Шаламов и якуты
Статья опубликована в сборнике материалов Международной научно-практической конференции, г. Якутск, 19-21 ноября 2017 года, "Русский язык и литература в современном образовательном пространстве". Электронная версия - на сайте Центр научного сотрудничества «Интерактив плюс».
"Создается впечатление, что якуты воспринимались героем как суровый, в то же время таинственный народ". "Дети мороза" Джека Лондона. Вообще занятно, что Шаламов, при всей его чуткости и тяге к экзотике, почти полностью игнорирует местный этнографический колорит. У якутов нет роли в концентрационном мире Колымы, они здесь случайные люди (как ни странно, именно аборигены на Колыме - случайные люди) - и они его не интересуют. Ср. с тем вниманием, какое он уделяет другим национальным меньшинствам, втянутым в этот ад: "Татарский мулла и чистый воздух", "Александр Гогоберидзе", туркмен Берды Онже, прибалты в "Цикуте", немец Фригоргер в "Апостоле Павле", латыш Петерс и украинец Рябоконь в одноименном рассказе, еврей Яков Овсеевич Заводник и татарский князь Хан-Гирей.
_________
"Колымские рассказы" В. Шаламова: некоторые особенности пространственно-временной организации
В статье рассмотрены особенности пространственной организации «Колымских рассказов» Варлама Шаламова. Проанализированы точки зрения в плане пространственно-временной характеристики в рассказах «Хлеб» (1956), «За письмом» (1966).
Варлам Тихонович Шаламов - автор всемирно известных «Колымских рассказов», один из тех ссыльных, рассказавших всю трагическую правду о гулаговской колымской жизни заключенных. В 1937 году он был отправлен в Колыму на пять лет лагерей за контрреволюционную деятельность. А впоследствии в 1943 году ему дадут еще срок - десять лет за антисоветскую агитацию. В Колыме Шаламов перенес все - холод, голод, тяжелую физическую работу, побои... Он назвал концлагерь в Колыме - лагерем планомерного уничтожения людей. Вернувшись в Москву, в ноябре 1953 года, боясь не успеть написать об этой огромной трагедии XX века, он начинает писать летописи о государственной жестокости, насилии, массовых гибелях невинных людей. Книга включает в себя шесть сборников: «Колымские рассказы», «Левый берег», «Артист лопаты», «Очерки преступного мира», «Воскрешение лиственницы», «Перчатка, или КР- 2». В. Шаламов пробыл в лагерях Колымы почти семнадцать лет и двадцать лет работал над своими рассказами. Лагерная проза - это документальные произведения, преображенная действительность. Она не сводится ни под одни рамки жанровой классификации. Тема действительности, ее значимость, сама создает определенные художественные принципы.
Место, где провел ссылку В. Шаламов, было одним из самых суровых лагерей советского периода, его называли адом. Колыма - огромная территория на Северо-Востоке Сибири, в Магаданской области. Через эту территорию протекает река Колыма, которая берет свое начало в Якутии, протекает через Магаданскую область и впадает в Восточно-Сибирское море.
На территории Якутии В. Шаламов попадает в начале пятидесятых годов. Как упоминает сам автор: «В 1949 году я, работая фельдшером в лагере, попал на «лесную командировку» и все свободное время - писал - на обороте рецептурных книг, на клочках оберточной бумаги, на каких-то кульках. В 1951 году я освободился из заключения, но выехать с Колымы не смог. Я работал фельдшером близ Оймякона, в верховьях Индигирки, на тогдашнем полюсе холода и писал день и ночь - на самодельных тетрадях» [2]. В. Шаламов работал фельдшером в Куйдусуне, это в трех километрах от села Томтор (Борогон) Оймяконского района.
Ссылка В. Шаламова на Колыму имеет свое хронологическое время и географическое пространство. Но автор не создает в своих рассказах реальное время и пространство. Читатель как бы переносится в потусторонний, иррациональный мир. Впервые временную и пространственную особенности в колымских рассказах отметили Леона Токер «Stories from Kolyma» (1989) и Л. Тимофеев «Поэтика лагерной прозы» (1991). Л. Тимофеев в своем труде определяет пространство в колымских рассказах, как мертвое, замкнутое, отгороженное от всего остального мира. Особенностью колымских рассказов является то, что читатель не следует за персонажем, не следует за автором, который бы вел за собой читателя, а перевоплощается в повествователя, в арестованного, ощущает, переживает все происходящее вместе с ним. Из-за этого и читаются рассказы В. Шаламова очень трудно, в том смысле, что читателю приходится без всяких «прикрас», лицом к лицу столкнуться с тем временем и пространством, ощутить на себе мучение, ужас, страх, равнодушие - весь этот ад.
