Клаудия Пьералли. Поэзия Гулага как литературное свидетельство (окончание)
(начало здесь)
Картина рабочего утра на Колыме передается поэтессой остро реалистически, благодаря использованию тонких эстетических приемов: образы, построенные на оксюморонах, как, например, медь духовых инструментов, «раскаленных стужей», персонажи, обозначенные прямыми метафорами (скелеты, призраки) и представленные читателю через изображение отдельных частей тела. Тела описываются или через метафорические сближения (высохшее желтое тело, подобное скелету, кларнет, подобный черному клюву огромной птицы), или через метонимию (синие губы для обозначения трубачей, которые появятся строкой позже). В отличие от «музыкантов», анонимные участники рабочей команды не представлены как индивидуальности, а изображены как бесформенная нерасчлененная масса, которая устало перемещается, как жалобный поток, где единственная различимая деталь - это одинаково согнутые спины, и нет ни одного лица.
Композиционное построение основано на ряде контрастов: противопоставление тень/свет соответствует противопоставлению горизонтали/вертикали, которое музыка вводит в повествовательную организацию сценического пространства: с одной стороны, рабочая команда, замкнутая в себе, с трудом движется вперед (в то время как марш «спины согнутые сек»), с другой - подъем к небу, т. е. поощрение к работе, воодушевление, которым марш призван взбодрить дух (и тело) заключенных.
В сочинении под названием «Сомнение» Евгения Гинзбург [8, с. 12-13] показывает нам изнутри барака отчаяние одной из бесчисленных ночей и одного из бесчисленных утренних часов на Колыме:
Темным утром под лагерной аркой,
так заливист овчарочий лай...
В унисон и конвой и овчарки
все кричат нам: ‘Быстрее! Давай!’
Темной ночью, в удушье барака
так прерывист подавленный стон...
Нет, не всякий здесь спит... зато всякий
видит свои изнурительный сон.
И в бессонном полуночном бденьи
не надеясь увидеть рассвет,
Я вдруг чувствую злое сомнение:
был ли мальчик-то, может, и нет?
Вправду ли высились книги на полки?..
Во второй части поэт углубляется в собственные мысли, где возникает сомнение, не всегда ли существовало это отчаяние и была ли когда-то нормальная жизнь, сын: отныне реальность «зоны» искажает восприятие также своего собственного прошлого.
Из стихов Гаген-Торн под названием «Возвращение», в которых звучит радость освобождения и горечь при виде безразличия окружающих, мы можем узнать, как встречали политических заключенных (зеков) их советские сограждане по возвращении с «зоны» [20, с. 268]:
Как странно тем,
кто видел Смерть
вернуться в жизнь опять <...>
Ты даже думать не умел
О том, как жили те,
кто оставался за чертой,
в спокойном лете лет.
Как странно тем прийти домой,
кто видел Смерти свет!
Картина пространства в этом стихотворении подчеркивает отсутствие типичных примет лагеря (нары, наблюдательные вышки, бараки), но пространство вне «зоны» не возвращает выжившему покой, на который он надеялся, а, наоборот, создает огромную неуверенность в происходящем.
Если теперь рассмотреть, каким образом поэтический материал представлен глазу читателя, можно обратить внимание, что некоторые из сборников, изданных в «Малой серии», построены по принципу двойного следа, текстуального и визуального: рядом с поэтическим свидетельством расположены рисунки и изображения, подобно тому как это сделала Ефросинья Керсновская в своей автобиографической книге «Сколько стоит человек?». Эти «сцены из жизни» мест заключения автор намеренно вставляет в текст, словно «фотографирует» сохранившееся в памяти [16, с. 486-487; цит. по: 42]; их можно воспринимать и как документальную «поддержку» поэтического материала, и как еще одно указание на «синхронность» письма по отношению к опыту заключения в «зоне», о котором повествует поэт19.
Из приведенных наблюдений следует заключить, что поэтические тексты, созданные в условиях заключения, имеют определенное отношение к условиям порождения текста как свидетельства, а именно отношение, характеризующееся снятием тех проблем, которые автор апостериорного романного повествования должен, наоборот, решить (т. е. поиск того лагерного «я», переживающего опыт заключения, и поиск «изображающего языка»). По этим причинам прежде всего мы говорим о литературном творчестве, имеющем определенные формальные характеристики, среди которых употребление относительно простого языка, соответствие лирического Я тому Я, переживающему опыт репрессий, преобладание документальной функции над эстетической функцией.
Перевод с итальянского Е.И. Балаховской
1. См. также: [48].
2. Поскольку речь идет об изданиях ограниченного тиража (500 экземпляров каждое), не во всех российских библиотеках, в которые мы обращались, имеется полный комплект этих сборников, общее число которых превышает 30. Позже автор и редактор проекта Заяра Веселая подготовила еще два «сборника сборников», в которых повторно опубликовала наиболее яркие стихи из тех, что уже были опубликованы в разных выпусках «Малой серии», и ко второму сборнику также написала длинное историко-литературоведческое предисловие (см.: [21]). В этой серии можно наблюдать особое внимание к «женской» лирике (см., в частности: [9]). Самый полный список поэтических сборников, авторами которых были жертвы политических репрессий, можно найти в электронном каталоге на эту тему, включенном в каталог Международного мемориала, где приведены целых 124 заглавия: http://lib.memo.ru/ biblio/rubrlist/id/94 . Богат сведениями также каталог московского центра А. Сахарова, где, впрочем, на слово «поэзия» упоминается лишь немного изданий.
