Майя Гичгелдиева. Ассоциативно-семантическое поле "лагерь" у Шаламова
Статья опубликована в сборнике "Молодая филология - 2016 (по материалам исследований молодых ученых): межвузовский сборник научных трудов: в 2х частях". Издательство: Новосибирский государственный педагогический университет, Новосибирск. Электронная версия - на сайте университета.
В статье много слов, выделенных курсивом и жирным шрифтом, кому важно, см. pdf-версию.
_________
Ассоциативно-семантическое поле "лагерь" (на материале рассказов В.Т. Шаламова)
В данной статье предпринята попытка описать ведущие фрагменты ассоциативно-смыслового поля «лагерь», реконструированного по рассказам В. Т. Шаламова. Предварительно (по словарям и материалам ruscorpora.ru) представлена схема языкового семантического поля «лагерь», в котором ведущими являются микрополя: «человек», «жестокий», «артефакты». Выявлены ключевые слова и ведущие текстовые парадигмы, репрезентирующие ассоциативно-смысловое поле «лагерь» в рассказах писателя. Актуализировано участие тропов в экспликации микрополей текстового поля «лагерь. В ходе сравнения языкового и текстового полей «лагерь» автор заключает, что ассоциативно-смысловое поле «лагерь» в дискурсе В. Т. Шаламова, с одной стороны, уже, так как включается в языковое (это связано с общими составляющими этих полей), с другой стороны, - шире, так как в него входят индивидуально-авторские репрезентанты концепта «лагерь».
Мы занимаемся исследованием метафоры в художественном дискурсе В. Т. Шаламова. Рассмотрение ассоциативно-смыслового поля «лагерь», выявленного в языке рассказов писателя, позволит сделать этот анализ более полным. Понятие «ассоциативно-смыслового поля текста» (АСП) возникло из необходимости применения полевого подхода при изучении языка художественных произведений для концептуального анализа художественного текста. Оно соотносится с понятием «семантическое поле», и реконструкция АСП производится обычно на основании данных о соответствующем языковом семантическом поле.
В настоящей работе опираемся на определение понятия «семантическое поле», предложенное Л. А. Новиковым: это «иерархическая структура множества лексических единиц, объединенных общим (инвариантным) значением и отражающих в языке определенную понятийную сферу» [1, с. 458].
АСП художественного текста определяется Н. С. Болотновой как «особая категория, основным компонентом которой является авторский замысел, сложная, иерархически организованная система семантических микрополей, в том числе текстовых парадигм (выделено нами - М. Г.) как совокупность лексических единиц, объединенных концептуально на основании какого-либо общего элемента, например, по типу синонимов, антонимов, ассоциативных тематических рядов» [2, с. 28].
Реконструкция языкового семантического поля «лагерь» выполнена по толковым словарям и Ruscorpora.ru.
Обратимся к малому академическому словарю. В структуре языкового семантического поля обозначим ядро - это существительное лагерь в значении: ‘место, где содержатся заключенные, военнопленные. Исправительно-трудовой лагерь. Потом в России произошла революция, русские солдаты, естественно, отказались воевать, и французы увели их в тыл, в лагеря для военнопленных1. В указанном словаре нужное нам лексическое значение (ЛЗ) слова лагерь находится на третьем месте. Лексико-семантический вариант (ЛСВ) полисеманта не являлся важным в сознании людей тех лет.
Иначе дело обстоит с этим словом в более современном словаре. «Толковый словарь русского языка конца ХХ века. Языковые изменения» Г. Н. Скляревской предлагает: Лагерь - 1. ‘Место содержания заключенных, осужденных на тяжелые принудительные работы; сам вид таких наказаний. Сталинские лагеря, советский лагерь, угодил в лагерь на рудники, отбывала срок в лагере в Мордовии2.
Данный словарь, отражая специфику изменения политического строя в стране и отдаленность послевоенного времени, с одной стороны, отвлекается в толковании ЛЗ от компонента ‘для военнопленных’, с другой стороны, добавляет метонимическое употребление ‘сам вид таких наказаний’. ЛЗ ‘место содержания заключенных, осужденных на тяжелые принудительные работы’ становится релевантным для носителей современного русского языка, его толкование и иллюстративный материал к нему включают прагматически значимые компоненты.
Отметим, что лексема ‘лагерь’ в сознании носителей русского языка носит негативную коннотацию (мы не берем во внимание реакции типа ‘пионерский’, ‘летний’ и т.п.). «Сталинская коса смерти», как пишет В. Т. Шаламов в рассказе «Инженер Киселев»3, навсегда останется в памяти людей ужасным событием в истории России. Скажем, что сталинский лагерь и фашистский становятся опосредованно в один ряд: и в том, и в другом без разбора было уничтожено огромное количество людей.
К ближайшей периферии языкового семантического поля относится микрополе «артефакты», называющее главные атрибуты лагеря: колючая проволока, кандалы, сталь, номер и др. Лагерь - это закрытая территория, обнесенная проволокой, это мир, в котором нет фамилий и имен, а есть только номера.
В ассоциативном словаре Ю. Н. Караулова на стимул «лагерь» приводятся следующие реакции: зона (4); ГУЛАГ, зек, смерти, концлагерь (2). А на реакцию «лагерь» приводится большое количество стимулов: ГУЛАГ, социалистический (12); враждебный (6); сталинизм, тюрьма, фашизм, этап (2)4. Также стоит отметить, что на стимул «ГУЛАГ» есть десять реакций «Солженицын» и пять реакций «Сталин». К сожалению, в словаре Ю. Н. Караулова нам не встретилось имя В. Т. Шаламова.
