Прототип Акакия Акакиевича
" - У вас в мастерской висит фотография Шаламова - этот последний знаменитый снимок в богадельне. Где он сидит на кровати...
- Я без нее просто не могу.
- Прототип?
- С этой фотографией была мистическая история. Вначале Акакий должен был сидеть у нас за шкафом. И вот я стал рисовать, и шкаф стал мешать. Стало тесно. Я понял, что нужна самая простая мизансцена: угол. И сидеть, говорю, он должен на кровати. Так будет точнее. И тот рисуночек из «Сказки...» опять толканулся в голову. Все стало вставать на свои места. Рваные обои, все будет наполняться пылью... Я видел одну фотографию - в тифозной избе. Такое чувство, что от этой фотографии можно заразиться тифом. Я говорю: Франя, нужна такая атмосфера, чтобы все пахло... В 86-м году - мы уже вовсю работали над персонажем - я увидел книжку, которая называлась «Колымские рассказы». Я ничего не знал. Открыл и стал читать. И туда просто упал. А потом отвернул обложку - Боже мой! Мизансцена - как в «Шинели». Точно, как Акакий. Кровать, только миска не на коленях, а на тумбочке. «Я мысленно себе аплодировал»".
Из интервью "Все мы вышли из "Шинели" Гоголя, а Норштейн в ней остался", Новая газета, 10 апреля 2000 г.
Вот эта фотография
Честное слово, в этом весь Гоголь и весь Шаламов, совершенно библейский, парадоксальный образ - герой, превращенный в убогого "маленького человека", и "маленький человек", исполненный тайного величия, которое уже приобщило его к бессмертию.
- Я без нее просто не могу.
- Прототип?
- С этой фотографией была мистическая история. Вначале Акакий должен был сидеть у нас за шкафом. И вот я стал рисовать, и шкаф стал мешать. Стало тесно. Я понял, что нужна самая простая мизансцена: угол. И сидеть, говорю, он должен на кровати. Так будет точнее. И тот рисуночек из «Сказки...» опять толканулся в голову. Все стало вставать на свои места. Рваные обои, все будет наполняться пылью... Я видел одну фотографию - в тифозной избе. Такое чувство, что от этой фотографии можно заразиться тифом. Я говорю: Франя, нужна такая атмосфера, чтобы все пахло... В 86-м году - мы уже вовсю работали над персонажем - я увидел книжку, которая называлась «Колымские рассказы». Я ничего не знал. Открыл и стал читать. И туда просто упал. А потом отвернул обложку - Боже мой! Мизансцена - как в «Шинели». Точно, как Акакий. Кровать, только миска не на коленях, а на тумбочке. «Я мысленно себе аплодировал»".
Из интервью "Все мы вышли из "Шинели" Гоголя, а Норштейн в ней остался", Новая газета, 10 апреля 2000 г.
Вот эта фотография
Честное слово, в этом весь Гоголь и весь Шаламов, совершенно библейский, парадоксальный образ - герой, превращенный в убогого "маленького человека", и "маленький человек", исполненный тайного величия, которое уже приобщило его к бессмертию.