Рассмотрение замкнутого локуса в рассказах «Хлеб» (1956) из сборника «Колымские рассказы» позволит наиболее детально показать особенности пространственно-временной организации текста.
С самого начала рассказа «Хлеб» мы наблюдаем, как огромная дверь раскрывается и в пересыльный барак заходит раздатчик, и «две тысячи глаз смотрели на него отовсюду: снизу - из-под нар, прямо, сбоку и сверху - с высоты четырехэтажных нар, куда забирались по лесенке те, кто еще сохранил силу» [1, с. 87]. В данном случае позиция повествователя совпадает с позицией действующего лица, то есть он находится там же, где и герой - внутри барака. Но в то же время он не прикреплен к герою, он находится рядом с ним, но в неопределенной точке пространства. Мы понимаем это по взглядам отовсюду, со всех сторон: снизу, прямо, сбоку, сверху. Герой же не смог бы увидеть эти глаза, смотревшие на раздатчика, находясь в одной точке пространства (к примеру, если он находится на нижних нарах, он не увидит соседа сверху), к тому же, как мы поняли, его глаза, одни из двух тысяч, так же устремлены на раздатчика. Это может быть видно только повествователю. Затем повествователь занимает место рядом с заключенными и наблюдает вместе с ними, как приближается раздатчик: «К тому же поднос приближался, и наступала самая волнующая минута», «Пока раздатчик приближается, каждый уже подсчитал, какой именно кусок будет протянут ему этой равнодушной рукой» [1, с. 83]. Повествователь оглядывается по сторонам, наблюдает за заключенными: «Некоторые зажмуривали глаза, не совладав с волнением», затем останавливает свое внимание на одного: «Схватив селедку грязными пальцами, погладив, пожав ее быстро и нежно. он не может удержаться, чтоб не обвести быстрым взглядом руки тех, которые окружают его и которые тоже гладят и мнут селедочные кусочки. Он не ест селедку, он ее лижет, лижет, и хвостик мало-помалу исчезает из пальцев» [1, с. 88]. Здесь мы также наблюдаем точку зрения в плане идеологии: «Съедена селедка, съеден хлеб, выпит чай. Сразу становится жарко и никуда не хочется идти, хочется лечь, но уже надо одеваться» [1, с. 89]. Повествователь в данном случае принимает точку зрения действующего лица, чувствует то, что может чувствовать только сам заключенный, то есть идеологически воспринимает изображаемый мир.
Далее пространство сменяется: заключенные выходят на улицу, строятся и идут на распределение, и снова повествователь занимает точку зрения заключенных - перевоплощается в действующее лицо, повествование идет от лица заключенных: мы, нас, нам. И далее до конца - от лица героя: «Я стоял, не видя сочувственных и доброжелательных лиц рабочих. я ничего не слышал» [1, с. 91]. Фронт работы определен - героя и его соседа выбрали для работы на хлебозаводе: «тепло жарко натопленного цеха, по которому так стосковалось за долгую зиму тело», «комнаты с пекаренными печами, и на полках везде лежал хлеб». Смена пространства так изменило утреннюю картину, что, кажется, герои на время попали в иное измерение - рабочие относились к ним доброжелательно, им удалось поесть теплой буханки хлеба, выпить кипятку с повидлом, даже закурить на перерыве папиросу - роскошь, давно забытую. Герои, увидев что-то новое, словно на миг, на время вырвались из этого другого мира. И пространство не было уже таким замкнутым: «В широкое окно без решеток было видно, что солнце переместилось к закату» [1, с. 93]. Автор мог бы написать просто «в широкое окно», что уже ломает эту замкнутость, но он также подчеркивает, что окно без решеток. Время в этом рассказе тоже носит замкнутый характер: это описание одного дня в лагере, герой возвращается в лагерь, на свое место, делится с соседями принесенным хлебом и засыпает. Как и в других рассказах, где в большей степени описывается мороз и холод, мы видим здесь голубой снег, грязь, сырость, стужа, лужи, и то самое изолированное пространство лагерей - барак, нары, проволочная колючая загородка дворика, конвоиры, собаки, строй. Время года в рассказе - весна. Место начала действия лагерь, затем мы переносимся на хлебозавод, и снова возвращаемся в лагерь. То есть мы ходим вслед за повествующим в течение всего его дня. При этом точка зрения в пространстве переходит с точки зрения повествующего к точке зрения самого героя.