3. Ей посвящен один из сборников «Малой серии», а с 1990-х гг. о ней публикуются также монографические работы: [3; 23; 2; 25].
4. Помимо изданных в России сборников, в Италии также вышел сборник избранных стихотворений Шаламова в итальянском переводе [50].
5. Среди этих антологий упомянем: [15; 34; 18; 14]. Также см. стихотворения репрессированных поэтов в журналах «Соловецкие острова» и «Карело-Мурманский край», газетах «Новые Соловки» и «Советское беломорье». По тому же «местному/этнографическому» принципу составлены и сборники № 2 из «Малой серии»: [25].
6. Что касается украиноязычных и белорусскоязычных поэтов, в данной статье цитируются только переводные издания на русском или на двух языках.
7. Среди этих сборников, помимо вышеупомянутой подборки украинских поэтов, заключенных в лагерях Инталии и Воркуты (и те, и другие расположены в Коми) в 40-е и 50-е гг., назовем здесь и сборник: [27]. Редчайшим свидетельством тюремного Самиздата и Тамиздата является также публикация А. Шифриным антологии в Израиле в 1978 г. [19], которая наряду с произведениями русских писателей, например Ю. Домбровского, включает стихи таких украинских поэтов, как Василь Стус и Евгений Сверстюк, испытавших вместе заключение в Дубровлаге.
8. Большинство неопубликованных свидетельств на русском языке (стихи, воспоминания, дневники, рассказы) о Гулаге, тюрьмах и ссылках в советскую эпоху хранится в Доме русского зарубежья им. Солженицына в Москве (Фонд № 1, «Всероссийская мемуарная библиотека - ВМБ»). Сбор рукописей, частично изданных в серии «Исследования новейшей русской истории», был предпринят самим А. Солженицыным в 1975 г. (см.: [46, c. 224, сноска 6]). Другие внушительные коллекции, содержащие лагерные и тюремные стихи как мужчин, так и женщин - жертв режима, находятся в Архиве политических репрессий в СССР (1918-1956) при Международном Мемориале в Москве, где имеется также «Устный архив женской памяти Гулага», и при виртуальном музее Сахаровского центра в Москве. Что касается, в частности, Гулага в 1930-е гг., другие многочисленные источники разбросаны в областных архивах и библиотеках, где хранятся периодические издания лагерной печати, а также на квартирах друзей и родственников политзаключенных (ср.: [26, c. 12]).
9. Это касается также сборника трудов, посвященного А. Барковой [1], достоинство которого состоит в том, что творчество поэтессы анализируется в контексте мировой литературы ХХ в., хотя и не как образец специфического направления словесной культуры в советскую эпоху, т. е. поэзии, связанной с опытом политических репрессий. Несколько страниц недавно вышедшей статьи [39, с. 185-190] посвящено творчеству Н. Заболоцкого как поэта Гулага.
10. Существуют многочисленные работы, посвященные роли литературной прозы как свидетельства чрезвычайных испытаний в эпоху тоталитарных режимов прошлого века, в особенности теме Холокоста, которая, конечно, не является предметом данной работы (ср., среди других: [44]). Что касается применения теоретической и методологической основы к художественной литературе о Гулаге, см. прежде всего: Jurgenson L. Trace et témoignage dans l’oeuvre de V. Šalamov. Habilitation à la Direction des Recherches (HDR), soutenue à la Sorbonne le 2 octobre 2009.
11. О значимости этой литературы как источника познания концентрационного мира ещё в эпоху его существования пишет М. Геллер [5, с. 9-10] в предисловии к своей книге "Концентрационный мир и советская литература". Далее следуют монографические труды, развивающие это направление [45; 51]; данное направление рассматривает бифункциональность текстов, т. е. выполняющих и «информационную», и «эстетическую» функцию, в зависимости от момента их восприятия читателями.
12. «A в более высоком, в более важном смысле любой рассказ всегда документ - документ об авторе, - и это то свойство, вероятно, и заставляет видеть в Колымских рассказах победу добра, а не зла <...> Переход от первого лица к третьему, ввод документа» [33].
13. Относительно свидетельств о Холокосте некоторые ученые утверждают, что время и молчание играют значительную роль в искажении травматического события, вспоминаемого впоследствии автором/жертвой [36, с. 79]. Следовательно, написанное в заключении повествование представляет собой ценный источник информации в смысле доподлинности, максимальной правдивости пережитого, достоверности психоэмоционального восприятия действительности [48, с. 388].
14. Модель Рикёра еще раз оказывается неэффективной для изучения свидетельств о Гулаге в качестве исторических источников, как уже было доказано в отношении литературной прозы [42; 41, с. 268].
15. Согласно Рикёру об уликовой парадигме можно говорить прежде всего в связи с неписьменными свидетельствами [23, c 240].
16. Фундаментальное исследование Юргенсон о невыразимости концентрационного опыта обнаруживает в текстах уровня (или ряда) 1 («книги-изображения») поиск языка как средства попытки осуществить невыполнимую задачу - фотографически воспроизвести для читателя образ лагеря, соответствующий реальному моменту восприятия (т. е. в его непосредственной данности), в то время как в текстах ряда 2, более отдаленных во времени, автор задается вопросом о причинах случившегося и неизбежно использует другие формально-эстетические приемы, чтобы сделать это. Текст 2 ряда, более отдаленный во времени от прожитого, отсылает «археологически» к тексту 1 ряда, чтобы подтвердить собственную аутентичность, а этот последний, в свою очередь, отсылает к черновику, или тексту ряда 0 [40, с. 21-24 и далее].
