Салах Абдуль-Хуссейн Сальмн. Некробытие лагеря у Солженицына и Шаламова (окончание)

Jun 14, 2017 15:18

(начало здесь)

Попробуем на примере произведений «Колымские рассказы» В. Шаламова [35], «Один день Ивана Денисовича» А. Солженицына [34] проследить воплощение категории «пространство смерти» и выделить и общие критерии для двух авторов, которые пытались актуализировать ее через изображение лагерной жизни.
Различные взгляды и позиции, направленные на изображение лагерной жизни в произведениях А. Солженицына и В. Шаламова, дают возможность говорить об общих критериях касательно пространственной организации «Один день Ивана Денисовича» А. Солженицына и «Колымских рассказов» В. Шаламова: изображенное пространство территории лагеря является пространством смерти.
Лагерь - это определенный мир, который принципиально отграничен от обыденного мира. В нем существуют совсем иные, свои законы, и каждый человек выживает в нем по-своему. Термин «лагерь» является пространственным, так как он имеет четкую замкнутость и обособленность.
В «Колымских рассказах» В. Шаламова территория лагеря расположена на островах, что подчеркивает его ограниченность от всего мира. Необходимо отметить, что в произведениях В. Шаламова ограниченность пространства смерти сразу проявляется в ограниченности самого пространства, где находятся заключенные: сперва это тюремная камера, арестантский вагон, а потом и тесный барак в лагере; вся лагерная зона является дискретной, так как внутри нее существуют иные зоны, каждая из которых четко отграничена оградой, сделанной из колючей проволоки, на которой множество замков.
При этом в произведении А. Солженицына лагерная замкнутость прослеживается на нескольких уровнях. На первый взгляд, границы между этими уровнями легко преодолеть (Цезарю Марковичу приходит посылка, самому Шухову - письма), однако это преодоление является очень условным. Кроме этого, и в произведении А. Солженицына и В. Шаламова остров, на который Она пытается добраться («Она бы ему сказала на острове» [имеется в виду новелла писателя и журналистки Франсуазы Ксенакис, жены одного из крупнейших композиторов двадцатого века Яниса Ксенакиса]), закрыт; такую «закрытость» острова можно считать тоже многоуровневой. При этом речь не идет о своеобразной редукции касательно пространства смерти, а, наоборот, определенное количество зон на территории самого лагеря фиксирует его принципиальную закрытость и ограниченность того места, в котором находится заключенный.
Лагерь как бы делает из человека зверя или определенное существо, а все его самые худшие инстинкты видны в полной мере, что приводит к тому, что человек разрушается. Так, например, А. Солженицын не считал, что человек становится вещью или предметом в лагере, как это четко обозначено в «Колымских рассказах» В. Шаламова, однако в повести «Один день Ивана Денисовича» существует множество противоречий, которые касаются «доброты» и «человечности» Шухова. Как все заключенные, Шухов «спациализуется» и подчиняется определенному пространству смерти (он про себя считает, сколько ему должен Цезарь, он сильно ненавидит Фетюкова и даже подчиняется недовольству, когда, из-за уснувшего молдаванина, заключенных вечером задерживают на проверке).
Человеческая жизнь в «Колымских рассказах» В. Шаламова не является ценностью, так как смерть представлена как принципиальное несобытие, а повествование при этом не останавливается и даже «не спотыкается» об смерть. Человек становится вещью или предметом, который является абсолютно пассивным и целостно подчиненным активной зоне пространства смерти. Кроме этого, в этом произведении бросается в глаза лишь первая смерть - смерть очень близкого человека (смерть, которую переживают). Так, смерть секретарши начальника прииска Анны Павловны описывается в произведении достаточно подробно, все последующие смерти просто констатируются, т.е. является обычной констатацией факта.
В рассказах В. Шаламова прослеживается четкое распределение на смерть-убийство и самоубийство. Если смерть-убийство - это что-то очень внезапное и / или неожиданное, то самоубийство - это, как правило, очень тщательно запланированное действие. Несмотря на то, что и то, и другое четко представлены в пространстве, ни то, и ни другое не говорит о полном исчезновении из пространства: умершие все вроде бы остаются в пространстве смерти, и их при этом пытаются как-то «использовать», своего рода продлить им «жизнь» (получить его вещи). У А. Солженицына о событии касательно смерти ничего не маркируется и ничего не говорится. При этом смерть даже очень «невинного работяги» не воспринимают как трагедию, факт об этом убийстве просто констатируется, как о простой новости, несмотря на то, что такие убийства являются «новыми» для конкретного лагеря.