Как мы видим, в центр поля входят элементы: ‘заключенные’ (то есть те, кто находится в лагере не по своей воле) и Сталин (тот, кто создал систему лагерей массового принудительного заключения). Они объединяются в микрополе «человек». По отношению друг к другу эти элементы в текстах воспоминаний узников лагеря вступают в отношения, близкие к антонимичным. Точнее - в отношения конверсии [3, с. 191-193]. Примером тому служит отрывок из книги Г. Жженова «Прожитое»:
Из задумчивости вывел резкий, нетерпеливый стук ключа об дверь - надзиратель должен видеть все, что делает заключенный!5
Противопоставленность (надзиратель/заключенный) контекстуально подчеркивается оценочными определениями резкий/нетерпеливый.
Более сложные отношения между подобными антиподами можно наблюдать в следующем примере из повести А. Кима «Мое прошлое», где присутствуют импликатуры, в частности, метафорическая перифраза:
И порой, захлебываясь собственной кровью, которую пускали ему из носа слуги и палачи тирана, иной заключенный оказывался способным любить его и даже умереть, выкликивая при расстреле имя усатого фараона6. Из воспоминаний бывших заключенных ГУЛАГа можно извлечь большое количество подобных коннотативно окрашенных представлений, соотносящихся с периферийными участками семантического поля «лагерь». По данным Ruscorpora.ru. можно отследить статистику проявления интереса к данной теме, а именно, частотность употребления слова «лагерь» в разные периоды советской и постсоветской жизни:
1. 1920-1930-е годы: 587 употреблений.
2. 1940-1950-е годы: 361 употребление.
3. 1960-1970-е годы: 905 употреблений.
4. 1980-1990-е годы: 472 употребления.
5. 2000-2016 годы: 408 употреблений.
Мы обнаружили, что слово «лагерь» в разные периоды советской и российской жизни имеет разную частотность употребления. Мы видим, что в период 1960-1970-х годов сталинские лагеря наиболее часто обсуждались в художественном, публицистическом и иных дискурсах, чему способствовала политическая «оттепель». Через 10 лет количество употреблений сократилось вдвое (с 905 до 472). И эта тенденция к погашению интереса, к забыванию о сталинских лагерях продолжается: последние 16 лет - один из самых низких уровней в «жизни» слова «лагерь» (всего 408 употреблений).
Заключенные в лагере - это и те, кто совершил убийства, и те, кто является невинно осужденным (с точки зрения сегодняшнего времени). В ближайшей периферии реконструируемого поля попадают идеологемы, связанные с политическими событиями тех лет. Пример из воспоминаний В. Т. Шаламова «О Колыме» иллюстрирует это:
В приемный покой на должность фельдшера назначен заключенный Шаламов, неоднократно осужденный за контрреволюционные преступления, как мне удалось выяснить в спецчасти, з/к Шаламов был осужден в 1929, 1937, в 1943 году, является кадровым троцкистом и врагом народа7.
В ближайшей периферии семантического поля расположены элементы, качественно характеризующие это место: бесчеловечный, жестокий, враждебный. Они создают признаковое микрополе «жестокость».
Таким образом, иерархия языкового семантического поля «лагерь» в его кратком рассмотрении в современном русском языке включает в себя следующие микрополя: «человек», «жестокий», «артефакты».
Теперь непосредственно обратимся к художественному дискурсу В. Т. Шаламова, чтобы описать это же поле в рамках картины мира писателя.
Варлам Тихонович писал: «Ни одной строки, ни одной фразы в «Колымских рассказах», которая была бы «литературной», не существует»8. Поэтому текстовое АСП «лагерь», реконструированное на примере рассказов писателя, мы можем считать предельно приближенным к языковому семантическому полю «лагерь», но контекстуально расширенным и включающим индивидуально¬авторские акценты реализации этого концепта в тексте, в том числе (хотя и нечасто) использование и метафорических образов, свойственных в большей степени художественным произведениям.
Необходимо отметить, что особенностью «Колымских рассказов» Варлама Тихоновича является то, что в них отразился духовный опыт писателя, его индивидуально-авторское художественное мышление. Следует всегда помнить, какой жизненный путь прошел писатель. «Почти двадцать лет тюрьмы, лагерей, ссылки, одиночество и забытость в последние годы жизни, жалкий дом для престарелых», - из многократных смертей и воскресений, из безмерных мук от голода и холода, из безмерных унижений, превращающих человека в животное, - вот что легло в основу шаламовской прозы, которую он назвал новой» [4, с. 24].
В центре поля становится человек, заключенный, точнее - его тело:
«Тело лагерника пребывает на грани бестелесности, безжизненности. Тело лагерника - минимальное количество живой материи, исчисляемое в килограммах и граммах» [5, с. 341]. Любовь Юргенсон продолжает: «На протяжении своего короткого существования зэк вынужден расстаться со всем, что делало его личностью: вещами, деньгами, нередко с именем, замененным номером. Он утрачивает память о прошлом, от него отрекаются близкие. Тело становится его единственным достоянием» [5, с. 341]. Актуализация этого смысла обусловлена дистантным лексическим (тело) и корневым повтором (тело, бес-телесность), что соотносится с контекстуальными синонимами (бестелесность/безжизненность), а метонимическая метаморфоза «зэк/имя/номер» образует с ними «узел» этих лексических сцеплений. Тело, по Шаламову, включает метафорические образы (шоковая терапия, драматические болезни, черепаховый панцирь). Сквозной образ тела лагерника соотносится в рассказах В. Т. Шаламова также с медицинской ассоциативно-тематической парадигмой (бинты, медпункт, перелом, средства для растирания, цинготные язвы и т.д.).