Поскольку мы рассматриваем пространственные особенности, составляющие основные черты поэтики «Колымских рассказов», обратим внимание на рассказ, точно характеризующий место ссылки писателя в Якутии. В. Шаламов в своих колымских рассказах обычно не уточняет географическое пространство, его определения места действия в основном обширны - Север, дальний Север, Колыма. Местами упоминается Магадан - центр лагерей, и названия лагерей. Иногда проступают якутские признаки: «человек в оленьей шапке, якутских торбасах», «приземистые и косматые якутские лошаденки, якутки» и так далее. Холод, мороз, туман, снег, тайга, лес, градус больше минус пятидесяти пяти, в котором плевок замерзает на лету - черты, характерные всему Северу. Для рассмотрения мы выбрали рассказ «За письмом» (1966) из сборника «Воскрешение лиственницы». Наверное, все знают о переписке В. Шаламова с Борисом Пастернаком во времена ссылки на писателя Колыме. По словам М. Бояровой, заведующей музеем Томторской средней школы Оймяконского района, переписка эта началась в 1952 году, когда Шаламов жил в Кюбюме (сто пятьдесят километров от села Томтор), через год он переехал жить в Томтор. Именно здесь, в Оймяконе, на полюсе холода, работая фельдшером в 1952-1953 годах, Шаламов написал свой знаменитый сборник стихотворений «Синяя тетрадь». Из прозы, в которой упоминается якутский край, мы можем также отметить рассказы «Яков Овсеевич Заводник», «Погоня за паровозным дымом», «Рива-Роччи». В рассказе «За письмом», по всей видимости, описывается тот самый период переписки писателя с Б. Пастернаком. Время года - зима. Место действия - деревня. Рассказчик находится недалеко от «Барагона», ему нужно перебраться на левый берег за письмом. Повествователь полностью перевоплощен в действующее лицо, то есть речь в рассказе идет от лица героя. То, что герой находится в Якутии, мы узнаем из диалога героя с начальником района: «Добре. Да торопись. Машину ждать не надо. Завтра якуты подбросят тебя на собаках до Барагона» [1, с. 611]. Примечательно, что в этом рассказе автор-рассказчик впервые называет себя колымчанином: «я колымчанин без полушубка» [1, с. 611]. С якутами он, судя по тексту, беседу не заводил. С ними договаривались за него - в первый раз начальник района, а во второй Марья Антоновна. Создается впечатление, что якуты воспринимались героем как суровый, в то же время таинственный народ: «Собачья упряжка, быстрый взгляд черных глаз якута, онемевшие пальцы, которыми я вцепился в нарты, полет и поворот» [1, с. 612]. И вновь черные глаза упоминаются в тексте: «Здесь еще в прошлом году, прошлым летом, заблудился маленький якутский мальчик, пятилетний ребенок, и я и Марья Антоновна пытались начать розыски ребенка. Помешала мать. Она курила трубку, долго курила, потом черные свои глаза навела на нас с Марьей Антоновной. - Не надо искать, он сам придет, не заблудится. Это его земля» [1, с. 613]. По приезду герой так же, молча, рассчитывается с якутами и садится в «пятитонку». Как обычно, сопровождает героя и мороз: «теперь мне надо выбежать на мороз», «ехать наверху нельзя в такую даль, в такой мороз». Этот туман, мгла, как неизвестность, вызывают некий страх у героя: «пролежали, пока рассвело, и белая зимняя мгла не показалась такой страшной, как вечером». Поход за письмом, как мы видим из текста, длился несколько суток, но автору пятьсот километров кажутся быстро преодоленными: «километр за километр, мост за мостом, прииск за прииском», «я еще не успел промерзнуть, как машина начала тормозить - мост, левый берег, я слез». Может то волнующее чувство, что он едет за долгожданным письмом друга, хоть и не знает пока адресанта, заставило пролететь время быстрее, незаметнее, то самое время, которое в колымских рассказах длилось, словно вечность. В конечном пространстве - в пункте назначения повествование заканчивается, цель достигнута: «На следующий день я постучал в квартиру, вошел, и мне подали в руки письмо, написанное почерком мне хорошо известным, стремительным, летящим и в то же время четким, разборчивым. Это было письмо Пастернака» [1, с. 615].
