Статья о семье друга детства Шаламова Алексея Веселовского. Вологодский ее период накладывается на годы отрочества и юношества Шаламова, закончившиеся его отъездом в Москву. Большевистская Вологда не пощадила семью Веселовских так же, как семью Шаламовых. Героев Чехова сменили герои Зощенко.
Статья опубликована в журнале "Русская литература", № 2, 2007, изд. «Наука», СПб, 2007.
Электронная версия - на сайте Института русской литературы (Пушкинского Дома) РАН.
__________
«Лишний я человек...»: (забытый вологодский этнограф А. А. Веселовский)
В майском письме 1880 года к видному австрийскому филологу Бернгарду Юльгу выдающийся русский филолог А. Н. Веселовский не без удивления сообщал: «Не сомневаюсь, что Вы сделаете большие глаза, если я скажу Вам, что после 17-летнего бездетного брака жена моя в апреле была вознаграждена мальчиком».1 Александр Александрович Веселовский (или Шурик, как его звали в семье) родился 24 апреля 1880 года в Петербурге, 22 мая был крещен по православному обряду в церкви св. Апостолов Петра и Павла при Санкт-Петербургском университете, учился в Ларинской гимназии.2 Воспитанный в филологической среде, А. А. Веселовский и сам стал ученым-гуманитарием - не столь выдающимся, как его отец, но, безусловно, внесшим определенный вклад в русскую науку. Имя А. А. Веселовского в современных исследованиях встречается редко, причем приводимые биографические сведения не просто скупы,3 но и ошибочны.4 На основании архивных материалов мы попытаемся восстановить биографию ученого.
Еще во время учебы в старших классах гимназии А. А. Веселовский, как следует из его «Записок студента. 1899-1901», датируемых 1905 годом,5 стал вхож в студенческую среду, оппозиционно настроенную по отношению к царской власти. Кружки, чтение рефератов, студенческие песни - вот чем была наполнена жизнь гимназиста, готовящегося поступать на историко-филологический факультет Петербургского университета. «Это было время преклонения перед Туган-Барановским и Струве, особенно перед первым», - писал А. А. Веселовский в «Записках студента». И тут же не без иронии над своими недавними увлечениями продолжал: «״Туган говорит!” - шептали юные уста. ״Туган недаром говорит”, - сообщал вдохновенно Тагеев (один из студентов. - Т. И.) и начинал приводить длинную цитату. Это была скучная сухая формула, полная специальных терминов и цифр. В моем веселом юношеском воображении рисовался сам Туган, который ״так говорит”, и мне становилось жалко и его самого: что если он и всегда ״так говорит”, жалко и слушателей. Какое должно быть адское приложено внимание, чтоб переводить мысленно на человеческую речь этот странный жаргон!»6 Тем не менее сам А. А. Веселовский работал в кружке очень активно: «Более всего читали рефератов я и Могилянский и надо дать справедливость, что они были недурны».7
В 1901 году студенческо-гимназический кружок, в который входил А. А. Веселовский, привлек к себе пристальное внимание полиции. Кое-кто из студентов срочно перевелся в Юрьевский (Дерптский, ныне Тартуский) университет, а А. А. Веселовского отец на лето отправил отдыхать в Боровичи, где у семьи был дом, - как говорится, «от греха подальше».8 В августе 1901 года А. А. Веселовский стал студентом историко-филологического факультета Петербургского университета. Кружковская жизнь продолжалась и постепенно выливалась все в более активные протестные формы. В марте 1902 года А. А. Веселовский принял участие в студенческой демонстрации: «И чудится мне в эту светлую мартовскую ночь, сколько юных губ шептали слово ״демонстрация”, сколько чудных глаз загоралось ярким светом, сколько сердец трепетало, заженных любовью к угнетенному ближнему, может быть, и любовью к их защитникам!»9 Сразу же после демонстрации, 3 марта, А. А. Веселовский в числе других участников антиправительственных выступлений был арестован.
История кратковременного пребывания А. А. Веселовского в заключении раскрывается по его «Запискам порубежного человека».10 «Когда ко мне утром явилась полиция для обыска, мать моя была тяжело больна, - описывал свой арест А. А. Веселовский. - Тихо, на цыпочках ходили и шарили у меня по комнате. Отец просил делать все тихо, т. к. боялся разбудить мать. Тихо шепотом объяснял я разные записочки пытливому надзирателю. Тихо плакала в углу старая горничная надо мной, своим любимцем, которого сейчас уведут Бог знает куда, и крупные слезинки падали по ее честному преданному лицу.
