Станислав Лесневский. О поэзии Шаламова
Статья Лесневского в Литературной газете, выпуск №44 (6298) (2010-11-03). В качестве образца почти божественных по умиротворенности размышлений над прахом поэта, изведавшего «невзгоды Архипелага ГУЛАГ». Ну и странное впечатление производит портрет Шаламова: "Сухонький, словно былинка, поэт". Для всех знавших его людей Шаламов - все что угодно: «камень», «шкаф», «викинг», «авангардистская скульптура из железа», - но никак не "былинка".
Ответ на анкету ЛГ критика Лесневского (1968) был частью «шахматной партии», разыгрывавшейся сторонниками Шаламова из «Юности» против Твардовского, заполонившего «Новый мир» поэзий некрасовского разлива.
________
Вестник Серебряного века
Моя короткая, к сожалению, дружба с Варламом Тихоновичем Шаламовым началась с удивления.
Дело в том, что приход Варлама Шаламова - поэта (прозаика мы долго ещё не знали) был по-своему неправдоподобен. Совершим некоторое историко-литературное отступление.
Представьте, допустим, что мы только сейчас открыли Евгения Боратынского, а раньше мы бы ничего подобного не знали, не читали. Расслышали ли б мы «последнего поэта», оценили бы? Не знаю… Временной разрыв трудно одолевается. У нас совсем другой язык, иной образ мысли и слова, а главное - звук и слух…
Даже «Столбцы» Николая Заболоцкого, явись они не в двадцатые годы ХХ века, а в шестидесятые, были бы встречены, я думаю, с некоторым изумлением. А поздняя лирика Заболоцкого, идущая и от Тютчева, и от Хлебникова, рождённая драматическими потрясениями времени, оказалась созвучна шестидесятникам.
Историко-литературные десятилетия не вполне совпадают с хронологическими. В русской поэзии середины ХХ века определённым рубежом стал первый альманах «День поэзии» 1956 года. Едва ли не впервые многие в России прочитали тогда стихи Марины Цветаевой!
Это была эпоха возвращений - ценностей, имён и явлений, несправедливо забытых, отторгнутых, перечёркнутых волею жестоких исторических судеб. Возвращались к жизни и люди, которым довелось одолеть невзгоды, испытания Архипелага ГУЛАГ.
Вернулся Александр Солженицын, вернулся Варлам Шаламов… Мы вчитывались, вглядывались, вдумывались в новые страницы русской прозы и русской поэзии. В июле 1968 года «Литературная газета» обратилась к критикам с вопросом, какие стихи, опубликованные недавно в журналах, показались наиболее примечательными. Я выбрал Варлама Шаламова и попытался передать своё удивление новым поэтическим «звуком»: «Меня вновь остановили стихи, явно суховатые, потаённо-загадочные, как переклик звуков в имени их автора: Варлам Шаламов. Три журнала (№ 3 и № 5 «Знамени» и «Юность») вышли предвестьем будущей книги поэта, чей канон строг:
Стиха невозмутима мера -
Она
Для гончара и для Гомера
Одна.
Тем чувствительнее дрожь, изнутри бьющая в эту разумность. «Грозная память» давно бы разорвала пределы, если бы не оковы краткости.
И, ставя обе лыжи стоймя
К венцу избы,
Я постучу в окно спокойно
Рукой судьбы.
За чётко очерченным кругом размышлений - тёплая тайна жизни. «И чтоб мягкий и нестрашный тихо зверь дышал домашний из домашней темноты».
Какие-то гулы отдалённо колеблют «невозмутимую меру» Варлама Шаламова. А начало его стиха всё-таки там, «где взмахнула Ока рукавом». («Литературная газета», 1968, 10 июля).
Варлам Тихонович позвонил мне, и мы встретились. Сухонький, словно былинка, поэт излучал необычайную музыкальную ноту. В наше массовое «бесстилье» он входил с культурой Серебряного века, а тогда даже это имя целой поэтической эпохи ещё не произносилось. Варлам Шаламов стал для нас вестником художественной Атлантиды.
В ответ на моё письмо я получил от Варлама Шаламова сжатое, но бесценное размышление о судьбах русской поэзии ХХ века:
[Дальше приводится письмо Шаламова Лесневскому, см. в его Переписке в «Новой книге». Цитата:
"В статьях этого «Дня поэзии-1968» - опубликовано письмо А. Яшина, предсмертное завещание. Яшин хороший человек, и завещание его продиктовано самым лучшим чувством.
Но ведь всё, что там изложено, его позиция, - это как раз то, из-за чего погибает русский стих. Если всё равно, как писать, тогда не надо браться за стихи. Стихи всегда символичный и многозначный, поэтический текст, допускающий много толкований, - технически страницы стиха могут восхищать.
Яшинский стих - это образец достижения всей русской лирики ХХ века, и, если уж Яшин святой, я предпочту гореть в аду вместе с Анненским и Белым, мои стихи не могли быть написаны без Белого, без Пастернака, без Анненского."]
…Прошли годы, и сегодня ясно, что без Фета, Анненского, Белого, Пастернака, без плеяды поэтов Серебряного века (кстати, этот титул в отношении русской поэзии есть уже в статье Владимира Соловьёва о Константине Случевском) нет Русской Музы. Варлам Шаламов пришёл к нам с этим знанием, пониманием, а главное - слухом, который был дан поэту свыше как Дар.
_________
Пояснения Шаламова (июль 1968):
«Дорогой Яков.
Поздравлять меня с похвалой «Литгазеты» не нужно, но мне очень дорог твой отклик. Разыгрывается шахматная партия, начатая несколько лет назад - грузность походки, улиткоподобные движения в газетно-журнальном и издательском мире растягивают эту партию надолго. Ответ Лесневского на анкету газеты - это один из ходов этой партии по газетно-журнальной шахматной доске. Приедешь - я расскажу тебе подробно. Коротко: вокруг «Юности» - большой круг людей симпатизируют мне - в стихах, прозе и биографии - а не симпатизирующие Твардовскому критикуют его за то, что он в своем глупом капризе просмотрел мои работы в свое время […]
Лесневский, автор ответа на вопрос анкеты «ЛГ» - автор ряда книг о стихах - лефовского - асеевского - маяковского плана. Но он понимает, что нужно новое. Вот это новое он видит и в моих стихах и в прозе.» (Гродзенскому)
«В очередной «Литературке» меня похвалили, как лучшие стихи в первой половине 1968 года (Лесневский). Это очень грамотный критик, который очень хорошо понимает, что стихи без звукового прищелкивания не появляются, не бывают настоящими. «Литгазета» («Юность») делает вторичную попытку привлечь внимание к моему имени. Год назад публикация одновременно с Твардовским должна была читателям доказать, как далеко моя поэзия ушла от стихов редактора «Нового мира», но по тем временам - ни один критик не посмел указать на это, и два критика, друзья решили похвалить лучше редактора «Нового мира», хотя там и сравнивать нечего было.
На сей раз, не имея надежды на искренность и независимость суждений уважаемых критиков-ортодоксов, организаторы анкеты берут перо в свои руки. Вот пока и все.» (Сиротинской)