17. Об отношениях между художественной литературой как свидетельством и её пригодностью в качестве исторического источника, а также по поводу взаимодополняемости этих двух способов переработки опыта см.: [41; 52; 24; 17].
18. Стихотворение было повторно опубликовано в антологии, составленной С. Виленским [20, с. 267].
19. С этой точки зрения выделяется больше всего сборник № 25 [32]. Интересны также рисунки, вставленные В. Фроловским (1991) и отображающие как соловецкие пейзажи, так и жилища в спецпоселениях, в сборники «Соловецкая муза» (где воспроизведены образы бывших соловецких монастырей) и «Колымский этап» (где показаны картины окружающей автора пустынной и безутешной природы, среди которых можно увидеть колымскую трассу).
Список литературы
1 Анна Баркова: поэт и его время. Материалы второй международной научной конференции «Калуга на литературной карте России». Калуга: КГПУ им. К.Э. Циолковского, 2009. 232 с.
2 Баркова А.А. Вечно не та / сост. Л.Н. Таганов, О.К. Переверзев; послесл. Л.Н. Таганова. М.: Фонд Сергея Дубова, 2002. 624 с.
3 Баркова А.А. Избранное: Из гулаговского архива / cост., подгот. текста, коммент. Таганов Л.Н., Холодова З.Я. Иваново, 1992. 297 с.
4 Гаген-Торн Г.Ю. Нина Ивановна Гаген-Торн - ученый, писатель, поэт // Репрессированные этнографы / сост. Д.Д. Тумаркин. Вып. 1. М.: Вост. лит., 1999. С. 308-342.
5 Геллер М. Концентрационный мир и советская литература. London: Overseas publ. Interchange, 1974. 356 с.
6 Геніюш Л. Збор твораў: у 2 т. [Сборник сочинений: в 2 т.]. Мінск: Лімарыус, 2010. 439 с. + 469 с.
7 Генюш Л. Белый сон. Стихи и поэмы / сост. Б.И. Саченко. Минск: Мастац. лiт., 1990. 350 с.
8 Гинзбург Е. Сомнение // Колымский этап. (Поэты - узники Гулага. Малая серия. № 12). М.: Возвращение, 1991. С. 12-13.
9 «Годы бесконечные, мгновенные…» / сост. З. Веселая. М.: Возвращение, 2001. 140 с.
10 Голдовская В. Обелиск // Колымский этап. (Поэты - узники Гулага. Малая серия. № 12). М.: Возвращение, 1991. С. 20-21.
11 Горбаческий. А.Ч. Мотив утраченных иллюзий и мотив тишины в текстах бывших колымских заключенных // Мир русского слова. 2015. II. С. 108-114.
12 Домовитов Н. Зона: стихи. Пермь: Пермское книжное изд-во, 1990. 673 с.
13 Еланцева О.П. БАМлаг в контексте истории и литературы. Из фондов дальневосточных библиотек. Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2000. 232 с.
14 Еланцева О.П. Поэты и поэзия БАМлага. Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 1994. 60 с.
15 Инталия: Стихи и воспоминания бывших заключенных Минлага / сост. и общ. ред. А.Я. Истогиной. М.: Весть, 1995. 260 с.
16 Керсновская Е. Сколько стоит человек. М.: РОССПЭН, 2006. 800 с.
17 Миронец Н.И. Художественная литература как источник: к историографии вопроса // История СССР. 1976. № 1. С. 125-141.
18 Полюс лютости: стихи узников сталинских колымских лагерей / сост. А.Ф. Суздальцев, И.А. Паникаров. Магадан: Новая полиграфия, 2010. 255 с.
19 Поэзия в концлагерях / сост. А. Шифрин. Израиль: Центр исследования тюрем, психтюрем и концлагерей СССР, 1978. 110 с.
20 Поэзия узников Гулага. Антология / сост. С. Виленский. М.: Демократия, 2005. 992 с.
21 Поэты - узники Гулага / cост. З. Веселая, 2-ое изд. М.: Возвращение, 2011. 224 с.
22 Пьералли К. К вопросу изучения лагерной поэзии: особенности поэзии соловецких узников // Воспоминания соловецких узников / сост. В. Умнягин. Соловки: Изд. Солов. монастыря, 2017. Т. 5: 1927-1933. С. 32-43.
23 Рикёр П. Память, история, забвение. М.: Издательство гуманитарной литературы, 2004. 728 с.
24 Рогинский А. От свидетельства к литературе // Варлам Шаламов в контексте мировой литературы и советской истории / сост. С.С. Соловьев. М.: Литера, 2013. С. 12-14.
25 Соловецкая муза: Стихи и песни заключенных СЛОНа (Поэты - узники ГУЛАГа. Малая серия. № 2) / cост. В.Б. Муравьев. М.: Возвращение, 1992. 37 с.
26 Средь других имен [Сб. стихов узников сталинских лагерей] / сост. и вступ. ст. В.Б. Муравьева. М.: Московский рабочий, 1990. 525 с.