Пространственно-временная структура построения рассказов - проста и уникальна. Замкнутое пространство и растянутое, как бы остановившееся, время отражают суровую реальность лагеря, с бараками, нарами и холодом. Вместе с тем Шаламов, описывая закрытое лагерное пространство и время с документальной точностью, рассматривает Север в контексте, отсылающий большей частью к мифологической семантике, трактуемой в тексте символически. Для автора север - сакральное пространство вечного холода и белого безмолвия. В этом же символическом контексте рассмотрены и якуты, коренной народ Якутии: для Шаламова они являются неотъемлемой частью северной природы, чьи черные глаза и быстрые движения напоминают ему снежную мглу. По всей видимости, Шаламов в интерпретации природы опирается на мифологическую семантику, а в сюжетной организации текста продуктивно действует механизм воссоздания закрытого пространства и времени лагеря.
Литература
1. Шаламов, В.Т. Избранное. - СПб.: Азбука-классика, 2003. - 832 с.
2. Шаламов, В.Т. Несколько моих жизней: Воспоминания. Записные книжки. Переписка. Следственные дела. Республика, 1996. - 480 с.
3. Тимофеев, Л. Поэтика лагерной прозы [Электронный ресурс]. - Режим доступа: https://shalamov.ru/ research/151/
4. Боярова, М. К столетию со дня рождения В. Шаламова. М., 2007. - С. 213-233 [Электронный ре¬сурс]. - Режим доступа: https://www.booksite.ru/varlam/100_years_old_10.htm
Анна Игоревна Ощепкова, кандидат филологических наук, доцент, заведующий кафедрой русской литературы XX века и теории литературы, Северо-Восточный федеральный университет имени М.К. Аммосова Республики Саха (Якутия) ai.oshepkova@s-vfu.ru, oshchepkova.anna@mail.ru
С.П. Скрябина
"Создается впечатление, что якуты воспринимались героем как суровый, в то же время таинственный народ". "Дети мороза" Джека Лондона. Вообще занятно, что Шаламов, при всей его чуткости и тяге к экзотике, почти полностью игнорирует местный этнографический колорит. У якутов нет роли в концентрационном мире Колымы, они здесь случайные люди (как ни странно, именно аборигены на Колыме - случайные люди) - и они его не интересуют. Ср. с тем вниманием, какое он уделяет другим национальным меньшинствам, втянутым в этот ад: "Татарский мулла и чистый воздух", "Александр Гогоберидзе", туркмен Берды Онже, прибалты в "Цикуте", немец Фригоргер в "Апостоле Павле", латыш Петерс и украинец Рябоконь в одноименном рассказе, еврей Яков Овсеевич Заводник и татарский князь Хан-Гирей.
_________
"Колымские рассказы" В. Шаламова: некоторые особенности пространственно-временной организации
В статье рассмотрены особенности пространственной организации «Колымских рассказов» Варлама Шаламова. Проанализированы точки зрения в плане пространственно-временной характеристики в рассказах «Хлеб» (1956), «За письмом» (1966).
Варлам Тихонович Шаламов - автор всемирно известных «Колымских рассказов», один из тех ссыльных, рассказавших всю трагическую правду о гулаговской колымской жизни заключенных. В 1937 году он был отправлен в Колыму на пять лет лагерей за контрреволюционную деятельность. А впоследствии в 1943 году ему дадут еще срок - десять лет за антисоветскую агитацию. В Колыме Шаламов перенес все - холод, голод, тяжелую физическую работу, побои... Он назвал концлагерь в Колыме - лагерем планомерного уничтожения людей. Вернувшись в Москву, в ноябре 1953 года, боясь не успеть написать об этой огромной трагедии XX века, он начинает писать летописи о государственной жестокости, насилии, массовых гибелях невинных людей. Книга включает в себя шесть сборников: «Колымские рассказы», «Левый берег», «Артист лопаты», «Очерки преступного мира», «Воскрешение лиственницы», «Перчатка, или КР- 2». В. Шаламов пробыл в лагерях Колымы почти семнадцать лет и двадцать лет работал над своими рассказами. Лагерная проза - это документальные произведения, преображенная действительность. Она не сводится ни под одни рамки жанровой классификации. Тема действительности, ее значимость, сама создает определенные художественные принципы.