Удалось мне под предлогом взять папирос пойти к матери в комнату. Она проснулась, но плохо понимала от сильного жара. Все-таки она узнала меня и спросила с удивлением: ״Ты уже встал? Отчего так рано?” - ״Спи, дорогая мамочка”, - успел только сказать я и выбежал, чтобы не разрыдаться, к приставу, который составлял протокол.
Около него стоял мой отец. Никогда не забуду я его лица. Он напрягал все свое мужество, чтобы сохранить спокойствие. Но что-то беспомощно-детское, что-то печально-растерянное виднелось в его красиво-умной голове старого ученого».11
Сидели студенты в Рождественской полицейской части. И всю неделю, пока А. А. Веселовский там находился, он писал больной матери, которой сказали, что сын отдыхает в Стрельне, веселые письма о поездках на тройках и иных развлечениях. Впрочем, настроение арестованных действительно было бодрым и даже приподнятым. «В одной из камер завязывается спор об эстетике, - вспоминал А. А. Веселовский. - Странно слушать речи о прекрасном в этой грязной обстановке. Но спорщики забыли об этом несоответствии, и спор стоит неумолчный, молодой и порывистый».12 Арестованные даже устроили нечто вроде литературно-вокального вечера, во время которого пропели непременную революционную песню «Вы жертвою пали в борьбе роковой!».
Пока А. А. Веселовский находился в Рождественской части, его отец предпринимал активнейшие хлопоты по освобождению своего сына из-под стражи. Действовал академик А. Н. Веселовский, естественно, через Академию наук и ее президента великого князя Константина Константиновича. В архиве Академии наук сохранились письма профессора Ф. А. Брауна к А. А. Шахматову13 и А. А. Шахматова к К. Р.14 по поводу ареста А. А. Веселовского.
Хлопоты А. Н. Веселовского об участи сына увенчались скорым успехом. Как раз в тот день, когда А. А. Веселовский вместе с другими студентами-делегатами пришел к смотрителю тюрьмы и начал произносить «высокопарную цицероновскую речь» по поводу того, что Рождественская часть не передает требования и поручения арестованных в Охранное отделение, смотритель объявил, что А. А. Веселовский освобожден. «״Я один освобожден?” - глухо выговорил я. ״Да, больше у меня приказов нет!” С трудом, шатаясь, побрел я в свою камеру, мне было так совестно, что я не разделю участи товарищей», - писал А. А. Веселовский в «Записках порубежного человека».15 Но товарищи встретили весть об освобождении А. А. Веселовского радостно и устроили ему шумные проводы - даже с бутылкой коньяка, переданной родственниками одному из заключенных.
Из письма директора Департамента полиции действительного статского советника С. Э. Зволянского к великому князю Константину Константиновичу более детально проясняются причины ареста А. А. Веселовского: «Всеподданейшим долгом постановляю себе донести до сведения вашего императорского высочества, что студент Александр Веселовский был арестован 3 марта как член студенческой подпольной организации ״Кассы радикалов”, подготовлявшей уличные демонстрации, а также ввиду указаний, что он одновременно состоял членом тайного кружка ״Общества помощи политическим ссыльным”, собиравшим деньги на революционные цели, по каковым обстоятельствам и производится расследование. Сего числа студент Веселовский подал прошение на имя Министра внутренних дел, в коем обещает и дает слово ни в каких подпольных организациях не участвовать и предаться только научным занятиям, ввиду чего признано возможным освободить его из-под стражи и отдать на поруки отцу, о чем и сделано распоряжение, которое будет приведено в исполнение сегодня же».16
11 марта 1902 года А. А. Веселовский был уже дома. Ф. А. Браун писал в этот день А. А. Шахматову: «Получил Вашу телеграмму, съездил к В(еселовскому) - Шура уже дома! Выразить не могу, как я рад и счастлив за А(лександра) Николаевича). Он совершенно преобразился».17
Вернувшись домой, А. А. Веселовский засел за учебу. 20 апреля 1902 года А. Н. Веселовский писал своему коллеге А. И. Кирпичникову: «Шура пишет Вам; если не написал, то извините: дорвался до экзамена и истово зубрит».18 Через несколько месяцев в письме к тому же корреспонденту читаем: «Сына нет, он где-то плутает, но занимается серьезно».19
Тем не менее в студенческие годы А. А. Веселовский в научных занятиях все-таки, кажется, не был достаточно усерден. Известно, что в 1905 году ему пришлось прервать свою учебу в университете, что было вызвано, по-видимому, и какими-то академическими задолженностями, и политической неблагонадежностью, и, возможно, женитьбой на Анне Александровне Даниловой (1885-?). Сохранилось свидетельство, выданное ему 3 марта 1905 года историко-филологическим факультетом о том, что он «имеет восемь зачтенных полугодий».20 5 июня 1906 года у А. А. Веселовского родился сын Алексей. В этом же году скончались его мать и отец. Свидетельство об окончании Петербургского университета он получил лишь через несколько лет: 14 июля 1910 года «окончивший курс императорского Санкт-Петербургского университета с дипломом первой степени Александр Веселовский» был причислен по Министерству народного просвещения к Русскому отделению Библиотеки Академии наук.21 В БАН А. А. Веселовский прослужил на должности библиотекаря до 1917 года.