Ведущая текстовая парадигма, соответствующая ключевому представлению «тело лагерника», следующая: зэк, арестантский шлак, колымские доходяги, блатари, номер, лагерные эритроциты и т.д. Этой словесной цепочке противопоставлен словесный ряд: хозяева жизни и смерти этих людей, конвоиры, бакланы (их прозвище), уполномоченный НКВД Смертин.
В рассказах автора повествование обычно ведется от лица главного героя, заключенного (Крист, Андреев): мы видим мир глазами рассказчика-лагерника, чувствуем то, что он переживает. Имена этих персонажей примыкают к вышеуказанной парадигме.
К центральному микрополю «лагерник/заключенный» примыкают ключевые антропоморфные метафоры и сравнения с внутренней формой «деревья» (иногда автор уточняет, что это именно «лиственницы») и «звери», они отражают мир живой природы Колымы:
Деревья на Севере умирают лежа, как люди.
Образ деревьев в языке Шаламова является концептуальным: судьба вековых колымских деревьев так же трагична, как судьба заключенных. Деревья погибают под топорами, пилами людей, как бы повторяя их судьбу.
К антропоморфному уподоблению в одном контексте присоединяется зооуподобление:
Огромные обнаженные корни их (деревьев) похожи на когти исполинской хищной птицы, вцепившейся в камень.
За сравнением идет соответствующие метафоры:
От этих гигантских когтей вниз, к вечной мерзлоте, тянулись тысячи мелких щупалец, беловатых отростков, покрытых коричневой теплой корой. Каждое лето мерзлота чуть-чуть отступала, и в каждый вершок оттаявшей земли немедленно вонзалось и укреплялось там тончайшими волосками щупальце - корень. Лиственницы достигали зрелости в триста лет, медленно поднимая свое тяжелое, мощное тело на своих слабых, распластанных вдоль по каменистой земле корнях. Сильная буря легко валила слабые на ногах деревья. Лиственницы падали навзничь, головами в одну сторону, и умирали, лежа на мягком толстом слое мха - ярко-зеленом и ярко-розовом.
В данной развернутой метафоре-олицетворении переплетаются и фитометафора (основание для нее), и зоометафора (щупальце, когти хищной птицы), и антропометафора (зрелости в триста лет, мощное тело, слабые на ногах, головы). В слове умирали содержательно соединяются обе последние метафоры.
В следующем примере необычность образа связана с тем, что в высказывании есть и развернутая метафора, и сравнение. Они последовательно связаны друг с другом:
Ветер и старость сорвали кору со стволов двух сросшихся тополей - босой гигант в коротких штанишках был и впрямь похож на шотландского героя.
И метафора, и сравнение направлены на придание антропоморфности деревьям и имеют шутливую окраску в соединениях: гигант в коротких штанишках и шотландский герой. Слова ветер и старость, сорвали - косвенно соотносятся с языковым микрополем «жестокий».
Приведенные примеры свидетельствуют о том, что рассказы Шаламова, вопреки категоричному мнению автора о своих «нелитературных» текстах, являются все-таки литературными, содержащими необычные художественные образы.
Рассмотрим околоцентральную часть АСП «лагерь», куда включим микрополя «жестокость», «процессы», «локус». Сначала скажем о микрополе «жестокость». Деструктивные образы частотны в творчестве писателя, так как мир, который он изображает (тюрьма, пересылка, этап, тюремные драки и др.), враждебно настроен к человеку. Поэтому данное микрополе включает в себя номинации процессов, которые обладают отрицательной коннотацией и нередко проявляют семантику гиперинтенсивности. Например: ежедневная жертва Молоху; работали мы в ночной смене, и каждая ночь казалась пыткой - 50° - не шутка; думать о смерти было так же трудно, как и о чем-нибудь другом; система - зубья исполинской машины, которые перемалывают человека.
Далее рассмотрим микрополе, включающее название локуса/топоса.
В центр микрополя входят оценочно окрашенные элементы, указывающие на внешний вид лагеря, на устройство барака: квадратный барак, огромный, где нары в четыре этажа; огромная электрическая лампа (то желтеет, то загорается ослепительным белым светом); косые вышки; темная масса бараков, окруженных колючей проволокой бесконечные, приземистые бараки; тройная ограда из колючей проволоки; бараки похожи на скворечники; арестантские улицы.
К ближайшей периферии микрополя относятся следующие пространственные показатели: Колыма; север; трасса - артерия, главный нерв Колымы.
С помощью эвфемизмов метонимически обозначены драматические локусы лагеря: тайга золотая (золотые забои, на которых работали и часто умирали заключенные); «под сопку» (братские безымянные могилы заключенных).
Выделим микрополе «процессов» в лагере: барачная теснота продиктовала приемы захвата, укуса, перелома. Но сейчас сил нет и для этого. Я могу только рычать, материться. Я сражаюсь за каждый день, за каждый час отдыха. Каждый клочок тела подсказывает мне мое поведение.
В прозе В. Т. Шаламова артефакты мира лагеря обозначаются словами с семантикой еды, одежды, предметов быта: меховые чулки; кайло; тачка; лопаты; котельный лист; телогрейка.
Используются собственно лагерные номинации, например: крупорушка - большая с пробитым дном консервная банка в виде сита - в ней можно заварить крупу из овса, предназначенного для лошадей; постоянно голодные лагерники (500 г ржаного хлеба, на обед - суп (жидкая похлебка), на ужин - три ложки пшенной каши, вместо чая - горячая вода); бензиновая колымка (это самодельная бензиновая лампочка, сделанная из консервной банки).
