Рецензии в израильских газетах на книгу "Колымские рассказы" на иврите
В 2005 году "Колымские рассказы" выходили в Израиле в переводе на иврит. Одну большую рецензию (см. здесь) я перевел, другие, поменьше, на которые наткнулся позже, скачал, чтобы перевести, но забыл. Сейчас обнаружил эти скачанные файлы в свалке своего компа и решил восполнить пробел.
Кстати, существует израильский анимационный фильм по рассказу "Шоковая терапия" с английскими субтитрами, но где его сейчас искать, не знаю, надо было скачать, а я поленился.
_________
"Одни из самых тяжелых текстов, которые когда-либо появлялись", газета Маарив, 16/1/2005
Рои Вольман
Наравне с Александром Солженицыном, чьи "Архипелаг ГУЛаг" и "Один день Ивана Денисовича" уже переведены на иврит, нет более важного по значению представителя литературы ГУЛАГа, чем Варлам Шаламов, чей сборник "Колымские рассказы", рожденный двадцатилетним опытом мясорубки тела и души, сейчас тоже увидел свет на иврите.
"Колымские рассказы", если сформулировать без эмоций - один из самых тяжелых текстов мировой литературы, и не в смысле языка - читаются они легко, но принять их трудно. Из вещей Шаламова, который был обвинен в "контрреволюционной деятельности, измене, мятеже и содействии международному империализму", ГУЛАГ предстает как мир бескомпромиссного нигилизма, тотальной дегуманизации, суд над которым был отложен так же, как его обсуждение и осмысление. Тут источник и причина языка свидетельств Шаламова - языка по существу, точного, острого, который только и в состоянии передать ситуации, где человеку остается единственная возможность, действовать. Даже в страданиях, согласно великой русской литературе - спасении души, нет смысла, поскольку нет и спасения.
Шаламов не только бросает вызов основам русского нарратива, но и предлагает альтернативную модель литературе антиутопии, противопоставляющей системе зла героя, которого спасает его вера в добро. В жизненном раскладе "Колымских рассказов" у добра нет преимуществ перед злом. Добро и зло взаимно проникают друг в друга, получая обоюдное выражение в реальности, где каждая жертва одновременно палач и наоборот, без исключений, без возможности вырваться из этого порочного круга.
В смысле выразительных средств, язык Шаламова не пренебрегает и еще одной функцией литературного языка - его лексическим богатством, главным образом, для описания достойной изумления природы Крайнего Севера, которая служит фоном для этих ужасов. Однако, главное, на мой взгляд, достоинство этой прозы с ее богатым набором литературных приемов - мозаика жизни. Нужно подчеркнуть, что "Колымские рассказы", основанные на жизненном опыте, были написаны уже после освобождения и возращения автора в Москву. Поэтому книга совершает свое плаванье между "выдуманной биографией" и "реальной" или тем, что помнится как "реальная", и здесь парадоксальным образом больше правды и человечности, чем в сухом документе. Ибо "Колымские рассказы", если все описанное в них правда, не могли быть созданы на Колыме сороковых годов двадцатого века - эти время и место требовалось пережить, а не описать.
Переводчик Рои Хэн отмечает в предисловии, что "большинство персонажей названы их настоящими именами, а названия мест, лагерей и лагерных отделений существуют фактически". Часть рассказов написана от первого лица. Каждый датирован годом создания, как забытые после окончания стройки леса. Почему? Может быть, для того, чтобы было ясно, когда именно стало возможным их написать. Может быть, для того, чтобы усилить - эстетически - "дистанцию" между временем написания и временем, о котором рассказывается, создать отстраненность: "я" пишущий всматриваюсь в "я", о котором рассказываю. Ибо после ГУЛАГа, "я" писатель - уже не тот "я", о котором пишется. И им не буду. Ведь, в конце концов, это вопрос морали: если ты пишешь о другой планете - какова вероятность того, что можешь взаправду вернуться туда через годы и расстояния?
* * *
"Колымские рассказы" Варлама Шаламова", газета Едиот Ахронот, 28.08.07
Нили Мирски, переводчик
Около двадцати лет провел Шаламов в советских лагерях принудительного труда и смерти на Колыме. "Колымские рассказы" - достоверное, прямиком из ада, свидетельство и одновременно великая литература писателя, умеющего найти верные слова для ужасных вещей. Может показаться странным, но когда я читаю тексты "Колымских рассказов", я всегда ловлю себя на том, что думаю о Флобере, каждый день охотившимся за "точным словом", "правильным словом". "Колымские рассказы" - именно потому, что материал их сам по себе тяжел и ужасен настолько, что перехватывает дыхание - есть портрет слов.