Научная деятельность А. А. Веселовского делится на два периода: 1903-1918 годы (петербургский период, посвященный в основном русской литературе XVIII века) и 1919-1936 годы (вологодский период, когда проявились этнографические интересы ученого).
Еще в студенческие годы А. А. Веселовский подготовил перевод художественного пересказа Жозефа Бедье знаменитого средневекового французского романа «Тристан и Изольда». В 1903 году этот перевод с введением А. Н. Веселовского был издан и с тех пор стал приоритетным для русскоязычного читателя, несмотря на то что в 1913 году вышел в свет другой перевод - Е. С. Урениуса. В редактуре А. А. Смирнова перевод А. А. Веселовского был переиздан в 1938 году22 и впоследствии переиздавался не единожды.
Главным предметом научных интересов А. А. Веселовского в предреволюционные годы, как уже было сказано выше, стала русская литература XVIII века. В 1909 году он опубликовал большое исследование «Любовная лирика XVIII в.», посвященное светлой памяти А. Н. Веселовского. Ученый поставил себе задачу выяснить взаимовлияние западноевропейских форм лирики и русской фольклорной песни: «...как уживалась народная песня с романсом и мадригалом, и каково было их взаимодействие».23 В первом отделе (главе), в котором анализируется народная песня в рукописных и печатных сборниках XVIII века, А. А. Веселовский подробно останавливается на символике любви фольклорной песни (листья капустки свиваются - взаимная любовь; венок вянет - несчастная любовь и т. д.) и на типах героев народной лирики (добрый молодец: сиротинка, девичья присуха, пропойца). Обрисовывает исследователь и механизмы разрушения фольклорной песни: проникновение в нее портретных характеристик, позаимствованных из дворянской среды (грезетовый камзол, талия деликатна). В результате автор пришел к следующему выводу: «Факт вырождения простонародной песни в XVIII веке несомненен. Песня вырождается идейно, образно и формально; с этим вырождением песни нужно считаться при разборе вопроса о взаимоотношении народной и художественной лирики».24
Во втором отделе (главе) своего исследования А. А. Веселовский соответственно рассматривает художественную, т. е. литературную, лирику XVIII века. Отметив, что русская любовная лирика корнями уходит в малорусско-польские вирши XVII-XVIII веков, исследователь подробно рассматривает позаимствованные из Франции литературные формы - романсовую и пасторальную лирику Сумарокова, Кантемира и Тредьяковского, имевшую, несмотря на скудость образной системы, большой успех в первой половине-середине XVIII века. В третьем отделе (главе) книги - «Взаимоотношения народной и художественной лирики» - автор анализирует, как художественные приемы фольклорной песни прививались к литературным формам, пришедшим в Россию с Запада. Значительным литературным явлением в России XVIII века, считает он, стало появление романсов в простонародном вкусе (например, «Во селе, селе Покровском», приписываемом императрице Елизавете Петровне, или «Вечор поздно из лесочку» Прасковьи Горбуновой-Жемчуговой). «Отличительными чертами новой, искусственной песни, ״подражаемой простонародной”, - по мысли А. А. Веселовского, - были: формальное ее сходство со старой песней (размер, припев, приемы повторения, эпитеты, образы и т. д.) и сентиментальное содержание, приближающее ее к романсу».25
Книга А. А. Веселовского «Любовная лирика XVIII в.: К вопросу о взаимоотношении народной и художественной лирики XVIII в.» была замечена и положительно оценена рецензентами. М. Н. Сперанский, например, писал: «...то, что сделано А. А. Веселовским, заслуживает признательности как попытка внести долю света в эту еще темную область взаимоотношений двух областей русской литературы».26 Е. Н. Елеонская отмечала, что исследование «является интересною попыткою выяснить не один вопрос в запутанной истории изменений народной песни и определить те переплетающиеся течения, которые способствовали этим изменениям».27
В 1910-е годы А. А. Веселовский опубликовал также несколько статей, посвященных переводам Горация в русской литературе XVIII века. Предметом его исследования стали значительно русифицированные неопубликованные переводы Капниста философской лирики Горация; в другой работе исследователь сосредоточился на Кантемире, представившем в 1744 году русскому читателю письма Горация, переведенные им с французского перевода Дасье.28 По-видимому, А. А. Веселовскому принадлежит статья «״Видение плачущего над Москвой россиянина. 1812 г.” В. Капниста», подписанная криптонимом А. А. В.29
В предоктябрьский период складываются отношения А. А. Веселовского с Пушкинским Домом и его хранителем Б. JI. Модзалевским. В Рукописном отделе Института русской литературы находятся письма ученого к Б. JI. Модзалевскому.