Лагерный быт ярко отражен в рассказе «В бане». Шаламов рассказывает все тонкости посещения бани в лагере - неотапливаемые раздевалки, теснота, выдается только ушат воды на человека, но самое страшное - это «дезинфекционная камера»9. В нее помещают всю верхнюю одежду арестантов, нагревают ее, «в лучшем случае хорошо нагреты только вещи, висящие близко к печи. Остальные ... только сыреют, а развешанные в дальнем углу и вынимают холодными»10. В этом рассказе нет героя как такового, есть спокойный, размеренный тон повествования о тяжелой лагерной жизни. До чего только не опускается человек, пытаясь выжить в таких условиях - «Пользуясь шумом и теснотой, и воры и не воры крадут вещи товарищей...»11. Человеческих качеств почти ни у кого не остается. И здесь вполне закономерно можно упомянуть высказывание А. Е. Шкловского о том, чем является лагерь в прозе Шаламова: «Образ лагеря в Шаламовской прозе - это и есть, в сущности, образ растления ... от бытийного до физиологического, проникающего в человеческую душу. Разрушающую ее» [4, с. 32].
АСП «лагерь» в творчестве писателя также включает микрополе «погода», оно соотносится с отрицательной температурно-тактильной семантикой и представлено следующими показателями: густой морозный пар; холодный пар; часто повторяется корень лед; шестидесятиградусные морозы; обледенелая дверь; снега; ледяная ночь; нетопленый лагерный изолятор; иней затянул все стены; земляной пол весь оледенел.
Итак, с одной стороны, АСП «лагерь» в дискурсе В. Т. Шаламова уже, так как включается в языковое (это связано с общими составляющими этих полей), с другой стороны, оно шире, так как в него входят единицы, которых нет в языковом поле. Прежде всего, это касается индивидуально-авторских метафорических образов, соотнесенных с околоцентральной частью и ближайшей периферией АСП, а также разнообразия и большого объема текстовых парадигм с вкраплениями элементов лагерного языка.
Данное поле имеет следующую структуру:
• Ядро АСП и семантического поля совпадают: лексема «лагерь».
• Центр поля: микрополе «лагерник/заключенный» с акцентом словообразовательной, синонимической и антонимической парадигм «тело/телесность/бестелесность/безжизненность», а также метонимической метаморфозой «зэк/имя/номер». «Узел» этих лексических сцеплений - сквозной образ «тело» (заключенный). Сюда входят развернутые антропоморфные метафоры с внутренней формой деревья, птица.
• Околоцентральная часть поля: микрополя «жестокость», «процессы», «локус».
• Ближайшая периферия: микрополе «артефакт».
• Периферия: микрополе «погода».
Список литературы
1. Лингвистический энциклопедический словарь / Под ред. В. Н. Ярцевой. - М.: Советская энциклопедия, 1990. - С. 458-459.
2. Болотнова Н. С. Лексическая структура художественного текста в ассоциативном аспекте. - Томск, 1994. - 210 с.
3. Кубрякова Е. С. Конверсия // Русский язык: энциклопедия / под ред. Ю. Н. Караулова. - М.: Дрофа, 1997. - С. 191-193.
4. Шкловский Е. А. Варлам Шаламов. - М.: Знание, 1991. - 64 с.
5. Юргенсон Л. Кожа - метафора текста в лагерной прозе Варлама Шаламова // Тело в русской культуре. Сборник статей / сост. Кабакова Г. и Конт Ф. - М.: Новое литературное обозрение, 2005. - С. 340-344.
1 Словарь русского языка: в 4 т. / АН СССР. Институт русского языка / под ред. Евгеньевой А. П. - М., 1981-1984 (МАС).
2 Толковый словарь русского языка конца XX века. Языковые изменения / Под ред. Скляревской Г. Н. - СПб, 1998.
3 Шаламов В. Т. Собрание сочинений в четырех томах. Т.1. - М.: Художественная литература, Вагриус, 1998. - С. 422 - 431.
4 Русский ассоциативный словарь. В 2 т. / Караулов Ю. Н., Черкасова Г. А., Уфимцева Н. В., Сорокин Ю. А., Тарасов Е. Ф. Т. I. От стимула к реакции: Ок. 7000 стимулов. - М.: АСТ-Астрель, 2002. Т. II. От реакции к стимулу: Более 100 000 реакций. - М.: АСТ-Астрель, 2002.
5 Результаты поиска в основном корпусе: лагерь // Национальный корпус русского языка [Электронный ресурс]. - URL: http://search2.ruscorpora.ru/search.xml?env=alpha&mycorp= (дата обращения: 12.02.2016).
6 Результаты поиска в основном корпусе: лагерь // Национальный корпус русского языка [Электронный ресурс]. - URL: http://search2.ruscorpora.ru/search.xml?env=alpha&mycorp= (дата обращения: 05.02.2016).
7 1 Результаты поиска в основном корпусе: лагерь // Национальный корпус русского языка [Электронный ресурс]. - URL: http://search2.ruscorpora.ru/search.xml?env=alpha&mycorp= (дата обращения: 05.02.2016)
8 Шаламов В. Т. Колымские рассказы. Стихотворения. - М.: Эксмо, 2012. - С. 24. Стихотворения. - М.: Эксмо, 2012. - С. 24
9 Шаламов В. Т. Колымские рассказы. Стихотворения. - М.: Эксмо, 2012. - С. 587.
10 Там же. С. 588.