27 Стихи украинских поэтов - политических узников Воркутинских лагерей / Владимир Косовский, Евгений Чередниченко, Иван Паламарчук, Василь Петрив (Роман Писарчук); в пер. [с укр.] Марка Каганцова. Воркута: Украина, 2007. 44 с.
28 Таганов Л.Н. Как дух наш горестный живуч…: статьи, эссе, воспоминания, письма, заметка из литературного дневника стихи. Иваново: Ивановский гос. ун-т, 2010. 332 с.
29 Таганов Л.Н. Потаенная литература: поэзия ГУЛАГа // Вопросы онтологической поэтики. Потаенная литература. Исследования и материалы / сост. А.Ю. Морыганов. Иваново: Ивановский гос. ун-т, 1998. С. 80-87.
30 Таганов. Л.Н. «Прости, мою ночную душу…». Книга об А. Барковой. Иваново: Ивановский гос. ун-т, 1993. 176 с.
31 Тагер Е.М. Десятилетняя зима: Стихи. (Поэты - узники Гулага. Малая серия. № 22). М.: Возвращение, 1994. 36 с.
32 Фидельгольц Ю.Л. Много воды утекло с тех пор: Стихи. М.: Возвращение, 1995. 24 с.
33 Шаламов. В.Т. Собр. соч.: в 4 т. / сост., подг. текста и примеч. И. Сиротинской. М.: Худож. лит.: ВАГРИУС, 1998. 619 с. + 508 с. + 525 с. + 493 с.
34 «Я той, що духом не скоривсь...» [«Я тот, чей дух не покорился...»]: сборник стихов узников Воркутинских и Интинских лагерей ГУЛАГа [сборник стихов украинских поэтов - политических узников Воркутинских и Интинских лагерей] / собраны Е. Лисовой; в пер. М. Каганцова; гл. ред. Н.М. Бейзак. Воркута: Б. и., 2011. 265 с.
35 Bremeau C. Anna Barkova. La voix surgie de glaces. Paris: Harmattan, 2010. 266 p.
36 Feldman S., Laub D. Testimony: Crises of Witnessing in Literature, Psychoanalysis and History. New York; London, 1992. 294 p.
37 Ginzburg C. Miti, emblemi, spie: morfologia e storia. Torino: Einaudi, 2000. 251 p.
38 Gullotta A. A new perspective for Gulag Literature Studies: the Gulag Press // Studi Slavistici. VIII. 2009. P. 95-117.
39 Gullotta A. Gulag poetry: un almost unexplored field of research? // F. Fischer von Weikerstahl, K. Taidigsmann. (Hi-)Stories of the Gulag. Fiction and reality. Heidelberg, Germany: Universitätsverlag Winter, 2016. P. 175-192.
40 Jurgenson L. L’experience concentrationnaire, est-elle indicible? Monaco: Rocher, 2003. 396 p.
41 Jurgenson L. La testimonianza letteraria come fonte storica: il caso della letteratura dei Gulag // LEA - Lingue e Letterature d’Oriente e Occidente. V. 2016. P. 267-283.
42 Jurgenson L. Les représentation du Goulag dans la littérature testimoniale: approches épistémologiques // Dosse F., Goldstein C. Paur Ricoeur: penser la mémoire. Paris: Seuil, 2013. P. 183-196.
43 Jurgenson L., Anstett E. Introduction // Jurgenson L., Anstett E. Le goulag en heritage. Pour une anthropologie de la trace. Paris: Pétra, 2009. P. 11-17.
44 Mésnard Ph. Témoignage en résistance. Paris: Stock, 2007. 419 p.
45 Parrau A. Ecrire les camps. Paris: Belin, 1995. 438 p.
46 Pieralli C. La lirica nella ‘zona’: poesia femminile nei Gulag staliniani e nelle carceri // Alberti A., Moracci G. Linee di confine. Separazioni e processi di integrazione nello spazio culturale slavo. Firenze: University Press, 2013. P. 221-246.
47 Pieralli C. Poesia del Gulag o della ‘zona’? Problemi e prospettive per una descrizione del corpus poetico dei prigionieri politici in URSS // Pieralli C., Delaunay C., Priadko E. Russia, Oriente slavo e Occidente europeo. Fratture e integrazioni nella storia e nella civiltà europea (Biblioteca di Studi Slavistici). Firenze: University Press, Accesso ONLINE all’editore. P. 281-310.
48 Pieralli C. The Poetry of Soviet Political Prisoners (1919-1939): An HistoricalTypological Framework // Alberto A., Garzaniti M., Perotto M., Sulpasso B. Contributi italiani al Congresso Internazionale degli slavisti (Biblioteca di Studi Slavistici). Firenze: University Press. P. 387-412.
49 Ricoeur P. La memoria, la storia, l’oblio / trad. it. di D. Iannotta. Milano: R. Cortina, 2003. 741 p.
50 Šalamov V. Il destino di poeta / a cura di A.D. Siclari. Milano: Casa di Matriona, 2006. 317 p.
51 Toker L. Return from the Archipelago. Indianapolis: Indiana University Press, 2000. 333 p.
52 Toker L. Textes littéraires et documents d’archives: entre élision et allusion // Anstett E., Jurgenson L. Le Goulag en héritage. Paris: Pétra, 2009. P. 89-99.