12 марта 1910 года А. А. Веселовский писал: «Посылаю вам журнал Общества С. Д. Пономаревой для Пушкинского музея».30 Во «Временнике Пушкинского Дома» имя А. А. Веселовского значится среди дарителей в связи с тем, что он пожертвовал молодому научному учреждению «собрание протоколов дружеского литературного общества С. Д. Пономаревой».31
История этих литературных документов такова. Рукописный журнал «Беседы сословия друзей просвещения» Софьи Дмитриевны Пономаревой, относящийся к 1820-м годам, был получен А. Н. Веселовским от Н. Н. Пономарева, помещика Боровичского уезда Новгородской губернии. В 1912 году А. А. Веселовский опубликовал этот шуточный журнал, отражающий уровень развития изящной словесности среднего круга литераторов первой половины XIX века.32 В настоящее время журнал С. Д. Пономаревой хранится в Рукописном отделе Пушкинского Дома (№ 9623).
В 1919 году перед своим отъездом в Вологду (см. ниже) А. А. Веселовский именно в Пушкинский Дом передал ряд материалов, связанных с А. Н. Веселовским. 17 мая он писал Б. JI. Модзалевскому: «На будущей неделе постараюсь заглянуть к Вам, хотелось бы переговорить о перевозке отцовских портретов и стола и архива в Пушкинский Дом» (ф. 184). Портрет А. Н. Веселовского (карандаш с белилами) работы Гуго Вегнера (1894) в настоящее время хранится в Музее ИРЛИ (№ 8772). Забегая вперед, укажем также, что в октябре 1928 года А. А. Веселовский передал в Пушкинский Дом переписку А. Н. Веселовского, хранившуюся в семье (большая часть научного архива А. Н. Веселовского еще до революции была передана в Библиотеку Академии наук): письма к нему Ф. И. Буслаева, Я. К. Грота, И. Н. Жданова, Н. П. Кондакова, В. И. Ламанского, Л. Н. Майкова, А. Н. Пыпина, И. И. Срезневского, Ф. И. Успенского, Н. С. Тихонравова, И. В. Ягича и др.33
Думаем, что не стоит сомневаться, что Февральскую революцию А. А. Веселовский принял, надеясь на демократические преобразования в стране. С февраля по октябрь 1917 года, как следует из материалов его следственного дела в ГПУ, хранящегося в архиве Управления Федеральной службы безопасности России по Вологодской области,34 он работал в Комиссии по разбору Царскосельских архивов. Не исключаем, что этим местом он был обязан Б. Л. Модзалевскому, активно занимавшемуся спасением архивов в стране, входившей в период хаоса в преддверии Гражданской войны. Затем была служба А. А. Веселовского в Российской книжной палате, организованной С. А. Венгеровым 27 апреля 1917 года в Петрограде. Книжная палата по замыслу ее создателя была призвана стать библиографическим центром страны. А. А. Веселовский, как следует из анкеты, заполненной им для С. А. Венгерова, занял в ней должность «картописателя» (по-видимому, библиографа, каталогизатора).35 Библиография в конечном счете и стала той сферой, в которой ученому удалось оставить наиболее значимый след. Однако библиографические (и этнографические) интересы А. А. Веселовского смогли реализоваться уже не в Петрограде, а в Вологде.