11 Там же. С. 585
Гичгелдиева Майя Отузбаевна, магистрант, Новосибирский государственный педагогический университет
Научный руководитель - канд. филол. наук, проф. Е. В. Скворецкая
В статье много слов, выделенных курсивом и жирным шрифтом, кому важно, см. pdf-версию.
_________
Ассоциативно-семантическое поле "лагерь" (на материале рассказов В.Т. Шаламова)
В данной статье предпринята попытка описать ведущие фрагменты ассоциативно-смыслового поля «лагерь», реконструированного по рассказам В. Т. Шаламова. Предварительно (по словарям и материалам ruscorpora.ru) представлена схема языкового семантического поля «лагерь», в котором ведущими являются микрополя: «человек», «жестокий», «артефакты». Выявлены ключевые слова и ведущие текстовые парадигмы, репрезентирующие ассоциативно-смысловое поле «лагерь» в рассказах писателя. Актуализировано участие тропов в экспликации микрополей текстового поля «лагерь. В ходе сравнения языкового и текстового полей «лагерь» автор заключает, что ассоциативно-смысловое поле «лагерь» в дискурсе В. Т. Шаламова, с одной стороны, уже, так как включается в языковое (это связано с общими составляющими этих полей), с другой стороны, - шире, так как в него входят индивидуально-авторские репрезентанты концепта «лагерь».
Мы занимаемся исследованием метафоры в художественном дискурсе В. Т. Шаламова. Рассмотрение ассоциативно-смыслового поля «лагерь», выявленного в языке рассказов писателя, позволит сделать этот анализ более полным. Понятие «ассоциативно-смыслового поля текста» (АСП) возникло из необходимости применения полевого подхода при изучении языка художественных произведений для концептуального анализа художественного текста. Оно соотносится с понятием «семантическое поле», и реконструкция АСП производится обычно на основании данных о соответствующем языковом семантическом поле.
В настоящей работе опираемся на определение понятия «семантическое поле», предложенное Л. А. Новиковым: это «иерархическая структура множества лексических единиц, объединенных общим (инвариантным) значением и отражающих в языке определенную понятийную сферу» [1, с. 458].
АСП художественного текста определяется Н. С. Болотновой как «особая категория, основным компонентом которой является авторский замысел, сложная, иерархически организованная система семантических микрополей, в том числе текстовых парадигм (выделено нами - М. Г.) как совокупность лексических единиц, объединенных концептуально на основании какого-либо общего элемента, например, по типу синонимов, антонимов, ассоциативных тематических рядов» [2, с. 28].
Реконструкция языкового семантического поля «лагерь» выполнена по толковым словарям и Ruscorpora.ru.
Обратимся к малому академическому словарю. В структуре языкового семантического поля обозначим ядро - это существительное лагерь в значении: ‘место, где содержатся заключенные, военнопленные. Исправительно-трудовой лагерь. Потом в России произошла революция, русские солдаты, естественно, отказались воевать, и французы увели их в тыл, в лагеря для военнопленных1. В указанном словаре нужное нам лексическое значение (ЛЗ) слова лагерь находится на третьем месте. Лексико-семантический вариант (ЛСВ) полисеманта не являлся важным в сознании людей тех лет.
Иначе дело обстоит с этим словом в более современном словаре. «Толковый словарь русского языка конца ХХ века. Языковые изменения» Г. Н. Скляревской предлагает: Лагерь - 1. ‘Место содержания заключенных, осужденных на тяжелые принудительные работы; сам вид таких наказаний. Сталинские лагеря, советский лагерь, угодил в лагерь на рудники, отбывала срок в лагере в Мордовии2.
Данный словарь, отражая специфику изменения политического строя в стране и отдаленность послевоенного времени, с одной стороны, отвлекается в толковании ЛЗ от компонента ‘для военнопленных’, с другой стороны, добавляет метонимическое употребление ‘сам вид таких наказаний’. ЛЗ ‘место содержания заключенных, осужденных на тяжелые принудительные работы’ становится релевантным для носителей современного русского языка, его толкование и иллюстративный материал к нему включают прагматически значимые компоненты.
Отметим, что лексема ‘лагерь’ в сознании носителей русского языка носит негативную коннотацию (мы не берем во внимание реакции типа ‘пионерский’, ‘летний’ и т.п.). «Сталинская коса смерти», как пишет В. Т. Шаламов в рассказе «Инженер Киселев»3, навсегда останется в памяти людей ужасным событием в истории России. Скажем, что сталинский лагерь и фашистский становятся опосредованно в один ряд: и в том, и в другом без разбора было уничтожено огромное количество людей.
К ближайшей периферии языкового семантического поля относится микрополе «артефакты», называющее главные атрибуты лагеря: колючая проволока, кандалы, сталь, номер и др. Лагерь - это закрытая территория, обнесенная проволокой, это мир, в котором нет фамилий и имен, а есть только номера.
В ассоциативном словаре Ю. Н. Караулова на стимул «лагерь» приводятся следующие реакции: зона (4); ГУЛАГ, зек, смерти, концлагерь (2). А на реакцию «лагерь» приводится большое количество стимулов: ГУЛАГ, социалистический (12); враждебный (6); сталинизм, тюрьма, фашизм, этап (2)4. Также стоит отметить, что на стимул «ГУЛАГ» есть десять реакций «Солженицын» и пять реакций «Сталин». К сожалению, в словаре Ю. Н. Караулова нам не встретилось имя В. Т. Шаламова.