Во всех двух произведениях лагерная смерть маркированно не фиксируется заключенными, остается какой-то абстракцией. Такой вид смерти не просто определяется пространством, а он оказывается этим пространством: смерть может наступить на территории лагеря в любой точке - весь лагерь становится смертью. Поэтому каждый, находившийся в лагере, является интенциональным потенциальным «центром», т.е. носителем смерти: любой заключенный может или сам убить себя, или спровоцировать смерть иного заключенного, при этом донести на соседа по бараку.
В произведении «Она сказала бы ему на острове» Солнце становится «свидетелем» всего происходящего на территории лагеря. При этом Солнце не пытается активизировать пространство, а оно связано с ним, так как представляет и смерть, и страдание: Солнце является средством очень жестоких наказаний для заключенных, а солнечное сияние освещает лишь тех, кто пытается уберечь себя от ударов плетки; Она приезжает на остров в «самый полдень», и, таким образом, приближает Его смерть. Свет Солнца, который попадает на стены, сравнивается с «пятнами грязи», он неяркий, он маркирован [как] принципиально несолнечный. А в «Колымских рассказах» Солнце не несет категорию смерти, но она является каким-то второстепенным инвентарем (за Л. Тимофеевым [28]), которое не имеет никакого отношения к жизненной действительности: оно как бы «прячется» сознательно, чтобы не предоставить людям ни тепла, ни света.
В «Одном дне Ивана Денисовича» А. Солженицына и «Колымских рассказах» В. Шаламова карнавальный мотив изобилия переносится в свою противоположность, которой является мотив голода. Непосредственную часть описания в лагерной жизни занимают повести о еде - описания, направлены на то, как выглядит баланда, что именно давали на обед, а каждый прием пищи при этом превращается в своего рода традицию, а минуты обеда и / или ужина - в «святые» ритуалы. Такой акцент внимания на еде, на процессе приема пищи демонстрирует указания на постоянное чувство голода, которое испытывают заключенные. Связанный с едой «личный праздник» в таком карнавализованном пространстве смерти разделяет всех людей, принципиально разъединяя их: они едят в одиночку, а иногда даже и ночью, делятся только в тех случаях, когда необходимо отдать кому-то долг.
Время в лагерной жизни оторвано от времени всего «большого» мира. Все дни и смена времен года являются условными, особое значение имеет только то, что присутствует здесь и сейчас. При этом переживание времени является предельно субъективным: у каждого заключенного свои временные ориентиры, однако, корректное представление о времени меняется абсолютно у всех. В пространстве смерти знание правильного времени является незначимым, так как важным является лишь то место, в котором ты находишься: именно от места, где будет работать заключенный, зависит длительность рабочего дня. Время полностью определяется только пространством.
В пространстве смерти время, которое показывает жизнь всего лагеря, стремится к пространственности, т.е. оно растягивается. Так, в произведении А. Солженицына время как будто застыло, оно стало пространством, т.е. лагерем: представленный день вовлекает в себя всю лагерную жизнь - временная длительность является максимально редуцированной до одного дня, и она, в свою очередь, описывается в «пространственном срезе», где нет места ни для прошлого, ни для будущего.
Подводя итог, можем констатировать, что особое внимание к изучению смерти принадлежит, с одной стороны, тенденции к «пространственности», а с другой, - к явлению «спациализации» смерти, однако смерть с позиции литературы является пространственной доминантой, а уже в концепциях и учениях литературоведов и философов смерть - темпоральная категория. Поэтому это послужило тому, что в литературе формируется иное взаимоотношение смерти и пространства, которое нашло свое отражение в индивидуальном виде пространства - «пространстве смерти», которое является своеобразным художественным языком XX ст., где закрепились состояния бытийственности, неустойчивости, кризисности, неопределенности столетия.
Кроме этого, в русской литературе XX ст. «пространство смерти» характеризуется такими категориями, как замкнутость, активность (заставляет всех героев действовать), карнавализованностью. Более того, такое пространство моделирует корректное восприятие смерти в художественном мире и пытается подчинить себе художественное время. Анализ произведений «Колымские рассказы» В. Шаламова, «Один день Ивана Денисовича» А. Солженицына дал возможность доказать гипотезу о том, что пространство смерти является дискретной категорией, так как в нем прослеживается разделение между двумя зонами: Светлой и Темной. Эти две зоны являются частью пространства смерти, однако каждая из них характеризуется собственными законами и правилами, которым все герои подчиняются. При этом отмечаем, что художественное пространство в анализируемых произведениях демонтирует об общих чертах: оно имеет несколько уровней, при этом базой ключевого уровня является смерть, т.е. «пространство смерти».