Место, где провел ссылку В. Шаламов, было одним из самых суровых лагерей советского периода, его называли адом. Колыма - огромная территория на Северо-Востоке Сибири, в Магаданской области. Через эту территорию протекает река Колыма, которая берет свое начало в Якутии, протекает через Магаданскую область и впадает в Восточно-Сибирское море.
На территории Якутии В. Шаламов попадает в начале пятидесятых годов. Как упоминает сам автор: «В 1949 году я, работая фельдшером в лагере, попал на «лесную командировку» и все свободное время - писал - на обороте рецептурных книг, на клочках оберточной бумаги, на каких-то кульках. В 1951 году я освободился из заключения, но выехать с Колымы не смог. Я работал фельдшером близ Оймякона, в верховьях Индигирки, на тогдашнем полюсе холода и писал день и ночь - на самодельных тетрадях» [2]. В. Шаламов работал фельдшером в Куйдусуне, это в трех километрах от села Томтор (Борогон) Оймяконского района.
Ссылка В. Шаламова на Колыму имеет свое хронологическое время и географическое пространство. Но автор не создает в своих рассказах реальное время и пространство. Читатель как бы переносится в потусторонний, иррациональный мир. Впервые временную и пространственную особенности в колымских рассказах отметили Леона Токер «Stories from Kolyma» (1989) и Л. Тимофеев «Поэтика лагерной прозы» (1991). Л. Тимофеев в своем труде определяет пространство в колымских рассказах, как мертвое, замкнутое, отгороженное от всего остального мира. Особенностью колымских рассказов является то, что читатель не следует за персонажем, не следует за автором, который бы вел за собой читателя, а перевоплощается в повествователя, в арестованного, ощущает, переживает все происходящее вместе с ним. Из-за этого и читаются рассказы В. Шаламова очень трудно, в том смысле, что читателю приходится без всяких «прикрас», лицом к лицу столкнуться с тем временем и пространством, ощутить на себе мучение, ужас, страх, равнодушие - весь этот ад.
Рассмотрение замкнутого локуса в рассказах «Хлеб» (1956) из сборника «Колымские рассказы» позволит наиболее детально показать особенности пространственно-временной организации текста.
С самого начала рассказа «Хлеб» мы наблюдаем, как огромная дверь раскрывается и в пересыльный барак заходит раздатчик, и «две тысячи глаз смотрели на него отовсюду: снизу - из-под нар, прямо, сбоку и сверху - с высоты четырехэтажных нар, куда забирались по лесенке те, кто еще сохранил силу» [1, с. 87]. В данном случае позиция повествователя совпадает с позицией действующего лица, то есть он находится там же, где и герой - внутри барака. Но в то же время он не прикреплен к герою, он находится рядом с ним, но в неопределенной точке пространства. Мы понимаем это по взглядам отовсюду, со всех сторон: снизу, прямо, сбоку, сверху. Герой же не смог бы увидеть эти глаза, смотревшие на раздатчика, находясь в одной точке пространства (к примеру, если он находится на нижних нарах, он не увидит соседа сверху), к тому же, как мы поняли, его глаза, одни из двух тысяч, так же устремлены на раздатчика. Это может быть видно только повествователю. Затем повествователь занимает место рядом с заключенными и наблюдает вместе с ними, как приближается раздатчик: «К тому же поднос приближался, и наступала самая волнующая минута», «Пока раздатчик приближается, каждый уже подсчитал, какой именно кусок будет протянут ему этой равнодушной рукой» [1, с. 83]. Повествователь оглядывается по сторонам, наблюдает за заключенными: «Некоторые зажмуривали глаза, не совладав с волнением», затем останавливает свое внимание на одного: «Схватив селедку грязными пальцами, погладив, пожав ее быстро и нежно. он не может удержаться, чтоб не обвести быстрым взглядом руки тех, которые окружают его и которые тоже гладят и мнут селедочные кусочки. Он не ест селедку, он ее лижет, лижет, и хвостик мало-помалу исчезает из пальцев» [1, с. 88]. Здесь мы также наблюдаем точку зрения в плане идеологии: «Съедена селедка, съеден хлеб, выпит чай. Сразу становится жарко и никуда не хочется идти, хочется лечь, но уже надо одеваться» [1, с. 89]. Повествователь в данном случае принимает точку зрения действующего лица, чувствует то, что может чувствовать только сам заключенный, то есть идеологически воспринимает изображаемый мир.