Клаудия Пьералли - PhD по русской литературе (Миланский университет), доцент (Tenure Track Ass. Professor) русской литературы ХХ в. Флорентийского университета, Piazza di San Marco, 4, 50121 Firenze FI, Италия. E-mail: claudia.pieralli@unifi.it
Картина рабочего утра на Колыме передается поэтессой остро реалистически, благодаря использованию тонких эстетических приемов: образы, построенные на оксюморонах, как, например, медь духовых инструментов, «раскаленных стужей», персонажи, обозначенные прямыми метафорами (скелеты, призраки) и представленные читателю через изображение отдельных частей тела. Тела описываются или через метафорические сближения (высохшее желтое тело, подобное скелету, кларнет, подобный черному клюву огромной птицы), или через метонимию (синие губы для обозначения трубачей, которые появятся строкой позже). В отличие от «музыкантов», анонимные участники рабочей команды не представлены как индивидуальности, а изображены как бесформенная нерасчлененная масса, которая устало перемещается, как жалобный поток, где единственная различимая деталь - это одинаково согнутые спины, и нет ни одного лица.
Композиционное построение основано на ряде контрастов: противопоставление тень/свет соответствует противопоставлению горизонтали/вертикали, которое музыка вводит в повествовательную организацию сценического пространства: с одной стороны, рабочая команда, замкнутая в себе, с трудом движется вперед (в то время как марш «спины согнутые сек»), с другой - подъем к небу, т. е. поощрение к работе, воодушевление, которым марш призван взбодрить дух (и тело) заключенных.
В сочинении под названием «Сомнение» Евгения Гинзбург [8, с. 12-13] показывает нам изнутри барака отчаяние одной из бесчисленных ночей и одного из бесчисленных утренних часов на Колыме:
Темным утром под лагерной аркой,
так заливист овчарочий лай...
В унисон и конвой и овчарки
все кричат нам: ‘Быстрее! Давай!’
Темной ночью, в удушье барака
так прерывист подавленный стон...
Нет, не всякий здесь спит... зато всякий
видит свои изнурительный сон.
И в бессонном полуночном бденьи
не надеясь увидеть рассвет,
Я вдруг чувствую злое сомнение:
был ли мальчик-то, может, и нет?
Вправду ли высились книги на полки?..
Во второй части поэт углубляется в собственные мысли, где возникает сомнение, не всегда ли существовало это отчаяние и была ли когда-то нормальная жизнь, сын: отныне реальность «зоны» искажает восприятие также своего собственного прошлого.
Из стихов Гаген-Торн под названием «Возвращение», в которых звучит радость освобождения и горечь при виде безразличия окружающих, мы можем узнать, как встречали политических заключенных (зеков) их советские сограждане по возвращении с «зоны» [20, с. 268]:
Как странно тем,
кто видел Смерть
вернуться в жизнь опять <...>
Ты даже думать не умел
О том, как жили те,
кто оставался за чертой,
в спокойном лете лет.
Как странно тем прийти домой,
кто видел Смерти свет!
Картина пространства в этом стихотворении подчеркивает отсутствие типичных примет лагеря (нары, наблюдательные вышки, бараки), но пространство вне «зоны» не возвращает выжившему покой, на который он надеялся, а, наоборот, создает огромную неуверенность в происходящем.
Если теперь рассмотреть, каким образом поэтический материал представлен глазу читателя, можно обратить внимание, что некоторые из сборников, изданных в «Малой серии», построены по принципу двойного следа, текстуального и визуального: рядом с поэтическим свидетельством расположены рисунки и изображения, подобно тому как это сделала Ефросинья Керсновская в своей автобиографической книге «Сколько стоит человек?». Эти «сцены из жизни» мест заключения автор намеренно вставляет в текст, словно «фотографирует» сохранившееся в памяти [16, с. 486-487; цит. по: 42]; их можно воспринимать и как документальную «поддержку» поэтического материала, и как еще одно указание на «синхронность» письма по отношению к опыту заключения в «зоне», о котором повествует поэт19.
Из приведенных наблюдений следует заключить, что поэтические тексты, созданные в условиях заключения, имеют определенное отношение к условиям порождения текста как свидетельства, а именно отношение, характеризующееся снятием тех проблем, которые автор апостериорного романного повествования должен, наоборот, решить (т. е. поиск того лагерного «я», переживающего опыт заключения, и поиск «изображающего языка»). По этим причинам прежде всего мы говорим о литературном творчестве, имеющем определенные формальные характеристики, среди которых употребление относительно простого языка, соответствие лирического Я тому Я, переживающему опыт репрессий, преобладание документальной функции над эстетической функцией.
Перевод с итальянского Е.И. Балаховской
1. См. также: [48].
2. Поскольку речь идет об изданиях ограниченного тиража (500 экземпляров каждое), не во всех российских библиотеках, в которые мы обращались, имеется полный комплект этих сборников, общее число которых превышает 30. Позже автор и редактор проекта Заяра Веселая подготовила еще два «сборника сборников», в которых повторно опубликовала наиболее яркие стихи из тех, что уже были опубликованы в разных выпусках «Малой серии», и ко второму сборнику также написала длинное историко-литературоведческое предисловие (см.: [21]). В этой серии можно наблюдать особое внимание к «женской» лирике (см., в частности: [9]). Самый полный список поэтических сборников, авторами которых были жертвы политических репрессий, можно найти в электронном каталоге на эту тему, включенном в каталог Международного мемориала, где приведены целых 124 заглавия: http://lib.memo.ru/ biblio/rubrlist/id/94 . Богат сведениями также каталог московского центра А. Сахарова, где, впрочем, на слово «поэзия» упоминается лишь немного изданий.