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Аббаньяно, Н. Введение в экзистенциализм / Н. Аббаньяно. - СПб. : Алетейя, 1998. - 309 с.
2. Барт, Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика / Р. Барт. - М. : Прогресс, 1989. - 616 с.
3. Батай, Ж. Внутренний опыт / Ж. Батай. - СПб. : Мифрил, 1987. - 336 с.
4. Батай, Ж. Проклятая доля / Ж. Батай. - М. : Гнозис, Логос, 2003. - 208 с.
5. Батай, Ж. Теория религии / Ж. Батай. - М. : Современный литератор, 2000 - 352 с.
6. Бланшо, М. Последний человек / М. Бланшо. - СПб. : Азбука, 1997. - 304 с.
7. Бланшо, М. Пространство литературы / М. Бланшо. - М. : Логос, 2002. - 288 с.
8. Больнов, Отто Ф. Философия экзистенциализма / Отто Ф. Больнов. - СПб. : Лань, 1999.    - 222 с.
9. Великовский, С.И. «Проклятые вопросы» Камю / С.И. Великовский // Камю А. Избранное. - М. : Правда, 1990. - С. 5-32.
10. Великовский, С.И. В поисках утраченного смысла / С.И. Великовский. - М. : Художественная литература, 1979. - 295 с.
11. Великовский, С.И. Грани «несчастного сознания» / С.И. Великовский. - М. : Искусство, 1973. - 239 с.
12. Великовский, С.И. Умозрение и словесность. Очерки французской культуры / С.И. Великовский. - М.; СПб. : Университетская книга, 1999. - 711 с.
13. Демичев, А.В. Deathнейленд / А.В. Демичев // Альманах «Фигуры Танатоса», Искусство умирания : сб. ст. / под ред. А.В. Демичева, М.С. Уварова СПб. : Изд-во СПбГУ, 1998. - Вып. 4. - С. 51.
14. Женетт, Ж. Литература и пространство / Ж. Женетт // Работы по поэтике. Фигуры. В 2 т. - Т. 1. - М. : Изд-во им. Сабашниковых, 1998. - С. 278-283.
15. Женетт, Ж. Повествовательный дискурс / Ж. Женетт // Работы по поэтике. Фигуры. В 2 т. - Т. 2. - М. : Изд-во им. Сабашниковых, 1998. - С. 60-278.
16. Женетт, Ж. Пространство и язык / Ж. Женетт // Работы по поэтике. Фигуры. В 2 т. - Т. 1. - М. : Изд-во им. Сабашниковых, 1998. - С. 126-132.
17. Исупов, К.Г. Русская философская танатология / К.Г. Исупов // Вопросы философии. - 1994. - № 3. - С. 106¬114.
18. Исупов, К.Г. Смерть «другого» / К.Г. Исупов // Бахтинология: Исследования, переводы, публикации. - СПб. : Алетейя, 1995. - С. 103-116.
19. Кушкин, Е.П. Мальро и Ницше. Опыт нигилизма / Е.П. Кушкин // Реализм в зарубежных литературах XIX-XX вв. - Саратов, 1989. - С. 54-62.
20. Левинас, Э. Время и другой. Гуманизм другого человека / Э. Левинас. - СПб. : Негосударственное образовательное учреждение - Высшая религиозная философская школа, 1998. - 264 с.