Далее пространство сменяется: заключенные выходят на улицу, строятся и идут на распределение, и снова повествователь занимает точку зрения заключенных - перевоплощается в действующее лицо, повествование идет от лица заключенных: мы, нас, нам. И далее до конца - от лица героя: «Я стоял, не видя сочувственных и доброжелательных лиц рабочих. я ничего не слышал» [1, с. 91]. Фронт работы определен - героя и его соседа выбрали для работы на хлебозаводе: «тепло жарко натопленного цеха, по которому так стосковалось за долгую зиму тело», «комнаты с пекаренными печами, и на полках везде лежал хлеб». Смена пространства так изменило утреннюю картину, что, кажется, герои на время попали в иное измерение - рабочие относились к ним доброжелательно, им удалось поесть теплой буханки хлеба, выпить кипятку с повидлом, даже закурить на перерыве папиросу - роскошь, давно забытую. Герои, увидев что-то новое, словно на миг, на время вырвались из этого другого мира. И пространство не было уже таким замкнутым: «В широкое окно без решеток было видно, что солнце переместилось к закату» [1, с. 93]. Автор мог бы написать просто «в широкое окно», что уже ломает эту замкнутость, но он также подчеркивает, что окно без решеток. Время в этом рассказе тоже носит замкнутый характер: это описание одного дня в лагере, герой возвращается в лагерь, на свое место, делится с соседями принесенным хлебом и засыпает. Как и в других рассказах, где в большей степени описывается мороз и холод, мы видим здесь голубой снег, грязь, сырость, стужа, лужи, и то самое изолированное пространство лагерей - барак, нары, проволочная колючая загородка дворика, конвоиры, собаки, строй. Время года в рассказе - весна. Место начала действия лагерь, затем мы переносимся на хлебозавод, и снова возвращаемся в лагерь. То есть мы ходим вслед за повествующим в течение всего его дня. При этом точка зрения в пространстве переходит с точки зрения повествующего к точке зрения самого героя.
Поскольку мы рассматриваем пространственные особенности, составляющие основные черты поэтики «Колымских рассказов», обратим внимание на рассказ, точно характеризующий место ссылки писателя в Якутии. В. Шаламов в своих колымских рассказах обычно не уточняет географическое пространство, его определения места действия в основном обширны - Север, дальний Север, Колыма. Местами упоминается Магадан - центр лагерей, и названия лагерей. Иногда проступают якутские признаки: «человек в оленьей шапке, якутских торбасах», «приземистые и косматые якутские лошаденки, якутки» и так далее. Холод, мороз, туман, снег, тайга, лес, градус больше минус пятидесяти пяти, в котором плевок замерзает на лету - черты, характерные всему Северу. Для рассмотрения мы выбрали рассказ «За письмом» (1966) из сборника «Воскрешение лиственницы». Наверное, все знают о переписке В. Шаламова с Борисом Пастернаком во времена ссылки на писателя Колыме. По словам М. Бояровой, заведующей музеем Томторской средней школы Оймяконского района, переписка эта началась в 1952 году, когда Шаламов жил в Кюбюме (сто пятьдесят километров от села Томтор), через год он переехал жить в Томтор. Именно здесь, в Оймяконе, на полюсе холода, работая фельдшером в 1952-1953 годах, Шаламов написал свой знаменитый сборник стихотворений «Синяя тетрадь». Из прозы, в которой упоминается якутский край, мы можем также отметить рассказы «Яков Овсеевич Заводник», «Погоня за паровозным дымом», «Рива-Роччи». В рассказе «За письмом», по всей видимости, описывается тот самый период переписки писателя с Б. Пастернаком. Время года - зима. Место действия - деревня. Рассказчик находится недалеко от «Барагона», ему нужно перебраться на левый берег за письмом. Повествователь полностью перевоплощен в действующее лицо, то есть речь в рассказе идет от лица героя. То, что герой находится в Якутии, мы узнаем из диалога героя с начальником района: «Добре. Да торопись. Машину ждать не надо. Завтра якуты подбросят тебя на собаках до Барагона» [1, с. 611]. Примечательно, что в этом рассказе автор-рассказчик впервые называет себя колымчанином: «я колымчанин без полушубка» [1, с. 611]. С якутами он, судя по тексту, беседу не заводил. С ними договаривались за него - в первый раз начальник района, а во второй Марья Антоновна. Создается впечатление, что якуты воспринимались героем как суровый, в то же время таинственный народ: «Собачья упряжка, быстрый взгляд черных глаз якута, онемевшие пальцы, которыми я вцепился в нарты, полет и поворот» [1, с. 612]. И вновь черные глаза упоминаются в тексте: «Здесь еще в прошлом году, прошлым летом, заблудился маленький якутский мальчик, пятилетний ребенок, и я и Марья Антоновна пытались начать розыски ребенка. Помешала мать. Она курила трубку, долго курила, потом черные свои глаза навела на нас с Марьей Антоновной. - Не надо искать, он сам придет, не заблудится. Это его земля» [1, с. 613]. По приезду герой так же, молча, рассчитывается с якутами и садится в «пятитонку». Как обычно, сопровождает героя и мороз: «теперь мне надо выбежать на мороз», «ехать наверху нельзя в такую даль, в такой мороз». Этот туман, мгла, как неизвестность, вызывают некий страх у героя: «пролежали, пока рассвело, и белая зимняя мгла не показалась такой страшной, как вечером». Поход за письмом, как мы видим из текста, длился несколько суток, но автору пятьсот километров кажутся быстро преодоленными: «километр за километр, мост за мостом, прииск за прииском», «я еще не успел промерзнуть, как машина начала тормозить - мост, левый берег, я слез». Может то волнующее чувство, что он едет за долгожданным письмом друга, хоть и не знает пока адресанта, заставило пролететь время быстрее, незаметнее, то самое время, которое в колымских рассказах длилось, словно вечность. В конечном пространстве - в пункте назначения повествование заканчивается, цель достигнута: «На следующий день я постучал в квартиру, вошел, и мне подали в руки письмо, написанное почерком мне хорошо известным, стремительным, летящим и в то же время четким, разборчивым. Это было письмо Пастернака» [1, с. 615].
Пространственно-временная структура построения рассказов - проста и уникальна. Замкнутое пространство и растянутое, как бы остановившееся, время отражают суровую реальность лагеря, с бараками, нарами и холодом. Вместе с тем Шаламов, описывая закрытое лагерное пространство и время с документальной точностью, рассматривает Север в контексте, отсылающий большей частью к мифологической семантике, трактуемой в тексте символически. Для автора север - сакральное пространство вечного холода и белого безмолвия. В этом же символическом контексте рассмотрены и якуты, коренной народ Якутии: для Шаламова они являются неотъемлемой частью северной природы, чьи черные глаза и быстрые движения напоминают ему снежную мглу. По всей видимости, Шаламов в интерпретации природы опирается на мифологическую семантику, а в сюжетной организации текста продуктивно действует механизм воссоздания закрытого пространства и времени лагеря.
Литература
1. Шаламов, В.Т. Избранное. - СПб.: Азбука-классика, 2003. - 832 с.
2. Шаламов, В.Т. Несколько моих жизней: Воспоминания. Записные книжки. Переписка. Следственные дела. Республика, 1996. - 480 с.
3. Тимофеев, Л. Поэтика лагерной прозы [Электронный ресурс]. - Режим доступа: https://shalamov.ru/ research/151/
4. Боярова, М. К столетию со дня рождения В. Шаламова. М., 2007. - С. 213-233 [Электронный ре¬сурс]. - Режим доступа: https://www.booksite.ru/varlam/100_years_old_10.htm
Анна Игоревна Ощепкова, кандидат филологических наук, доцент, заведующий кафедрой русской литературы XX века и теории литературы, Северо-Восточный федеральный университет имени М.К. Аммосова Республики Саха (Якутия) ai.oshepkova@s-vfu.ru, oshchepkova.anna@mail.ru
С.П. Скрябина