3. Ей посвящен один из сборников «Малой серии», а с 1990-х гг. о ней публикуются также монографические работы: [3; 23; 2; 25].
4. Помимо изданных в России сборников, в Италии также вышел сборник избранных стихотворений Шаламова в итальянском переводе [50].
5. Среди этих антологий упомянем: [15; 34; 18; 14]. Также см. стихотворения репрессированных поэтов в журналах «Соловецкие острова» и «Карело-Мурманский край», газетах «Новые Соловки» и «Советское беломорье». По тому же «местному/этнографическому» принципу составлены и сборники № 2 из «Малой серии»: [25].
6. Что касается украиноязычных и белорусскоязычных поэтов, в данной статье цитируются только переводные издания на русском или на двух языках.
7. Среди этих сборников, помимо вышеупомянутой подборки украинских поэтов, заключенных в лагерях Инталии и Воркуты (и те, и другие расположены в Коми) в 40-е и 50-е гг., назовем здесь и сборник: [27]. Редчайшим свидетельством тюремного Самиздата и Тамиздата является также публикация А. Шифриным антологии в Израиле в 1978 г. [19], которая наряду с произведениями русских писателей, например Ю. Домбровского, включает стихи таких украинских поэтов, как Василь Стус и Евгений Сверстюк, испытавших вместе заключение в Дубровлаге.
8. Большинство неопубликованных свидетельств на русском языке (стихи, воспоминания, дневники, рассказы) о Гулаге, тюрьмах и ссылках в советскую эпоху хранится в Доме русского зарубежья им. Солженицына в Москве (Фонд № 1, «Всероссийская мемуарная библиотека - ВМБ»). Сбор рукописей, частично изданных в серии «Исследования новейшей русской истории», был предпринят самим А. Солженицыным в 1975 г. (см.: [46, c. 224, сноска 6]). Другие внушительные коллекции, содержащие лагерные и тюремные стихи как мужчин, так и женщин - жертв режима, находятся в Архиве политических репрессий в СССР (1918-1956) при Международном Мемориале в Москве, где имеется также «Устный архив женской памяти Гулага», и при виртуальном музее Сахаровского центра в Москве. Что касается, в частности, Гулага в 1930-е гг., другие многочисленные источники разбросаны в областных архивах и библиотеках, где хранятся периодические издания лагерной печати, а также на квартирах друзей и родственников политзаключенных (ср.: [26, c. 12]).
9. Это касается также сборника трудов, посвященного А. Барковой [1], достоинство которого состоит в том, что творчество поэтессы анализируется в контексте мировой литературы ХХ в., хотя и не как образец специфического направления словесной культуры в советскую эпоху, т. е. поэзии, связанной с опытом политических репрессий. Несколько страниц недавно вышедшей статьи [39, с. 185-190] посвящено творчеству Н. Заболоцкого как поэта Гулага.
10. Существуют многочисленные работы, посвященные роли литературной прозы как свидетельства чрезвычайных испытаний в эпоху тоталитарных режимов прошлого века, в особенности теме Холокоста, которая, конечно, не является предметом данной работы (ср., среди других: [44]). Что касается применения теоретической и методологической основы к художественной литературе о Гулаге, см. прежде всего: Jurgenson L. Trace et témoignage dans l’oeuvre de V. Šalamov. Habilitation à la Direction des Recherches (HDR), soutenue à la Sorbonne le 2 octobre 2009.
11. О значимости этой литературы как источника познания концентрационного мира ещё в эпоху его существования пишет М. Геллер [5, с. 9-10] в предисловии к своей книге "Концентрационный мир и советская литература". Далее следуют монографические труды, развивающие это направление [45; 51]; данное направление рассматривает бифункциональность текстов, т. е. выполняющих и «информационную», и «эстетическую» функцию, в зависимости от момента их восприятия читателями.
12. «A в более высоком, в более важном смысле любой рассказ всегда документ - документ об авторе, - и это то свойство, вероятно, и заставляет видеть в Колымских рассказах победу добра, а не зла <...> Переход от первого лица к третьему, ввод документа» [33].
13. Относительно свидетельств о Холокосте некоторые ученые утверждают, что время и молчание играют значительную роль в искажении травматического события, вспоминаемого впоследствии автором/жертвой [36, с. 79]. Следовательно, написанное в заключении повествование представляет собой ценный источник информации в смысле доподлинности, максимальной правдивости пережитого, достоверности психоэмоционального восприятия действительности [48, с. 388].
14. Модель Рикёра еще раз оказывается неэффективной для изучения свидетельств о Гулаге в качестве исторических источников, как уже было доказано в отношении литературной прозы [42; 41, с. 268].
15. Согласно Рикёру об уликовой парадигме можно говорить прежде всего в связи с неписьменными свидетельствами [23, c 240].
16. Фундаментальное исследование Юргенсон о невыразимости концентрационного опыта обнаруживает в текстах уровня (или ряда) 1 («книги-изображения») поиск языка как средства попытки осуществить невыполнимую задачу - фотографически воспроизвести для читателя образ лагеря, соответствующий реальному моменту восприятия (т. е. в его непосредственной данности), в то время как в текстах ряда 2, более отдаленных во времени, автор задается вопросом о причинах случившегося и неизбежно использует другие формально-эстетические приемы, чтобы сделать это. Текст 2 ряда, более отдаленный во времени от прожитого, отсылает «археологически» к тексту 1 ряда, чтобы подтвердить собственную аутентичность, а этот последний, в свою очередь, отсылает к черновику, или тексту ряда 0 [40, с. 21-24 и далее].