21. Левинас, Э. Избранное: Тотальность и бесконечность / Э. Левинас. - М.; СПб. : Университетская книга, 2000. - 416 с.
22. Нет, В. Текст как пространство / В. Нет // Критика и семиотика. - Вып. 6. - М., 2003. - С. 38-50.
23. Рымарь, Н.Т. Кубистический принцип в литературе XX века / Н.Т. Рымарь // Научные чтения в Самарском филиале университета РАО. - Вып. 1. - М., 2001. - С. 97-100.
24. Рымарь, Н.Т. Поэтика романа / Н.Т. Рымарь. - Куйбышев : Изд-во Саратовского университета, Куйбышевский филиал, 1990. - 252 с.
25. Рымарь, Н.Т. Теория автора и проблема художественной деятельности / Н.Т. Рымарь, В.П. Скобелев. - Воронеж : Логос-Траст, 1994. - 263 с.
26. Рымарь, Н.Т. Хаос и космос в структуре романного мышления / Н.Т. Рымарь // Динамика культуры и художественного сознания (философия, музыковедение, литературоведение). - Самара : Департамент культуры Администрации Самарской области, 2001. - С. 64-77.
27. Сартр, Ж.-П. Бытие и Ничто / Ж.-П. Сартр. - М. : ТЕРРА-Книжный клуб, 2002. - 640 с.
28. Тимофеев, Л. Поэтика лагерной прозы / Л. Тимофеев // Первое прочтение «Колымских рассказов» В. Шаламова // Октябрь. 1991. - № 3. - С. 182-195.
29. Фрэнк, Д. Пространственная форма в современной литературе / Д. Фрэнк // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX-XX вв.: Трактаты, статьи, эссе. - М. : Изд-во Московского университета, 1987. - С. 194-213.
30. Фуко, М. Воля к истине. По ту сторону знания, власти и сексуальности / М. Фуко. - М. : Магистериум: Касталь, 1996. - 446 с.
31. Шестов, Л. Киркегард и экзистенциальная философия / Л. Шестов. - М. : Прогресс: Гнозис, 1992. - 302 с.
32. Шестов, Л. На весах Иова / Л. Шестов // Соч. в 2 т. / Л. Шестов. - Т. 2. Р. : YMCA-Press, 1975. - 412 с.
33. Шпенглер. О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории / О. Шпенглер // Гештальт и действительность. - М. : Мысль, 1993. - 663 с.

Список иллюстрированных источников

34. Солженицын, А. Один день Ивана Денисовича / А. Солженицын. - 1962.
35. Шаламов, В. Колымские рассказы // Шаламов В. Сочитения: В 2 т. Т. 1 Колымские рассказы. Екатеринбург: У- Фактория, 2004. - С. 29-226.

Салах Абдуль-Хуссейн Сальмн, магистрант, кафедра русского языка, факультет языков, Багдадский университет, Ирак
(College of Languages, Baghdad University, Iraq)

Александр Солженицын, литературоведение, Варлам Шаламов, концентрационные лагеря, двадцатый век, философия

Previous post Next post
Up