Как мы видим, в центр поля входят элементы: ‘заключенные’ (то есть те, кто находится в лагере не по своей воле) и Сталин (тот, кто создал систему лагерей массового принудительного заключения). Они объединяются в микрополе «человек». По отношению друг к другу эти элементы в текстах воспоминаний узников лагеря вступают в отношения, близкие к антонимичным. Точнее - в отношения конверсии [3, с. 191-193]. Примером тому служит отрывок из книги Г. Жженова «Прожитое»:
Из задумчивости вывел резкий, нетерпеливый стук ключа об дверь - надзиратель должен видеть все, что делает заключенный!5
Противопоставленность (надзиратель/заключенный) контекстуально подчеркивается оценочными определениями резкий/нетерпеливый.
Более сложные отношения между подобными антиподами можно наблюдать в следующем примере из повести А. Кима «Мое прошлое», где присутствуют импликатуры, в частности, метафорическая перифраза:
И порой, захлебываясь собственной кровью, которую пускали ему из носа слуги и палачи тирана, иной заключенный оказывался способным любить его и даже умереть, выкликивая при расстреле имя усатого фараона6. Из воспоминаний бывших заключенных ГУЛАГа можно извлечь большое количество подобных коннотативно окрашенных представлений, соотносящихся с периферийными участками семантического поля «лагерь». По данным Ruscorpora.ru. можно отследить статистику проявления интереса к данной теме, а именно, частотность употребления слова «лагерь» в разные периоды советской и постсоветской жизни:
1. 1920-1930-е годы: 587 употреблений.
2. 1940-1950-е годы: 361 употребление.
3. 1960-1970-е годы: 905 употреблений.
4. 1980-1990-е годы: 472 употребления.
5. 2000-2016 годы: 408 употреблений.
Мы обнаружили, что слово «лагерь» в разные периоды советской и российской жизни имеет разную частотность употребления. Мы видим, что в период 1960-1970-х годов сталинские лагеря наиболее часто обсуждались в художественном, публицистическом и иных дискурсах, чему способствовала политическая «оттепель». Через 10 лет количество употреблений сократилось вдвое (с 905 до 472). И эта тенденция к погашению интереса, к забыванию о сталинских лагерях продолжается: последние 16 лет - один из самых низких уровней в «жизни» слова «лагерь» (всего 408 употреблений).
Заключенные в лагере - это и те, кто совершил убийства, и те, кто является невинно осужденным (с точки зрения сегодняшнего времени). В ближайшей периферии реконструируемого поля попадают идеологемы, связанные с политическими событиями тех лет. Пример из воспоминаний В. Т. Шаламова «О Колыме» иллюстрирует это:
В приемный покой на должность фельдшера назначен заключенный Шаламов, неоднократно осужденный за контрреволюционные преступления, как мне удалось выяснить в спецчасти, з/к Шаламов был осужден в 1929, 1937, в 1943 году, является кадровым троцкистом и врагом народа7.
В ближайшей периферии семантического поля расположены элементы, качественно характеризующие это место: бесчеловечный, жестокий, враждебный. Они создают признаковое микрополе «жестокость».
Таким образом, иерархия языкового семантического поля «лагерь» в его кратком рассмотрении в современном русском языке включает в себя следующие микрополя: «человек», «жестокий», «артефакты».
Теперь непосредственно обратимся к художественному дискурсу В. Т. Шаламова, чтобы описать это же поле в рамках картины мира писателя.
Варлам Тихонович писал: «Ни одной строки, ни одной фразы в «Колымских рассказах», которая была бы «литературной», не существует»8. Поэтому текстовое АСП «лагерь», реконструированное на примере рассказов писателя, мы можем считать предельно приближенным к языковому семантическому полю «лагерь», но контекстуально расширенным и включающим индивидуально¬авторские акценты реализации этого концепта в тексте, в том числе (хотя и нечасто) использование и метафорических образов, свойственных в большей степени художественным произведениям.
Необходимо отметить, что особенностью «Колымских рассказов» Варлама Тихоновича является то, что в них отразился духовный опыт писателя, его индивидуально-авторское художественное мышление. Следует всегда помнить, какой жизненный путь прошел писатель. «Почти двадцать лет тюрьмы, лагерей, ссылки, одиночество и забытость в последние годы жизни, жалкий дом для престарелых», - из многократных смертей и воскресений, из безмерных мук от голода и холода, из безмерных унижений, превращающих человека в животное, - вот что легло в основу шаламовской прозы, которую он назвал новой» [4, с. 24].
В центре поля становится человек, заключенный, точнее - его тело:
«Тело лагерника пребывает на грани бестелесности, безжизненности. Тело лагерника - минимальное количество живой материи, исчисляемое в килограммах и граммах» [5, с. 341]. Любовь Юргенсон продолжает: «На протяжении своего короткого существования зэк вынужден расстаться со всем, что делало его личностью: вещами, деньгами, нередко с именем, замененным номером. Он утрачивает память о прошлом, от него отрекаются близкие. Тело становится его единственным достоянием» [5, с. 341]. Актуализация этого смысла обусловлена дистантным лексическим (тело) и корневым повтором (тело, бес-телесность), что соотносится с контекстуальными синонимами (бестелесность/безжизненность), а метонимическая метаморфоза «зэк/имя/номер» образует с ними «узел» этих лексических сцеплений. Тело, по Шаламову, включает метафорические образы (шоковая терапия, драматические болезни, черепаховый панцирь). Сквозной образ тела лагерника соотносится в рассказах В. Т. Шаламова также с медицинской ассоциативно-тематической парадигмой (бинты, медпункт, перелом, средства для растирания, цинготные язвы и т.д.).