17. Об отношениях между художественной литературой как свидетельством и её пригодностью в качестве исторического источника, а также по поводу взаимодополняемости этих двух способов переработки опыта см.: [41; 52; 24; 17].
18. Стихотворение было повторно опубликовано в антологии, составленной С. Виленским [20, с. 267].
19. С этой точки зрения выделяется больше всего сборник № 25 [32]. Интересны также рисунки, вставленные В. Фроловским (1991) и отображающие как соловецкие пейзажи, так и жилища в спецпоселениях, в сборники «Соловецкая муза» (где воспроизведены образы бывших соловецких монастырей) и «Колымский этап» (где показаны картины окружающей автора пустынной и безутешной природы, среди которых можно увидеть колымскую трассу).
Список литературы
1 Анна Баркова: поэт и его время. Материалы второй международной научной конференции «Калуга на литературной карте России». Калуга: КГПУ им. К.Э. Циолковского, 2009. 232 с.
2 Баркова А.А. Вечно не та / сост. Л.Н. Таганов, О.К. Переверзев; послесл. Л.Н. Таганова. М.: Фонд Сергея Дубова, 2002. 624 с.
3 Баркова А.А. Избранное: Из гулаговского архива / cост., подгот. текста, коммент. Таганов Л.Н., Холодова З.Я. Иваново, 1992. 297 с.
4 Гаген-Торн Г.Ю. Нина Ивановна Гаген-Торн - ученый, писатель, поэт // Репрессированные этнографы / сост. Д.Д. Тумаркин. Вып. 1. М.: Вост. лит., 1999. С. 308-342.
5 Геллер М. Концентрационный мир и советская литература. London: Overseas publ. Interchange, 1974. 356 с.
6 Геніюш Л. Збор твораў: у 2 т. [Сборник сочинений: в 2 т.]. Мінск: Лімарыус, 2010. 439 с. + 469 с.
7 Генюш Л. Белый сон. Стихи и поэмы / сост. Б.И. Саченко. Минск: Мастац. лiт., 1990. 350 с.
8 Гинзбург Е. Сомнение // Колымский этап. (Поэты - узники Гулага. Малая серия. № 12). М.: Возвращение, 1991. С. 12-13.
9 «Годы бесконечные, мгновенные…» / сост. З. Веселая. М.: Возвращение, 2001. 140 с.
10 Голдовская В. Обелиск // Колымский этап. (Поэты - узники Гулага. Малая серия. № 12). М.: Возвращение, 1991. С. 20-21.
11 Горбаческий. А.Ч. Мотив утраченных иллюзий и мотив тишины в текстах бывших колымских заключенных // Мир русского слова. 2015. II. С. 108-114.
12 Домовитов Н. Зона: стихи. Пермь: Пермское книжное изд-во, 1990. 673 с.
13 Еланцева О.П. БАМлаг в контексте истории и литературы. Из фондов дальневосточных библиотек. Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2000. 232 с.
14 Еланцева О.П. Поэты и поэзия БАМлага. Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 1994. 60 с.
15 Инталия: Стихи и воспоминания бывших заключенных Минлага / сост. и общ. ред. А.Я. Истогиной. М.: Весть, 1995. 260 с.
16 Керсновская Е. Сколько стоит человек. М.: РОССПЭН, 2006. 800 с.
17 Миронец Н.И. Художественная литература как источник: к историографии вопроса // История СССР. 1976. № 1. С. 125-141.
18 Полюс лютости: стихи узников сталинских колымских лагерей / сост. А.Ф. Суздальцев, И.А. Паникаров. Магадан: Новая полиграфия, 2010. 255 с.
19 Поэзия в концлагерях / сост. А. Шифрин. Израиль: Центр исследования тюрем, психтюрем и концлагерей СССР, 1978. 110 с.
20 Поэзия узников Гулага. Антология / сост. С. Виленский. М.: Демократия, 2005. 992 с.
21 Поэты - узники Гулага / cост. З. Веселая, 2-ое изд. М.: Возвращение, 2011. 224 с.
22 Пьералли К. К вопросу изучения лагерной поэзии: особенности поэзии соловецких узников // Воспоминания соловецких узников / сост. В. Умнягин. Соловки: Изд. Солов. монастыря, 2017. Т. 5: 1927-1933. С. 32-43.
23 Рикёр П. Память, история, забвение. М.: Издательство гуманитарной литературы, 2004. 728 с.
24 Рогинский А. От свидетельства к литературе // Варлам Шаламов в контексте мировой литературы и советской истории / сост. С.С. Соловьев. М.: Литера, 2013. С. 12-14.
25 Соловецкая муза: Стихи и песни заключенных СЛОНа (Поэты - узники ГУЛАГа. Малая серия. № 2) / cост. В.Б. Муравьев. М.: Возвращение, 1992. 37 с.
26 Средь других имен [Сб. стихов узников сталинских лагерей] / сост. и вступ. ст. В.Б. Муравьева. М.: Московский рабочий, 1990. 525 с.
27 Стихи украинских поэтов - политических узников Воркутинских лагерей / Владимир Косовский, Евгений Чередниченко, Иван Паламарчук, Василь Петрив (Роман Писарчук); в пер. [с укр.] Марка Каганцова. Воркута: Украина, 2007. 44 с.