В 1918-1919 годах в Петрограде было голодно. Болезнь сына (у Алеши Веселовского развивался туберкулез) заставила А. А. Веселовского и его жену задуматься о переезде в более благополучные края. Весной 1919 года ученому предложили место в Вологде. Посоветовавшись с А. А. Шахматовым,36 он решился покинуть бывшую столицу Российской империи. 26 июля А. А. Веселовский писал А. А. Шахматову из Вологды: «Сердечное Вам спасибо за то, что Вы дали нам с женой возможность переехать сюда. Переезд был сопряжен с великими хлопотами, но все же, слава Богу, добрались благополучно. В смысле продовольствия здесь лучше. По первой кат(егории) дают 3/4 ф(унта) хлеба. Продукты значительно дешевле питерского. Зато квартирный вопрос необычайно сложен. Мы не могли достать не только квартиры, но даже комнаты. Приходится ютиться с сыном в одной комнате, а Алекс(андра) Алекс(еевна) (по-видимому, няня Алеши Веселовского. - Т. И.) живет у квартирохозяев. Надежды на получение квартиры никакой. Место осталось за мной и с 1.УШ я поступаю на службу, жена поступит с 1.1Х либо в здешнюю Публичную библиотеку, где ее ждут, либо в библиотеку Северсоюза, где имеется хороший кооператив. (Нынче вопрос продовольственный решает все.) 15-го сентября приеду в Питер, чтобы сликвидировать квартирную обстановку, ибо как здесь ни худо в смысле квартиры, все же можно жить, т. е. питаться».37 Так Вологда стала постоянным местом жительства А. А. Веселовского - вторым после Петербурга и последним.
В Вологду А. А. Веселовский приехал как представитель Книжной палаты, заняв эту должность после отъезда из города Б. М. Энгельгардта. В обязанности А. А. Веселовского входил контроль за выполнением местными властями распоряжения Наркомпроса о доставке обязательного экземпляра печатной продукции в Книжную палату. В первые же месяцы работы в Вологде он составил для Книжной палаты список газет, выходивших в Вологодской и Северо-Двинской губерниях в
1919 году, перечень местных типографий, издательств, библиотек и книжных магазинов.38 От Б. М. Энгельгардта А. А. Веселовский унаследовал также должность библиотекаря Научно-технического комитета по изучению производительных сил Северного края.
В январе 1920 года при Вологодской советской публичной библиотеке была создана библиографическая комиссия по сбору материалов о Севере России. Комиссия ставила себе две основные задачи: 1) собирание и систематизация трудов по Вологодскому краю, где бы они ни выходили, и 2) учет всей печатной продукции, появляющейся на территории Вологодской губернии.39 А. А. Веселовский принял самое активное участие в работе этой Комиссии; с июня 1920 по 1922 год он был ее секретарем.
Одновременно с 1921 года он состоял профессором кафедры русского языка существовавшего тогда в Вологде Института народного образования (ИНО), где читал курсы «Древнерусский язык», «История русского языка» и «Введение в языкознание».40 После закрытия ИНО и преобразования его в педагогический техникум А. А. Веселовский, как следует из следственного дела ученого в ГПУ, преподавал в этом учебном заведении. Из писем к Б. Л. Модзалевскому узнаем, что в педтехникуме А. А. Веселовский читал курсы истории русского языка и вологодской этнографии. Не без гордости 10 сентября 1924 года он писал своему корреспонденту об успехах в преподавании этнографии: «Ученики мои ставили ״Крестьянскую свадьбу Кадниковского уезда” с причитаниями и ״Посиделку Грязовецкого уезда” в последний день краеведческого съезда, бывшего в марте этом в Вологде (на съезде этом я говорил речь: задачи вологодской этнографии). У меня набралось этнографического материала на целую хрестоматию (я и предполагал издать краеведческий учебник и хрестоматию). На лекциях своих я излагал, между прочим, историю вологодской этнографии» (ф. 184). Однако в сентябре 1924 года А. А. Веселовский оказался без работы: «Теперь же предметы мои, по словам нового коммуниста, заведующего нашим техникумом, вынесены за сетку, т. е. необязательны, а раз необязательны, то и прекращаются». Главным кормильцем в семье оказалась А. А. Веселовская, работавшая корректором в издательстве «Северный печатник». «Куда, куда я не бегал, - писал А. А. Веселовский Б. Л. Модзалевскому, - кого, кого не просил - уроков нигде нет, ибо сократилась масса учебных заведений и учителя форменно голодают». И далее он с горечью добавлял: «Лишний я человек, должно быть! Довольно большие познания мои в некоторых науках (теперь я в них убедился - по сравнению с другими) пропадают втуне, а мне остается доживать (думаю, недолго) в качестве прислуги-хозяйки при моей жене. Хожу на рынок, покупаю жратву, жарю (недурно) на примусе и частенько поплакиваю (сознаюсь в этом)» (ф. 184).