Кстати, существует израильский анимационный фильм по рассказу "Шоковая терапия" с английскими субтитрами, но где его сейчас искать, не знаю, надо было скачать, а я поленился.
_________
"Одни из самых тяжелых текстов, которые когда-либо появлялись", газета Маарив, 16/1/2005
Рои Вольман
Наравне с Александром Солженицыном, чьи "Архипелаг ГУЛаг" и "Один день Ивана Денисовича" уже переведены на иврит, нет более важного по значению представителя литературы ГУЛАГа, чем Варлам Шаламов, чей сборник "Колымские рассказы", рожденный двадцатилетним опытом мясорубки тела и души, сейчас тоже увидел свет на иврите.
"Колымские рассказы", если сформулировать без эмоций - один из самых тяжелых текстов мировой литературы, и не в смысле языка - читаются они легко, но принять их трудно. Из вещей Шаламова, который был обвинен в "контрреволюционной деятельности, измене, мятеже и содействии международному империализму", ГУЛАГ предстает как мир бескомпромиссного нигилизма, тотальной дегуманизации, суд над которым был отложен так же, как его обсуждение и осмысление. Тут источник и причина языка свидетельств Шаламова - языка по существу, точного, острого, который только и в состоянии передать ситуации, где человеку остается единственная возможность, действовать. Даже в страданиях, согласно великой русской литературе - спасении души, нет смысла, поскольку нет и спасения.
Шаламов не только бросает вызов основам русского нарратива, но и предлагает альтернативную модель литературе антиутопии, противопоставляющей системе зла героя, которого спасает его вера в добро. В жизненном раскладе "Колымских рассказов" у добра нет преимуществ перед злом. Добро и зло взаимно проникают друг в друга, получая обоюдное выражение в реальности, где каждая жертва одновременно палач и наоборот, без исключений, без возможности вырваться из этого порочного круга.
В смысле выразительных средств, язык Шаламова не пренебрегает и еще одной функцией литературного языка - его лексическим богатством, главным образом, для описания достойной изумления природы Крайнего Севера, которая служит фоном для этих ужасов. Однако, главное, на мой взгляд, достоинство этой прозы с ее богатым набором литературных приемов - мозаика жизни. Нужно подчеркнуть, что "Колымские рассказы", основанные на жизненном опыте, были написаны уже после освобождения и возращения автора в Москву. Поэтому книга совершает свое плаванье между "выдуманной биографией" и "реальной" или тем, что помнится как "реальная", и здесь парадоксальным образом больше правды и человечности, чем в сухом документе. Ибо "Колымские рассказы", если все описанное в них правда, не могли быть созданы на Колыме сороковых годов двадцатого века - эти время и место требовалось пережить, а не описать.
Переводчик Рои Хэн отмечает в предисловии, что "большинство персонажей названы их настоящими именами, а названия мест, лагерей и лагерных отделений существуют фактически". Часть рассказов написана от первого лица. Каждый датирован годом создания, как забытые после окончания стройки леса. Почему? Может быть, для того, чтобы было ясно, когда именно стало возможным их написать. Может быть, для того, чтобы усилить - эстетически - "дистанцию" между временем написания и временем, о котором рассказывается, создать отстраненность: "я" пишущий всматриваюсь в "я", о котором рассказываю. Ибо после ГУЛАГа, "я" писатель - уже не тот "я", о котором пишется. И им не буду. Ведь, в конце концов, это вопрос морали: если ты пишешь о другой планете - какова вероятность того, что можешь взаправду вернуться туда через годы и расстояния?
* * *
"Колымские рассказы" Варлама Шаламова", газета Едиот Ахронот, 28.08.07
Нили Мирски, переводчик
Около двадцати лет провел Шаламов в советских лагерях принудительного труда и смерти на Колыме. "Колымские рассказы" - достоверное, прямиком из ада, свидетельство и одновременно великая литература писателя, умеющего найти верные слова для ужасных вещей. Может показаться странным, но когда я читаю тексты "Колымских рассказов", я всегда ловлю себя на том, что думаю о Флобере, каждый день охотившимся за "точным словом", "правильным словом". "Колымские рассказы" - именно потому, что материал их сам по себе тяжел и ужасен настолько, что перехватывает дыхание - есть портрет слов.