28 Таганов Л.Н. Как дух наш горестный живуч…: статьи, эссе, воспоминания, письма, заметка из литературного дневника стихи. Иваново: Ивановский гос. ун-т, 2010. 332 с.
29 Таганов Л.Н. Потаенная литература: поэзия ГУЛАГа // Вопросы онтологической поэтики. Потаенная литература. Исследования и материалы / сост. А.Ю. Морыганов. Иваново: Ивановский гос. ун-т, 1998. С. 80-87.
30 Таганов. Л.Н. «Прости, мою ночную душу…». Книга об А. Барковой. Иваново: Ивановский гос. ун-т, 1993. 176 с.
31 Тагер Е.М. Десятилетняя зима: Стихи. (Поэты - узники Гулага. Малая серия. № 22). М.: Возвращение, 1994. 36 с.
32 Фидельгольц Ю.Л. Много воды утекло с тех пор: Стихи. М.: Возвращение, 1995. 24 с.
33 Шаламов. В.Т. Собр. соч.: в 4 т. / сост., подг. текста и примеч. И. Сиротинской. М.: Худож. лит.: ВАГРИУС, 1998. 619 с. + 508 с. + 525 с. + 493 с.
34 «Я той, що духом не скоривсь...» [«Я тот, чей дух не покорился...»]: сборник стихов узников Воркутинских и Интинских лагерей ГУЛАГа [сборник стихов украинских поэтов - политических узников Воркутинских и Интинских лагерей] / собраны Е. Лисовой; в пер. М. Каганцова; гл. ред. Н.М. Бейзак. Воркута: Б. и., 2011. 265 с.
35 Bremeau C. Anna Barkova. La voix surgie de glaces. Paris: Harmattan, 2010. 266 p.
36 Feldman S., Laub D. Testimony: Crises of Witnessing in Literature, Psychoanalysis and History. New York; London, 1992. 294 p.
37 Ginzburg C. Miti, emblemi, spie: morfologia e storia. Torino: Einaudi, 2000. 251 p.
38 Gullotta A. A new perspective for Gulag Literature Studies: the Gulag Press // Studi Slavistici. VIII. 2009. P. 95-117.
39 Gullotta A. Gulag poetry: un almost unexplored field of research? // F. Fischer von Weikerstahl, K. Taidigsmann. (Hi-)Stories of the Gulag. Fiction and reality. Heidelberg, Germany: Universitätsverlag Winter, 2016. P. 175-192.
40 Jurgenson L. L’experience concentrationnaire, est-elle indicible? Monaco: Rocher, 2003. 396 p.
41 Jurgenson L. La testimonianza letteraria come fonte storica: il caso della letteratura dei Gulag // LEA - Lingue e Letterature d’Oriente e Occidente. V. 2016. P. 267-283.
42 Jurgenson L. Les représentation du Goulag dans la littérature testimoniale: approches épistémologiques // Dosse F., Goldstein C. Paur Ricoeur: penser la mémoire. Paris: Seuil, 2013. P. 183-196.
43 Jurgenson L., Anstett E. Introduction // Jurgenson L., Anstett E. Le goulag en heritage. Pour une anthropologie de la trace. Paris: Pétra, 2009. P. 11-17.
44 Mésnard Ph. Témoignage en résistance. Paris: Stock, 2007. 419 p.
45 Parrau A. Ecrire les camps. Paris: Belin, 1995. 438 p.
46 Pieralli C. La lirica nella ‘zona’: poesia femminile nei Gulag staliniani e nelle carceri // Alberti A., Moracci G. Linee di confine. Separazioni e processi di integrazione nello spazio culturale slavo. Firenze: University Press, 2013. P. 221-246.
47 Pieralli C. Poesia del Gulag o della ‘zona’? Problemi e prospettive per una descrizione del corpus poetico dei prigionieri politici in URSS // Pieralli C., Delaunay C., Priadko E. Russia, Oriente slavo e Occidente europeo. Fratture e integrazioni nella storia e nella civiltà europea (Biblioteca di Studi Slavistici). Firenze: University Press, Accesso ONLINE all’editore. P. 281-310.
48 Pieralli C. The Poetry of Soviet Political Prisoners (1919-1939): An HistoricalTypological Framework // Alberto A., Garzaniti M., Perotto M., Sulpasso B. Contributi italiani al Congresso Internazionale degli slavisti (Biblioteca di Studi Slavistici). Firenze: University Press. P. 387-412.
49 Ricoeur P. La memoria, la storia, l’oblio / trad. it. di D. Iannotta. Milano: R. Cortina, 2003. 741 p.
50 Šalamov V. Il destino di poeta / a cura di A.D. Siclari. Milano: Casa di Matriona, 2006. 317 p.
51 Toker L. Return from the Archipelago. Indianapolis: Indiana University Press, 2000. 333 p.
52 Toker L. Textes littéraires et documents d’archives: entre élision et allusion // Anstett E., Jurgenson L. Le Goulag en héritage. Paris: Pétra, 2009. P. 89-99.
Клаудия Пьералли - PhD по русской литературе (Миланский университет), доцент (Tenure Track Ass. Professor) русской литературы ХХ в. Флорентийского университета, Piazza di San Marco, 4, 50121 Firenze FI, Италия. E-mail: claudia.pieralli@unifi.it