Гомер для Шаламова
Поэт и переводчик Григорий Стариковский живет в Америке с 1992 года. Изучал в Колумбийском университете классическую филологию, преподает мифологию и латынь. Печатался во многих российских и зарубежных журналах. В недавней беседе на портале RUNYweb говорит, в частности, о своих переводах Гомера.
" - С одной стороны, есть вечные и оттого всегда актуальные сюжеты, которые интересно каждой эпохе решать по своему. В немалой степени, сегодня этим успешно занимается Голливуд, экранизируя падение Трои из «Илиады» с Бредом Питтом в роли Ахиллеса, или душещипательный конфликт в трагедии «Ромео и Джульета» с Дугласом Бутом и Хейли Стайнфелд в главных ролях. В интервью на радио «Свобода», ты говоришь: «Гомер - это самозащита от всего того, что происходит вокруг, Гомер - то, что держит на плаву, не дает пойти на дно». Этот взгляд сразу переводит конкретный разговор на беседу вообще - о непреходящей ценности классики и литературных «скреп». Кто сегодня читатели Гомера? И каким ты видишь читателя своих переводов Гомера? <...>
- Ох, не большой я поклонник голливудского ширпотреба. Фильм «Троя» - надругательство над Гомером, если такой поэт действительно существовал. Одиссей Кончаловского - герой не моего романа; успокаивает то, что его Одиссей имеет отдаленное отношение к очень сложному (не менее сложному, чем Родион Раскольников) персонажу эпической поэмы. <...>
В России Гомера читают на гуманитарных факультетах, на обзорных курсах по античной (или европейской, или мировой) литературе. Думаю, не имеет смысла говорить о читателях вообще, хотя я уверен, что есть энное количество людей, которым интересны судьбы героев «Илиады» и «Одиссеи».
Имеет смысл говорить о Читателе, который может сравнить те нескольно имеющихся переводов «Илиады» и «Одиссеи» и решить, какой перевод для него подходит. Специалисты, конечно, прочитают Гомера на языке оригинала, а вот что делать неспециалисту, который считает, что перевод Жуковского переслащен?
Наверное, несколько новых переводов не повредят. Да, мне кажется, что каждому поколению нужен свой Гомер, но в данном случае мне он, наверное, нужен больше, чем моему поколению.
- <...> Переводческие стихи не свободны от влияния переводимых поэтов, но в чем? Отрекаясь от того, что вступаешь в соревнование с авторитетами - Жуковским и Вересаевым, ты объясняешь свою идею так: переводить надо для кого-то, вот и решил попробовать сделать свой перевод для любимого писателя - Варлама Шаламова. Почему стихи можно писать для себя, а переводить надо для кого-то?
- Попытаюсь ответить на вопрос о Шаламове и переводе. Я уже много раз говорил, что переводить для целевой аудитории не умею. Целевая аудитория русского переводчика - в России, но Россия, как некое культурное пространство, для меня - не более, чем абстракция. С тем же успехом, пожалуй, даже с большим успехом, мы могли бы порассуждать о культурном пространстве Рима эпохи Октавиана Августа. И всё же мне очень важно, чтобы мои переводы читали в России. Как-то так...
Теперь о Шаламове. Когда брался за Гомера, решил для себя: если целевая аудитория отсутствует, значит, надо ее придумать, измыслить гипотетического читателя. Воскресни теперь Шаламов, какой бы перевод он предпочел? Не в том смысле, что он с жадностью накинулся бы на переведенные мной четыре песни, а в смысле, какая речь, тональность имела бы отношение к писателю Шаламову? Шаламов здесь скорее - метроном и хронометр.
Я перевожу Гомера после катастрофы русской культуры, в некотором смысле, на её пепелище, поэтому переводить, как переводили во времена Жуковского и во времена Вересаева, не имеет смысла".
" - С одной стороны, есть вечные и оттого всегда актуальные сюжеты, которые интересно каждой эпохе решать по своему. В немалой степени, сегодня этим успешно занимается Голливуд, экранизируя падение Трои из «Илиады» с Бредом Питтом в роли Ахиллеса, или душещипательный конфликт в трагедии «Ромео и Джульета» с Дугласом Бутом и Хейли Стайнфелд в главных ролях. В интервью на радио «Свобода», ты говоришь: «Гомер - это самозащита от всего того, что происходит вокруг, Гомер - то, что держит на плаву, не дает пойти на дно». Этот взгляд сразу переводит конкретный разговор на беседу вообще - о непреходящей ценности классики и литературных «скреп». Кто сегодня читатели Гомера? И каким ты видишь читателя своих переводов Гомера? <...>
- Ох, не большой я поклонник голливудского ширпотреба. Фильм «Троя» - надругательство над Гомером, если такой поэт действительно существовал. Одиссей Кончаловского - герой не моего романа; успокаивает то, что его Одиссей имеет отдаленное отношение к очень сложному (не менее сложному, чем Родион Раскольников) персонажу эпической поэмы. <...>
В России Гомера читают на гуманитарных факультетах, на обзорных курсах по античной (или европейской, или мировой) литературе. Думаю, не имеет смысла говорить о читателях вообще, хотя я уверен, что есть энное количество людей, которым интересны судьбы героев «Илиады» и «Одиссеи».
Имеет смысл говорить о Читателе, который может сравнить те нескольно имеющихся переводов «Илиады» и «Одиссеи» и решить, какой перевод для него подходит. Специалисты, конечно, прочитают Гомера на языке оригинала, а вот что делать неспециалисту, который считает, что перевод Жуковского переслащен?
Наверное, несколько новых переводов не повредят. Да, мне кажется, что каждому поколению нужен свой Гомер, но в данном случае мне он, наверное, нужен больше, чем моему поколению.
- <...> Переводческие стихи не свободны от влияния переводимых поэтов, но в чем? Отрекаясь от того, что вступаешь в соревнование с авторитетами - Жуковским и Вересаевым, ты объясняешь свою идею так: переводить надо для кого-то, вот и решил попробовать сделать свой перевод для любимого писателя - Варлама Шаламова. Почему стихи можно писать для себя, а переводить надо для кого-то?
- Попытаюсь ответить на вопрос о Шаламове и переводе. Я уже много раз говорил, что переводить для целевой аудитории не умею. Целевая аудитория русского переводчика - в России, но Россия, как некое культурное пространство, для меня - не более, чем абстракция. С тем же успехом, пожалуй, даже с большим успехом, мы могли бы порассуждать о культурном пространстве Рима эпохи Октавиана Августа. И всё же мне очень важно, чтобы мои переводы читали в России. Как-то так...
Теперь о Шаламове. Когда брался за Гомера, решил для себя: если целевая аудитория отсутствует, значит, надо ее придумать, измыслить гипотетического читателя. Воскресни теперь Шаламов, какой бы перевод он предпочел? Не в том смысле, что он с жадностью накинулся бы на переведенные мной четыре песни, а в смысле, какая речь, тональность имела бы отношение к писателю Шаламову? Шаламов здесь скорее - метроном и хронометр.
Я перевожу Гомера после катастрофы русской культуры, в некотором смысле, на её пепелище, поэтому переводить, как переводили во времена Жуковского и во времена Вересаева, не имеет смысла".