Ведущая текстовая парадигма, соответствующая ключевому представлению «тело лагерника», следующая: зэк, арестантский шлак, колымские доходяги, блатари, номер, лагерные эритроциты и т.д. Этой словесной цепочке противопоставлен словесный ряд: хозяева жизни и смерти этих людей, конвоиры, бакланы (их прозвище), уполномоченный НКВД Смертин.
В рассказах автора повествование обычно ведется от лица главного героя, заключенного (Крист, Андреев): мы видим мир глазами рассказчика-лагерника, чувствуем то, что он переживает. Имена этих персонажей примыкают к вышеуказанной парадигме.
К центральному микрополю «лагерник/заключенный» примыкают ключевые антропоморфные метафоры и сравнения с внутренней формой «деревья» (иногда автор уточняет, что это именно «лиственницы») и «звери», они отражают мир живой природы Колымы:
Деревья на Севере умирают лежа, как люди.
Образ деревьев в языке Шаламова является концептуальным: судьба вековых колымских деревьев так же трагична, как судьба заключенных. Деревья погибают под топорами, пилами людей, как бы повторяя их судьбу.
К антропоморфному уподоблению в одном контексте присоединяется зооуподобление:
Огромные обнаженные корни их (деревьев) похожи на когти исполинской хищной птицы, вцепившейся в камень.
За сравнением идет соответствующие метафоры:
От этих гигантских когтей вниз, к вечной мерзлоте, тянулись тысячи мелких щупалец, беловатых отростков, покрытых коричневой теплой корой. Каждое лето мерзлота чуть-чуть отступала, и в каждый вершок оттаявшей земли немедленно вонзалось и укреплялось там тончайшими волосками щупальце - корень. Лиственницы достигали зрелости в триста лет, медленно поднимая свое тяжелое, мощное тело на своих слабых, распластанных вдоль по каменистой земле корнях. Сильная буря легко валила слабые на ногах деревья. Лиственницы падали навзничь, головами в одну сторону, и умирали, лежа на мягком толстом слое мха - ярко-зеленом и ярко-розовом.
В данной развернутой метафоре-олицетворении переплетаются и фитометафора (основание для нее), и зоометафора (щупальце, когти хищной птицы), и антропометафора (зрелости в триста лет, мощное тело, слабые на ногах, головы). В слове умирали содержательно соединяются обе последние метафоры.
В следующем примере необычность образа связана с тем, что в высказывании есть и развернутая метафора, и сравнение. Они последовательно связаны друг с другом:
Ветер и старость сорвали кору со стволов двух сросшихся тополей - босой гигант в коротких штанишках был и впрямь похож на шотландского героя.
И метафора, и сравнение направлены на придание антропоморфности деревьям и имеют шутливую окраску в соединениях: гигант в коротких штанишках и шотландский герой. Слова ветер и старость, сорвали - косвенно соотносятся с языковым микрополем «жестокий».
Приведенные примеры свидетельствуют о том, что рассказы Шаламова, вопреки категоричному мнению автора о своих «нелитературных» текстах, являются все-таки литературными, содержащими необычные художественные образы.
Рассмотрим околоцентральную часть АСП «лагерь», куда включим микрополя «жестокость», «процессы», «локус». Сначала скажем о микрополе «жестокость». Деструктивные образы частотны в творчестве писателя, так как мир, который он изображает (тюрьма, пересылка, этап, тюремные драки и др.), враждебно настроен к человеку. Поэтому данное микрополе включает в себя номинации процессов, которые обладают отрицательной коннотацией и нередко проявляют семантику гиперинтенсивности. Например: ежедневная жертва Молоху; работали мы в ночной смене, и каждая ночь казалась пыткой - 50° - не шутка; думать о смерти было так же трудно, как и о чем-нибудь другом; система - зубья исполинской машины, которые перемалывают человека.
Далее рассмотрим микрополе, включающее название локуса/топоса.
В центр микрополя входят оценочно окрашенные элементы, указывающие на внешний вид лагеря, на устройство барака: квадратный барак, огромный, где нары в четыре этажа; огромная электрическая лампа (то желтеет, то загорается ослепительным белым светом); косые вышки; темная масса бараков, окруженных колючей проволокой бесконечные, приземистые бараки; тройная ограда из колючей проволоки; бараки похожи на скворечники; арестантские улицы.
К ближайшей периферии микрополя относятся следующие пространственные показатели: Колыма; север; трасса - артерия, главный нерв Колымы.
С помощью эвфемизмов метонимически обозначены драматические локусы лагеря: тайга золотая (золотые забои, на которых работали и часто умирали заключенные); «под сопку» (братские безымянные могилы заключенных).
Выделим микрополе «процессов» в лагере: барачная теснота продиктовала приемы захвата, укуса, перелома. Но сейчас сил нет и для этого. Я могу только рычать, материться. Я сражаюсь за каждый день, за каждый час отдыха. Каждый клочок тела подсказывает мне мое поведение.
В прозе В. Т. Шаламова артефакты мира лагеря обозначаются словами с семантикой еды, одежды, предметов быта: меховые чулки; кайло; тачка; лопаты; котельный лист; телогрейка.
Используются собственно лагерные номинации, например: крупорушка - большая с пробитым дном консервная банка в виде сита - в ней можно заварить крупу из овса, предназначенного для лошадей; постоянно голодные лагерники (500 г ржаного хлеба, на обед - суп (жидкая похлебка), на ужин - три ложки пшенной каши, вместо чая - горячая вода); бензиновая колымка (это самодельная бензиновая лампочка, сделанная из консервной банки).
