис» - деревья, характерные для флоры средней полосы и юга России. Так автор расширяет пространство художественное произведения - от Крайнего Севера до крайнего юга. Стланик противостоит им всем. Он - «теплее».
Художественное время рассказа - циклическое: осень, зима, весна, лето, снова осень. Циклический ход времени в природе только в идиллии гармонически совпадает со сменой поколений в человеческой жизни. Уже элегия фиксирует момент разрыва между этими двумя типами переживания времени - идиллическим (природным) и индивидуальным (человеческим). В лирико-философском повествовании В. Шаламова стланик разрушает пространство Крайнего Севера, напоминая о юге, расширяя горизонты и место существования таких «стлаников». Люди-«стланики» помогают другим преодолевать «холод» жизни: отчуждённость, одиночество - согревают, т.к. «дрова из стланика жарче». Соединение этих двух главных композиционных примет помогает сделать вывод о философском характере произведения, которое на первый взгляд напоминало пейзажное описание, очерк. Первый абзац похож на статью из энциклопедического словаря Брокгауза и Эфрона. Стланик представлен как биологический объект: указаны физические характеристики дерева: «дальний родственник кедра», «вечнозелёный хвойный куст со стволом потолще человеческой руки длиной в два-три метра» и т.д.» Однако уже в конце абзаца дерево олицетворяется. Наделяется человеческими чертами: «мужествен», «упрям», «чувствительность его необычайна».
Стланик соединяет в себе два мира - мир человека и мир природы. Он не только природный барометр, он и нравственный «барометр» жизни человека «в кровоподтёках», как юродивый Юшка, герой одноимённого рассказа Андрея Платонова, был мерилом истинности и времени для односельчан, которые, видя, что он вышел из дома, понимали, что и им пора выгонять коров в поле. По стланику сверяют погоду: «Пахнет снегом? Нет. Не будет снега. Стланик ещё не ложился». Как только он согнётся, начнёт стелиться по самой земле, как «спрут» с зелёными перьями, с неба посыплется, «как порошок, белый снег». Стланик напоминает «медведя», впавшего в спячку. Кусты стланика под огромным слоем снега напоминают «волдыри» - мозоли, какие бывают только у людей с натруженными руками. Автор настойчиво проводит параллель между жизнью природы и жизнью человека. Во «внешнем» мире человек и природа противопоставлены: «природа тоньше человека в своих ощущениях», люди грубы, попытки их тщетны, им свойственны всего пять физиологических чувств. А в образе стланика эти два мира слиты. Поэтому стланик не одинок. В природе есть его «родственники»: такие же «чудаки», «странные» - рыбы лососёвых пород, приходящие метать икру только в ту реку, где была выметана икринка, из которой развилась эта рыба; «таинственные трассы птичьих перелётов», «растения-барометры», «цветы- барометры» и др. В этом и проявляется мудрость природы: эволюция и традиция -слова-синонимы.
Стланик «способен чуять весну». У него есть вера! Это не Бог, это мудрость Природы. Однако и эта сторона стланика оборачивается своей противоположной стороной - легковерием, ведущим к разочарованию: «Бывает и другое - костёр...Он так не любит зиму, что готов верить теплу костра». Легковерие - это тоже русская черта. Вспомним А.С. Пушкина: «Ах, обмануть меня не трудно: я сам обманываться рад».
Следующий абзац начинается с отрицания: «Нет». Автор-повествователь спорит с воображаемым собеседником, который, возможно, иронизировал: «Что ж, он может только предсказывать погоду?» Именно здесь появляется метафора: стланик - дерево надежд. И второй раз повторяется, что он вечно-зелёное дерево, единственное на Крайнем Севере. Происходит «кольцевое» обрамление. (См. начало рассказа). Любой повтор значим в художественном произведении, заставляет по-новому посмотреть на образы. Стланик не только вызывающ среди белого блеска снега - он напоминание о другой жизни, других отношениях - более тёплых. Именно здесь подготавливается главный вывод финала рассказа («И дрова из стланика жарче»).
Летом стланик скромен и незаметен, потому что не старается «торопливо процвести» в короткое северное лето. Стланик противопоставлен цветам, стремящимся перегнать друг друга в безудержном бурном цветении. Стланик всегда остаётся самим собой: не суетится, не перегоняет жизнь, не отстаёт. Он - сама жизнь.
Последний абзац меняет лицо рассказчика. До этого повествование было от третьего лица, стало от первого. Субъективная личностная позиция автора противопоставлена позиции всех остальных, возможно, не принимающих подобной оценки. Так в повествовании появляется второй герой, похожий на стланик, такой же свободный, принципиальный и самостоятельный. Оба этих образа сопоставлены в системе персонажей рассказа. Именно ему - автору-рассказчику - открывается поэтичность стланика. Она видится в способности принимать жизнь такой, как она есть, и самому оставаться самим собой.
Таким странным стлаником был и сам Варлам Тихонович Шаламов, прозаик, поэт, который родился в семье священника, человека европейски образованного, позитивного склада мышления, придерживающегося достаточно свободных и независимых взглядов. Твёрдый в убеждениях, бескомпромиссный в нравственных вопросах, отец и религиозность понимал более широко, чем предписывалось каноном. Именно от него, по словам самого писателя, он унаследовал страстность характера. Главный жизненный принцип писателя - соответствие слова и дела. По определению самого В. Шаламова, в его рассказах человеческая природа исследуется «в крайне важном, не описанном ещё состоянии, когда человек приближается к состоянию, близкому к состоянию зачеловечности». Стремление добраться до сути, безжалостно отметая всё внешнее, необязательное, весьма характерно для эстетики Шаламова. Этим объясняется лаконичность его текстов.
Таким образом, представленные интерпретации, несмотря на то, что написаны в разном стиле (первая имеет более свободную, «эссеистскую» композицию, вторая более аналитична), выполняют главную задачу - помогают понять художественный текст, не прибегая к «затекстовой» информации. Все выводы вытекают имманентно, из самого текста, в результате соблюдения предложенной методики «медленного чтения», «вслед за автором», что является залогом понимания не только собственно художественного произведения, но и характера писателя и его героев - русских людей, загадочная душа которых так манит и привлекает иностранных читателей. Затекстовая информация (заключение второй интерпретации) лишь доказывает выводы, к которым мы пришли в процессе работы.
1 Бахтин М.М. Ответ на вопрос редакции «Нового мира» // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества/Сост. С.Г. Бочаров. - М.: Искусство, 1979. С. 331, 348 и др.
2 Караулов Ю.Н. // Русский язык. Энциклопедия. - 2-е изд., перераб. и доп. /Гл. ред. Ю.Н. Караулов - М., 1997
3 Щукин А.Н. Методика преподавания русского языка как иностранного. - М.: Высш. шк., 2003. - 334 с. С.145.
4 Гадамер Г.Г. Актуальность прекрасного. - Мюнхен, 1985, с.73.
5 Хализев В.Е. Теория литературы. - М.:ВШ, 1999,-398 с. С. 108
6 См.: Панченко Т.Ф. Проблема теоретической подготовки школьников на уроках литературы //Проблемы современного образования: Сб. материалов 3-ей Всероссийской научно-практической конференции. г. Владивосток, 5-6 ноября 2002г., с.71-73.
Панченко Татьяна Фёдоровна, доцент кафедры социально-гуманитарного образования, к.пед.н., Приморский Краевой Институт развития образования