Плакать Александру Александровичу и Анне Александровне Веселовским приходилось и по другому поводу: в Вологде они похоронили своего единственного сына Алешу, скончавшегося 9 июня 1923 года от туберкулеза. Ученик школы II ступени, в свои семнадцать лет он успел опубликовать несколько трудов по истории Вологды.41 В декабре 1922 года журнал «Кооперация Севера» открыл отдел «Книжная полка» с реферативными рецензиями, и Алексей Веселовский стал ведущим автором этого раздела. Ему, вероятно, принадлежит анонс раздела «Книжная полка», опубликованный в № 17-18 «Кооперации Севера» за 1922 год. Большинство рецензий, опубликованных в 1922-1923 годах, подписаны псевдонимами: Алексей Вес-ский и А. Данилов (по девичьей фамилии его матери). Полагаем, что и криптонимы Ал., А., Д. также принадлежат Алексею Веселовскому.
Алексей Веселовский, как и его отец, был членом Вологодского общества изучения Северного края, в котором ведал библиотекой. Кончина талантливого юноши была отмечена некрологом, опубликованным Правлением Общества в газете «Красный Север»: «Работая в библиотеке Общества изучения Северного края, любя книгу, Леша знакомится с литературой о Севере и обнаруживает к ней большой интерес.
С апреля 1922 г. начавшаяся болезнь заставила его бросить службу, но не угасила в нем пробудившихся научных интересов.
Все работы он написал больным. Иногда лежа в постели, с повышенной температурой, он проявлял исключительную работоспособность, сосредоточенно продумывая темы, разыскивая материал, углубляясь в него, применяя приемы исследователя с научной подготовкой. Серьезность тем, их проработка, недетский интерес к вопросам краеведения говорят о его раннем умственном развитии.
Несомненно для всех, знавших Лешу Веселовского, что с его смертью погиб талант будущего ученого-исследователя, быть может унаследованный им от родителей и деда, известных своими трудами в области истории, литературы и этногра¬фии».42
Алексей Веселовский, кстати, был однокашником Варлама Шаламова, сына вологодского священника, будущего писателя, прошедшего через ад сталинских лагерей, автора знаменитых «Колымских рассказов». В своей автобиографической повести «Четвертая Вологда» В. Шаламов вспоминает и Алешу Веселовского, внесшего особый свет в его жизнь. Как можно понять, знакомство с семьей Веселовских стало важным этапом в духовном становлении будущего писателя: «Новые силы, новые краски вошли в мою жизнь с приходом в наш класс моего сверстника - Алешки Веселовского. Алешка был маленький литературоведческий вундеркинд, имевший научные публикации уже в десятилетнем возрасте. (...)
Алешка Веселовский был родом из знаменитой литературоведческой семьи, где поколение за поколением укрепляло литературоведческие высоты, завоевывало новые рубежи, семьи, где подобно музыкальному гену в гении Бахов можно было говорить вполне и о литературоведческом гене.
К сожалению, этот ген не был проверен - дальнейшие поколения русских литературоведов были остановлены смертью Алешки в Вологде от туберкулеза - в 1923 году.
Вот в его-то семье - мать и отец оба историки литературы - я и встретил впервые в жизни настоящую библиотеку - бесконечные стеллажи, ящики, связки книг, набитых под потолок, - царство книг, к которому я мог прикоснуться.(...)
Впервые тогда в мою жизнь вошел эпос - французский, мы читали на голоса ״Песнь о Роланде”. С Алексеем же вместе мы выучили наизусть всего Ростана в переводе Щепкиной-Куперник и разыгрывали целые сцены то из ״Орленка”, то из ״Сирано де Бержерака”, то из ״Принцессы Грезы”, то из ״Шантеклера”».43
(продолжение
здесь)