Лагерный быт ярко отражен в рассказе «В бане». Шаламов рассказывает все тонкости посещения бани в лагере - неотапливаемые раздевалки, теснота, выдается только ушат воды на человека, но самое страшное - это «дезинфекционная камера»9. В нее помещают всю верхнюю одежду арестантов, нагревают ее, «в лучшем случае хорошо нагреты только вещи, висящие близко к печи. Остальные ... только сыреют, а развешанные в дальнем углу и вынимают холодными»10. В этом рассказе нет героя как такового, есть спокойный, размеренный тон повествования о тяжелой лагерной жизни. До чего только не опускается человек, пытаясь выжить в таких условиях - «Пользуясь шумом и теснотой, и воры и не воры крадут вещи товарищей...»11. Человеческих качеств почти ни у кого не остается. И здесь вполне закономерно можно упомянуть высказывание А. Е. Шкловского о том, чем является лагерь в прозе Шаламова: «Образ лагеря в Шаламовской прозе - это и есть, в сущности, образ растления ... от бытийного до физиологического, проникающего в человеческую душу. Разрушающую ее» [4, с. 32].
АСП «лагерь» в творчестве писателя также включает микрополе «погода», оно соотносится с отрицательной температурно-тактильной семантикой и представлено следующими показателями: густой морозный пар; холодный пар; часто повторяется корень лед; шестидесятиградусные морозы; обледенелая дверь; снега; ледяная ночь; нетопленый лагерный изолятор; иней затянул все стены; земляной пол весь оледенел.
Итак, с одной стороны, АСП «лагерь» в дискурсе В. Т. Шаламова уже, так как включается в языковое (это связано с общими составляющими этих полей), с другой стороны, оно шире, так как в него входят единицы, которых нет в языковом поле. Прежде всего, это касается индивидуально-авторских метафорических образов, соотнесенных с околоцентральной частью и ближайшей периферией АСП, а также разнообразия и большого объема текстовых парадигм с вкраплениями элементов лагерного языка.
Данное поле имеет следующую структуру:
• Ядро АСП и семантического поля совпадают: лексема «лагерь».
• Центр поля: микрополе «лагерник/заключенный» с акцентом словообразовательной, синонимической и антонимической парадигм «тело/телесность/бестелесность/безжизненность», а также метонимической метаморфозой «зэк/имя/номер». «Узел» этих лексических сцеплений - сквозной образ «тело» (заключенный). Сюда входят развернутые антропоморфные метафоры с внутренней формой деревья, птица.
• Околоцентральная часть поля: микрополя «жестокость», «процессы», «локус».
• Ближайшая периферия: микрополе «артефакт».
• Периферия: микрополе «погода».
Список литературы
1. Лингвистический энциклопедический словарь / Под ред. В. Н. Ярцевой. - М.: Советская энциклопедия, 1990. - С. 458-459.
2. Болотнова Н. С. Лексическая структура художественного текста в ассоциативном аспекте. - Томск, 1994. - 210 с.
3. Кубрякова Е. С. Конверсия // Русский язык: энциклопедия / под ред. Ю. Н. Караулова. - М.: Дрофа, 1997. - С. 191-193.
4. Шкловский Е. А. Варлам Шаламов. - М.: Знание, 1991. - 64 с.
5. Юргенсон Л. Кожа - метафора текста в лагерной прозе Варлама Шаламова // Тело в русской культуре. Сборник статей / сост. Кабакова Г. и Конт Ф. - М.: Новое литературное обозрение, 2005. - С. 340-344.
1 Словарь русского языка: в 4 т. / АН СССР. Институт русского языка / под ред. Евгеньевой А. П. - М., 1981-1984 (МАС).
2 Толковый словарь русского языка конца XX века. Языковые изменения / Под ред. Скляревской Г. Н. - СПб, 1998.
3 Шаламов В. Т. Собрание сочинений в четырех томах. Т.1. - М.: Художественная литература, Вагриус, 1998. - С. 422 - 431.
4 Русский ассоциативный словарь. В 2 т. / Караулов Ю. Н., Черкасова Г. А., Уфимцева Н. В., Сорокин Ю. А., Тарасов Е. Ф. Т. I. От стимула к реакции: Ок. 7000 стимулов. - М.: АСТ-Астрель, 2002. Т. II. От реакции к стимулу: Более 100 000 реакций. - М.: АСТ-Астрель, 2002.
5 Результаты поиска в основном корпусе: лагерь // Национальный корпус русского языка [Электронный ресурс]. - URL: http://search2.ruscorpora.ru/search.xml?env=alpha&mycorp= (дата обращения: 12.02.2016).
6 Результаты поиска в основном корпусе: лагерь // Национальный корпус русского языка [Электронный ресурс]. - URL: http://search2.ruscorpora.ru/search.xml?env=alpha&mycorp= (дата обращения: 05.02.2016).
7 1 Результаты поиска в основном корпусе: лагерь // Национальный корпус русского языка [Электронный ресурс]. - URL: http://search2.ruscorpora.ru/search.xml?env=alpha&mycorp= (дата обращения: 05.02.2016)
8 Шаламов В. Т. Колымские рассказы. Стихотворения. - М.: Эксмо, 2012. - С. 24. Стихотворения. - М.: Эксмо, 2012. - С. 24
9 Шаламов В. Т. Колымские рассказы. Стихотворения. - М.: Эксмо, 2012. - С. 587.
10 Там же. С. 588.
11 Там же. С. 585
Гичгелдиева Майя Отузбаевна, магистрант, Новосибирский государственный педагогический университет
Научный руководитель - канд. филол. наук, проф. Е. В. Скворецкая